Малый театр

       - Значит так, популярно объясняю один раз для особо одарённых,- выплюнул актёр и, встав из-за стола, принялся стремительно сокращать расстояние между собой и учеником. Мальчишка, обернувшийся нехищным зверем, старался выжать всю возможную тень из кулис и укрыться в ней, он хотел было усохнуть до ещё меньших размеров, до уголька, но двигаться было невозможным - малец совершенно остолбенел, чувствуя каждый шаг Тарковского, отзывавшийся стоном той половицы, на которую ему пришлось наступить и тупым ударом Гёрдту под дых. Не хватало ещё упасть в истеричном припадке перед подозрительно самовлюблённым, не знающим правил поведения в обществе кретином, который потом точно припоминал бы это сотню лет, и бессовестно смеялся в лицо. Яков, сконцентрировавший в руках весь остаток сил своих, сжал кулаки, что, как он подумал, Тарковскому непременно показалось бы признаком слабости, если бы тот, конечно, увидел значительный жест. К счастью, изнузданный бессмысленными вещами и неусыпным сознанием режиссёр был способен видеть лишь первостепенные задачи. Может поэтому он никогда не жаловался на окружающий их бардак?.. Размышлениям Яков дал пощечину и грубо одёрнул за руки - стоило собраться до того как студент, уже вообще-то решительно поднимающийся к сцене, его настигнет. Правда, смотрел Яков на приближающийся силуэт как на злой рок, не считать который в глазах мальчишки Тарковский просто не мог, Гёрдта выдавал сам дух. Остановивший шаг совсем у кулис режиссёр, сделавши упор на ведущую ногу, выжидающе встал. Его кажущиеся золотыми на свету прожектора волосы подсветили голову и создали свечение образа, будто сошедшего с икон мальчишки. Такие мысли не занимали голову Гёрдта, она была совсем пуста, видимо, ввиду подкатившей паники. Якова, может и хвалили учителя за живое соображение, но в ту минуту шестерня где-то таки дала сбой, приведя в негодность весь механизм. Благо, красноречивый жест, указывающий рукой на зажатое скрепление листов в руках мальчугана и отрывистое: "Мы будем сегодня хоть что-нибудь читать!",- привели его в чувство. -Ах, принц,- аккуратно лепечет Яков, - были вы здоровы это время? Что-то совершенно неясное Гёрдту произошло со студентом. Его постоянно недовольный взгляд, сведённые к переносице брови и поджатые губы переменились, и теперь перед мальчиком стоял кто-то точно незнакомый. -Благодарю: вполне, вполне, вполне. Ах, Боже, точно и голос совсем другой стал! Кто перед ним? -Принц, у меня от вас есть подношения,- Яков уже как будто специально неуверенно протягивает руку с невидимой вещицей в ней,- я вам давно хотела их вернуть, возьмите их. -Да полно, вы ошиблись. Я в жизни ничего вам не дарил. -Дарили, принц, вы знаете прекрасно. С придачей певучих нежных слов. Их ценность умножавших. Если запах их выдохся, возьмите их назад. Порядочные девушки не ценят. Когда им дарят, а потом изменят, - от нервов молодой голос прерывался и становился уже сильно похожим на девичий, так что можно справедливо считать, что Яков блестяще играл волнующуюся Офелию. Стоявший всё время неподвижный Евгений отчего-то начал приближался к мальчику. Неспешно, как будто думая над каждым шагом и петляя по сцене. Что-то внутри Гёрдта оборвалось, но он и не думал пошевелиться. Невозмутимое спокойствие, расположившееся на лице наставника, холодный упрёк грациозного животного и гневящееся сердце человека скрылись в глазах юноши. Ничего более от Евгения Владимировича в этом мужчине не осталось. Якову явился Гамлет, собственной персоной. Подплывши совсем близко, он контрастным, резким и уверенным движением руки до боли сжал мальчишескую, тонкую кисть. - Короче, Тарковский, - мужчина, заключённый в совершенно неподходящий по размеру пиджак, сорока семи лет по паспорту, выглядящий, всё же, гораздо старше, в силу запущенности внешнего вида и, наверное, неудачного выбора одежды, практически лежал на кресле, опершись всем весом своего тела на подлокотник, - понты свои оставь маме. Мне,- тяжёлая рука указала на грудь и пару раз её прихлопнула, - уже знаешь где твои выходки сидят? Будь ты хоть Романовым выжившим, в универе тебя не оставлю,- учитель кинул на юношу грозный взгляд, сохранив, однако, хладнокровие голоса, - ты думаешь, я тут один, двинутый, связки рву? Тарковский сжигает чужой текст, Тарковский доводит одногруппниц до слёз, грубит учителям. "Когда Тарковский сдаст зачёт?", "Евгения снова не было на паре, разберётесь вы уже или нет!", "Ваш студент покрывает ругательствами хрестоматийных классиков и агитирует молодёжь!". Исключения твоего весь педсостав ждет, из списков имя карандашом вычёркивает, с надеждой в душе,- толстяк громко выдохнул. На лбу, не сказать чтобы посредине, но и не совсем справа, проступила пульсирующая вена, сворачивая куда-то под бровь. Тарковский выслушивал подобную, обычно более красочную речь регулярно, чаще по средам - стояла пара актёрского- и реже по пятницам, после пар режиссуры игрового фильма. Мужчина убрал мокрые волосы с лица, громко цокнул, достал зубочистку, или вроде того, из стола и бесцеремонно принялся искать что-то в зубах. Шумно откинувшись на спинку, он продолжил,- значит так, Евгений, ты мне либо к концу осени дипломную переписываешь и хвосты закрываешь. Бонусом станешь нам практику у Сан Саныча в драм-е отбывать, работать там некому. В противном случае в декабре вещички скинешь в кучку, да съедешь, ещё платочком голубым мне махать будешь. Понятно, надеюсь, потому что повторять я не собираюсь, - он сделал секундную паузу, пытаясь найти в глазах юноши понимание,- два раза в неделю чтобы твоя фамилии в списке появлялась, прогуляешь - отчисление обеспечу моментальное. За расписанием в деканат сегодня же зайдешь. Свободен. Юноша по-неприличному прямо и тупо уставился на тучную фигуру, будто совсем не понимая смысл только что сказанных слов. Лихорадочно соображая, как бы ему искрутиться, без всего прочего, и уложиться в сроки, он не сильно осознавал, как потянет вторую работу. Может, это плохая шутка? - Тарковский, ты чё, дорогу забыл? Юноше не хватало слюны. - Отработку-то за что? Группа уже прошла практику в этом месяце, а вы вряд ли имеете законные основания отправлять учеников на работу, даже не обусловленную трудовым договором без фикс зарплаты, - иногда, всё-таки, Тарковскому приходилось переступать через себя, и тогда он даже произносил слово "закон" в слух. - А за моральный ущерб. Не в твоём положении выкабениваться, фраерок- мужчина нахмурился и напрял на стол, что тот под весом прогнулся, - ну че, материал усвоен? - изменившись в лице, он издевательски улыбнулся и развёл руками. Студент, не найдя себе духу вымолвить и слова, лишь рассеяно кивнул. Переписать лучшую дипломную на потоке? Он создал гениальный фильм среди бездарных, убил на него год, смывал последние деньги на аппаратуру, и что теперь? - И, Тарковский,- преподаватель окликнул студента, стоявшего уже в дверях, на стёртом порожце, наступать на который, кстати, запрещалось,- постарайся уж, если учиться ещё хочешь. Список на отчисление ежедневно сокращается. Тик-так, тик-.. Не намереваясь больше слушать унижения, блондин вышел и громко захлопнул за собой дверь. Раньше такого яда в истории кинематографа он совершенно не замечал. Упуская из виду то, что на часах было без пятнадцати девять, или около того, Женя заметил, что устал безбожно, готовый теперь уже упасть прямо здесь, оставив естественное чувство брезгливости, и, примкнув грудью или даже носом, может и, к острым туфлям секретаря, строгие формы которых почему-то им всегда воспринимались предупреждением, ему было уже все равно и в голову лез бред. Тот, знаете, бред, о которым мы ежедневно задумываемся, но, находя его мешающим жизни, оставляем на самом зачаточном, мягкотелом, на самом изначально незащищённом, однако в будущем надёжно запертом, слое мозга, ещё известном как дающем в ненужное время усыпленные чувства. Вам, наверняка, приходилось, хотя бы раз, пройдя мимо растворённого в тёплой комнате окна зимой, из которого валит белый пар, заметить за собой случайное: "..было бы мне сейчас возможным броситься туда..". Человек нормальный, в нужной мере приземлённый или, точнее сказать, работающий опускает мысль так же быстро, как её находит. Другой способен мысль зачем-то подхватить и развивать её до ещё большего бреда, по типу:".. может я бы и не разбился, а взлетел" - на внезапно появившихся и раскрывшихся крылах, а может и на божьем духе вовсе. Подобной мыслью был занят направляющийся в кабинет Тарковский, который по прошествии двух, а может и трёх, он не считал, этажей плюхнулся на своё место, но не желал отпустить ядовитую идею, уже полностью ей предавшись и, вероятно, размышляя о том, как именно он бы рассёк себе нос. Юноша прикрыл глаза. - Что, приятель, совсем загрызли?- мягкий, ещё не в конечной степени сломавшийся, но довольно таки ласковый голос, каким он становится, как известно, при разговорах с немногими людьми, раздался на расстоянии опасной близости, где-то прямо над головой, и, очевидно, был обращён к нему. Тарковский, принявший практически лежачее положение на парте, не торопился поднимать взгляд, стараясь угадать по издаваемым звукам их человечий источник. Он промычал что-то невнятное, однако, понимая, что придётся таки вернуться в обыкновенную, не такую уж драматичную, будничную жизнь, нехотя взглянул на товарища исподлобья, придерживая из-за всех сил валящуюся голову, - ты хоть спал сегодня? -Кончаловский? Не рановато-ли для гениев? До обеденной перемены ещё ж две пары,- настроение юноши довольно резво скакало к звёздам в присутствии Андрона, что тот даже однажды проверил кардиограмму. Упоминал ли я, что Кончаловский имел то добрейшее выражение лица, которое сохраняло себя и не менялось насмешливым даже в моменты раздачи щелбанов? - А я думал, висящие в списках на исключение так борзо себя не ведут,- темноволосый юноша растянул свои четко очерченные губки в небольшой, солнечной улыбке и удобно уселся рядом. По замечаниям Тарковского она не была обыкновенно солнечной, он давал ей описание чувства от еле греющих, несмелых лучей, пробивавшихся сквозь, будто заштопанные, дубовые рукава в утреннею пору, когда роса ещё ночными следами бывает на травинках, уже проснувшись, но пока что не вставая с нагретых постелей. Точно так фантомно она и грела. Андрон, или как часто его называли - Андрей, Кончаловский был рыжеватым брюнетом, щедро награжденный солнцем бесчисленным количеством веснушек, расположенных на самых бархатных лоскутах кожи, что в его случае значило, на всем теле. Маленькие, еле оранжевые крапинки сворачивались клубочками и нежились на носу, ушах, локтях, кистях, прыгали на острых коленях и шли вытянутой тропой от шеи к пояснице юноши. В глазах у него плясала совершенно нагая живая душа, возможно, тоже с ног до головы конопатая. - Да ты уже знаешь? - От чего нет? Лист с фамилиями вывесили пару дней назад, - в разговор вмешался ещё один, ныне незнакомый нам, по утреннему бодрый, но спокойный, девический голос. Женя, будучи от природы вообще-то очень догадливым мальчиком, сразу узнал обладательницу и, показательно шумно вздыхая, будто бы намекая вмешавшемуся поскорее удалиться ради всеобщего счастья, поспешил обратно закрыть глаза. Этот нестарый, но кем-то уже расшатанный деревянный стол частенько сдерживал или, по крайней мере, скрывал раздражение юноши, как только мог, тихо потрескивая под напором мальчишеских коленок. Выражал ли он недовольство, просил ли о помощи или делился со студентами подробностями того, как тяжело бороться с разрушительной силой, способной уж точно разворотить весь свет, если бы не он - никто не знал. Но даже Кончаловский порой беспокоился о состоянии окружающей Женю мебели, а наедине с легко бьющимся вообще старался лишний раз не оставлять. Мало ли тот зачаруется и станет дуть венецианское стекло? - Ирма,- Андрон птенцом, на которого случайно попала холодная капель, встрепенулся. Этот молодой человек отличался своей особой дружелюбностью к миру и вообще любовью ко всему живому,особенно, если оно робко, свято и совершенно беззлобно, что в его представлении, подобно растению или женщине. Удивительное сердце было воспитано в юноше, Тарковский подозревал, что он с таким родился. Предстанет ли перед ним та, чьё обличие напоминает не очень удачную декорацию пугала, выпачканную во что-то плохо пахнущее и чье имя красуется в федеральном списке разыскиваемых, или та, что с нахальными глазами и вызывающей помадой терроризирует всех окружающих, иногда балуясь ворованными сигаретами, он, со слабой улыбкой, какой практически не видно, скажет, что не поверит никогда в их вину. Ирма ни в коем случае не была даже дальней родственницей ведьмы, но Тарковский на дух не переносил таких девиц и, время от времени, действительно боролся с желанием окатить ее святой водой, - доброе утро. Как дела в совете? -Дела нормально. Жить оказалось легче, когда все начали подчиняться справедливым правилам справедливого руководителя-, строгий взгляд свой она, на секунду отвлечённая, с окна вновь перевела на златовласого юношу, - да, Тарковский? Когда ты мне зачёт по речи сдашь? Страдальческий вид свой студент сохранил и даже принял более напускной его вариант, но кинувши куда-то в область плеча товарища шипящее: "Боже, чего она мелит? Какие там правила могут быть у старосты в студ.совете, прости господи ", всё таки ответил девушке, уже явно раздражённой постоянными прятками. -Рауш, ты до всех уже сегодня доебалась или в деканате ещё кто остался? Всё это время, да и по своему обыкновению, Ирма Рауш, державшая вид сдержанный и в пору отстранённый, производила впечатление неприступной Генуэзской крепости, с отравленной вокруг стен землёю. Сейчас же, по видимому уловив нотку несправедливости в словах Евгения, она помрачнела только больше прежнего и мгновенно, как рычажком, опустила свои четко нарисованные, чернющие брови вниз. Она легонько, по любезному отрезвляюще тряхнула Тарковского, взявши его за торчащий из под кофты воротник рубахи. -Драгоценный наш Женя совсем уже страх потерял или просто весь вышибли? Забыл уже перед кем на коленях ползал, в слезах перед кем захлебывался? Забыл, из-за кого на пересдачи тебя пускали? Кто долги за тобой бегал сдавал, бессовестный, забыл? - Ирма, подобно заевшей ноте синтезатора, голос не подымала и не опускала, храня своё мрачное спокойствие. -Так и отвязалась бы от меня, раз напрягаю так твою неприкосновенную особу. Тебе самой это в сто крат больше моего надо, Ирмочка же у нас одна такая талантливая и добросовестная, спасу прямо не найдешь, - студент на особо сложных словах хрипел, ворот сильно натирал и мешал хорошо дышать,- всех одногруппников под стать держит, на красный диплом идёт, в магистры !в свои то годы! метит.. Других учеников для нас больше,- он уже совершенно закашлялся,- больше нет. -Если своих мозгов не хватает вспомнить, то может тебе на пальце веревочку завязать? Или зависть горло сжимает?- как бы показывая превосходство внутреннее перед ним, она, чуть подняв подбородок вверх, приняла вид более хищный, предоставив Жене возможность чуть ближе полюбоваться прозрачной женской шеей,- я пока что староста это несчастной группы, мне по башке из-за тебя и дружков твоих дают, но тебе же, конечно, дела нет ни до кого кроме себя, Тарковский. Твой эгоизм когда-нибудь тебя сожрёт, и я была бы счастлива, если бы меня позвали на это посмотреть. Но пока от тебя ещё не все, к сожалению, отказались, гадёныш. Я буду ждать сегодня пятой парой на третьем. Без этого зачёта список на отчисления сократится ещё на одну заветную фамилию. "А ещё чья-то фотография будет снята со стены почёта",- хотел было в ответ огрызнуться студент, но, наверное, решив, что кричать в спину как-то совсем не по-дженетельменски, поджал губы и зачесал лицо руками, будто мученный страшным зудом. Ирма, недовольная тем, что диалог зашёл в совершенно ненужное ей русло, пошагала от парты прочь, оставляя в воздухе шлейф неприятного запаха, который, как предположили друзья, зовётся духами. Кончаловский всё действие наблюдал с безразличным выражением лица к ссоре, но с волнующимся к ссорящимся. Молодой человек, видящий это не в первый раз, не считал нужным их разнимать. Ссора эта не была странностью или переломом, она повторялась почти каждый день, стучась с утра в дверь, но оставляла ее для себя открытой, уходя, вечером; она была неизбежна и крайне необходима для жизни обоих так же, как людям необходимо умываться по утрам или обедать. Ирма в сласть отчитывает Тарковского за непрекращающиеся прогулы и недосдачи, тогда как всё женино основание противится "блядскому закону" и за возможностью только бегает от злосчастной командирши, не желая лишний раз получить по шее. А получать всегда было за что. Начать Андрону закрывать спину друга собой - то же самое, что оправдывать лень и скверный характер Тарковского. Тогда бы ему пришлось изобретать новое противоядие, которое тот бы с таким же успехом отвергал, так что по правде, в этом не было большого смысла. Он бдел дружеский долг, похлопывая товарища по спине, подставляя для слез, каких всё не мог дождаться, своё сильное плечо и, самое что главное, он позволял Евгению часами рассказывать о его пьяных сценариях, которые, как считал Андрон, не сильно подходят обыкновенному игровому кино. После полудня выруганный, по крайней мере, всеми учителями, каких он только повстречал за сегодняшний день в институте, Тарковский, решивши, что ему уже сейчас грозит переутомление и лёгкий шок, под шумок вытащил зачарованного Кончаловского с пары под предлогом дела срочной важности. Последний относился к тому редкому, глубоко чувствующему мир типу людей, которые имеют способность тяжело сосредотачиваться на предмете и требуют для того какое-то время, однако отвлечься уже полностью погружённым для них так же представляет задачу. Как Андрон очутился в столовой, он решительно не помнил, и, вообще-то, обнаружил себя только понужающим вместе с другом недорогой, студенческий обед, состоящий из жидких капустных щей и свежего хлеба в прикуску. По приходу Тарковский, из привычки ли или из собственной неприязни ко всему уж слишком общественному, сразу метнулся на излюбленные крайние места, угловатые и не очень заметные. Однако же за отсутствием хоть каких-то учеников, их стол случайно оказался центральным. - Да ну уж прям уж, Женя, не может такого здесь быть - Не веришь? Я то побольше этой Альбертовны, как ее там, в истории понимаю! Я, между прочим, с пелёнок вместо колыбельки слушал книжки умные об образовании театра, и как квалифицированный специалист тебе заявляю,- он жадно откусил ломоть своей корки,- Рене в пятьдесят девятом «Хиросиму» снял по Маргарит Дюрас, а потом только в шестьдесят первом додумался по Грийе поставить своё «В прошлом году», - Евгений подумал было, что со слишком серьёзным лицом втюхивал отрывки ненужных книжных знаний, и, откусив от хлеба ещё раз, легко улыбнулся,- ты на ус то тоже сиди, мотай, студент. А то меня как отчислят от вашего образованного общества, так некому правду будет рассказывать. Как Рауш губы выкрасишь и будешь бегать за толстыми дядями для пятёрочек,- выждав немного реакцию друга на остроумную шутку, добавил, - или думаешь, есть у неё в голове что-то? Ну, кроме зав. кафедрой, я имею ввиду. - Не дурак ты, Тарковский, а строишь из себя самого натурального. Мазохист, что-ли? - Андрон поддержал оптимистичный настрой товарища и широко улыбнулся, надеясь только на то, что Тарковский сумеет прочитать обеспокоенность в его глазах. Но, наверное, нагая душа ускакала с их весёлой зелены, и они уже не так сильно притягивали внимание студента, старающегося из-за всех сил достать языком последнюю капусту со дна тарелки.