Belladonna

      — Чччёрт, как больно… — шипит сквозь зубы молодой мужчина довольно потрёпанного вида, неудачно вписавшись в дверной проём. Он и сам не до конца уверен, от чего ему больнее — то ли от очередного удара, полученного из-за того, что пьяное тело сложно контролировать, то ли из-за тяжести воспоминаний, лежащих на сердце давящим грузом, сбросить который не помогает и выпивка. Морщась, он выглядывает на улицу, подставляя бледное лицо дождю.       — Аббаккио, я полагаю?       С трудом сфокусировав взгляд, Леоне Аббаккио смотрит на задавшего ему этот вопрос небесного посланника… нет, всё-таки на человека. Хотя как может человек в такую погоду разгуливать под дождём и не испачкать свой белый костюм, ослепительный цвет которого становится ещё ярче на контрасте с чёрными узорами? Может он уже до видений допился — но зачем видению зонтик? Аббаккио вглядывается в стоящую напротив фигуру и наконец отвечает.       — Ну.       — Меня зовут Бруно Буччеллати, и я предлагаю тебе работать на меня.       Нескольких фраз загадочного Буччеллати хватает Аббаккио для того, чтобы последовать за ним. Возможно он окончательно съехал с катушек, раз нарушил своё правило никому не доверять, или просто ищет на пьяную голову неприятностей, чтобы забыться и перестать изводить себя картинами из недавнего прошлого. Пусть его изобьют, пусть он ввяжется в безумное предприятие — да что угодно, лишь бы не постоянные напоминания о его падении. Но Буччеллати спокойно приводит его в свою квартиру и сейчас собирается что-то сказать по поводу какой-то работы…       Внезапно Аббаккио чихает, да так, что стены трясутся, а Буччеллати резко дёргается, и его аккуратное вопреки непогоде каре забавно разлетается.       — Ты замёрз! — поправляя съехавшую заколку, Бруно пристально смотрит на него, и его взгляд это одновременно термометр, рентген и анализ уровня сахара в крови. — Сейчас срочно тебя согреем, а то простудишься. Поговорим чуть позже.       — Нет, со мной всё в порядке, не надо, — пытается отговорить его Аббаккио. Что же он за человек такой, даже поговорить серьёзно не может, вот надо так по-дурацки всё усложнить!       — Надо. У тебя даже губы стали фиолетовые, — подмечает Буччеллати.       — Это помада, — отвечает Аббаккио. Потом вспоминает, что тюбик давно где-то потерян, и сдаётся. — Ты прав, было холодно. Черрртовски холодно!       — Бери на диване плед, а я пока заварю чай. — И Буччеллати скрывается в глубине квартиры, откуда вскоре доносится шум воды, позвякивание посуды и стук шкафчиков.       Аббаккио проходит в комнату и на краю дивана замечает пушистое светлое покрывало. Прикасаться к белому ворсу боязно, настолько чистым и нетронутым он выглядит, но выглянувший Бруно подбадривает его — да, вот это, всё верно, и Леоне тяжело плюхается на диван и кутается в плед, ощущая, как тепло обволакивает тело. Обычно он предпочитает согреваться изнутри, но вряд ли Буччеллати предложит ему горячительные напитки.       Кстати о напитках, что он там говорил…       — Чай? Я же не старик какой-то, не нужно!       Но Буччеллати его не слышит, а может притворяется, что не услышал. Пока он готовит, Леоне осматривается: похоже, в оформлении Буччеллати признаёт только белый, чёрный и золотой. Больше об обитателе этой квартиры сказать ничего нельзя. Вещей здесь немного, нет ни фотографий, ни музыкального проигрывателя. Чуть дальше, у окна, Аббаккио замечает рабочий стол с небрежно отодвинутыми на край папками, одна из которых лежит отдельно. Заглядывать в документы мафиози Леоне не хочет — конечно, жизнь ему опостылела, но не настолько!       Буччеллати появляется с подносом, на котором стоят две чайные пары и небольшой заварочный чайник — тоже белый, с золотистым орнаментом. В тишине Бруно разливает чай, и Аббаккио отмечает, что ладони у Буччеллати мощные и широкие, а пальцы длинные и узловатые, совсем не сочетающиеся с его общим элегантным видом. Но при этом каждое его движение выверено, и их грация завораживает.       В сломанном мире Леоне давно не осталось красоты, но подмечать её он не разучился, и тем ценнее то, что он видит сейчас. Украдкой он бросает взгляд на свои руки: узкие ладони, изящные пальцы, светлая кожа… руки были предметом его тайной гордости. Особенно красиво они выглядели, сжимая табельное оружие, получив которое, Леоне не мог поверить, что он сделал важный шаг по верному пути к своей цели. Сейчас же ему хочется убрать подальше и шрамы от битого стекла, полученные, когда он неудачно открыл очередную бутылку, и подсыхающие корки на сбитых костяшках, и облупившийся чёрный лак, который не обновлялся уже очень давно. Теперь сделать маникюр для Аббаккио означало отгрызть острый обломанный уголок ногтя. Он сжимает кулаки, подворачивая пальцы и впиваясь ими в плед.       Буччеллати замечает, как он кутается, и, думая, что Аббаккио всё ещё не может согреться, аккуратно придвигает чашку ближе к нему.       По комнате расходится сильный пряный аромат, и Аббаккио внезапно вспоминает, как однажды они с классом ездили на экскурсию и на обратном пути сделали остановку у подножия горы, заросшего пахучими фиолетовыми цветами. Пока учительница с помощниками организовывала перекус, Леоне с друзьями пинал видавший виды мяч, вечный спутник их мальчишеской команды. После одного особенно сильного удара мяч отлетел прямо в гущу цветов, и подбежавшему за ним Леоне навсегда врезался в память густой насыщенный запах согретых солнцем растений, который окатил его тёплой волной, стоило только раздвинуть стебельки. И десяти лет не прошло с тех пор, но кажется, что это осталось в другой жизни, счастливой, полной света, надежд и мечтаний…       Тем временем Буччеллати пристально смотрит на немигающего Аббаккио, взгляд которого проходит сквозь чашку, и, сделав свои выводы, говорит ему:       — Это пахнет тимьяном. Не бойся, не отравлено — я предпочитаю другие методы, — и, записав выражение лица Аббаккио на свой счёт, мягко добавляет:       — Извини, с чувством юмора у меня всегда было… плоховато.       Сделав первый глоток, Аббаккио понимает, что холод окончательно отступает, а в голове понемногу проясняется. Наслаждаясь ярким вкусом, он позволяет себе чуть-чуть расслабиться. Буччеллати тоже молча пьёт свой чай, но повисшая в комнате тишина совсем не производит гнетущего впечатления. Они ни о чём не говорят, но оба чувствуют, что так гораздо лучше, чем говорить ни о чём.       Но вот чашка пустеет, и Аббаккио снова собран и насторожен, ну насколько позволяют ему остатки алкоголя:       — А теперь объясни мне ещё раз, для чего я тебе понадобился?       Буччеллати аккуратно ставит свою чашку на столик, показывая, что готов к беседе.       — Нам. Нашей организации. Как я уже говорил, я из Passione. Ты должен знать, что это…       — …одна из самых влиятельных в Италии банд. Знаю. Встречался. Ваши мелкие сошки постоянно отираются возле аэропорта, — Леоне вспоминает свои дежурства в этом районе и тяжело вздыхает.       — Я хочу предложить тебе другое, Аббаккио. Мой начальник в силу некоторых обстоятельств ограничен в передвижениях. Я выполняю большинство данных ему заданий, но уже не справляюсь один, и он поручил мне организовать собственный отряд. Мы не будем промышлять воровством. Капо Польпо, скажем так, помогает людям открыть в себе некоторые способности и найти им лучшее применение, и я думаю, что у тебя такая способность найдётся. Ты силён духом, Леоне Аббаккио, и я предлагаю тебе пройти испытание и работать со мной.       Аббаккио усмехается, оскалив зубы:       — Это я-то силён духом? Ты и твой странный начальник ошибаетесь. Справедливо будет сказать, что я — никчёмный пропащий человек, который портит всё, к чему прикасается. Мечта, к которой я стремился, разбилась об реальность, и я не смог удержаться на выбранном пути. По моей вине, из-за моей нерешительности и трусости погиб человек, с которым я работал! Тебе твоя жизнь тоже не дорога?       В конце его голос переходит в крик, и в душе Бруно, который уже знает из документов Польпо историю Леоне Аббаккио вплоть до суммы взятки, с которой всё началось, имени напарника Аббаккио и сроков судебных заседаний, отзываются жалость и сострадание. «Как же сильно ты себя возненавидел…» — думает он. Нет, он не отпустит Аббаккио. Эта ненависть быстро сгубит его. Бруно подался в мафию за защитой, и, хоть и дорогой ценой, получил её, возможно он сам, будучи мафиози, сможет вытащить Аббакио из пучины отчаяния?       — Я знаю, на что я иду, и помню об этом каждый день. Но, как ни странно, в Passione, я получил свой шанс на новую жизнь. Не погибай в плену своего прошлого, Аббаккио.       Бруно замолкает и ждёт. Ждёт долго.       — Шанс, говоришь… — задумчиво произносит Аббаккио. — Могу ли я дать ответ с утра?       Бруно еле заметно напрягается. Совершенно некстати вспоминается срывающаяся с крючка рыба. Осторожнее, мягче…       — Думаю, что да. Как говорится, la notte porta il consiglio. Оставайся у меня, здесь безопасно, — предлагает ему Буччеллати. — Ночь на дворе, льёт как из ведра, усугубишь своё состояние… Я принесу подушку.       Аббаккио окончательно согрелся, и его клонит в сон, но он отрицательно мотает головой. Дело даже не в доверии. Бруно Буччеллати это тот самый один на миллион случай, когда Аббаккио готов поверить и довериться, что он и сделал уже в тот момент, когда шагнул к Бруно под любезно протянутый зонт. И именно поэтому он должен сейчас уйти — чтобы не оборвать свою путеводную нить. Шанс на счастливую жизнь он уже убил собственными руками, но может ему повезёт обрести покой? Выполнять приказы, верно нести свою службу и подчиняться достойному. Нужно только выдержать паузу, чтобы не испортить всё поспешностью. Он резко поднимается, и несмотря на внезапное головокружение идёт к двери.       Буччеллати задумчиво смотрит на его спину, понимая, что времени повлиять на решение Аббаккио остаётся совсем мало, но молча идёт следом и подаёт ему зонт, а когда Аббаккио, помедлив, всё-таки принимает его, делает шаг вперёд, вторгаясь в личную зону. Его огромные тёмно-синие глаза смотрят прямо на Леоне, и не отводя взгляда Бруно приглушённо говорит ему:       — У твоих глаз очень необычный оттенок. Похоже на цветы белладонны, — и тут же отступает, вежливо кивает и продолжает уже самым обычным своим голосом:       — До встречи, Аббаккио.       — До встречи, — повторяет Аббаккио машинально и, развернувшись, уходит.       Спускаясь вниз, он думает не о предложении вступить в мафию, не о том, что может последовать за отказом, и даже не о раскрытии непонятных способностей, которые у него за каким-то дьяволом должны быть, а о том, что Буччеллати действительно необычный, таких Леоне ещё не встречал, хотя казалось бы, в полиции на кого только не насмотришься. Он из мафии, но Аббаккио не чувствует угрозы для себя. Выглядит странным, а его поведение причудливым — но оказывается, что это продуманные ходы. Вот и сейчас он добился своей цели: мысли о нём не выходят из головы. Не нужны никакие паузы, всё уже предопределено.       — Чёртов Буччеллати! — хрипит Леоне. Во рту пересохло и жжётся, сердце бьётся часто-часто, а перед глазами — цвета белладонны, откуда Буччеллати это взял вообще! — мелькают точки, такие же, как на белом костюме. Всё плывёт, и даже неяркий свет уличных фонарей сквозь дождь больно бьёт по расширившимся зрачкам. Прислонившись к стене, Аббаккио прикрывает веки, пытается отдышаться и унять сердцебиение, но как это сделать, если невозможно перестать думать о Буччеллати и прокручивать в голове его голос раз за разом.       — Хоть бы это был отравленный чай! — думает Леоне.       На следующий день он приносит зонт обратно и остаётся у Бруно навсегда.