Краткое пособие по общению с привидениями

— Что ж. И такая она, загробная жизнь, а? — сам с собой разговаривает Эйс, отсиживающийся сейчас чуть поодаль коек лазарета и с задумчивым выражением лица крутящий пальцами нити собственного головного убора. Скрестив колени, он сощуривается, сквозь прозрачную ладонь пытаясь разглядеть кровати, расположившиеся по ту сторону комнаты. — …мне не нравится, — спустя пару секунд, добавляет он, опуская ладонь с очень сложным выражением лица. В происходящее поверить было откровенно сложно, даже несмотря на наличие в мире и без того не поддающихся логике вещей, вроде дьявольских фруктов. С пользователями морских даров Эйс, по крайней мере, был знаком лично. Он сам был одним из таких. А вот призраки — это уже такая штука, с которой столкнуться можно было лишь в каких-нибудь легендах или сказках. Большая же часть реального столкновения со всякой мистикой, все же, происходила именно по вине все тех же пользователей дьявольских плодов. Вполне возможно, что причиной его состояния так же мог быть какой-нибудь из таких. Однако…честно? Эйс не помнил, что бы в последние свои минуты касался кого-то кроме Луффи. Ну и Акаину, что б его. Но дозорный вряд ли владел какой-нибудь дополнительной способностью, кроме как мастерским умением быть ублюдком. И управлением лавой, конечно же, как такое можно забыть. В любом случае, ситуация самую малость настораживала и беспокоила. Как и любой другой человек, не раз переживший утрату, он был склонен задумываться время от времени о том, что именно происходит после смерти. Пираты называли это событие поднятием на борт Летучего Голландца, относясь к смерти с некоторой долей пиратской романтики. Дозорные ограничивались сказками про рай, ад, Тенрьюбито и лучшую посмертную жизнь для тех, кто в этой вел себя достойно. Пираты, в данной схеме, разумеется, должны были гнить где-нибудь, как можно дальше от «нормальных» людей. По крайней мере, именно такое он слышал от Гарпа в детстве. (Вообще, если об этом подумать, революционный штаб вполне ведь подходил под определение… Чтобы начинать открытую борьбу с Мировым правительством надо быть откровенным безумцем. Нормальными людьми их всяко не назовешь. А сам Эйс определенно является пиратом до самого мозга костей.) Были и альтернативные мнения, со своим собственным взглядом на столь мутную тему. Он припоминает некоторые из рассказов Изо, касаемо традиций и верований страны Вано, но деталей точно сейчас не припомнит. Тогда ему и не так уж интересна была эта тема. Он просто хотел поддержать товарища, после смерти одного из их общих накама. Но в любом случае, привидения, стоит признать, определенно не входили в представления Портгаса о том, что же именно будет, когда ему придется окончательно покинуть, так сказать, корабль жизни. Самому пирату больше бы импонировала идея встречи с Отцом на борту посмертного судна. Или же со своей матерью, с которой Эйс, втайне, всегда хотел увидеться. По словам дерьмового дедули, Руж была крайне доброй и любящей девушкой. Она искренне хотела его рождения и сделала ради этого настоящий подвиг, пожертвовав собственной жизнью. И пусть Эйс все так же избегает даже мыслей о Роджере, но он бы соврал, если бы сказал, что ему не была интересна история того, как его мать вообще связалась с одной из самых известных пиратских команд прошлого. Ему было бы любопытно в целом, узнать о ней как можно больше. И в ответ делиться собственными историями из жизни. С весельем рассказывать о проделках Луффи в детстве, о своих накама, каждый из которых друг друга стоит. Жаловаться на любящие, но чертовски болезненные кулаки деда… Да вот только, все это было лишь в фантазии, а реальность бьет ничем не хуже тех же самых, хваленых «кулаков любви». Ведь он застрял тут. На земле. Без его матери. Без Белоуса. И без кого-либо из многочисленного числа тех, кто погиб на войне Маринфорда. Лишь в компании некоего Сабо, отлеживающегося сейчас в местном лазарете. И это одновременно удручало, шокировало и задавало сразу целую кучу вопросов, на которые Эйсу сейчас очень, ну очень уж не хочется отвечать. Потому что ситуация может и располагала к философским размышлениям, но у него и так здорово кипела голова и без всех этих мыслей касаемо посмертия. Да и грустно было, от мысли, что с умершими накама, походу, ему так и не увидеться. Если, конечно, не считать Сабо. И то, с огроменным знаком вопроса рядом. Просто…произошедшее немного выбивало из кольи. Не каждый день ты становишься центром самой, что ни на есть полноценной войны, умираешь на ней, а после очухиваешься посреди неизвестной для себя территории. Полноценным привидением. Со всеми этими способностями зависать в воздухе, быть невидимым для окружающих, и в качестве вишенки на торте, без огромной прожженной дыры в животе, что явно должна была предшествовать данному событию. Эйс тщательно проверял. Трижды. Хотя-я, наверное, конкретно его эта новость больше радовала, чем вводила в замешательство. Уж с чем чем, но с отсутствием своей смертельной раны Портгас был явно способен смириться. Как бы при этом, даже несмотря на отсутствие ранения, где-то внутри себя, он все равно внутренне содрогался от ощущения магмового кулака, прожегшего все его внутренние органы. От слабого огня, тлеющего на его коже и жуткой боли в районе желудка. От того, что он неспособен даже отойти, потому что прямо под ним Луффи, его младший брат, беспомощный перед адмиралом- Эйс стремится тут же выбросить эти мысли из головы. Как бы то ни было, выглядел пират абсолютно так же, как до попадания в Импел Даун. Загорелый, без следов от наручников, отпечатывающихся на запястьях и лодыжках, и в ярко-оранжевой шляпе, перекинутой сейчас ему за шею. И размышляя сейчас обо всем этом…ну, он честно скучал по свободе. По своей шляпе тоже, возможно. И да, отсутствие чувства голода так же было неплохим плюсом, пусть даже и было несколько грустно от мысли, что последним его обедом при жизни была какая-то дрянная стряпня поваров Импел Дауна. Дело не в том, что он не хотел есть, как раз наоборот. От мыслей о вкусном мясе слюнки как раз текли. Он просто не чувствовал голода. И учитывая то, насколько ужасной была стряпня в тюрьме, это было явно больше плюсом, чем минусом. Ведь на его последней в жизни еде явно экономили. Сволочи. … Угх. Если каждая его вторая мысль о прошлом пробуждает лишь отстойные воспоминания о травмированном желудке, как напрямую, так и через дерьмово приготовленную пищу, наверное, лучше о том самом прошлом вообще сейчас не думать. Коротко мотнув головы и тихо вздохнув, Портгас кладет шляпу на собственную макушку. Взгляд темных глаз поднимается в сторону ближайшей к нему койки и людей, собравшихся подле нее. Они полностью загораживают вид на лежащего в постели парня, который мог быть, а мог и не быть, его давно потерянным братом. Тут все еще была некоторая неуверенность, но Эйс искренне надеется, что разрешит этот вопрос после пробуждения самого блондина. И если это окажется действительно тот самый Сабо…в голове он уже успел представить несколько крайне увлекательных представлений того, каким именно творческим, воистину пиратским лексиконом он сможет обложить своего брата, если уж старый добрый кулак любви, арендованный от их общего деда, резко стал недоступен. До Сабо он никак дотронуться не мог ранее, и вероятно, не сможет в будущем. И очень жаль. Руки явно чесались. Они ведь его похоронили, черт возьми. В течение нескольких недель переживали траур. Сабо заставил плакать его, Луффи, да даже Дадан! Эйс уже вовсе, практически забыл его голос, помня лишь образ невинно улыбающегося блондина с отсутствующим молочным зубом… Он намеренно заглушает осуждающий тон на самом краю сознания, утверждающий, что уж кому и судить Сабо за тот проступок, так точно не самому Портгасу, пожертвовавшего собственной жизнью ради Луффи. Он морщится, опуская взгляд. «Это другое»: мысленно, по-детски оправдывает сам себя. Но при этом прекрасно знает, что ничего высказывать не станет. Потому что голос в голове, так-то, прав. Он сам, некогда, обещал Луффи не умирать. И сам же не сдержал то обещание. На глазах у самого Лу. Мда уж… Из них с Сабо вышли действительно дерьмовые старшие братья. — Хэй… — резко раздается незнакомый, неуверенный голос со стороны двери, отвлекая Эйса от размышлений. В проеме стоит неизвестный пирату человек, сходу привлекая к себе внимание всех присутствующих в комнате. И явно обращающийся к тем двоим, что до сих пор стоят у койки его возможного брата. Подперев щеку ладонью, Портгас заинтересованно взглянул на стоящего революционера. Буквально весь последний день он только и делал, что слушал, вникая в разговоры всех присутствующих на базе людей. В конце концов, ему попросту нечего было больше делать. Даже ни с кем не поговорить толком! Он мог лишь вставлять различные забавные комментарии, что бы развлечься. А в голове все буквально разрывалось от вопросов, ответы на которые хотелось найти как можно скорее. Только, казалось, что с каждым прослушанным диалогом он наоборот, понимал все меньше и меньше. — Коала, Хак, уже вечер ведь. Я-я понимаю, вы беспокоитесь за шефа. Мы все тоже. Но…у нас есть работа. Драгон-сама зовет, — в конце концов, спустя небольшую паузу, заканчивает фразу вошедший, в ожидании уставляясь на своих коллег. А Портгас, оставаясь невидимым для каждого из присутствующих, лишь еще усерднее навострил уши. Драгон? Батя Луффи ведь, да? В принципе, его имя в местных диалогах и так упоминалось буквально через раз. Мужчина действительно считался здесь авторитетом. Но увидеть самого великого Лидера Революционной армии, к сожалению, Эйсу лично все так и не довелось. Вроде бы, Монки Ди был в общем зале, в первые несколько минут, после появления пирата. Но Портгас был слишком увлечен шоком, и растерянным, откровенно дурацким пялянием в газету с собственной фотографией, что бы разглядывать всех мелькающих рядом личностей. Ну а потом все внимание резко забрал свалившийся в обморок блондин, которого все вокруг звали именем его погибшего брата. И Эйс явно не был намерен покидать лазарет, пока возможно-Сабо из этого самого обморока не выйдет. Что-то ему все равно подсказывало, что с Драгоном еще будет возможность встретиться в будущем. И пусть даже Эйс и отсиживается в комнате уже как полноценные сутки, смиряясь с собственным положением и выуживая информацию у всех, кто заходил в лазарет, но он…был слишком взволнован? Обеспокоен? Где-то в данном диапазоне. Ему просто не хотелось уходить, когда его возможно живой неким чудом брат отлеживается в постели лазарета, посреди неизвестного пирату места. Может поглазеть на хваленого Драгона и было бы интересно, и Эйс смог бы наконец урвать хоть немного информации о том, где именно он вообще сейчас находится, кроме того факта, что тут все кишмя кишит людьми, желающими взорвать к чертям Мировое правительство. Местные революционеры спокойно обсуждали все эти их революционные вещи, а Эйс их охотно подслушивал, собирая из небольших кусочков полноценную картинку паззла. Но, в общем, он правда мог бы пойти к Драгону. Или вообще, ну, не торчать весь день в одной и той же комнате. Да только слишком уж сильно он беспокоился за лежащего блондина. Даже сама мысль о том, что бы покинуть находящегося без сознания парня, что слишком сильно напоминает его бывшего лучшего друга, яростно отторгалась разумом. Если это действительно Сабо, то Эйс бы никогда не простил себе подобного действия. Не после пережитой им трагедии. Судя по всему, друзья валяющегося в отключке парня так же задавались примерно схожими мыслями. — Нам точно стоит…? — обеспокоенно к своему собеседнику обращается рыжая девушка, которая, если Эйс ни в чем не ошибается, и является той самой упомянутой ранее Коалой. Пират не был точно уверен, кем именно она приходится для Сабо, вместе со стоящим неподалеку другим революционером. Если Коала его девушка — то Эйс безусловно одобряет его вкус. Она кажется весьма милой. И явно поддерживает идею Портгаса сломать братцу нос, за то, что заставил их обоих волноваться. Это обещание так же является одной из причин того, почему он хотел как можно скорее увидеть пробуждение блондина. Если же они просто друзья — что ж, по крайней мере, у него будет возможность пускать постоянно романтические шуточки в их адрес. Именно в этом ведь и состоит вся суть того, что бы быть чьим то братом! Лезть в чужую личную жизнь и постоянно смущать родственника. Если, конечно, Сабо будет его видеть. А Эйс искренне на то надеялся, несмотря на все гложащие его сомнения. Иначе он не уверен, сколько выдержит в этом неком подобии изоляции. Он предпочитал не рассматривать альтернативные варианты. — Доктор за ним присмотрит, — отзывается вскоре Хак, на произнесенный Коалой вопрос. И крепко сжимая плечо девушки, слабо мотает головой, — мы ему тут, сейчас, ничем не поможем. Эйс, решивший наконец подой-…подлететь поближе к троице, сочувствующим взглядом окинул обоих. Он сам знал, какого это — беспокоиться за заболевших накама. Но если парочка и решит вдруг уйти, он сам точно не покинет свое вынужденное дежурство у постели брата. Не вслушиваясь особо в следующие разговоры революционеров, он всматривается в лицо все так же спящего Сабо. Тот выглядел так умиротворенно, даже несмотря на то, что буквально еще несколько часов назад противостоял жуткой лихорадке. Светлые ресницы, по крайней мере со стороны здорового глаза, слабо трепетали во сне. Он время от времени морщился, начиная тяжело дышать. Или шептал что то одними лишь губами, крепко сжимая пальцами одеяло. Изредка, в течение дня, было слышно, как революционер тихо бредил. Но делал он это так невнятно, что Эйс даже не пытался вслушаться в слова. Стоя вот так, совсем рядом, он отчетливо мог видеть сходства этого парня с тем самым мальчиком, которого сам Портгас некогда потерял. Пусть даже Сабо и стал взрослее, получил этот жуткий шрам на лице, и изменил своему желанию путешествовать по морям, в пользу вставления палок в колеса Мировому Правительству, все равно, Эйс видел в нем своего брата. И от этого так кошки на душе скрепят, заставляя его жмуриться и вскидывать голову кверху, что бы удержать просящиеся наружу слезы. Он прикладывает к глазам ладони, что бы утереть с них влагу. И полностью увязший в собственных мыслях, запросто пропускает мимо себя тихий разговор людей неподалеку. — Думаешь это как-то связано с потерей его воспоминаний? Может, он наконец что-то вспоминает? Он уйдет от нас? — Не думаю…если уж я что и знаю о Сабо, так это то, что он ни за что не прекратит бороться. Верь в него. И после слабого хлопка рыбочеловека по девичьему плечу, оба революционера покидают лазарет, оставляя братьев наедине.