Если только

— Если бы только так проходило каждое задание… — шуршит шёпотом Годжо, и часть его вздоха тонет в пузырьках и паре — он опускается губами к самой кромке воды, пряча подбородок, булькая что-то на рыбьем. Его мокрые волосы подтёками молока облепляют шею. Его очки запотели. Он красивый — такой красивый, что Гето хочется пробить рукой свой живот, вырвать оттуда желудок, выпотрошить его, как осиный улей: прочь, прочь, прочь со своими крыльями… Он в ответ лишь мычит. Двигаться нерентабельно. Нулевое КПД. Лучше просто сидеть, позволяя горячей воде вываривать из себя всю грязную накипь, вымывать из-под ногтей кровь, расплетать узлы в сведённых мышцах. В этот раз им действительно повезло — проклятье завелось рядом с онсэном в горах и, разобравшись с утырком, они остались на вечер в геотермальных источниках. Отмокать. Восстанавливать силы. Их внутренние батарейки заряжаются медленно, но верно, и совсем скоро достигнут такого уровня заряда, что между их тела снова заискрит — статическое электричество на губах, шаровая молния вместо солнечного сплетения, импульс, разряд, импульс, разряд. Линия пульса искривляется в радиочастоту, принимает сигнал. AC\DC — переменный ток, постоянный ток. Или там… Metallica. «Nothing else matters». И они потянутся друг другу навстречу заряженными магнитами, не отлипнут друг от друга до утра, прилежно изучая законы трения. Первый раз взаимопомощи случился между ними более полугода назад — почти тогда же, когда они отморозили себе задницы и щёки, целуясь на пустых трибунах. Помяли картонное поле для настолки, растеряли половину карточек. Трусцой добегая до общаги, они в который раз за день договорились обо всё забыть, а через два часа Годжо пошёл в душ, но вместо своей комнаты завернул к Гето, забрался к нему под одеяло — и всё, пиздец. Карусель неумелых ласк, смешков под одеялом, попыток приноровиться к чужому члену в своей ладони и вписаться в ритм, опухших губ и дебильных шуток кружила их до самого утра. С тех пор они ночевали вместе чаще, чем по отдельности. С тех пор Гето подрочил себе сам — своей рукой, наедине лишь с фантазиями, — наверное, всего раза три… Может, четыре. Мысли эти заставляют проклятие в его животе встрепенуться — оно ему хорошо знакомо, он его не укротил, но выучил. Оно соткано из людской похоти, алчности, гордыни. В основном, конечно, всё же похоти. Он тянется к Годжо, кладя заржавелую от усталости руку ему на шею. Мышцы, будто напитанные горячей водой, размякли и потяжелели. Движения смазались. Гето привлекает его к себе, и улыбка на лице Сатору похожа на новую особую технику — обезоруживающее блядство. Бьёт наповал: сорок три раненных, семеро погибших. Ни одного недовольного клиента. Годжо перебирается к нему на колени, и все мысли в голове Гето рассеиваются пеплом от ядерного взрыва. Он способен выкосить город щелчком пальцев, его Сатору. В его глазах расщепляются протоны и нейтроны, ловят друг друга за хвосты бозоны Хиггса, время становится волной и распадается на частицы — решаются нерешаемые задачи хромодинамики и квантовой физики, всё невозможное становится возможным. Всё возможное становится ребром, как замешкавшаяся монета, не понявшая суть вопроса: орёл или решка? Да или нет? «Да, да, да…» — думает Сугуру, слизывая с чужих губ свой собственный вкус. С ним — всегда да. С ним — всегда. Только бы с ним.