Скрепки.

      Острые металические края впиваются в Сашины колени под таким давлением, что он уже с уверенностью может заявить: следы на коже будут заметны даже через ткань дорогих хороших брюк. В какой-то момент Романов беспокоится, не наделать бы в них ненароком дырок, но быстро становится на это плевать, он сосредоточен на другом. На острых скулах, углах, которые он очерчивает пальцами, обводит щеки, уши и зарывается руками в мягкие волосы. Он сосредоточен на дыхании куда-то в свою щёку, на губах, что чуть ниже, языке, с которым он играется уже довольно продолжительное время, если судить по ноющей боли в коленках.       Мишу, как и Сашу, эта боль тоже уже мало беспокоит. По крайней мере, руками он нащупывает чужие кудрявые волосы и накручивает на пальцы, а при таких действиях вообще как-то не до того, что происходит у тебя под ногами. Особенно когда поцелуй резко разрывается и от тебя отстраняются, упираясь ладонями в плечи. Миша нехотя открывает глаза и покорно отодвигается, выжидающе и недовольно наблюдая, как Саша переводит дыхание, опустив голову.       — Стой-стой-стой… —шепчет он как-то запоздало, скорее для галочки, и поднимает взгляд на Москву. — Что мы вообще тут делаем? —спрашивает он таким странным тоном, будто Миша успел в чём-то провинится.       Тот непонимающе наклоняет голову вбок, недоверчиво щурясь и нахмурив брови. Вопрос кажется максимально бессмысленным и глупым, как будто только и создан для того, чтобы подействовать на нервы. А что двое городов могут делать в кабинете столицы, сидя на коленях под Московским широким столом, который позволяет уместиться там двоим, выше среднего роста, людям? Уж точно не целоваться, само собой, поэтому Миша говорит:       — Скрепки собираем. —и в подтверждении своих слов кивает на те самые, рассыпанные по полу, железные скрепки, несколько из которых успел согнуть под своим весом. Петербургу с таким (вообще-то, отчасти даже правдивым) ответом и спорить не хочется, поэтому он лишь тихо усмехается от того, как Москва его буднично произносит.       — По-твоему люди обычно вот так скрепки собирают? —хитро ухмыльнувшись переспрашивает Романов, опуская руки чуть ниже чужих плеч, на ключицу.       — А у кого из нас по-твоему в этом больше опыта? —точно таким же тоном переспрашивает у него Московский, одной рукой оперевшись о пол, наклоняясь ближе, тут же уколовшись об острые края некоторых скрепок, но он на это и бровью не ведёт — смотрит лишь на Питерские губы.       — То есть у тебя много опыта в собирании скрепок? —изгибает одну бровь Саша, делая вид искренней заинтересованности, как будто Москве за почти девятьсот лет больше заняться нечем было, как скрепки собирать.       — Достаточно, —не договаривает Миша, как этот шёпот прерывает звук, отозвавшегося эхом по помещению, стука. Три равномерных удара в дверь сменились ещё одним — ударом встречи Московского затылка с его собственной столешницей.       — Михаил Юрьевич, я… —не успевает заметить в кабинете столицу Новосибирск, как её светлая макушка показывается из-за стола с характерным болезненным шипением.       — Да-да, я здесь, —тут же отзывается Миша, зарывая пальцами в волосы, потирая ушибленное место головы. Больно ударился, а Саша давит в себе громкий вопль смеха от комичности ситуации. — Прости, Коль, у меня тут, —парочка успевших прилипнуть к ладони скрепок звенят о поверхность стола. — Скрепки рассыпались. Собирал, вот… —Москва даже не знает, зачем оправдывается, потому быстро пытается закрыть эту тему. — А ты зачем зашёл?       — А, тут отчёты, о которых вы просили. Я немного не успел в графики, но…       — Умница моя! —не даёт ему договорить Москва, вне взгляда Коли легонько пиная каблуком Сашу под столом в коленку, хотя тот и звука не издал. Так, для профилактики. — Пришли на почту или занеси мне чуть попозже, ладненько?       — Да, конечно, как скажете. —кивает Сибиряков, сверля взглядом только лицо столицы, пытаясь делать вид, что чужую тень под столом он не замечает. — До свидания.       — Всего доброго! —машет ему в ответ Московский, и только после того, как дверь закрывается за Новосибирском, выдыхает. Саша наконец поднимается с колен, отряхивая брюки от видимой (видимо) только ему грязи и тихо смеётся.       — Да уж, вовремя он. —качает головой Романов, протягивая руку к затылку Москвы. — Сильно больно?       — Такое чувство, что сотрясение, Саша! —театрально прикладывает руку к голове Миша. — Не знаю, сколько мне осталось после такой травмы!       — От малюсенькой шишки ещё никто не умирал. —усмехается Питер, пригладив золотистые столичные пряди. — Можешь хоть раз в жизни дверь на ключ закрыть?       — Вот именно из-за таких, как Новосиб, и не могу. Нет бы позвонить или написать, устроили у меня тут проходной двор. Предлагаешь бегать туда-сюда каждый раз, когда кто-то стучится?       — А ты предлагаешь мне каждый раз от любого стука под стол лезть?       — Приоритеты, милый мой.       Саша беззлобно улыбается, укладывая помявшиеся края пиджака. Только-только он хочет попрощаться и уйти из кабинета Москвы, как его останавливает металический звук падающих и отскакивающих об пол скрепок. Миша изящно скинул их пальцами со стола. Петербург смотрит сначала на них, а потом уже перевод взгляд наверх — от чужих туфель, по чёрным брюкам, такому же пиджаку на пару с белой рубашкой, широкой груди и шее, с, успевшим помяться на ней, галстуком и доходит до лица. Растянувшихся в лукавой улыбке губ и таких же лукавых голубых глаз.       — Мы еще не все собрали. —приглашает Миша, кивая головой на пол. Саша на него смотрит ровно три секунды, обдумывает, как будто может отказаться, и ведь не может, потому, подарив Московскому такие же, как и у него, взгляд с улыбкой, начинает обратно опускаться на колени.       — Не дай бог зайдёт ещё кто-нибудь, Миш, —наигранно угрожает Саша. — Не дай бог.       — Оставишь меня одного собирать с пола скрепки? —также наигранно обиженно спрашивает Москва. — Сашенька, это жестоко и грубо, так отказывать в помощи старшим.       — Замолчи уже. —говорит Петербург, утягивая его за край пиджака к себе под стол.