Выбрать рай

Мягкое солнце сияет в витринах, окнах, лужах на дороге. Азирафель озадачен. Напряжён.… Если можно так сказать, недоволен. Нет, говоря честно, он рассержен! Такое случалось с ним неполных десять раз за все тысячелетия существования. И, тем не менее, всегда происходило при одинаковом стечении обстоятельств, с одинаковыми действующими лицами. Одним лицом, если быть точнее. На этот раз оно, это лицо, совершенно бессовестно опаздывало на их встречу, трижды перенеся её на другой день до этого. Азирафель хмуро топчется на месте. События последних месяцев отразились на нём сильнее, чем все предшествующие шестьдесят веков. Армагеддон, усиленный контроль Небес, напряжённое ожидание, опасность, опасность, опасность! Так что, когда всё закончилось, а их с демоном план сработал на «ура!», Азирафель переосмыслил для себя многое. Например, своё отношение к Кроули. Азирафель так долго запрещал себе отклоняться от постулатов Небес, столько столетий отказывался от чувств в угоду разуму, что, когда задумался об этом в конце концов, не нашёл ни одной причины, почему оно того стоило. Кроули принял эти перемены с неожиданным теплом. После миновавшего Армагеддона их дружба будто стала крепче, теснее. Возможно, Азирафель просто позволил себе увидеть то, что раньше старательно отталкивал, откладывал на дно сердца: Кроули всегда был на их, общей стороне, всегда был предан ангелу, как единственному своему свету. И до того стала согревать редкая искренняя улыбка, брошенное будто вскользь доверительное слово, такими чудными стали совместные вечера и беззаботная жизнь. Словно они не по разные стороны, словно и Небеса, и Ад забыли об их существовании. Кроули тоже воспрял духом, крепче держал за руку, дольше оставлял незащищёнными стеклами очков жёлтые змеиные глаза, теснее прижимался, когда они, пьяные и расслабленные, заваливались в книжный. Азирафель поражался, но тихо, потаённо радовался таким переменам в нём. Тем не менее, всему были свои пределы. Однажды, когда алкоголя в крови у обоих было далеко больше нормы, а вечер был тягучим и затихшим, они по обыкновению отужинали в Ритц, а после, не заботясь о состоянии волос и одежды, вышли на тёмные влажные от дождя улицы и бесцельно гуляли. На Кроули тогда были восхитительно-возмутительно облегающие брюки, а сердцу Азирафеля отчего-то было тесно в грудной клетке, заполненной чувством особой нежности к демону, но ещё и странным желанием прикасаться, прижиматься и снять наконец эти очки с его лица… Азирафель, сколько бы ни было выпито, не терял контроля над сказанными словами и совершёнными действиями: это было сначала негласным правилом – нельзя же доверить по случайности секреты Небес, потому что ты перебрал с горячительными напитками в компании с предполагаемым врагом, - а после личным пунктом: Кроули уже давно доказал, что не воспользовался бы уязвимым состоянием ангела ни при каких обстоятельствах, но было так заманчиво наблюдать за ним самим, расслабленным, открытым под влиянием бутылки-другой чего-нибудь крепкого, держа свой разум в состоянии осознавать и запоминать. Азирафель с теплотой хранил все воспоминания о таких вечерах, оттого и в этот раз с таким же волнующим предвкушением ожидал, когда они вернутся в книжный, усядутся в кресла и будут долго говорить обо всём на свете. Тем не менее, всё отличалось в тот день. Кроули, несмотря на обыкновенно развязную походку, весь свой фарс и лёгкость выражений, был особенно откровенен. Он отчего-то подолгу смотрел в глаза Азирафелю, когда они зашли внутрь магазина, а после без слов придвинулся ближе и обхватил его руками, обнимая, склонил голову на чужое плечо. Они долго стояли вот так, молча, а ошеломлённый Азирафель вовсе не сразу осознал, что произошло. Лишь когда Кроули тихо, отчего-то взволнованно пролепетал «Спасибо, что ты со мной, ангел», Азирафель вытянул свои руки, опуская их тому на спину и принимая этот странный жест преданности. Кроули встрепенулся, коротко дрогнул и прижался ближе, но тут же отстранился, видимо, осмыслив ситуацию протрезвевшей головой. У них так и не получилось вернуть всё на свои места в тот вечер: ни одна тема для разговора не была достаточно увлекающей, долгой, так что они перебрасывались парой слов, а после вновь утыкались взглядами каждый в свой угол. Демон ушёл сильно раньше обычного тогда. А после не выходил на связь неделю. Азирафель поначалу и вовсе не заметил, что тот полностью пропал: он видел неловко припаркованный бентли друга за углом книжного порой, когда выходил совершенно по-человечески выпить свою ежедневную чашечку чая в кафе. Он много думал о тихих, но звучавших в опустошённой алкоголем голове очень громко словах Кроули. Не престало двум товарищам благодарить друг друга за что-то, вот так оголтело прижимаясь всем телом, приникая так доверительно и уязвимо. Азирафель задумался, не стоило ли ему списать запомнившуюся интимность момента, сказанных слов и ощущённых прикосновений на его обогащённое выпитым воображение, но быстро передумал. Подтолкнула его на этот отказ, впрочем, полная тишина со стороны Кроули. Первые несколько дней это казалось просто негласным перерывом, может, временем «на себя», или, если точнее, на ремонт машины, смену гардероба, да хоть обучение фехтованию! Что угодно, что вынудило бы Кроули забыться и некоторое время просто… отказывать себе в отдыхе со старым другом. Но тот не объявился ни через два дня, ни через пять, и Азирафель начал чувствовать неладное. К моменту, когда демон по абсолютно неизвестным причинам не ответил на третий кряду телефонный звонок, Азирафель был готов лично наведаться к тому домой. Тем не менее, в этом не оказалось необходимости, потому что, странно притихший, с выцветшим голосом и необычной хрипотцой, Кроули поднял трубку на четвёртую попытку ангела. Их разговор был коротким и лишённым привычной лёгкости, будто чьи-то невидимые руки сомкнулись на горле Азирафеля, не давая тому дышать полной грудью и мыслить без наистраннейшей тревоги, что Кроули резко завершит звонок, разобьёт телефон и исчезнет навсегда из бесконечной жизни ангела. Они договорились о встрече на их месте, и Азирафель вмиг забыл гнетущие его переживания, начав обдумывать предстоящую беседу. Когда раздался телефонный звонок, он уже собирался выходить на улицу. Это был Кроули, всё такой же странный и тихий, просивший о перенесении встречи на следующий день. Ангел было расстроился, но смирился. Однако когда та же самая просьба последовала и на следующий день, и после, смирения ему уже не доставало. И вот, стоя около магазина, Азирафель с недовольством глядит то на часы, то на дверь позади, ожидая, надеясь, что в этот раз его друг почтит его своим присутствием, потрудится объяснить, что с ним происходит. Когда вблизи раздается знакомый рёв колёс бентли, Азирафель совершенно не по-ангельски закатывает глаза, старательно скрывая, как внутри у него всё подпрыгнуло и сжалось, чтобы после натянуться подобно пружине. Он хмурится, когда Кроули медленно открывает дверь машины, но лицо его приобретает какой-то совершенно зелёный от волнения цвет, стоит посмотреть на демона, такого знакомого, но такого непривычного. - Ну, здравствуй, ангел. В Ритц? – Кроули скалится в подобие улыбки, но получается так прискорбно, что даже Азирафель со всем его ангельским милосердием такую неправдоподобную игру в «я чувствую себя уверенно, и у меня всё хорошо» простить не готов. Он хмурится, но односложно бросает в ответ, пока садится в машину: - В Ритц. Едут они в тишине, до того гнетущей, что Азирафель не выдерживает и несмело комментирует одну из играющих в салоне песен. Обронённый комплимент неловко повисает в воздухе, но спустя долгие двадцать секунд демон принимает его, с теплом улыбаясь и не отводя взгляда от дороги. Азирафель считает это прогрессом. Когда они ужинают, привычно обсуждая повседневные дела, ангел пытается остаться незаметным, каждый раз переводя тему на недельную пропажу Кроули с радаров, но демон каждый раз ловко уворачивается как от прямых вопросов, так и от конкретных ответов. Нетерпение внутри Азирафеля закипает, готовое принять серьёзные обороты в любой миг. Сразу после непродолжительных застольных диалогов, разбавленных по классике чудесной едой, Кроули заставляет Азирафаеля в удивлении вытянуть лицо: он кивает, улыбается своим фирменным «было приятно повидаться» и уже собирается отчалить, когда ангел хватается за рукав чёрного пиджака, чтобы скорым образом самостоятельно вывести его, Кроули, из ресторана. Они суетливо покидают заведение, но Азирафель не двигается дальше, вперившись суровым взглядом в демона прямо у дверей. - Я не знаю, что происходит, Кроули, но нам нужно это обсудить. Поехали в книжный? Кроули долго молчит, за мраком очков не видно его глаз. Азирафель полностью уверен, что они нервно бегают в этот момент. Весь демон сейчас выглядит так, будто вот-вот подобно жидкости вытечет из хватки ангела и скроется там, где никто не сможет его найти. Он поджимает губы в нервном раздумье, Азирафель даёт ему время. Шанс на побег, на слепоту, на самостоятельное сжигание мостов. Но Кроули, отстранённый, спрятавшийся за стеной чётко выверенных слов и дозированных чувств, коротко кивает и двигается к машине. Азирафель провожает задумчивым взглядом его силуэт, выхваченный из подступающей тьмы позднего вечера фонарями, и шагает следом. Он не помнит, как они доехали. Помнит лишь нервно барабанящие порой по рулю пальцы демона, отчего-то духоту салона машины, обычно приятно прохладного, и песню, одну и ту же, играющую на повторе, будто с заевшей пластинки… Со знанием дела Азирафель выбирает им горячительный напиток, но быстро отбрасывает вино, как вариант, и берётся за припасённую для особых случаев бутылку виски. Он почти ровно, пародируя себя прошлого, не изъеденного тревогой, медленно вышагивает к тускло освещённой зоне для чтения, где на одном из замшелых коричневых кресел расселся демон. Одного взгляда на тонкую фигуру, удивительно прямую спину и заострённые от напряжённой хватки костяшки пальцев хватает, чтобы Азирафель понял всю тяжесть ситуации. Притихший, приглушённый книжный смотрит на них, поскрипывает как-то затравленно, книги с полок обеспокоенно шуршат, перешёптываются. Или это всё только кажется разыгравшемуся воображению ангела. Он ставит рюмки на столик, и в установившейся тишине каждый звук оглушителен. - Интересный же разговор ты наметил, – кивает на занимающую стол составляющую их вечера Кроули. Азирафель взволнованно хмыкает, протягивает Кроули его бокал. – Итак. За долгожданную встречу! – звенят тихо бокалы, горло обжигает, - я очень рад, что ты нашёл время, Кроули. Демон мешкает, замирая на последних словах с рукой в воздухе, но быстро находится: – Всё для тебя, ангел! – Почему ты не выходил на связь, Кроули? Незаметно для всех и всего, даже для вездесущих змеиных зрачков, Азирафель оказывается прямо перед креслом демона, тянется к его очкам. – Расскажи мне. – Нет, нет, нет, подожди, – Кроули отпускает короткий смешок, – Азирафель… я расскажу, только не спеши так. Присядь, – он рукой подталкивает Азирафеля за плечо к соседнему креслу, усаживает лёгким нажатием, но за какой-то немыслимой причиной не разрывает прикосновения сразу после, будто забывая о собственной руке. – Видишь ли, теперь, когда я свободен от всяких мелких поручений оттуда, – Азирафель чувствует выразительный взгляд вниз даже через покоящиеся на лице Кроули очки, – у меня появилось гораздо больше увлечений и дел. Недавно я был на фестивале садоводов, так вот… – Я видел твою машину припаркованной у книжного по три раза на дню, – конечно, Азирафель приукрашивает. Даже перебарщивает, карикатурно выгибая бровь в скепсисе. Конечно, несмотря на это, это производит эффект на Кроули. Тот вздыхает тяжело, хмурит брови и кратко скребёт ногтями по пиджаку на плече Азирафаеля. – Я просто… - стены, подсвеченные тёплым пламенем ламп, отвечают бегающему взгляду демона хладнокровно и ничуть не сочувствующе. – Скажи мне правду, Кроули. Кроули дёргается от этих слов, как от пощёчины, и мечет молнии взглядом на фигуру ангела. Отпрянув, вовсе встав с кресла, выглядя, как нахохлившаяся в чувстве угрозы птица, он медлит, прежде чем отпить прямо из горла бутыли виски, с грохотом поставить её на место. – Мы давно знаем друг друга. Я всегда предпочитал думать, что мы на одной, общей стороне, далёкой от всех мешающих предрассудков небес и ада, – он выглядит сомневающимся, осёкшимся на громких словах о том, что ещё совсем недавно было готово погубить и его, и ангела. Но продолжает, предварительно приникнув к горлу бутылки в коротком глотке. – Я был готов пойти за тобой куда угодно все эти шесть тысяч лет. На освящённую землю, в самый дальний уголок мира, даже если в сырую французскую камеру. Я всё ещё… – он резко прочищает горло и осознаёт, что вовсе не готов самостоятельно подобраться ближе к сути своей речи. Азирафель встаёт следом за ним, смотрит прямо в глаза. – Кроули… – Ты выбирал рай всё это время. Я понимаю, понимаю, ты ведь вовсе не обязан разделять мои приоритеты. И всё-таки ты здесь сейчас. Почему ты здесь, а не там, почему я так рад тому, что ты остался вместе со мной? – он покачнулся, стараясь устоять на подгибающихся ногах. – Ох, Кроули. Но тот не даёт закончить, не даёт даже начать. Его слова звучат как последняя, самая оглушающая высокая нота в кульминации симфонии, как затихший разом весь мир. Они отдаются звоном в ушах. – Если демоны не умеют любить, то почему я, будучи одним из них, в этой любви варюсь все шесть тысяч лет? Практически абсолютная тишина. Только тихий треск дров в камине и чьего-то почти человеческого, обезумевшего и сошедшего с ритма сердца. Азирафель обострившимися до невозможного органами чувств ощущает каждую пылинку, огибающую их силуэты в своём полёте. Мутным взглядом смотрит на демона, берёт у ситуации пару секунд на то, чтобы собраться. Перед смертью, как говорят, не надышишься, но ему нужен этот последний вздох. Нужно время, нужно всё обдумать, понять, как действовать, нужно… Он всё это время думал о том, что нужно ему. Но в этот момент, когда демон перед ним стоит совершенно беззащитный, открывший все карты, доверивший себя до последней нитки, безжалостно было бы отступить, замять ситуацию. – … Я выбирал рай всё это время, Кроули. И выбираю сейчас, – что-то в силуэте демона вдруг становится треснутым, разбитым. Азирафель не дожидается, когда осколки этого посыпятся на пол, а просто подходит ещё ближе, обнимая замершего демона, – потому что моим раем являешься ты. В Кроули что-то мучительно долго хрустит и бьётся, трепещет и расцветает, молчит и гремит мириадами шумов. Он выглядит ошеломлённым, и всё, на что хватает сил его непослушных рук, так это на то, чтобы притянуть ангела ближе, крепче прижать к себе, а после и вовсе осесть на пол, к его коленям, цепляясь за одежду, словно мёртвый груз. Кроули жмурится до пятен в глазах, дышит раз через раз в неверии, чувствует, как Азирафель мягко опускается к нему на холодный пол и запускает пальцы в волосы. Он нежно снимает ненужный аксессуар с родного лица, поднимает голову Кроули, мягко держа за щёки. Слова излишни в этот момент, ведь теперь абсолютно всё ясно. И то, почему Кроули был готов сбежать с Азирафелем на альфу Центавра только вдвоём, и то, почему так и не смог сделать это в одиночку. Равно как и то, почему Азирафель не потерял при первом взгляде на демона Кроули его сути – той, что когда-то создавала звёзды. В их нечеловеческих сердцах, в вечных сознаниях и горящих глазах не просто поселилось, но безвозвратно прижилось одно людское чувство. Самое, по меркам этих двоих, светлое и необходимое. И, целуя солёные губы, размазывая и вытирая влагу бесконтрольных слёз по дорогому лицу, обнимая так тепло и крепко, что чьи-то вещи точно должны затрещать и порваться в скором времени, Азирафель понимает, что в его раю главной является вовсе не логика, на которую он так полагался всё это время, а любовь. И Кроули полностью разделяет такую его позицию. А затем целует его ещё шесть тысяч раз.