Открытка

      — Какой разговор? — Колетт начинала меня пугать. Вот так вот просто…       Мне сейчас сложно думать о том, что же она мне может сказать — мы толком-то и не знакомы. Молчание начало убивать атмосферу, мне становилось все страшнее и страшнее.       — Ты ведь помнишь, где мы встретились впервые? — со вздохом начала она. Голос дрожал. — Ну, я тебя еще дверью…       — Забудешь такое, ага, — перебил ее я. — Голова до сих пор немного гудит.       Прозвучало грубовато, но, надеюсь, мой смешок в конце сыграл свою роль. Не хочу, чтобы она думала, что я до сих пор обижен из-за этого. А еще я безумно рад тому, что Колетт помнит меня.       — Ты смотрел на улицу с балкона? — серьезным тоном спросила девушка.       Я для себя отрицательно помахал головой и немного нервно хмыкнул. Что-то заставило меня открыть дверь балкона и зайти туда. Первые секунды я боялся смотреть на улицу, но все же решился.       — Ничего не замечаешь? — я услышал будто бы эхо. Ее голос раздвоился, и я уже догадываюсь почему.       Я положил трубку. Мои руки онемели, задрожали. Кончики пальцев будто бы заледенели. Дыхание сбилось, сердце затрепетало как ненормальное.       Ее балкон был напротив моего.       Я уже не помнил этаж, на котором проживала Колетт. Помнил лишь дом, подъезд и дверь, и даже не задумывался о том, что она живет настолько близко. Нас отдаляло всего несколько метров — даже пальцев хватит, чтобы посчитать.       На ней домашняя футболка, волосы собраны в небольшой хвостик. Из комнаты горит тусклый свет, слышен чей-то голос — был включен телевизор с каким-то сериалом.       Я проглотил дрожь.       — Что… — меня хватило лишь на это. На это странное нечто, похожее на слово.       — Я удивилась не слабее тебя, когда поняла, что ты мой однокурсник, но уже свыклась с этим, — ее голос ничем не отличался от обычного, а ведь еще недавно он был сонным. — Еще когда ты принес мне пиццу, я поняла, что ты мне явно попадался раньше на глаза.       — Мне хочется умыться.       — Не думаю, что твои глюки бывают настолько реальными, — со смешком произносит она, хотя слышится и нотка обиды.       — Этого я и боюсь, черт возьми! — возможно, волнение взяло надо мной вверх, и контролировать себя становилось все сильнее и сильнее. — И давно ты меня впервые увидела?       Да, разговаривать так не совсем удобно. Как никак, между нами есть расстояние, вдобавок ко всему по улице шастает машинный гул. Час-пик на дворе.       — Как заехала сюда.       Мне снова захотелось присмотреться к ее квартире. Видна кровать с постельно-нежным голубым цветом, несколько игрушек возле подушки. Имеется рабочий стол возле телевизора, на котором лежал один единственный блокнот со множеством закладок и небрежно выглядывающих листков вырванной бумаги. Балкон обычный. Сверху висит белье. Белый бюстгальтер в том числе.       — А заехала ты, я так понимаю, совсем недавно. Не помню, чтобы у меня были соседи. По крайней мере, лично я никогда не сталкерил за ними, — я смог вывести свой голос на адекватный уровень. Мозг заработал.       — Придурок, у тебя просто штор нет, — впервые я вижу, чтобы Колетт зажалась. Вообще-то, у меня есть шторы, но, пожалуй, умолчу. — Постоянно на глаза попадался, но я не думала, что мы когда-нибудь заговорим…       — Да я вот тоже думал, что никогда не буду говорить в подобной обстановке, — разговаривать на разных балконах друг с другом слишком странно, как я считаю. Мне уже жалко наших соседей, которые слышат наш разговор. — Ладно, встретимся завтра, мне еще ужин приготовить нужно, потом спать ложусь.       — В таком случае… — Колетт снова замялась. — Спокойной… ночи?       — Пожалуй, — я выдавил смешок. — Спокойной ночи.       На этом наш разговор окончен. Я вышел с балкона и закрыл дверцу — на улице довольно прохладно, квартира итак уже проветрилась. Пачка макарон так и лежит на столе открытой, котлеты тоже. Кастрюля все это время кипятила воду, и за это время выпарилась половина налитого ранее объема. Пришлось долить еще, чуть-чуть подождать и закинуть макароны. В приправах я не разбираюсь, поэтому сыплю всего понемногу. Котлеты пожарились быстро — и вот, я уже покушал. Не шибко сытно, но пойдет. Немытую посуду я обычно оставляю до следующего дня, и только потом занимаюсь вымыванием.       Я лег на кровать и снова задумался обо всем, — что происходит со мной, что меня окружает, из-за чего я страдаю. Множество лет я чувствовал себя нормально, даже замечательно, но… со вчерашнего дня все будто бы перевернулось вверх дном. Мне стало страшно потерять своё самообладание.       Но что же все-таки со мной случилось?       Колетт. Я с ней слишком мало общался, чтобы делать какие-то выводы. Этот разговор с ней не давал мне покоя — я что-то чувствовал. Мое тело страдало, а в сердце что-то защемило. Возможно, я просто втрескался, как это было в школьные времена, но такого невыносимо приятного чувства я никогда не получал. Я будто бы имею в руках все надежды, но понимаю, что это лишь иллюзия. Но в глазах у меня стоит Колетт, и смотря на свое сердце, я понимаю, что что-то здесь не так. Картина становится мутной, безобразной.       И я вижу себя.       Слабака. Ужасного недоумка, который всегда плевать хотел на остальных, который ценил свою веру в себя, который… который потерял это все в один миг, и просто плачет в душе. Все мои душевные, внутренние проблемы будто бы всплыли из-за вида этой девушки. На глаза всплыли родители, старые знакомые, дедушку — единственный, кто меня по-настоящему любил. Ценил. Всегда поддерживал.       Я встал с кровати и подошел к балкону. Вижу Колетт, которая сидит за столом и что-то записывает в свой блокнот. Она была чем-то расстроена.       Хватит. Хватит. Хватит.       Я просто закрываю окна плотными темными шторами, чтобы не видеть ее. Хочу закрыться ото всех и сидеть, пока мои чувства не пройдут, пока я не успокоюсь.       Пока не пойму, что втрескался по уши.