Лисица и ворон

I

Ванильное масло в свете луны

Серебряный свет полной луны озарял красные крыши Мондштадта. Весёлый городской гул поутих, только из немногих окон раздавался заливистый женский смех или музыка. Город Свободы и любви уснул и погрузился в тишину. Январские ночи в Мондштадте особенно темны, казалось, на улице нет ни одной живой души. И сквозь этот убаюкивающий ночной мрак пробился золотистый свет из окна, ставни которого были настежь распахнуты… Каждый изгиб обнажённого тела прекрасной девушки, которая была явно не из здешних краёв, переливался в этом золотистом свете. Эта особа находилась как раз в том возрасте, когда девушка становится женщиной — поистине прекрасный период в жизни любой представительницы прекрасного пола. Как мы уже сказали, она была не мондштадткой, об этом говорил более узкий разрез глаз, волосы цвета вороньего крыла и отличающийся оттенок кожи. Мы не будем долго таить истину от читателя, тем более что он (или же она) уже догадывается кто именно действующие лица нашего рассказа — это была Кудзё Сара, генерал комиссии Тэнрё. Наш рассказ был бы слишком томным и долгим, если бы мы разжёвывали нашим читателям, как она оказалась на другом уголке Тейвата, так что предоставим им же об этом и поразмыслить, сделаем эту часть нашего рассказа открытой. Сара, с манерами истинной светской львицы повернула голову вправо и запрокинула руки на затылок, чтобы каждый её изгиб был открыт взору той, перед которой она позировала, с таким трепетом в сердце. Усевшись поудобнее на множестве мягких подушек подпирала голову рукой высокая девушка. Взгляд её казался пустым и безразличным, который позволителен только женщинам — королевам по призванию или по красоте. Её небрежно кое-как подстриженные алые волосы не доставали до плеч, однако было в этой стрижке что-то особенное, делающее её прекрасной. На ней был надет тёмно-красный кружевной корсет, обрамляющий каждый изгиб тела, приподнимая и без того большую грудь, делая её на вид ещё более пышной. Кожа её отличалась особенной бледностью, которой могли бы позавидовать все аристократки Мондштадта. Длинные пальцы этой девушки поднесли к губам тлеющую сигарету. Набрав полные лёгкие тёплого табачного дыма, она начала плавно выпускать его, не отводя своего проницательного взора от Сары. Когда же дым развеялся, она налила красное вино до самых краёв бокала и начала неспешно его распивать. Это была Розария — днём сестра Собора Барбатоса, а ночью хладнокровная наёмница и убийца. Нетрудно догадаться, что ночная часть жизни была ей больше по душе, в то время как днём она отсыпалась или бездельничала, пренебрегая всеми монашескими уставами. Величественным движением Розария закинула ногу на ногу: чулки в чёрную сеточку были подвязаны к её талии, соединяясь с корсетом. Сара была полностью обнажена, всё её тело было покрыто тонким слоем ванильного масла, что предавало ему очаровывающий блеск и приятный сладкий аромат, который, тем не менее, блекнул, растворяясь в сигаретном дыму. Розария возбуждённо прикусила губу, игра света на смазанном маслом теле Сары вызывала трепет в её груди, а каждый новый глоток вина обдавал этот трепет жаром, который медленно, но уверенно сносил ей голову. Розария протянула вперёд левую руку, и Сара невольно ахнула, вздрогнув от того, что к ней коснулись холодными пальцами. На плоском животе Сары, благодаря изнурительным военным тренировкам виднелись прекрасные кубики пресса, по которым Розария гладила кончиками пальцев, после чего её ногти тоже начинали отблёскивать, смазываясь в ванильном масле. Сара же в это время начинала дрожать, сначала ей удавалось унимать эту дрожь и не выдавать её, но по мере того, как рука Розарии опускалась все ниже по её животу, эта задача становилась всё труднее. Как и у большинства инадзумских девушек, у Сары был кустик лобковых волос, за которым она очень ухаживала, не позволяя себе его запускать, поэтому глядя на него, на то, как в нём поблёскивали круглые капельки масла, поглаживая его пальцами, Розария возбуждалась только сильнее. Сестра-наёмница принадлежала к девушкам с определённой долей мужества, поэтому ей удавалось мастерски скрывать любые эмоции, в том числе и сексуальное возбуждение, не выдавая его на своём лице. Но, как и любого человека, это особое качество притуплялось, после второго бокала вина. Из-за этого сигаретный дым стал слишком тяжёлым, чтобы вдыхать его с той же холодной невозмутимостью, что была прежде. Розария медленно очертила пальцами вокруг пупка Сары, после плавно погладила по животу и быстрым движением повернув кисть пальцами вниз, она скользнула средним и указательными пальцами между ног Сары. Послышался хлюпающий звук. — Ах! — От высокого потолка комнаты отразился звонкий стон. Розария оставила пальцы в том положении, в котором они скользнули промеж складок, чтобы понаблюдать за реакцией своей любовницы. У Сары начали труситься ноги, а лицо уже не могло и дальше принимать то невозмутимое выражение. С оттопыренного указательного пальца Розарии потянулась длинной нитью вязкая капля. Сара и Розария были двумя манерными львицами, и удивляешься, как это так, что одна может, так безропотно подчинятся другой. Розария начала двигать пальцы лёгкими круговыми движениями, в то время как Сара не могла сдержать своего прерывистого дыхания, которое ласкало правое ухо Розарии. Сестра дрожала не меньше чем обнаженная тэнгу, она начинала терять самообладание, что впрочем, её не сильно удивляло, она слишком хорошо себя знает, и если уж в дело вмешивается вино — самым жарким страстями суждено вырваться из её сердца наружу. Одним большим глотком Розария осушила бокал вина. Раздался глухой хлопок — это правая рука, которая мгновение назад держала бокал, обняла белые ягодицы Сары, увлекая её вперёд. Оступившись, Сара упёрлась в плечи Розарии и машинально встала коленом на кресло, промеж её ног. — А-хах! — Дрогнул голос Сары, когда пальцы Розарии скользнули вглубь, а сама сестра прильнула губами к её животу, опускаясь всё ниже к интимному месту. Оставшееся на губах Розарии крепкое вино обжигало нежную кожу тэнгу, из-за чего она всем телом содрогалась, выпуская обрывки стонов. Её тонкие ногти впивались в гладкие плечи монашки, на которых проглядывались блеклые веснушки. Наконец-то, Сара почувствовала горячий язык у себя в самом откровенном месте. Розария облизывала «губки» дрожащей в её объятиях тэнгу, водила его кончиком вокруг возбуждённого клитора, погружала его внутрь, и всё это сопровождалось горячими издыханиями, которые только сильнее дразнили Сару. Наконец, её руки не выдержали, и локти согнулись, Сара упала в объятия Розарии и сама не упустила возможности повиснуть у неё на шее. — Духи? — Удивлённо спросила тэнгу, почуяв мягкий аромат духов, исходивший от волос и шеи её любовницы. — И что с того? — Равнодушно спросила Розария, перебивая поцелуем Сару, которая уже открывала рот для ответа. Сара захмыкала носом, когда почувствовала у себя во рту едкий табачный привкус, появляющийся у курящих людей (то есть у таких как Розария). И каким бы ни был их поцелуй страстным, ей хотелось отпрянуть от прокуренного рта монашки. Последняя всё прекрасно осознала и решила ненадолго отпустить тэнгу из оков своего поцелуя. — Ничего, — посмотрела она на Сару из-под полуопущенных век, — скоро ты с этим свыкнешься. — И с холодным видом, взяла с пепельницы ещё тлеющий остаток сигареты, выжала из неё «все соки» и выдохнула Саре прямо в лицо. Та же в свою очередь, собрав все своё самообладание, стойко выдержала этот дерзкий выпад. И хоть глаза её заслезились, она не закашлялась, не поморщилась и тем более не отвернулась; она всего лишь слегка прищурилась, сохранив бесстрастный, властный вид. Эта игра с невозмутимых мрачных волчиц заводила их обоих, и, в конце концов, они обе прильнули друг к другу во французском поцелуе. Пальцы Розарии скользнули по затылку Сары, погружаясь в густые чёрные волосы, тогда как Сара сжала холодные щёки Розарии своими тёплыми ладонями, и медленно теряла голову, от их поцелуя, который мгновениями переходил все нравы приличия даже самых развратных людей. — У тебя всё лицо малиновое. Всё происходящее стесняет тебя. — Без эмоционально сказала Розария, прерывала ненадолго их оральный секс и нанизала на деревянную шпажку средних размеров оливку. — Что? Ничего подобного! Просто жарко. — Жалкое оправдание, Сара. — Высокомерно произнесла Розария и взяла оливку зубами, повернув голову к Саре. Несколько секунд последняя не могла понять, почему её любовница так долго держит эту оливку, но быстро всё осмыслила. Она причесала волосы за ухо и, прижмурившись, нежно раскусила её вместе с Розарией, на несколько секунд это действие превратилось в короткий поцелуй. Этот акт нежности вызвал на её лице такую редкую улыбку, которая не ускользнула от зоркого глаза Розарии, которая тут же впилась губами в шею Сары, тем самым улыбка стала ещё шире, раздался короткий смешок, и Сара нежно отстранила от себя Розарию… Соленые закуски быстро растворились, вино в бутылке помелело, а наши героини уже находились на широкой кровати, устланной белоснежным постельным бельём. На ковре возле тлеющего очага валялся корсет Розарии, от которого Сара её любезно избавила. Под высоким потолком растворялись во мраке их стоны и причмокивания, без которых не обходился ни один поцелуй, укус или засос, которыми теперь, кстати, было усыпано всё тело Сары, начиная от голеней, кончая шеей…