Это было честно

За последние месяцы Мэгги уверяется в том, что зловещий вирус, наверное, способен не только обратить человека в ходячего мертвеца. Теперь она убеждена, что вирусом, должно быть, поражены многие, просто у иных это проявляется не в том, что они начинают разлагаться и есть человеческое мясо. Вместо этого у них наступает необратимая амнезия. Как иначе объяснить то, что Ниган вдруг стал им всем едва ли не приятелем? Еще недавно он гнил в подвале, а теперь разгуливает по поверхности, где не должна была ступать его нога, и кто-то даже готов преломить с ним хлеб, а Мэгги готова только запихать этот самый хлеб так глубоко ему в глотку, чтобы тот задохнулся. — Мэгги, нас мало и так, — задушевно говорит ей Рик, которого Мэгги считала еще совсем недавно лучшим лидером из всех возможных и которого теперь ненавидит. — Нам важно держаться вместе, а не грызться. — Странно, что ты не сказал это Нигану при первой встрече. Ах да, ты пытался, и он убил… — она не продолжает. Уж если про это тоже забыли, она не будет напоминать. — Мы все меняемся, — продолжает увещевать Рик. — Иногда очень значительно. И иногда совершаем ошибки, которые искупаем. При слове «ошибка» Мэгги хочется как следует ударить Рика в лицо — если, конечно, получится дотянуться. Но какой в этом смысл — только ломать пальцы, да и не руками она собирается мстить, ведь Ниган не голыми руками убил Гленна. Так будет честно. Хотя Мэгги и плевать на честность в этом вопросе, ей не плевать только на справедливость. Когда Ниган улыбается ей, она улыбается в ответ, потому что уже видит будущее, в котором на губах Нигана вместо улыбки проступает кровь. Она видит это так отчетливо, словно это уже свершилось — и оно в самом деле свершилось. Просто Ниган об этом еще не знает. Мэгги знает, что почти никто уже не поддержит ее, что Ниган понемногу завоевал их доверие, и она жалеет, что так замедлилась, но ей нужна была точка отсчета, нужен был какой-то знак. Этот знак наступает, когда ей снится Гленн, целующий ее в шею, и на нем еще нет следов ударов, и кости не раздроблены, и глаз на месте в своей глазнице. Мэгги хотела бы выцарапать Нигану глаза, но это только лишняя возня, и ее не интересуют пытки. Ей не нужно измываться над ним, чтобы отомстить и насладиться отмщением, ей всего-навсего нужно его убить. Говорят, у Нигана слабость к Рику, и той же самой рукой, которой он заносил биту над головами Абрахама и Гленна, этой же самой рукой он хлопает Рика по плечу, и тот не сбрасывает эту руку, и Мэгги достает нож, когда видит это. Она перерезает Нигану горло, когда тот вовсе этого не ожидает. Это было очень опрометчиво с его стороны — решить, что все в лагере прониклись к нему достаточно, чтобы по крайней мере не пытаться убить. Мэгги никогда не скрывала своих желаний, как не скрывала своих угроз — не ее вина, что их не воспринимали всерьез; но, по крайней мере, она была честна в этом. Хоть ей и плевать на честность сейчас. Может быть, Ниган изменился, как и предсказывал Рик, изменился и стал слишком доверчив, и на это ей тоже плевать. Рик смотрит на нее округлившимися, удивленными глазами, и Мэгги хочется спросить, помнит ли тот, что до сих пор жив и может смотреть на этот мир только благодаря Гленну? Но она не спрашивает — ей хотелось, может быть, спросить много дней назад, а теперь уже поздно. И никто не спрашивает ее ни о чем, когда она собирает походную сумку. Она только чувствует на себе изумленные взгляды тех, кто поражен такой неожиданной жестокостью, и разделяет это чувство — ведь сама она изумлена не меньше тому, что они способны были удивиться. Наверное, с такими же лицами они следили за тем, как Ниган убивал Гленна и превращал Абрахама в сгусток человеческой плоти. Может быть, они с Ниганом и были в чем-то похожи. По крайней мере, тот предупредил заранее, что вот-вот начнет убивать, и Мэгги тоже предупреждала, предупреждала множество раз, и не ее вина, что она не выглядела так же угрожающе и что ее так просто не воспринимать всерьез. Она предупреждала, что отомстит — и пусть ей плевать, но все-таки это было честно.