Люблю тебя, Мишка...

В тетради был написан текст песни, самой свежей, которую Миша написал день назад. Он протянул её Лёше, чтобы тот почитал. — Слушай, как тебе? Я начал там аккорды к ней подбирать и так далее, можем вместе над ней подумать. Не то, чтобы Миша сам не мог посидеть над песней, но ему хотелось сделать это с братом, чтобы это как раньше сплотило их. — Текст хороший. В принципе, почему нет, давай вместе что-нибудь придумаем. — Леша слегка улыбнулся, не отрываясь от песни. Горшок действительно был рад, что Лёха не отверг его предложение. Он поставил чайник, налил чай себе и Ягоде. Спустя час после чаепития и разговоров на разные темы, они всё-таки перебрались в комнату, достали гитару и стали что-то придумывать, потом, когда аккорды для чернового варианта были подобраны, они начали играть своё, чужое, старое, новое, как раньше. Сидели так долго, за окном стемнело, но никто даже не заметил, однако люди, вернувшиеся с работы, не очень оценили вечерние песнопения братьев. Когда же по батареям стали стучать недовольные соседи снизу, Горшеневы поржали и убрали всё на места. Лёха открыл окно, достал пачку сигарет, взял из неё 2 сигареты, для себя и для Миши, зная, что тот не откажется. Горшок же после того, как убрал гитару, подошел к Лёхе, взял у того сигарету и уселся на подоконнике. Оба закурили, что-то обсуждая, но это точно было о музыке, о творчестве и, конечно, об анархии. — Бля, Лёх, ты действительно извини, я реально не вдуплял, что веду себя как мудак. — Миша очень раскаивался, так как понял, хоть и поздно, что брат не заслуживал такого отношения, которое он получал от Гаврилы. — Я же тебя всё равно люблю. — И я тебя люблю, Мишка. Всё нормально, я простил ещё с утра, бывает же такое, всё понимаю. — Ягода потрепал Мишу по голове и затушил окурок о карниз, а Горшок же докурил сигарету и выбросил её в окно. Каждый для себя что-то да понял, кто был не прав, а кому нужно чуть спокойнее относиться а происходящему. К тому же, кто бы как себя не вёл, они всё равно останутся братьями и роднее друг друга, у них уже никого не будет.