(пока без названия, у меня с ними плохо)

Омега без имени

— У нас осталось ровно два целковых, дружище, — какой-то старик неприязненно окинул меня взглядом и двинулся прочь, будто я чумной какой-то. А может, он и прав. Наверняка его отпугнула вымученная улыбка почти мертвеца. Или круги под глазами. Или весь мой потерянный вид. Мы покинули пепелище Мэнны месяц назад. Это было некогда красивое место, слишком обыденное для различных баронов, маркизов и графов, но только не для крестьянского мальчишки, прожившего всё детство рядом со спокойной речной лентой, широко опоясывающей луга. Мэнна была вотчиной одного лорда, спившегося из-за своего непутёвого сына, да отправившегося в мир иной после очередной винной чаши. В тот день я разругался с Коу́лем, прокля́тым альфой, сыном конюха, благодарствие ему за Лайтсона. Нельзя сказать, что Коу́ль был плохим человеком — мы выросли вместе с самого детства, его тётка обучала меня стряпне не столько из-за статуса омеги, сколько из-за предчувствия не совсем лёгкой дороги в жизни. Но его сбивчивые, жаркие слова о любви мешали вести учёт зерна, да и вообще не привлекал он меня. Неприязнь к этому человеку с его смертью осталась погребенной под пеплом, и сейчас на смену ей пришло равнодушие. Лайтсон шёл рядом, обеспокоенно фыркая, вот уж бестия на мою голову. Умный конь, да и шибко красивый для обычного крестьянина вроде меня, несмотря на отсутствие должного ухода в течение последних дней. Лайтсон если и был породистым, то вполовину, но и это не делало ему чёрного дела, даже наоборот, привлекало внимание и задерживало взгляд. — Лайт, — конь мгновенно остановился, позволяя уставшим ногам расслабиться. Мне бы сейчас просто набрать пары монет для обеда и постоя на ночь. Хорошо было бы смыть с себя грязь, приняв ванну, только боги вряд ли так уж и милосердны к сироте. Не пристало им выполнять капризы какого-то смертного, стало быть нужно выбираться из неприятности самому. За этими размышлениями я не заметил подползшей ко мне змеи. — Почём лошадь? — Человек был очень пренеприятный, с цепким оценивающим взглядом, смотрящим исключительно на меня. Народ при этом как-то обречённо пожимал плечами, и почему-то это показалось донельзя смешным: а кому, собственно, сдался незнакомец, которому впрочем нужны деньги. Нужны, но не от того кто вызывает отвращение с первых минут. — Это конь. Если вы настолько слепы, что не видите этого, загляните под хвост и убедитесь в вашей способности разглядеть яйца. Глаза собеседника опасно сузились, и только тогда я заметил в его руке золотой. На него можно не бедствовать неделю при той же экономии. — Три золотых и серебряная монетка. — Видел бы кто прохожих. Я запросил непомерно дорогую плату по меркам шлюх этих мест. Слова мои всколыхнули толпу, и они быстро стали передавать из уста в уши последние новости: "как дерзок он с нашим Халалом", "бедолага, совсем плох", "Халал такого не стерпит". А кто-то даже презрительно выдал: "рано или поздно все продадутся, шлюха омежья". — Что ж, я думаю, мы договоримся. — Тот, кого прозвали Халалом, улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы. Он раскрыл свои объятия, а я подумал, что Коуль бы напился в свинью, расскажи кто об этом. Но Коуль был слабым альфой, а я хоть и омега, но слабым точно уж себя не считаю. Я обнял его, задержав дыхание. Пахло кислым вином, сыром из козьего молока и чем-то ужасно тошнотворным. Он положил руку на талию, и было неловко перед Лайтсоном. Но ещё не время. Не время. Прохлада переулка принесла облегчение. Я никогда не любил загонять кобылиц и коней до смерти, уважительно относясь к этим созданиям. Так что я готов был загнать до смерти себя, чем Лайта. За ним всё равно бы присмотрели - конь нужен везде. И Лайтсон это понимал, вот только покуда он чувствовал моё сердце, никому не давался. Злобным взглядом смотрел теперь он на подходивших зевак, решивших просто потеснить его с дороги. — Бывает, что лежит на дороге камень, а это и не камень, а драгоценность. И ты тоже такой же. — Спина заныла от удара о стену, а его руки развязывали шнуровку на своих щеголь ских шароварах. — Такой же, верно? "Ещё не время" — колени будут ныть, однако осталось совсем немного. Он бросил деньги на землю, как бросают кость надоедливой псине. — Приступай. Соберёшь потом. Когда я был маленьким, я очень любил играть с пожилым альфой. Он заменил мне отца и вырезал из дерева много свистулек для таких же ребятишек как я. Птицы, рыбы, обычные дудочки. Он посвящал всего себя детям, но лишь почему-то со мной был более печален, чем с другими. Однажды я спросил его после сбора урожая, не разочаровался ли он во мне. Да, бывало, я подворовывал или отлынивал от работы, дрался с ребятами или подсматривал за молодыми крестьянками, но терять из-за этого уважения мудрого старца я не хотел. Он лишь печально улыбнулся и погладил меня по голове, сказав, насколько "судьба обошлась жестоко, послав семье нежданного омегу". Тогда я не понял этих слов. Это потом спустя несколько лет, во время первой течки, мне пришло понимание: омегой быть опасно. Естество Халила было обделенно размером, но одна его толщина внушала ужас. Боги, помогите в задуманном. Осторожно дотронувшись губами до его плоти, я почувствовал, как в животе завязывается узел и тянется к горлу. Халал вцепился в волосы, и несмотря на моё недовольство, подался бёдрами навстречу. Стало дурно. Настолько, что помутнело в глазах. "Пора!" Я с огромнейшим наслаждением почувствовал его кровь в своём рту. Словно дикая псина, вцепившаяся в свой кусок мяса, мои зубы сомкнулись на елдаке Халала, и прекрасные крики боли наполнили переулок людьми. Я чувствовал сковавший их ужас, чувствовал неверие, я чувствовал. Разомкнув челюсть, я смотрел на извивающегося Халала, пока кровью пропитывалась посеревшая от времени рубаха. Улыбка за долгое время была настоящей. Лай псов послужил пробуждением. Бегло собрав брошенные монеты, я выбежал из переулка, забравшись в седло. Лайтсон всё понял без слов. Кровь, всё ещё стекающая с подбородка, терялась в гриве животного. Я сомкнул руки на его шее и закрыл глаза от усталости.

Альфа без имени

Его тело рухнуло к моим ногам, залив кровью землю. Кажется, это был последний. На ногах осталось пятеро: я, Галин, Мерсер и двое вечно молчаливых арбалетчиков, с которыми я так и не познакомился за всё время нашего путешествия, остальные либо погибли, либо валялись в грязи и корчились от боли. Караванщики же, которых мы должны защищать, куда-то все попрятались. Ан нет, вижу. Один, забившись под телегу, трясётся от страха и кому-то молится, другой, видимо не выдержали нервы, схватил меч и что-то истошно орёт. Могу его понять, бой действительно место страшное и кровавое, но такое поведение может плохо сказаться на чьём-то здоровье. Отовсюду доносятся стоны, хрипы и какое-то мерзкое чавканье. Мы немного подождали, и убедившись, что на нас никто больше не нападает, двинулись добивать раненых разбойников и помогать оставшимся в живых соратникам. Я снял шлем и глубоко вздохнул. В нос ударил запах хвои, крови и железа. Что-то предприняло жалкую попытку схватить мою ногу. Этим чем-то оказалась рука. Самая обыкновенная, ничем не примечательная рука с плохо прикреплённым к ней человеком. Несильный удар фальшионом раскроил ему голову, его руке это, похоже, понравилось, ибо она успокоилась и прекратила всякие поползновения в сторону моего сапога. Как оказалось позже, многие из нас живы, ранены, кто-то даже тяжело, но живы, так что, хвала Нэрдашу, нам, всё же, повезло. Чего нельзя сказать о нападавших. Всего их оказалось немногим более двух десятков, вооружены они были весьма неплохо, у пары я даже заметил части латных доспехов королевской армии. Уж не знаю, кого именно они за них убили, но это и не важно. Чем лучше обеспечены побеждённые, тем лучше для победителей, то есть, для нас. Собранная добыча станет отличным прибавком к награде за наши контракты. Спустя время и несколько десятков обысканных и избавленных от ненужных им теперь вещей тел, караван, наконец, двинулся к цели – небольшому городу Лейавинну. Там мы получим свои деньги, а торговцы обзаведутся другим отрядом и продолжат свой путь в столицу. Так и случилось, остаток дороги прошёл без происшествий и приключений. Шли молча, без привалов и утром следующего дня мы прибыли, каждый получил свои положенные четыре золотых, и с этого момента, наш сводный отряд прекратил своё существование. Я стал предоставлен самому себе. Лейавинн. Самый обычный город, ничем не отличающийся от любого другого, в нём точно также, как и везде в королевстве верховодят маленькие бандитские шайки, на торговой площади орудуют карманники, недалеко кого-то казнят, может за дело, а может, просто так, а местный лорд больше занят увеселением своего любимого себя, чем делами города и окрестных земель. Первым делом я решил найти оружейника, дабы избавится от нажитого хабара и хоть немного, но наполнить свой кошель. Спустя час непрерывных поисков, он всё же нашёлся. Столь наглых омег я не встречал уже очень и очень давно. Он назвался Браном и поначалу даже показался неплохим человеком, но морок спал, как только он назвал цену за моё, позаимствованное у трупов, барахло. За кирасу, два шлема королевства, несколько неплохих мечей и наконечников копий от предлагал какие-то жалкие два золотых и, как он сам выразился, «из щедрости» накинул ещё двадцать серебряников. Деваться было некуда и я согласился. В расстроенных чувствах я вышел на улицу и пошёл, куда глаза глядят. А глядели они в сторону местного рынка. Как и всегда, здесь было людно. Отовсюду доносились возгласы торговцев с призывами купить лучшее, да по самым низким ценам, кто-то перебранивался, кто-то, было, полез в драку, но его увела стража. В как общем, жизнь шла своим чередом. Вдруг, что-то изменилось, люди стали шептаться и переглядываться, и до моих ушей долетело имя. Халал. Я протиснулся к месту странного действа, растолкав нескольких собравшихся зевак. Пред моими глазами предстала мерзейшая картина: отвратительный неимоверно вонючий альфа, наверное, он и есть этот самый Халал, снял штаны и обнажая свой отросток перед лицом какого-то молодого омеги. Гораздо интереснее мне было смотреть на три золотые монеты, лежащие у их ног. Деньги… Они так ласкают взгляд. Думая о них, я пропустил, что происходило чуть выше. А там, в самом деле, было на что посмотреть. Неожиданно, альфа схватился за пах, начал визжать и упал на землю, истекая кровью. Омега же времени зря не терял, схватив лежащее на земле золото он со своим конём убежал. Что ж, неплохое представление, мне понравилось. Кто-то звал стражу, кто-то кричал, Халал извивался и сыпал проклятиями. Не самое красивое и впечатляющее зрелище в моей жизни, но, всё же, мне оно пришлось по нраву. Помню, четыре года назад в Хагене мне довелось работать помощником пыточных дел мастера. Почти полгода мы наставляли еретиков на путь истинный. Эх, отличное было время. Интересно, как там старик Дроган, жив ли? Он обучил меня премудростям допроса и даже обещал познакомить со своей красавицей-дочкой. Жаль, что тогда мне пришлось бежать. Откуда я мог знать, что убитый мной пьянчуга, что домогался трактирщика был жрецом Аонира? На нём это не было написано. Или было? Дак вот что означал жёлтый шрам у него на лбу… Когда я в последний раз видел Дрогана, он болел кровным жаром. Благо, эпидемию быстро подавили, но с ним мы больше не встречались. Эх, старик… Храни тебя Нэрдаш, где бы ты ни был. Когда прибежала стража, меня уже не было. Я решил не впутываться в это дело, поесть и отдохнуть. Трактир, в отличие от лавки козла-оружейника, я нашёл быстро. Всё же, долгие походы с боями не очень хорошо сказываются на здоровье желудка, а посему я решил впервые за две недели предаться пьянству и чревоугодию. Почему не разврату? Потому что разврат был назначен на следующий день. В этот час судьба принесла мне не только полового с супом, бутылкой вина и жареными рёбрами оленя, но и Мерсера с Галином, зашедших сюда по той же причине, что и я. Пили мы до самого вечера, вспоминали тех, кого с нами нет, и тех, кого с нами не будет, восхваляли госпожу Удачу и проклинали Светлых богов. Много всего тогда было сказано. Много настолько, что хватило бы на пятнадцать смертных приговоров – каждому из нас по одному за каждую нарушенную догму пресвятейшей церкви королевства Мезари. Благо, отрядов церковных штурмовиков здесь не было, и нам всё сошло с рук. Вечером, сняв комнату на ночь, вместо того чтобы пойти спать после бессонной ночи и пьянки с сослуживцами, наплевав на доводы остатков утонувшего в вине разума, логики и чего бы то ни было ещё, я пошёл гулять. Душа требовала воли. Не помню, сколько и куда я шёл. Или полз? Помню, что орал «Долг солдата удачи» и «Балладу о конунге Олафе». В какой-то момент я наткнулся на нескольких людей с собакой. Кажется, их было трое… Или же шестеро? Я посмотрел на свои руки… Их количество меня позабавило и даже весьма порадовало. Их было ровно на две больше, чем было утром, а значит, я теперь могу одновременно пользовать и арбалет, и меч, и даже прикрываться щитом. Очень мне понравилась эта мысль, и немедленно пришло желание на ком-нибудь испытать новые способности. От созерцания своих рук и глубоких мыслей меня отвлекло лошадиное ржание и крик о помощи. Только сейчас я заметил, что те шестеро в переулке, не считая собак, пытаются поймать расплывающегося коня, где-то я его уже видел, и связать избитого… кого-то. Похоже, этот кто-то и просил о помощи. Я было подумал, что шестеро для меня одного это слишком много, но что-то в моей многострадальной голове. А голове ли? Подсказало закрыть один глаз. Желательно левый. Врагов стало вдвое меньше, и это придало мне уверенности. Благо, начавший вырабатываться адреналин немного прояснил мой разум. Болт попал одному из нападавших под правую лопатку, незамедлительно последовавший крик боли заставил товарищей раненого обратить внимание на меня. Перезарядить арбалет я не успел. Зато успел взять щит и вынуть фальшион из ножен. Первый налетевший на меня враг получил удар торцом щита в челюсть. Второй же был более рассудителен и осторожен, но ему очень не хватало умения. Он почти успел ударить меня топором, но я оказался быстрее. Быстрый подшаг в правый фланг противника с ударом фальшиона по ноге решил его судьбу. Он более был неспособен защищаться и просто выл от боли. Неожиданный удар по загривку едва не отправил моё лицо навстречу земле. Устоял. От ещё одного удара я смог увернуться, а враг получил рану на животе и вслед за ней - перелом ключицы. Бой окончен. Я подошёл к лежащему на земле избитому и связанному по рукам и ногам парню. Он был омегой. Очень симпатичным омегой. Мне захотелось его поцеловать, но что-то меня остановило. Он кажется, знакомым, этот омега. Я взглянул на его лицо с разных сторон и вспомнил. Ну конечно же! Это же он был на рынке! Это он откусил тому альфе член и забрал золото! Или не он? Всё может быть. Сейчас это не важно. Но лучше пока не пользоваться положением. На всякий случай. Вдруг это действительно он, а если так, то неизвестно, что сейчас бывало у него во рту, кроме Халалова органа. Путы, его связывавшие его спали и перекочевали ко мне на пояс. Верёвка лишней не бывает. -Ты в порядке?, - спросил я омегу. В ответ он лишь измученно улыбнулся и сказал: «Я хочу спать…» Конь всё это время стоял смирно, хоть и явно сильно нервничал. На всякий случай я сказал ему, что всё будет хорошо. Уж не знаю, понял он или нет, но, вроде стал спокойней. Освобождённый омега был заброшен в седло своего скакуна. Осторожно взяв коня за уздечку, я довёл его до трактира, в котором остановился на ночь. Дорога была незнакома, но ноги сами подсказывали, путь. Когда мы добрались до места, копытное животное куда-то делось. Не помню куда, но делось. Наверное, стоит к чему-то привязанное. Ну и пусть себе стоит. Мальчишка был без сознания был положен на кровать, которая предназначалась мне. Комната была маленькая, а пол холодным, так что, на моей кровати ему пришлось потесниться. Я снял доспех, убрал оружие, на всякий случай, оставив при себе кинжал, лёг рядом с омегой и впервые за двое суток провалился в блаженное небытие.