Связанные запястья

— Я убью его и глазом не моргну, я клянусь тебе, — произнося каждую букву, тяжёлым, агрессивным тоном выговаривает Тэхен, сжимая руку в кулак с такой силой, что кожа ладони скрипит над ухом физически сжавшегося Чонгука. Его приперли к стенке, стоило матовому, кристально чистому Ягуару заехать во двор особняка. Личный водитель, выделенный самим Кимом, не успел даже мотор заглушить, как с заднего сидения почти выдрали омегу, потянув за собой за локоть. Тэхен прижал его к стенке, упёршись по бокам от его головы кулаками в отделанный деревом фасад дорогого дома. На виду у всей прислуги альфа стал разгневанно задавать очень наводящие вопросы — где, с кем был и почему ничего ему не сказал — так, что стены шли ходуном, а колени Чонгука всё больше стремились подогнуться. Находившиеся при представлении садовники, охранники и водители гадали, как этот маленький хрупкий омега мог выдерживать такой напор доминантного, выведенного из себя альфы. Чонгук бы ответил, что он упал бы, если не был бы прижат к стене очень плотно. Удушающе плотно. Он вообще всегда был послушным и услужливым малышом, беспрекословно выполнял приказы и просьбы папочки, подчинялся, принимал агрессивную подавляющую натуру и мог успокоить её одним касанием ладони или же поцелуем. Тэхен его любил: по-своему, нездорово. А ещё ревновал. О, он жуть как ревновал его ко всем подряд. И дело тут не в неуверенности в себе или в неуверенности в верности супруга, а скорее в инстинктах и нездоровом понятии любви. Вся его сущность, все инстинкты направлены на Чонгука, на недоминантного омегу: они буквально хотят утянуть его на дно гиперопеки, безумной заботы. Тэхен постоянно озабочен тем, где он находится и что делает, как проводит свое время вне особняка, из которого Ким с корнем выдрал всю возможную опасность. Он и его внутренний альфа ненавидели неподчинение, загадки, неточности и умалчивания. Мужчина взрывался, стоило омеге вновь рассказать, что по пути в его офис он попросил водителя остановить у супермаркета и самостоятельно купил продукты: его ведь видели другие альфы, совсем одного, беззащитного и такого маленького в своём этом джинсовом комбинезоне и голубой футболке. Каждая мелочь могла вывести его из себя, после чего он ещё несколько часов рабочего дня, после того, как муж, которого он лично посадил в купленный для него же Ягуар, уезжал, ходил грозный, рассерженный, мог рыкнуть на любого, кто просто не так перешёл ему дорогу перед лифтом или сорваться на секретаря, не так сварившего любимый горьковатый кофе. У Тэхена были кардинальные проблемы с понятием любви: для него такие отношения и были любовью — когда он оберегал, защищал и прятал за собой, во всех смыслах этого словосочетания. У Чонгука тоже были проблемы с понятием любви: он искренне любил мужа, принимая его со всеми правилами и заскоками, подчиняясь и понимая, или же стараясь понять, в любой ситуации. Они подходили друг другу как Инь и Ян в своих нездоровых, слишком далёких от идеала отношениях. — Можешь стереть его из памяти отныне, Чонгук, потому что и дня он больше не продышит на этой, блять, земле, я тебе обещаю, — шипит Тэхен. Чонгук закусывает губу, поднимая голову и уставляясь злыми, слезящимися глазами на супруга, который в лицо ему говорит, что его лучший, по крайней мере до этого дня, друг света дневного не увидит больше. И омега знает прекрасно, что муж слов на ветер не бросает, особенно, если это связано с его ревностью. Тэхен безжалостен, груб и опасен, никто не властен над ним, его мозгом, его сущностью. Чонгук в глаза его заглядывает, пытаясь отыскать там хотя бы намек на возможность изменить судьбу друга. Ответа не находит. — Тэ, я прошу тебя... — Я тоже просил тебя, Чонгук, сообщать мне всё! Абсолютно все, и ты прекрасно знал, как я отреагирую, когда ехал в этот проклятый блядушник к этому омежке, который только и ищет, на какой бы член присесть, — усмехается едко, ядом плюясь. Омега не находит, что ему возразить. Просто в один момент ДжиДжу попросил приехать, слёзно умолял, говоря, что его там чуть ли не убивают и насилуют. Чонгук не мог поступить иначе: его сердце сжалось в комочек от страха! И он сел и поехал. Только вот никто ДжиДжу даже не трогал, тот вообще словно впервые об этом услышал, но был рад вытянуть его на вечеринку «без твоего грозного ревнивца». Омега был поддатым. Чону оставалось молиться, чтобы Ким не вернулся домой раньше него или кто-нибудь из охраны, которую он очень просил его выпустить, не рассказал о том, что Ягуар выезжал сегодня из гаража. Никто мольбам не внемлил — раздраконенный сообщением водителя Чонгука, что в тайне от омеги написал Господину Киму об их местоположении, Тэхен разбираться, кто прав, а кто виноват, не стал. По щекам во всю текли горячие слезы. Рука Тэхена инстинктивно потянулась к омеге, вытирая пухлую щеку, которую всегда хочется прикусить клыками. Доминантный альфа наорался, выпустил агрессию, но совсем забыл о том, что перед ним его малыш. — Тэхен, это я во всём виноват, не трогай его, пожалуйста, я прошу тебя, альфа... Мужчина выслушал заплетающийся лепет дрожащего языка своего омеги, наконец прижав его не к холодной стене, а к себе, обняв и притиснув ближе. Поглаживал по спине, плечам, волосам, пояснице, пока Чонгук, истеря, молил его не поступать так с ним. — Тихо, мой маленький, — у младшего началась истерика, он буквально таки рыдал на родном крепком плече: они с ДжиДжу, не самым лучшим омегой, если судить по морали, но очень близким и важным человеком с детства для Чонгука, огонь и воду прошли. Он не может позволить, чтобы ДжиДжу умер из-за него. Альфа, включив защиту и желание оберегать пару на максимум, покачивал его в руках, подхватив под бедра и неся в их спальню, помог построить гнездо и забрался в него после настойчивого приглашения расстроенного омеги. — Извини, моя кроха, я погорячился, — сказал искренне уже поздним вечером Ким, обнимая вылизанного и помеченного вновь омегу. — Я не буду его трогать. — а вот это уже не очень искренне.       Чонгук оторвался от широкой груди носом, сверкая радостными глазами и шепча нескончаемые благодарности. — Но общаться вы не будете, — обрубает сразу же. И для Чона это все равно гораздо лучше, чем жить с тем, что из-за него вновь отобрали чью-то, совсем молодую жизнь. — Я делаю это для твоего же блага, мой маленький. После яркой ссоры все вновь пришло к спокойствию. Очередные эмоциональные качели пройдены, и Чонгук засыпает в горячих объятиях сном младенца, причмокивая пухлыми губами. Тэхен набирает сообщение одному из своих приближенных, потом откладывает телефон и полностью погружается в атмосферу уюта ночи, пока под боком сопит дорогой супруг. Его семье наконец ничего не угрожает. Стоило сказать о необходимости тихо убрать одного, уже очень долго мозолящего глаза омегу, как всё оперативно было сделано. Пусть его душа покоится с миром. А Чонгук спокойно продолжает принимать его искренние ласки, чувства, подарки, руки на талии и горячее семя глубоко внутри. Там, где, возможно, совсем скоро будет расти их щеночек.