der Schmutz

День 3. Утро следующего дня ничем не отличалось от обыденной жизни каждого кто находился здесь. Кроме одного фактора Юрку опять разбудил фонарь, что светил ему в глаза. С такими темпами и ослепнуть можно скоро. Очнувшись он увидел перед собой белые пятна, потом ещё и желтые. Среди них кое-как начал вырисовываться силуэт парня. Он недовольно посмотрел на него. Тот улыбался. На улице ещё было темно, а значит сейчас либо глубокая ночь, либо раннее утро. Это не имело значения. В данный момент есть только он и вероятность ближайшей смерти примерно в 80%. Долбаный немец, снова эта черная форма. Главный вопрос зачем он его забрал в этот лагерь. Мог бы убить на месте. Может скоро он соберет их всех, поставит к стенке и перестреляет. А что, тоже вариант. Кто его знает, что может взбрести в голову этому Володе. Ариец недоделанный! Немцы они вообще странный народ. Пришли на чужие земли, творят чём попало, так еще и водку русскую пьют. Каждый русский знал, что в фляге у немецкого солдата налита никак не вода, а шнапс. Конечно, напившись и в бой идти легче, это у них тактика такая. Пьяным же и человека легче убить, не так жалко. Хотя… им и трезвым легко убивать. Они же нелюди. Но Володя был русским. Несмотря на немецкую форму и ружьё за спиной, в его жилах текла предательская русская кровь. Этот народ тоже участвует в войне как и евреи и американцы, тогда почему Володя решил бороться против всех? Арийцы подонки! — Вставай, Junge! Wir haben ein wichtiges Geschäft , — лица мужчины практически не видно, это пугает еще больше. Юра всем сердцем и душой ненавидит этого Володю. Мало того, что он его толком не понимает, так он его еще и разбудил ни свет, ни зоря. Какого вообще хрена он поднял именно его? — Ты можешь говорить по-русски, задолбал уже ни слова не пойму. — темноволосый закатил глаза, взял парня под руку и потащил за собой. Парень чувствовал как его крепкой хваткой волочат за собой. «Смерть» — осознал он. Юрка потерял ориентацию в пространстве, он кое-как стоял на ногах, не то чтобы идти мог. Они проходили корпуса, окна так и мелькали, хрен поймёшь куда тебя тянут. Володя наконец отпустил его руку, когда они вместе стояли перед огромной сценой, вокруг были то ли лавки, то ли просто ступеньки похожие на амфитеатр. На возвышенной площади Юра приметил фортепиано, давно он не играл. Юрка, до войны, учился в музыкальной школе. Музыка была неотъемлемой частью его жизни. Как пошел в шесть лет на фортепиано, так до шестнадцати и играл. Призовые места, надежда на поступление в академию, он был лучшим из лучших. Юра помнил каждую мелодию, которую выучил за это время, не досконально конечно, но композиции Чайковского он не забудет. Каждая нота от диез мажор до бемоль минора, он помнил, как они должны звучать, как и куда ставить пальцы. Это как велосипед, один раз научился и помнишь всю жизнь. Юра боялся сделать что-то не то, стоял босыми ногами на холодной земле и ждал, что же ещё этакого сделает немец. — Я привел тебя сюда, потому что здесь нет лишних ушей, — лицо мужчины не выдавало никаких эмоций. Царила напряжённая обстановка. Кто его знает, че он вообще несёт? В голове для упокоения играет его любимая «Колыбельная». Напряжение не спадало, это явно было заметно. Глаза бегали от лица Володи и до сцены, в углу которой красовалось пианино «Красный Октябрь». Хотелось сорваться с места и сыграть что-то как тогда, дома, когда мама была жива, бабушка играла вместе с ним в четыре руки, а отец был прежним. Тем добрым дяденькой с шутками, никому не вредящими. «Колыбельная» сменилась на что-то такое знакомое, а он даже вспомнить не может. Юрка понял — Володя не из тех кто убьёт сразу. Он будет долго бегать вокруг него, сделает видимость прекрасной жизни, будто у него может появиться настоящий друг. Реальный, который с ним и в огонь и в воду. Даст видимость счастливой жизни, а потом раздавит Юрку в его собственных мечтах. Как майских жуков давят чтобы не ели пионы. Даже если так. Пускай. Но теперь когда вредители подберутся к корням цветка, он уже будут протравлены. Если уж и умирать то только на пользу. Юрка заберёт Володю с собой. — Я худрук, — промолвил он на русском. Для себя Юрка давно ждал этого. Может быть аниец просто забыл перевод последнего слова. Парень выгнул бровь в ожидании пояснений и дождался их: — мы с моим отрядом ставим спектакль. А ты хотел быть моим… эх. Mein mein Schwanz, хвостом! — послышались нотки этого дьявольского языка. Володя замялся на последних фразах, видимо переводил в уме слова. Всё же он перевёл недостающее слово за что Юрка был ему благодарен, хоть и не до конца. Парень был прав Юрка настойчиво попросил всё это время быть рядом по возможности. Если Володя вдруг вздумает избегать его или ещё что-то в этом роде, то парень найдёт его даже в среди тонн сена, в туманную погоду и с завязанными руками. К сожалению Володя понял это сразу. — Ух ты, правда? А какая же у меня будет роль? А сценарий дашь почитать? А кто остальные актёры? Я их знаю? — с излишним энтузиазмом завёлся Юрка, даже забыв перед кем находиться. Откашлялся. — Я кстати играть могу. — добавил равнодушным тоном, и указал в сторону клавишного инструмента. В этот раз воодушевился Володя. — Сыграешь что-то? — доброжелательно спросил он, но звучало так будто бы тот просил о чём-то что и сам мог сделать, но у Юры получалось лучше. — Нет. Я не играю больше с тех пор как, — замолк, отвёл взгляд, всё это время они сохраняли зрительный контакт, продолжил: — с каких-то пор. Неважно. — Володя бы и дальше уговаривал его, но заметил некую печаль на лице собеседника. — Эй! Ну чего ты? — брюнет пихнул его в плечо, не сильно. Так чтобы на него обратили внимание— Театр большой, ты обязательно найдёшь свою роль. В конце концов не быть же тебе техничкой, — последняя фраза вызвала у парня хитрую ухмылку. — Только дай мне в руки предмет тяжелее пуха, — маниакально сказал Юрка. — Я всё ещё зол, за утро. Зачем же так рано будить? Не бережёшь себя так хоть меня сбереги, — в голосе были нотки детской обиды вперемешку с радостной досадой. Не ясно злился ли Конев на самом деле или таким образом пытался вывести вожатого на новые эмоции, но если он желал второго, это случилось. На лице Володи проявилось чувство вины с долей неловкости. — Так давай я, вообщем я не знаю как загладить свою вину, — в ответ последовала тишина так что он взял в свои руки ладони Юрки, посмотрел ему в глаза, такие напуганные и продолжил: — если тебе что-то когда-то понадобиться. Даже незаконное и глупое, просто дай мне знать ладно? Я клянусь что сделаю всё. — Обещание так легко слетело с его губ, но Юрка был уверен на все возможные проценты, что это правда. Наивный он был очень. Но всё же зачем ему понадобилось тащить его в эту рань? Нельзя было на пару часов задержаться ради такого гостя что-ли? Юрка по новому взглянул на Володю напоминая его риторические вопросы. Тот будто бы прочитав мысли, подорвался с места, задержав ненадолго взгляд на кресло где до сих пор сидел блондин и ушёл куда-то. Знал что его хвост пойдёт за ним. Дальше были ступеньки, лестницы и ещё немного ступенек. Юрка точно не знал куда он идёт, просто следовал за арийцем и тот привёл его на крышу. Солнце уже поднималось. Птицы что-то довольно щебетали. Одновременно и тишина и шум. Это явление тоже можно назвать музыкой, а рассвет — фантастическая живопись. Здесь они оба позабыли обо всём что было сказано и сделано до. Есть только этот прекрасный миг. Момент который хотелось бы растянуть в вечность. — Я знаю что тебе не нравится находиться здесь, — шумный выдох Володи прозвучал неподалёку. Юра молчал, поджав губы. — Я ничего не могу сделать, но у меня есть идея. — первая фраза была ложью. Он может и ещё как. Мог бы просто оставить парня там где он был и пойти дальше, но нет, надо же и здесь всё испортить. — И что же ты предлагаешь мне? — ломко выдавил из себя блондин. Володя откашлялся и продолжил. — В конце месяца, закончится смена и лагерь закроют. Следовательно что все разъедутся кто-куда. За день до этого я украду ключи и мы сбежим. — он специально понизил голос до шепота чтобы никто не слышал. — Так что, Schwanz, ты за? Это предложение явно подогрело у него интерес, но он был слишком молод чтобы долго думать о праведности выбора. Быстро закивал в знак согласия. Остаток времени они просидели в тишине, а когда лагерь начал пробуждение спустились ко всем. Этот день был первым когда оба парня почти не отходили друг от друга. Юрка очень расстроился из-за того что ему не досталось роли, но это не мешало ему находиться среди актёрского состава. Он давал детям советы, подсказывал куда встать и что лучше сказать. На заметку Володе, посоветовал заменить все фразы с буквой «р» в репликах картавого мальчишки. Дети тоже сдружились с ним. На удивление даже для самого Юры. Работать в театре ему понравилось. На секунду он даже забыл что происходит за его пределами и что ждёт Юру и большую часть этих детей в будущем, но эта секунда также быстро закончилась как и началась. Парень даже несколько раз улыбнулся Володе, три если быть точнее. Первый — Юра расселся по-турецки на сцене, а рядом с ним образовали круг октябрята с которыми завязалось обсуждение реки неподалёку и о том что было бы хорошо туда сходить, но «нам нельзя» жалостливо сообщили они новоприбывшему. Такое отношение к детям Юра находил чудовищным. Ладно уж пытки и насилие, но не выпускать на речку в подобную жару, это худшее что может быть. Конев как только узрел Володю не так и близко к подобию гримерки, тут же отправился к нему на разборки. Но когда худрук такой радостный поблагодарил его за помощь и дал грушу, все слова вылетели из головы. Юрка не понимал что происходит и на брошенное в его сторону «Спасибо», перед этим немецкое, он выдал «Ты тоже» и убежал куда-подальше, дабы скрыть тот румянец, которым покрылись его щёки, дрожь в руках и слезливые глаза. Это самая неискренняя улыбка за всё его существование. Вторая — Юра и ещё два парня должны были принести несколько длинных и тяжелых рулонов ткани. Выполнив поручение, они усталые уже валились с ног и как только блондину захотелось наорать на человека который это придумал, он похвалил их. — Du bist gut, Schwanz, — промолвил он, трепал слегка кучерявые волосы и устало улыбался. Юре понравился этот жест и он машинально повторил за ним, но как только выпрямил руку, замер. Ему не понравится. В его голове построилось представление того что Володя очень не тактильный и любое прикосновение к его золотой коже вызывает у парня волну отвращения. Ну и третья — репетиция уже закончилась. Большинство уже разошлись готовиться ко сну. Те что остались были утомлёнными и старались побыстрее завершить свою работу. — Юрк, тыстал, — первоначально проговорил вожатый связно и потерял несколько букв. Выдохнул. Продолжил. — Ты устал, иди спать. Я всё закончу. — Ты тоже устал и что с того? Вместе пойдём, — упрямо заявил Конев. Худрук хотел возразить, но не стал. — Я должен ещё к детям зайти, — он снял очки для того чтобы потереть глаза и пока выполнял действие положил предмет на стол. Руки Юрки сами потянулись к ним. Через секунду мир стал размытым. Это так он видит без очков? Когда послышался недолгий звук схожий чем-то со смехом Юра обернулся на него, взглянул в непонимании и его потащили чуть ли не за шкирку к большому зеркалу. Юра Конев не смотрел на измученного самого себя в очках, одетых в перевёрнутом положении так чтобы верх был внизу, он смотрел на Володю который легко придерживался за его плечи. Эта улыбка была искренней.

***

Когда луна давным-давно уже сменила солнце парни покинули здание. Дети не спали к тому моменту когда они оба пришли к ним. Да Юра не ушёл спать. Не из-за того что не имеет доверия к Володе. А может быть потому-что хотел подольше побыть с участниками труппы и вообще с кем-либо, но правдой больше было то что ему не хотелось оставлять брюнета одного. Рассказать страшилку и запугать всех так чтобы никто не выходил и побыстрее заснул было легко, а на выходе вместо того чтобы пойти как нормальные люди и лечь спать, Володя свернул в сторону площадки где недавно Юрка встретил девочку. Всё те же одуванчики, только качели пустуют, да ведь в этот раз Юрка внимания на них не обратил. Занят был Володей который оттолкнулся от земли на карусели, тем самым раскатывая её, свободным местом в сторону Юрки. — Я буду выполню твою просьбу, — сказал Володя: — на счёт реплик. Можешь идти спать, я перепишу и тоже иду. — Вдвоём веселее.