В тишине школьного кабинета

Первая пуговица рубашки была аккуратно расстёгнута, а затем и вторая и третья, открывая прекрасный вид на шею, ключицы и грудь. Тонкие губы аккуратно прикоснулись к оголённой коже, оставляя сначала небольшой мокрый поцелуй, а затем уже более видную красную отметину. Гоголь обхватил Фёдора за плечи, сильнее прижимая к себе. Тот всё продолжал украшать его тело, одновременно нежно проходясь языком в некоторых местах. Николаю лишь оставалось выгнуться и откинуться назад, стоя, оперевшись на стол позади себя, чуть ли не садясь на него. На щеках появился красный оттенок от смущения и наслаждения, ведь ему и впрямь очень нравились все эти прикосновения, но всё же осознание того, что они на работе не давало покоя. Достоевский полностью расстегнул рубашку, приспуская рукава и оголяя плечи, что были усыпаны родинками. Затем его руки спустились ниже, пройдясь сверху по всему торсу, еле до касаясь до кожи кончиками пальцев, изучая, а после они остановились у низа. Николай уткнулся носом в чужие волосы, лишь бы тот не смог увидеть его лица. Предвкушение все росло, разгоняясь вместе с кровью по всему телу, отдаваясь чуть ниже пояса. Наконец рука расстегнула молнию брюк, проходя чуть дальше, чувствуя стояк сквозь ещё одну ткань, от которой предстояло избавиться. Со стороны блондина пыслышалось тихое мычание. Русовед начал аккуратно приспускать резинку чёрных боксеров, прикасаясь к чужому члену. — Эй, даже не взглянешь на меня? — произнёс тёмноволосый, обхватывая основание. Гоголь тяжело выдохнул, а затем чутка приподнял голову, смотря на Фёдора. Теперь тот точно видел, как его глаза изменились, они были полуприкрыты, а зрачки еле заметно подрагивали. От медленного движения рукой снизу вверх и обратно, ноги блондина чутка подкосились, заставляя его сильнее впиться в плечи Достоевского и сдержать стон. Вторая рука русоведа прошлась по бедру, сжимая в одном месте, а первая всё продолжала двигаться из-за чего стоять уже было невозможно, и темноволосый это видел. Он немного толкнул Гоголя назад, заставляя его завалиться на твёрдый и неудобный стол, прямо рядом со стопкой ещё не проверенных тетрадей. Блондин максимально пытался не издавать никаких звуков, но это получалось не всегда, за что ему было бы стыдно, не будь так хорошо. Достоевский склонился над ним, вновь устанавливая зрительный контакт с бегающими туда-сюда глазами. Рука после пары лёгких, но все же сводящих с ума, движений ослабла и отпустила половой орган, а географ лишь с сожалением проскулил, от того, что желанный момент придётся оттянуть. Фёдор плавно снял с того всю одежду ниже пояса, оставляя его лежать уже почти голым, будучи сам полностью одетым. — Я предполагал такой исход когда-нибудь, поэтому у меня есть всё, что нужно. — русовед мило улыбнулся будто говорил о чем-то повседневном и обычном. Потянувшись к своей сумке, и на пару минут оставляя возбужденного блондина лежать вот так без ласок, он достал то самое "что нужно". — Постой, ты серьёзно? Что значит "предполагал такой исход"? — удивлённо спросил географ, смотря на ловкие и умелые руки, которые точно знают, что нужно делать. — Да, мне нравилась мысль о том, что мы с тобой когда-нибудь можем заняться сексом на моем рабочем столе, признаю. — он вновь приблизился, нежно касаясь пальцами, по которым был аккуратно распределен лубрикант, до узкого анального отверстия. От прикосновения чего-то холодного оно сжалось ещё сильнее, и Достоевский хорошо это почувствовал, ухмыляясь. — Эй, расслабься. — тёмноволосый подарил маленький поцелуйчик в шею, после слегка прикусывая это место. Гоголь вновь стал держаться за плечи русоведа, когда почувствовал, как первый палец вошел внутрь. Затем он уже очутился чуть глубже, и Николай точно ощущал каждое его движение и прикосновение к чувствительным стенкам. Было не очень приятно, но это всё делали с такой осторожностью, отвлекая нежными поцелуями по всему телу, что было очень даже неплохо. После пары движений, что уже осуществлялись гораздо свободнее, чем до этого, рядом с первым начал медленно протискиваться и второй палец, вызывая тихий скулёж у блондина. Достоевский продолжал свою ласку, периодически поднимаясь, чтобы взглянуть в распахнутые разноцветные глаза, увидеть покрасневшие щёки и слегка взъерошенные золотистые волосы. Самому уже тоже не терпелось как можно скорее начать, ощущая тесноту в штанах, но подготовка требовала времени, и он это понимал. Он уже плавно двигался пальцами, выходя и вновь вводя их внутрь, раздвигая ножницами и проходясь по стенкам. Вскоре он добавил и третий палец, что вошёл достаточно легко и быстро. Кончики их касались простаты, иногда задерживаясь на этом месте, заставляя у Николая выгибаться и закусывать губу почти до крови, чтобы не издавать ненужные звуки, и их никто не услышал. Достоевскому безумно нравилось смотреть на эту картину, любоваться на алые отметины, что расцветали на теле географа, и получать удовольствие от того, что партнеру было так приятно и хорошо. Вот тонкие пальцы покинули тело, и Гоголь тут же ощутил неприятное опустощение, но после этого он почти сразу же почувствовал что-то более твердое и широкое около входа. Головка длинного члена в презервативе медленно начала проникать внутрь, понемногу двигаясь глубже и глубже. Гоголь отчётливо ощущал его внутри, чувствовал каждое его перемещение. Это было очень непривычно и немного больно, но стоило дойти до нужного места и волна приятных ощущений в миг охватила его тело. — Всё нормально? — поинтересовался тёмноволосый даже не столько из заботы, а скорее, чтобы заставить говорить того в состоянии одурманивания. Всё тело блондина стало очень чувствительным, и теперь каждое лёгкое прикосновение казалось настолько желанным, что он потихоньку терял рассудок. — Д-да. — дрожащим голосом произнес Николай, а затем тут же почувствовал лёгкий толчок, что ударил точно по простате, заставляя простонать и прогнуться в спине. — Мы же договаривались потише. — почти прошептал Фёдор, сжимая одну руку на бедре, а вторую перемещая на прекрасные волосы Гоголя и заправляя их за ухо. — Да... Я знаю. — запинаясь произнес он, вновь откидывая голову назад от очередного толчка. — Мх... — он протяжно промычал. Дыхание сбилось окончательно, воздух будто забирали из его лёгких при каждом новом движении. Достоевский видел, как подрагивающие зрачки теперь закатывались назад, и по ним хорошо понимал, приятно тому или нет. Сам Фёдор тоже сильно покраснел, наконец получая то, о чем иногда мечтал перед сном. Внутри было узко, жарко и так прекрасно... К вспотевшему лбу неприятно прилипали волосы, русовед периодически постанывал при очередной волне удовольствия, а Николай слишком больно впился ногтями в плечи, но всё это было незаметно на фоне опьяняющего наслаждения. Темп стал гораздо быстрее, они оба уже забыли, что все ещё находились в школе, но они, наверное, не смогли бы сейчас остановиться не при каких условиях — слишком, слишком ахуенно. Оргазм уже совсем рядом, и после пары уверенных толчков он наконец заполнил тела обоих, словно сосуд, занимая собой всё пространство. Они наслаждались им, просто прижавшись друг к другу. Достоевский навалился на блондина, вжимая его в стол, а тот в свою очередь был и не против. Им обоим понравилось, им обоим было до безумия хорошо, и никто, кроме них и бедной уборщицы за дверью, никогда не узнает небольшой секрет всеми уважаемого Фёдора Михайловича и любимого учениками Николая Васильевича.