Краткое пособие по общению с привидениями

Сабо сверлит взглядом документы, так, словно бы они несут в себе ответы на все вопросы Гранд Лайн, вплоть до того, чем же именно является столь искомый многими пиратами Ван Пис. А Эйс нервничает, беспокоится, вылавливая взглядом родные для себя имена накама. В тексте проскакивает несколько раз слово «убит» и он резко теряет концентрацию, принимаясь сверлить бумагу уже пустым, невыразительным взглядом, пропуская фразы мимо себя. Его душит слабая паника и целая чертова тонна чувства вины, с которой он понятия не имеет как вообще бороться. Он ведь, ну, он знает, что на той войне, по его вине, погибло очень много людей. Его до сих пор преследует остекленевший, мертвый взгляд Орза, пытающегося добраться до платформы. Стоит лишь прикрыть глаза, и перед его взором снова возникают картины той битвы, а в горле мгновенно формируется противный ком вины. Столько людей, столько мечт полегло на той битве и он не может не чувствовать себя виноватым, зная, что все эти жертвы оказались напрасны. Ведь Эйс мертв. Его тошнит от одних лишь мыслей об этом. В отличие от Сабо, искренне заинтересованным в чтении бумаг, у Эйса чересчур уж много причин бояться этого трехклятого текста. Но при этом он должен знать, что случилось на войне, и сколько именно потерь понесли Белоусы. Он ранее получил лишь обрывочную информацию обо всем произошедшем. И теперь, когда у него есть идеальная возможность заполнить пробелы, он какого-то черта начинает бояться. Какой он после этого вообще командир? — Эйс? Сабо взволнованный взгляд переводит, с бумаг, на брата и обратно, замечая чужое пустое выражение лица. А Портгас продолжает спорить сам с собой, невидящим взглядом уставляясь на бумагу и нарочно не вчитываясь в написанные от руки строки. Он не уверен, что хочет вновь возвращаться к тем воспоминаниям. Он не уверен, что хочет знать, кто именно из его братьев погиб по его собственной вине. Он не уверен, что хочет снова переживать собственную смерть и это так чертовски сильно давит прямо сейчас, потому что он правда не хочет читать всего этого, но он ведь должен, разве нет? Иначе его будет съедать чертово чувство вины. Он хотел знать судьбу пиратов Белоуса, и он должен был убедиться, что хоть некоторые из членов его семьи спаслись из того ада. Те обрывки информации, которые Эйс уловил еще в кабинете Монки Ди Драгона, были слишком малы. Да и он не то что бы сильно стремился что-либо прочесть, больше зависая в собственных мыслях. — Эйс? — М? Сабо косится на него в легком беспокойстве, отвернувшись от бумаг, но пират слышит брата лишь краем уха, мыслями возвращаясь к прежним, столь беспокоящим его вопросам. Пустой взгляд все еще обращен к бумагам, но Эйс не читает текст, а лишь нервно напоминает самому себе что: он должен знать, он обязан знать, ему необходимо знать, что там произошло. Это его долг как командира (бывшего), это его долг как брата (мертвого), это его долг как члена пиратов Белоуса (он не знает, где они находятся). Если бы он жив, то Эйсу кажется, его сердце бы сейчас билось как бешеное. Но он мертв, и если честно, он немного боится. — Ты в порядке? Но Сабо это знать необязательно. Это проблема исключительно самого Эйса. — А, да, конечно. Он отвечает практически машинально, не замечая, как хмурятся светлые брови. У Сабо вообще в целом, такое крайне странное выражение лица, когда он напрямую с Эйсом разговаривает. Какая-то необычная смесь смущения, неверия и чувства вины. Портгас не уверен, что революционер вообще в курсе, какие именно он рожи строит при разговорах, но если честно, ему это как-то и не очень-то важно. Сабо с ним вообще разговаривает, Сабо ему верит, не игнорирует — и пирату этого с лихвой достаточно. По крайней мере, на данный момент. — Эйс… Сабо хмурится пуще прежнего, вновь перекидывая взгляд с брата на бумагу, и обратно. И потом ладонью скрывает текст доноса, вырывая Портгаса из собственных мыслей. — Ты знаешь, тебе необязательно это читать. Революционер поджимает губы и хмурится, когда в синих глазах мелькает осознание и резкое сочувствие по отношению к привидению. А Эйс, рассеянно моргнув, в упор вглядывается в чужое лицо. Какая-то его внутренняя часть, являющаяся чертовым трусом, не готовым к тому, что бы столкнуться с последствиями собственных ошибок, тихо шепчет, прося Эйса прислушаться. Но он бы не был собой, если бы так просто позволил ей победить. От незнания итогов войны, чувство вины, к сожалению, не пропадет. — Я хочу знать, что с моими накама. Так что, Эйс тут же протестует. Но говорит при этом неуверенно, тихо, словно бы самого себя уговаривает. И когда замечает это, внутренне чертыхается. Черт, ну теперь-то Сабо точно не убедить. В знак протеста, Эйс решает вчитаться наконец в пару строк, неприкрытых чужой ладонью и случайно ловит имя Акаину. Рядом упоминается Шанкс, какой-то неизвестный Портгасу парень по имени Коби, и между этими именами еще несколько слов, на которых Эйс при всем своем желании не способен сосредоточиться. Его резко захватывают новые эмоции, помимо вины за смерти многих своих товарищей по команде. В груди расцветает неприятный комок чувств, из злости, обиды, гнева и внутри него снова магма, прожигающая его внутренние органы- — Эйс! Пират рассеянно моргает, отводя взгляд от бумаги. Прямо перед его лицом машет ладонь, в очевидной попытке вырвать привидение из того состояния, в котором он состоял чуть ранее. А стоит лишь Портгасу чуть повернуть голову, как прямо перед ним появляется до краев встревоженное выражение лица брата. На долю мгновения, на нем проскальзывает неловкое сомнение, прежде чем Сабо стремительно перевернет листы с доносом. — Ты не будешь ничего читать, — революционер делает глубокий вдох, и еще до того, как прозвучат протесты, дополняет, — я сам все прочту. И если тебя что-то будет беспокоить, можешь спросить, и я отвечу. Губы бывшего дворянина плотно поджаты, а сам Сабо хмурится, сверля Эйса таким взглядом, от которого у него внутри все сворачивается в трубочку, а перед глазами невольно воссоздается образ Марко Феникса. О, первый помощник Белоусов был безусловно мастером такого рода взглядов, которые на корню перерубали любое малейшее желание спорить. В нем одновременно читалась и крайняя забота, и уверенность, и твердое решение, что что бы не было сейчас в голове Портгаса, ему стоит немедленно забыть обо всех своих дурацких идеях и послушать своего чертового старшего брата. Хех. Сабо всегда так же умел. Эйс в течение пары минут молча открывает и закрывает рот, прежде чем самому нахмуриться и кивнуть, голову отвернув в сторону. Он не признается в этом, но решение брата действительно кажется разумным. К сожалению, это никоим образом не помогает ему избавиться от уже пробудившихся воспоминаний о Маринфорде. Перед глазами перемешиваются мертвые глаза Орза, перепуганный Луффи, и тысячи людей, собравшихся под платформой, и устраивающих самую масштабную резню на памяти Портгаса. Загорелая ладонь бегло проводится по глазам, утирая с них слезы. Весь этот нахлынувший ком чувств мешает ему мыслить здраво и Эйс едва ли не на грани очередной истерики, первой, с тех пор, как проснулся его брат. А он ведь так старался этого избежать. Он не хотел беспокоить Сабо собственными проблемами, и он точно не планирует делать это сейчас. Так что, проглатывая собственные эмоции и ведя ладонью по глазам, в отчаянной попытке отвлечься, Эйс принимается рассматривать комнату брата, изо всех своих чертовых сил пытаясь не расклеиться. Он рад, что Сабо слишком увлечен чтением, что бы заметить. Комната не выглядит особенно уютной. По сравнению с личной каютой Эйса, потому что у командиров дивизий были несравненные преимущества по сравнению с обычными членами пиратов Белоуса, она и вовсе казалась какой-то пустой. Из мебели всего-то пара шкафов у стены, тумбочка, аккуратно заправленная кровать, и захламленный всяким мусором стол, сильно выделяющийся на фоне всей остальной мебели. Над ним, на пробковой доске, висят кучи бумаг, листов, схем и каких-то газетных вырезок, среди которых перемешались личные заметки Сабо, заметки, написанные кучей других почерков, и разноцветные нити, в которых разберется, наверное, лишь сам революционер. Эйс замечает упоминание пары знакомых ему островов, с которыми тесно сотрудничает Белоус, но решает, пока что, не вчитываться в тексты. Будет еще время. Он переводит взгляд с пробковой доски на стол, мысленно отмечая пару пустых кружек из-под кофе на самом краю. Напиток расплескался, пачкая ближайшие листы, но не похоже, что бы революционера это сильно беспокоило. От вида комнаты создается ощущение какого-то трудоголика. И если припомнить Сабо в детстве, то это не кажется чем-то удивительным. Их брат всегда любил доводить дела до конца и полностью погружаться во что-либо, будь то хоть тренировки, хоть обучение грамоте своих братьев, или какие прочие дела. В этом плане Сабо не особо изменился, стоит отдать должное. — Хэй. От размышлений пирата резко отрывает сам революционер. Его взгляд все еще устремлен на печатный текст, но Сабо словно бы смотрит на него неким странным, пустым взглядом, нервно сжимая в ладони край листа. Эйс сдерживает желание заглянуть в бумагу и тихо мычит, как бы предлагая брату продолжить. — А тут все в точности, как ты говорил, — Сабо подпирает одной рукой щеку, а второй слабо машет в воздухе листом, со все тем же пустым выражением лица. — … Революционер молчит, недолго, прежде чем резко отвести взгляд с листа, в пользу приведение. Чужие глаза рассматривают его с такой затравленностью, неуверенностью и болью, что Портгасу резко становится неуютно. — Так ты действительно Эйс, да? — свободной ладонью зарываясь в растрепанные светлые волосы, предварительно стянув с тех цилиндр, Сабо нервно сминает губы и сглатывает. — Ну да. Мне казалось, ты мне поверил, — Эйс скрещивает за затылком руки, бросая короткий взгляд на бумагу. В его груди снова сжимается неприятный ком чувств, но пират старается не заострять внимание на том факте, что его последние часы жизни задокументированы на этих листах. — По крайней мере, теперь. Удостоверился? Ответом служит короткое, но положительное мычание революционера. Взгляд Сабо еще пару раз перебегает с листа на Портгаса, после чего революционер резко падает лицом на бумаги, до побелевших костяшек пальцев сжимая светлые пряди волос. — Черт возьми… Со стороны стола доносится его приглушенный, сдавленный голос и Эйс не удерживает короткого, но не слишком-то веселого смешка. Он вновь косится на бумагу, с некоторым подозрением, и сдерживает усиленно мазохисткое желание заглянуть в текст. Легко понять, какой именно момент прочел Сабо. И Эйс отнюдь не горит желанием вспоминать свои последние минуты жизни, спасибо. — А ведь ранее ты так себя вел, будто бы тебя это и вовсе не беспокоило, — пират плечами пожимает, намеренно изгоняя из головы мысли о Маринфорде и всяких там революционных бумажках, а сам за головой руки скрещивает и задумчивый взгляд устремляет куда-то в стену. — Это не так. — Ты разговаривал со мной? Нормально, то есть. Верил мне и все такое. Спасибо за это, кстати. Сабо резко поворачивает голову, хмурым взглядом сверля зависшего в воздухе Портгаса. — Я должен был разобраться в том, что происходит! Тем более, ты просил поговорить и я… — Ты мог просто меня не слушать! Знаешь, я сейчас буквально ничерта тебе сделать не могу, кроме как выть под ухом. — Да замолчи ты! Сабо тихо рычит, но рык этот больше отдает усталым всхлипом, когда прикрыв ладонями уши, революционер вновь утопает нос в бумагах. Эйс, в то же время, вынимает руку из-за затылка, коротко щелкая пальцами. Ситуация не особо располагала к веселью, но они оба сейчас чувствовали себя откровенно дерьмово, и отвлечение бы не помешало. — Вот! Ты снова это делаешь, заметь. Споришь со мной, как раньше. — Это не так, просто вся эта ситуация…сложная! Сабо сдавливает руками уши, после чего резко поднимает голову и со странной смесью эмоций на лице, треплет золотистые вихры волос. Он пару раз рассеянно запинается, словно бы пытаясь уловить убегающую мысль, после чего приглушенно стонет, сминая пальцами переносицу. — О чем мы вообще сейчас говорим? — О том, что ты мне верил еще до того, как прочел все эти бумажки. — Нет, я о том, почему мы спорим об этом? — Потому что ты утверждаешь, что это не так? — Я не-… Эйс отвечает на недовольный взгляд Сабо натянутой, нахальной ухмылкой, пока революционер не вздыхает наконец, бегло мотая головой. — Ладно, неважно. Неким образом, весь этот диалог сумел отвлечь обоих братьев от прописанных на бумаге строк. Но это явно было ненадолго. Сабо сверлит взглядом стол, не спеша возвращаться к чтению, а Эйс смотрит на бывшего дворянина, нервно скрывшего рот за ладонью. Вся их ситуация абсолютно ненормальна. — Знаешь, возможно, я просто…хотел, что бы это и в самом деле был ты. Голос Сабо мелко дрожит, обрывая нависшую в комнате тишину. Он нервно сглатывает, пряча только что прочитанную страницу отсчета в самый конец доклада. — Как бы это не было невероятно. До этого момента, конечно. Фразу заканчивает горькая, невеселая усмешка, после чего революционер все же возвращается к бумагам. — Не хотел оказаться психом, а? — И это тоже. Эйс хмыкает, в то время как его брат задумчиво постукивает пальцем по столу, в очевидных размышлениях. — Наверное, стоит потом…как-нибудь, разъяснить все вот это Коале, Хаку и Драгон-сану. — Ха, интересный должен выйти разговор. У меня билеты на первый ряд, а? — Это все из-за тебя, Эйс. — Эй, это не я решил выставить себя парнем с галлюцинациями… — Ты мог бы сказать подождать! — А я говорил! Оба брата мгновенно уставились на друг друга, с легким прищуром сверля оппонента взглядом. У одного, с заметным раздражением, у второго с приподнятой бровью, с явным вызовом в глазах. Спустя минутный раунд гляделок, в конечном итоге, победителем вышел Эйс, довольно хмыкнувший на тут же нырнувшего в доклад революционера. Напряженная ранее атмосфера наконец-то улеглась, позволяя обоим братьям более-менее расслабиться. Постоянные споры, изредка перетекающие в дружеские, или не совсем, драки, были привычны для обоих практически с самого детства. Оказалось крайне легко нырнуть в недра легкой ностальгии по тем временам, когда все было гораздо проще. Пират сглатывает, отводя задумчивый взгляд от брата, и тихо перебирая пальцами нить шляпы. Чувство чего-то приятного в груди, от этих коротких споров его едва ли не душит, вынуждая бросить в воздух короткий, тихий комментарий. — …я по тебе скучал. Он не смотрит на Сабо, и лишь оттого не замечает, как слабо поддергивается край губ революционера. Его брат отзывается едва ли не тише, с легким придыханием и дрожью в голосе. — Я тоже, Эйс. *** В конце концов, споры улеглись. Сабо вновь вернулся к чтению документации, тогда как Эйс решился наконец уже вчитаться во все висящие на пробковой доске тексты. Революционер не стремился особо его останавливать, так что, ну, почему бы и нет. Это всяко лучше, чем вспоминать Маринфорд и все произошедшие на нем события. По истечению нескольких минут, потраченных на чтение газетных вырезок и сложно читаемых, из-за различных почерков, заметок, Эйс с удивлением обнаружил, что действительно начал что-то понимать. Разбор революционных схем походил на разгадывание какой-нибудь крайне увлекательной загадки, скрывающей за собой целую историю дворцовых интриг и необычных сюжетных поворотов. Он всерьез мог бы насладиться этим занятием, если бы не знал, что, к сожалению, все описанные происшествия происходили где-то в реальности. И всегда сопровождались кровью, несправедливостью, рабством или прочими красотами коррумпированного правительства. Эйс никогда особо не интересовался делами революционеров, и тем, с чем именно они борются, больше увлекаясь пиратской жизнью. Но даже у него все описанные на бумагах происшествия вызывали неприятный зуд в районе позвоночника и полное отвращение ко всем упоминаемым в вырезках лицам. Особенно было ужасно знать, что некоторые из этих событий напрямую касались территорий, на которых Эйс время от времени бывал. И он не имел ни малейшего понятия о происходящем… — Хэй, как думаешь, из-за чего все…так вышло? Сабо подпер кулаком щеку, с шуршанием бумаги пряча только что прочитанный лист под всеми остальными. Его голос резко отрывает пирата от чтения заметок, заставляя отвлечься, и обратить внимание на брата. — То что я призрак, то что я мертв, или то, что я застрял тут с тобой? — Все сразу. Сабо пожимает плечами, все так же не отводя уставшего взгляда от бумаги, а Эйс особо над ответом и не думает. Ну а что ему думать, то? Он знает едва ли больше самого Сабо. Причины его призрачной проблемы оставались загадкой для обоих братьев, которую еще только предстоит разгадать. — Понятия не имею какого черта произошло после моей смерти, честно, но все до нее, это вина того лавового ублюдка. На несколько секунд в комнате нависает полная тишина, за исключением шума голосов снаружи. А потом что-то происходит. Ранее безразличное выражение лица Сабо резко меняется и слабо хмурится в задумчивости. Губы революционера приоткрываются и тут же захлопываются, словно бы он пытается что-то сказать, но точно еще не решил, что именно. Или не уверен, стоит ли говорить? В любом случае, это нервирует, так что Эйс неуверенно подталкивает брата к разговору. — Ну…? — Вы вдвоем могли убежать, знаешь. Голос Сабо резко обрывает неуверенную запинку Портгаса. Революционер мнется и вздыхает, опуская документы на стол, прежде чем покоситься на своего призрачного брата. В его взгляде читается что-то такое, что Эйсу определенно не нравится. Да и в целом, все направление разговора ему не по душе. Его гложет слабое предчувствие, что ни к чему хорошему этот разговор не приведет. — Вы с Луффи могли убежать, Эйс, — Сабо повторяет, все тем же, аккуратным, вкрадчивым голосом, который почему-то здорово нервирует пирата, — если бы ты просто не стал реагировать на провокации Акаину… Настороженность и ожидание ненужной лекции резко обрываются чистым, незапятнанным гневом. — И проигнорировать его оскорбления Папы? Да черта с два! Этот ублюдок не имел никакого гребаного права так высказываться об Отце. Собственный голос сходу наполняется презрением, яростью и горечью. Эйс едва ли не плюется, с перекошенным от гнева лицом обрывая фразу революционера. Он не хочет кричать на брата, но не может реагировать по-другому. При одной лишь мысли об Акаину его мгновенно разрывают кучи эмоций, из которых главенствующим всегда будет гнев. А гнев чертовски сложно сдержать в узде. — Да, возможно, но разве твоя жизнь не была важнее каких-то слов? Сабо отзывается спокойно, пристально всматриваясь в лицо разъяренного брата, гневно скрестившего руки на груди. И Эйс без каких либо проблем выдерживает чужой взгляд, всем своим видом, при этом, выражая один лишь вопрос. «Серьезно?» Ведь Сабо прекрасно знает, как Эйс относится к собственной жизни. Если, конечно, история с вылечиванием от его десятилетней амнезии не была каким-то фарсом. Но даже если нет? Эйс буквально в шаге от того, что бы напомнить. Снова завести уже изъеденную годами шарманку, которая включалась всегда, когда кто-либо заговаривал с Эйсом о его наследии, о Роджере, или о том, достоин ли он жизни. Проблема лишь обострилась после того, как он очнулся поодаль от своего бессознательного брата. В последнее время, и особенно, перед собственной смертью, Эйс наконец признал, что его действительно любят и близкие ему люди на самом деле хотели, что бы он существовал. Это было приятно, он был искренне рад, и он…он просто не хотел умирать, думая о чем то плохом. Он хотел умереть, думая о том, что его в самом деле ценят. А потом он очнулся в этом «Балтиго» и все пошло по наклонной. Потому что Эйса правда нельзя было оставлять на три чертовых дня в одиночестве, без способности спать, но с отличной, прекрасной возможностью тщательно обдумать все, что происходило перед его смертью. Лучше бы он этого не делал. Пират уже приоткрывает рот, что бы поделиться с Сабо всеми своими мыслями, как резко останавливается чужим взглядом. Взглядом, что на его собственный вопрос саркастично отвечает «ты снова за свое?». И есть что-то этакое в этом выражении, заставляющее Портгаса прикусить язык и использовать другой аргумент. — Я не мог позволить ему оскорблять Отца, черт возьми. Сабо, я просто не думал, что он решит нацелиться на Луффи…! — Это все отговорки! Пристальный, холодный взгляд синевы сверлит Портгаса, а губы его брата плотно сжаты, не то от гнева, не то от осуждения, не то от некоторых других эмоций на чужом лице. На нем уже не читается тот молчаливый ответ на незаданный вопрос Эйса, потому что необходимость в нем отпала, но есть что-то другое в этом выражении лица. Сабо поднимает голос, и Эйс едва сдерживает желание поморщиться. Потому что речь резко сменяется с более-менее привычной, годами протоптанной дорожки ненависти к себе, на почве наследия Роджера, на другой путь. И разговор будет идти о его безрассудстве. О его последнем поступке перед смертью и будь он проклят, конечно, но Эйс правда не хочет тыкать палкой в этот эмоциональный муравейник. Потому что он не дурак, черт возьми, и он думал, много раз думал о том, что мог действительно, как и сказал Сабо, просто бежать дальше, не уделив Акаину ни секунды внимания, как бы ему не хотелось заткнуть этого придурка. Потому что он должен был сдержать обещание Луффи, и он не смог. Он провалился как старший брат и как младший брат тоже, позволив поймать себя, и позволив всей его семье умирать на той гребаной войне. Но он просто…так устал думать об этом! Зачем Сабо поднимает эту тему, когда все равно уже ничерта не изменить?! — Эйс, ну почему ты не мог просто…! Сабо сжимает ладонь в кулак, и плотно стискивает зубы, и Эйса резко пронзает смутное подозрение, лишь небольшое подозрение, что в этом осуждении его ярости скрывается нечто большее, чем злость на безрассудство брата. Нечто, что было ранее лишь скрытым в глубине его глаз, вырывается наружу с ярким оттенком боли, но Эйс все еще не понимает, что именно, и оттого огрызается, обрывая чужие слова, потому что тема болезненная, и он не хочет снова зарываться с головой в вопросы из разряда «что если…». — Потому что я не мог, черт возьми! Почему ты так к этому прицепился, вообще?! Какая разница, Сабо, я все равно мертв! Эйс едва ли не рычит, резко распуская руки и кулаком ударяя себя по груди. И ослепленный собственными эмоциями, упускает то, как до боли сжались чужие кулаки, не замечает скатывающиеся по щекам слезы брата, скрытые за светлыми вихрами волос. Сабо заметно трясет, и он молчит, поспешно отводя мокрый взгляд в сторону от брата. В чужих глазах мелькает едва заметный блеск, когда революционер резко мотает головой и пальцами крепко сжимает переносицу, вплоть до боли. — Если бы я там был, я бы остановил тебя. Его голос заметно дрожит, резко лишаясь всего того гнева и раздражения, что были в нем ранее, оставляя за собой лишь сплошное чувство вины размером во весь Гранд Лайн. Эйс моргает. А потом еще раз. И будь он все еще владельцем огненного фрукта, то точно бы сейчас вспыхнул в ярком пламени, резонирующим с его собственными эмоциями. Потому что он резко понял, к чему все это сейчас вот было. Этот гребаный идиот… — Нет. Эйс рычит и опускается на колени, пытаясь угомонить весь свой гнев на брата, все свое желание его вдоволь обматерить, потому что какого гребаного черта, Сабо… — Не смей. Не смей, черт возьми, ты…даже не думай об этом! Как никогда раньше Эйс жалеет о том, что не может прикоснуться к брату. Что не может ударить его прямо в лицо, что не может обнять, что не может сделать вообще хоть что-то, кроме наблюдения за тем, как его брат идиот утопает в ненависти к самому себе. Потому что Эйсу резко, словно дубиной по голове, вдарило осознанием, что Сабо злится не на то, что Эйс откликнулся на провокации Акаину — пусть даже и не сомневается, что это тоже — он злится на самого себя, за то, что не смог быть на той войне. Не смог вовремя остановить трагедию. И пусть Портгас не может припомнить точного слова, обозначающего всю эту ситуацию, но он ясно видит, чего Сабо пытается добиться. Он хочет что бы на него кричали. Он хочет, что бы на него злились и Эйс слишком хорошо знаком с этим чувством, что бы позволять брату долго оставаться в этом состоянии. — Идиот… Эйс прислоняется собственным лбом к чужому, ну или, по крайней мере, пытается имитировать это прикосновение. И шумно выдыхает через нос, слыша рваное дыхание своего брата. Голос Сабо заметно дрожит, когда он начинает говорить. — Мне очень жаль… — Не стоит. — Эйс, я должен был быть там. — Ты не помнил, дурак. Все в порядке. — Я забыл вас обоих… Сабо едва не скатывается в очередной глухой всхлип, от резкого осознания. Эйс слабо косится на него, и совсем немного отстраняется, разглядывая чужое лицо, сквозь светлые пряди челки. — Хэй, Сабо, Саб, посмотри на меня. Гнев окончательно пропал, оставляя за собой лишь едкое чувство горечи и беспокойства за друга. Эйс терпеливо ждет, пока революционер бегло проведет ладонью по лицу, избавляясь от соплей и слез, прежде чем неуверенно поднять голову. Он выглядит как какой-то гребаный побитый щенок, и это выглядит так чертовски неправильно, что Эйсу хочется кричать. Но он сдерживает собственный голос и тихо выдыхая через рот, лишь пристально, хмуро вглядывается в чужие глаза, в стремлении донести одну единственную мысль, которую его брат усердно не хочет принимать. — Я тебя ни в чем не виню, хорошо? В моей…в моей смерти виноват не ты, а чертов Дозор, — Эйс замолкает на мгновение, прежде чем вздохнуть и скривить лицо, от легкого раздражения и ярого нежелания признавать очевидное, — и может быть, немного я сам. Но не ты. Ладно? Если уж я готов признать, что мне не стоило бросаться в битву, то и ты прекращай винить себя. С тихим, небрежным фырком, Эйс не удерживается и поднимает ладонь к чужому лбу, в попытке по нему щелкнуть. Сабо чисто рефлекторно жмурится, но кроме характерного звука щелчка ногтя, никаких ощущений не следует. По очевидным причинам. Это вовсе не мешает революционеру слабо вздрогнуть, пока до него наконец не дойдет. Эйс лишь усмехается на чужое недоумение. А после молчит, терпеливо позволяя брату обдумать все ранее сказанное. Он искренне надеялся, что хоть немного поможет справиться другу с гложущим блондина чувством вины. Эйс прекрасно знал, в конце концов, что он далеко не мастер в вопросах успокаивания людей. Ему сложно подбирать нужные слова, он легко раздражается, если ничего не выходит, и это просто не его. Но он не может позволить брату и дальше увязать в этих чувствах, которые, некогда, он переживал сам. В этих чувствах, столь схожих с тем, какие испытывал и сам Портгас после «смерти» самого Сабо. Весьма иронично, не так ли? — Если ты снова скажешь, что ты мог бы остановить меня, или Акаину, я тебя ударю. Сабо, уже было приготовившийся говорить, на мгновение захлопывает рот, с растерянным выражением лица. А после закатывает глаза, с тихим фырчаньем. — Ты не можешь. — С чего ты взял? Эйс слабо приусмехается, с вызовом в глазах уставляясь на скептично настроенного брата. Сабо одной лишь недовольной мимикой пытается донести свое отношение к произнесенной угрозе. Очевидно, что революционер умеет делать выводы из увиденного. С его губ сходит улыбка. — Просто, знаешь, что если бы все вышло так, что умер бы не только я? — Эйс отплывает чуть назад, проводя ладонью по волосам, пытаясь таким образом справиться с внутренним напряжением и чувством горечи, тающем на языке, — Луффи? Лучше уж я, чем наш будущий Король Пиратов. Или ты. С лица его брата сходит краска, при первом же предложении. Напускное недовольство пропадает, сменяясь целым калейдоскопом эмоций. Начиная с глубоких сомнений, продолжая виной, очередной, и наконец железобетонной уверенностью. Эйсу хватает лишь быстрой оценки чужого настроя, что бы сделать выводы и решить твердо не позволить Сабо высказаться по этой теме. Потому что они оба, вдвоем, являются теми еще жертвенными идиотами, готовыми положить головы ради своих близких. Эйс это знает. Эйс через это проходил еще десять лет назад, в той стычке с Блюджемом. Сабо был бы без колебаний принял кулак Акаину заместо самого Эйса, будь у него такая возможность. Но сам Эйс бы ни за что ее бы не допустил. Потому что жизнь Сабо в разы более дорога, чем его собственная, пусть даже сам блондин бы стал усиленно это отрицать. Потому что он не является сыном Роджера, который и жить то толком не должен был. Потому что он не убивал свою мать при рождении. Потому что он не втягивал свою семью в заведомо бессмысленный бой, и не обесценивал все их усилия, из-за собственной глупости. И просто, потому что это бы не имело никакого чертового смысла! Дрянная вышла бы шутка, если бы их с Луффи давно потерянный брат появился в бою, чисто, что бы умереть. Снова. Но, в этот раз, навсегда. В общем, нет. Эйс не даст ему договорить. Но и высказываться вслух тоже не станет, потому что это бы привело к очередному бессмысленному спору. — Эйс, я… — Нет, нет, послушай меня. Помнишь, что говорила в прошлый раз твоя подружка? — Она не моя…! — Цыц! Она говорила, что никто не знает, что бы произошло, будь ты на Маринфорде. Возможно мы бы все умерли, черт его знает. Просто, хватит уже, а. Честно, Саб. Все могло быть гораздо хуже. И я не хотел бы увидеть тебя там, просто, что бы тут же потерять. Эйс пристально смотрит на брата, надеясь, что сумел донести свою мысль. И позволяет проскользнуть на губах легкой улыбке, когда на лице Сабо, спустя доброй минуты внутренних споров, проскальзывает столь долгожданное поражение, и его брат тихо вздыхает, вновь утирая пальцами слезы. Он сам, при этом, не удерживается от облегченного стона, откидываясь чуть назад и драматично вскинув руки вверх, в победном жесте. — Супер! Все? Мы же можем больше не разговаривать о Маринфорде? Пожалуйста? Блондин косится на драматизирующего брата исподлобья, проводя влажными от слез руками по собственному костюму. И горько фыркает, отводя взгляд. — Конечно. Ну наконец-то, черт возьми.