Heart Loss

Кровавый мертвец сделал пару шагов вперед. Он пошатывался на ходу, его суставы хрустели, словно кости вставали на свои места. Темно-красная кровь капала с конечностей и туловища, орошая землю. Из его тела сочилась невыносимо жуткая смесь энергии инь и темной энергии. При его приближении мертвецы попятились. Лица людей сделались землисто-серого цвета, все боялись издать даже звук. Лань Ван Цзи заслонил Вэй У Сяня собой, но тот прикоснулся к руке, сжимавшей Би Чэнь, и прошептал: «Постой». Он уставился на кровавого мертвеца, и его осенило догадкой, от которой сердце пустилось вскачь. Вэй У Сянь повторил: «Постой». Кровавый мертвец остановился в одном чжане от них. А потом вдруг поднял голову и издал два громких, режущих слух крика. Один пронзительнее другого. Люди зажали ладонями уши. По поверхности кровавого пруда пробежала легкая рябь. Вначале все выглядело так, словно кто-то бросил маленький камень. Однако рябь становилась сильнее и сильнее, распространяясь все дальше, словно нечто беспокойно двигалось под густой жижей. Неожиданно из крови вырвалась рука! Рука с силой вцепилась в берег и вонзила пальцы глубоко в землю. Следом появилось красное лицо — наполовину сгнившее, до такой степени, что невозможно разобрать черты. Из пруда выполз второй кровавый мертвец. Вся поверхность кровавого пруда начала закручиваться воронкой и расплескиваться, словно вода в нем закипала. Все больше голов появлялось на поверхности. Третья, четвертая, пятая… Все они были покрыты кровью, что придавало свирепости и без того пугающему облику, при этом трупы не переставали пронзительно выть. Но как только они выбирались из кровавого пруда, сразу же вступали в схватку с другими лютыми мертвецами! Магистр дьявольского культа. Глава 82.

      Цзян Чэн считал, что этот день не может стать хуже — похищенный племянник, ловушка в курганах, полчище мертвецов, его бесстыдный брат, снова и снова бросающийся грудью на амбразуру, будто напрашиваясь вернуться в объятия смерти − но, кажется, он ошибался. В этот раз, в этот самый миг, когда он думал, что хуже уже не будет, судьба решила с ним поспорить. Мертвецы, будто выползшие из самого Ада, кровавые и визжащие так, что закладывало уши, разрывали другие трупы, заполонившие пещеру. Несмотря на превалирующее в десятки раз количество трупов, контролируемых Стигийской Тигриной Печатью, кровавые монстры, словно стая волков, драли зубами и когтями на части, не оставляя ни малейшего шанса уцелеть. Цзян Ваньинь, как и другие замершие от ужаса происходящего заклинатели, с трудом понимал, что происходит. Что за чертовщина творится вокруг него? Удивительно, но эта ситуация даже навевала ностальгическую дымку о войне, когда Вэй Усянь и его немертвое войско вводили всех в состояние ужасающего шока своей беспощадностью. Но сейчас было не то время и место для воспоминаний. Он оглядывается, сильнее прижимая к боку возбужденно следящего за боем Цзинь Лина — ну, что за идиот? Будто и не дорога собственная жизнь вовсе! — и краем глаза улавливает движение со стороны Вэнь Нина, что уставился своими пустыми жуткими глазами на кровавую нежить, словно не мог поверить тому, что видит. Призрачный Генерал — Цзян Чэн каждый раз едва мог удержать себя от презрительного смеха, когда слышал прозвище для этого сопливого монстра — двинулся на своих негнущихся ногах вперед, в самую гущ бойни, беспомощно протягивая окровавленные руки в направлении нежити, пытаясь до них дотянуться и разрывая по пути десяток другой врагов. — Это вы? — слышит он протяжный голос мертвеца, отчего-то звучащий с особым отчаянием — Это действительно вы? Ответьте мне! Желаемого ответа не последовало, лишь сплошной яростный рев и хлюпающий звук, который, казалось, заполнил собой все пространство вокруг. Цзян Чэну не было видно меж стремительно двигающихся тел, но он знал, что это — звук кровавых ошметков, падающих на землю. Со стороны Вэй Усяня, до этого, как и все остальные, наблюдающего рядом с Лань Ванцзи, послышался прерывистый громкий всхлип. Цзян Чэн резко обернулся на брата, чтобы увидеть, как тот, с ног до головы покрытый трупной кровью, зажал с силой себе рот, а в глазах его проступили ужас от осознания и всепоглощающее горе, которое Глава Цзян видел в них только после смерти сестры — от этого зрелища что-то глубоко в мужчине отдалось застарелой болью. В последний раз этим взглядом Вэй Усянь одарил Цзян Чэна перед тем, как броситься на съедение собственной армии и этот же взгляд преследовал его в каждом кошмаре на протяжении тринадцати лет. Второй Нефрит, сразу поняв, что с мужчиной рядом что-то не так, нахмурился, пуская тень беспокойства на свое идеальное лицо, и тихо позвал Вэй Ина, но тот ничего не слышал и не видел, сконцентрировав все внимание на кровавых фигурах, заканчивающих размазывать жалкое подобие войска Старейшины Илин по земле и стенам пещеры. Даже Цзинь Лин отвлекся от битвы, дабы озабоченно посмотреть на мужчину, который только что так храбро бросался в бой, защищая их, а сейчас отчего-то дрожал, словно лист на осеннем ветру. — Вэй Усянь? — тревожно позвал этот глупый мальчишка, привлекая еще больше внимания к Темному Заклинателю, который казалось мог вот-вот задохнуться, если судить по тому с каким отчаянием он зажимал себе рот и с какой силой и шумом вбирал в легкие воздух. Мелкие Лани недалеко от них, проигнорировав взгляд Лань Циженя, и наследник Оуян, пытающийся отбиться от ворчливого, затыкающего его отца, так же начали звать «Учителя Вэя». Теперь буквально все взирали с удивлением или насмешкой на жалкое зрелище, кое собой представлял Старейшина Илин — Ваньинь хлопнул себя по лбу от «деликатности» молодежи. «Чертов Вэй Усянь, заканчивай это представление!» — хотелось прокричать ему задыхающемуся брату, который и не думал успокаиваться, скрывая все извечной улыбкой — «Да ты же так себя угробишь… снова!» Лань Ванцзи, тщетно попробовав достучаться до Вэй Ина, нежно взял в свои ладони сжатый кулак мужчины, пытаясь разогнуть пальцы, что с силой впивались в порез на тыльной стороне ладони. — Вэй Ин, ты причиняешь себе боль, — тихо выдавил он из себя, будто происходящее причиняло ему самому страдания. Только сейчас Цзян Чэн заметил, что с руки Вэй Усяня опасно бурно струилась кровь, капая на, итак, окровавленную землю. Все старания Ханьгуан-цзюня оказались тщетными — Вэй Ин не слышал его, не видел его обеспокоенного взгляда и не чувствовал его пальцев, мягко сжимающих его руку. Второй Нефрит снова позвал его, уже громче, но, конечно, безрезультатно. Его голос не достиг сознания Вэй Усяня, он не ответил, даже не шелохнулся. Никто не заметил, как нежить закончила свое дело, собираясь вместе и подозрительно стремительно двигаясь к Старейшине Илин, который еще реже задышал, чувствуя, как сердце начало пропускать удары. Глава Цзян до боли стиснул рукоять меча, уловив движение в сторону брата, содрогаясь от внутреннего осознания, что во второй раз, пусть даже без духовных сил, он не позволит разорвать его мертвецам — сам сдохнет, но будет рядом с ним. — Не тронь его… — сквозь зубы процедил он, не спуская глаз с приближающихся мертвецов и толкая возмущенного племянника за спину. Лань Ванцзи так же схватился за меч несмотря на то, что после изнуряющей битвы от него проку было лишь чуть больше, чем от Цзян Ваньиня без духовных сил. — Нет, — неожиданно перед трупами выскочил Вэнь Нин, прикрывая от мечей собой — Они… не причинят вреда… «Да что ты говоришь?!» — чуть не рявкнул Цзян Чэн, желая разрубить этого ублюдка напополам. Трупы обогнули свой щит в виде Призрачного Генерала, собираясь вокруг Вэй Усяня и Лань Ванцзи.

Высокие и низкие, мужчины и женщины, старики и молодые — все они были демонами, выкупанными в крови.

Их полугнилые, вязкие от разложения тела едва можно было соотнести с человеческим обликом. У одного не хватало головы, у другого — руки, а у третьего — и того и другого. Некоторые уже были похожи на обглоданные кости. С них стекали кровавые густые ошметки ― остатки мяса, кожи и волос. И все же это были люди, во всяком случае, по внешнему виду. Можно было даже определить возраст ― лет сорок, пятьдесят и выше. Большинство трупов можно было отнести к категории намного выше пятидесяти лет — их возраст выдавало телосложение, а также сохранившиеся волосы, седыми пучками торчащие из открытых черепов. На них были надеты грязные лохмотья, которые когда-то давно были одеждой. — Бабушка… Четвертый дядюшка… — прошелестел своим мертвым грудным голосом Вэнь Цюнлинь и Цзян Чэн подавился от осознания. Вэнь Нин называл имена одно за другим, и с каждым разом его голос дрожал сильнее — если бы он был жив, то рыдал бы от горя и боли, охватившей и заморозившей его изнутри не хуже смерти. Отвлекшись, Ваньинь не успел удержать вышедшего из-за его спины Цзинь Лина — теперь он сам был скрыт спиной племянника — чтобы снова задать вопрос, на который прошлый раз никто не был в силах ответить. — Так какие же трупы на горе Луаньцзан не были преданы огню? — требовал он ответ, взирая свысока на заклинателей, сбившихся в кучку подальше от обзора кровавых демонов. Цзян Чэн же не мог понять — то ли неожиданно его племянник поумнел, то ли осмелел от тупости. Надо же, но ответить никто не удосужился — ни знаменитый праведник Лань Цижень, ни Лидер Ордена Яо, которого ранее было не заткнуть. Лидер Ордена Цзян глубоко вздохнул, закатив глаза и грубо схватил за плечо племянника, разворачивая к себе. — После того, как во время Первой осады Курганов убили остатки Вэнь, которых прятал Вэй Усянь, их тела сбросили в кровавый пруд. Это семья Вэнь Нина. До последнего мужчина надеялся, что этими мертвецами могут быть просто одни из спрятанных в пруде оставшихся марионеток Вэй Усяня, но когда Призрачной Генерал стал перечислять имена своих родственников, его ошарашило воспоминание как заклинатели праздновали победу над Старейшиной Илин и разносили молву, что они растерзали Вэньских Псов и сбросили их в кровавую лужу, ибо иного эти псы не заслуживали. Сам Цзян Чэн не участвовал в зачистке Курганов, ошеломленный смертью брата и сестры до этого, он сразу убрался восвояси подальше от проклятой горы, не желая более участвовать в фарсе, устроенном Орденами — если тем так мешало сборище стариков и женщин, то так тому и быть. Пусть тошнота и вечно где-то на периферии маячившее чувство вины мешали дышать полной грудью — он переживет, выживет, будет растить Цзинь Лина и жить ради него! Слышишь, А-Цзе? Вэй Усянь? Он делает все правильно, держа в приоритете семью. Вы так не смогли. Услышав ответ дяди, глаза Цзинь Лина расширились, и он снова обернулся на нежить, чтобы ошарашенно пробормотать под нос: — Но… там же одни старики… — произнес он это тихо, но эхо все равно донесло до других его слова, заставив кого-то отвести глаза, а кого-то злобно зароптать, что так этим Вэньским псам и надо. В это время, игнорируя поднявшийся шум среди людей, особо маленький и сгорбленный труп подковылял к Вэй Усяню, во все глаза следящему за движением мертвых Вэнь, и потянул свою костлявую руку к его голове, будто желая погладить по макушке, но заставив этим действием напрячься всех, кроме, очевидно, самого Вэй Усяня, который… разрыдался. Он зажмурился и слезы брызнули из-под век, его плечи затряслись и из зажатого рта послышался приглушенный вой. Цзян Чэн вздрогнул от этого протяжного завывания раненого зверя, будто его ударили в самое сердце. Ему рефлекторно хотелось броситься вперед, оттолкнуть проклятого мертвеца подальше и утешить брата, но стиснув зубы он остался на месте, позволяя этим заниматься Лань Ванцзи. Впервые в жизни он видит как каменный фасад Второго Нефрита рушится от беспокойства, как сильные руки мужчины берет тремор, а голос дрожь. — Вэй Ин, — нежно зовет он, отрывая наконец ладонь Темного Заклинателя от его рта и крепко сжимая в своей. Стоило руке исчезнуть, его рыдания ничего не сдерживало и он забился пуще прежнего. Его лицо искажается в гримасе боли, и он падает на колени, вырывая руки из хватки Лань Ванцзи и закрывает ими лицо. Он кричит, крича так, будто кто-то режет его на части. А нависавший над ним труп молча наблюдает. — Дядя… дядя, что происходит? — наконец-то его племянник испуган, он цеплялся за его рукав, словно маленький ребенок за мать. Это даже смешно! Его не напугало кровавое побоище мертвецов, но разваливающийся на части Вэй Усянь внушил ужас. И не только ему. Все были шокированы, напуганы и растеряны. Старейшина Илин наконец-то выжил из ума? Ханьгуан-цзюнь тут же последовал за возлюбленным на землю, желая прижать к себе и успокоить, но стоило к нему прикоснуться, Вэй Усянь впервые отреагировал и оттолкнул мужчину. — Отвали! — прокричал он между рыданиями и слепо оглянулся, будто ища кого-то среди замерших перед ним Вэнь. Не найдя искомого, он снова закричал. — Отвалите все от меня! Цзян Чэну было тяжело слушать всю эту истерику, слишком уж она была громкой. Ему было больно от того, что его брат так себя ведет. Но он не мог ничего сделать. Ничего. Он только и мог, что смотреть на то, как Вэй Ин падает на землю и рыдает. Как в его глазах отражается безумие и смерть. Лань Ванцзи вовсе выглядел, будто его не слегка толкнул обессиленный человек, а со всей силы ударили по лицу. — Вэй Усянь! Ты совсем выжил из ума?! — все удивленно оглянулись на подавшего голос Лань Циженя, который сделал шаг вперед из толпы учеников. Казалось, вот-вот и он вынет свой меч из ножен, направляя его на бьющегося в истерии Темного Заклинателя, таким разъяренным выглядел Старейшина Лань. — Лань Цижень! — тут же рявкнул Цзян Чэн, сам не зная чему именно он оскорбился. Но Лань Цижэнь не обратил на него никакого внимания. Лишь взглянул, как на пустое место. Вэй Ин же словно и не слышал ничего вокруг. Его глаза были широко распахнуты, зрачки расширены. А сам он все рыдал, не замечая ничего. Сквозь надрывные завывания стали слышаться неразборчивые слова, которые стали понятны, лишь когда он резко начал кланяться Вэням, ударяясь лбом о землю, чему удивился даже разгневанный Учитель Лань, и продолжал это делать, словно находясь в бреду. Он извинялся, молил о прощении у Вэнь. Недавно Заклинатели предъявляли ему за потерянные конечности и смерть друзей или родственников, и Старейшина Илин смеялся, говоря, что достаточно заплатил своей смертью, так не перед кем и не извинившись, но стоило появиться Вэнь и мольбы о прощении полились рекой. Вэй Усянь вел себя как одержимый. Словно он был одержим. Как же это было страшно. Цзян Ваньинь обхватил голову племянника, взирающего с ужасом на происходящее, и развернул, прижимая лицом к своей груди. — Не смотри, А-Лин. Цзинь Лин тут же обвился вокруг него коалой, стискивая в кулаках мантию на спине. Мужчина даже представить боится как сегодняшний день травмировал всех юниоров. «Когда же это дерьмо закончится?» — устало думалось ему. — Простите, простите меня… — не унимался Вэй Усянь. — Я умоляю вас простить меня… Я не смог, простите меня, простите. Наверное, именно это стало последней каплей для Лань Ванцзи. Он, не обращая внимания на попытки вырваться, силой прижал к груди бьющегося мужчину, удерживая у сердца своей широкой ладонью его голову. Вэй Ин рыдал, как безумная сирена, и что-то бессвязно говорил, но в его речи не было ничего, что можно было бы разобрать. Лань Ванцзи, сжав зубы до скрежета, стиснул его плечи, прижимая к себе еще крепче, стараясь унять дрожь в теле. В его голове не было ни одной мысли, только невыносимая печаль и желание успокоить этого мужчину. Вэй Усяню было трудно дышать, каждый вздох давался с трудом. От боли потемнело в глазах, он не видел ничего вокруг, кроме рук, обнимающих его. В один момент он резко поднял голову, едва не проломив челюсть Ханьгуан-цзюня, и посмотрел на него, будто впервые увидел, а после снова зажмурился, пытаясь справиться с болью. Руки, державшие его, ослабели, стали мягкими и теплыми. Он снова открыл глаза, но перед ними все плыло, словно в тумане. — Лань Чжань? — позвал он на грани слышимости, но с такой мукой в голосе, что у Цзян Чэна побежали мураши по рукам. Все вокруг замерли в ожидании того, что дальше скажет Темный Заклинатель. Вэй Усянь подобрался в объятиях и обхватил щеки Лань Ванзци своими истерзанными ладонями, пачкая кровью лицо мужчины. — Мой малыш, — прохныкал он, сотрясаясь всем телом и смотря с таким убивающем горем на возлюбленного, глаза которого расширились от понимания. — Где мой мальчик, Лань Чжань? Мой А-Юань… А-Юань…? Заклинатели недоумевали, переглядывались и шептались, совершенно не обратив внимания на напрягшегося Лань Циженя и ошеломленно охнувшего Цзян Ваньиня, посмотревшего на ситуацию совершенно по иному. — Дядя? — Цзинь Лин заметил странное удивление мужчины, но тот уже не слышал ничего, погрузившись в собственное ужасающее осознание. Цзян Чэн забыл. Совершенно позабыл о маленьком мальчике, что цеплялся за полы его одежд и смотрел с таким искренним детским любопытством на незнакомого гостя. Забыл о том, как его брат со знанием дела прижал к себе малыша, поцеловав его, тут же защебетавшего от проявленного внимания, в макушку. Забыл, как доверчиво ребенок прильнул к Вэй Усяню, уложив головку ему на плечо и тут же начиная играться с его волосами своими пухлыми пальчиками, будто по привычке. Забыл, как Вэй Усянь продолжил говорить с ним, не обращая внимания на Вэнь Юаня в руках. Как он мог забыть такое невероятное зрелище в виде совершенно очарованного отцовством брата? Неужели… они убили ребенка? Ребенка, такого драгоценного для Вэй Усяня. Ребенка, который должен был стать еще одним племянником Цзян Чэна. Да, если мир Заклинателей так отчаянно желал отомстить Старейшине Илин, то у них это отлично получилось, но они даже не осознали этого. Не осознали кого именно лишили своего главного врага. Но, если все убитые Вэнь здесь, то где же ребенок? Цзян Чэн еще раз внимательно осмотрел толпу мертвецов, но нигде там не было видно совсем маленькой фигурки, лишь старики и Вэнь Нин. Но от его взгляда не скрылось, как тот самый мертвец, тянувший руки к брату, развернулся и заковылял куда-то, пробираясь через своих сородичей. Притихший от потрясения Призрачный Генерал, будто очнувшись, обернулся на уходящую бабушку и последовал за ней. Тем временем Вэй Усянь, не дождавшись ответа от сконфуженного Лань Ванцзи, рухнул, будто марионетка, которой обрезали нитки, тянувшие конечности, и его руки безвольно повисли вдоль тела. Его глаза, пустыми, горящими от слез, зеркалами, отражали все, что перед ним, но не видели. И в один миг все изменилось. Резко, пугающе и разрушающе, горе в этих глазах сменилось мгновенно вспыхнувшим пламенем ненависти, окрасившим серебро алым цветом смерти. До этого обессиленный мужчина поднялся на ноги, игнорируя потянувшегося за ним Лань Ванцзи. Он обернулся на сбившихся в кучу Заклинателей и лающе хохотнул, сморгнув еще больше слез. — Вы убили моего сына? — с холодной улыбкой спрашивает Вэй Усянь. Все замерло. — Сына? У Вэй Усяня был сын? — начали раздаваться вокруг шепотки. — Кто убил сына Старейшины Илин? — Вы убили моего трехлетнего сына, — теперь уже Вэй Усянь не улыбался, он горько прохныкал это, даже не спрашивая, а просто сообщая им. Кто-то начал плакать — приглядевшись, Цзян Чэн заметил, что это наследник Оуян. Мальчишка Лань рядом с ним начал кричать на всех вокруг, пытаясь заставить замолчать, перестать роптать на их Учителя Вэй, а другой мальчик Лань обнимал плачущего друга, но сам выглядел бледнее смерти, не отрываясь следя за Вэй Усянем и стоящим за его спиной Лань Ванцзи. — За что? — прохрипел Вэй Усянь сквозь слезы. Неизвестно к кому именно он обращался — к Заклинателям или к самому Богу. — Почему вы все так стараетесь лишить меня всего?! Последние слова он проорал и они эхом обрушились на всех. — За что?! А скольких убил ты, Вэй Усянь? — прокричал кто-то из толпы. Его даже не было видно, он спрятался за чужими спинами, но так смело обвинял убитого горем Старейшину Илин, что Цзян Чэн заскрипел зубами, желая сломать «смельчаку» шею. Цзинь Лин рядом с ним прищурился и сжал губы в тонкую линию, желая того же. — Вы все так просите возмездия за мои мнимые грехи, но у кого просить возмездия мне? — прокричал в ответ Вэй Ин и с силой ударил кулаком себя в грудь. — У кого просить возмездия за убитую семью мне?! У кого просить возмездия за убитого сына мне?! — он кричал и кричал, сотрясая своим голосом все вокруг. — Да вы посмотрите на тех, кого убили! Откройте хоть раз свои праведные глаза! Тут же одни старики! Вы убили обычных старых фермеров и медиков, в жизни не проливших чужую кровь! Вы убили трехлетнего ребенка! Цзян Чэн прикрыл глаза, глубоко вздыхая — никто ничего не поймет, сколько бы Вэй Усянь ни кричал, сколько бы не взывал к справедливости, они всегда будут верить лишь в собственную правость. Никто не будет брать на себя вину так браво, как сам Вэй Усянь, все цепляются только за свое ничтожное достоинство. Лань Ванцзи, будто приняв какое-то решение, кивнул себе и шагнул к бушующему урагану отчаяния в лице Вэй Усяня, хватая его за запястье и оборачивая к себе. Мужчина в миг затих под умоляющим взором золотых глаз, не в силах злиться и на него, единственного, кто всегда был на его стороне — единственного, кто понимал его горе. — Вэй Ин, послушай, — тихо начал Ханьгуан-цзюнь, успокаивающе поглаживая большим пальцем судорожно бьющийся пульс на запястье Вэй Усяня. — А-Юань, он ж… Не успел он договорить, как его прервал испуганный крик со стороны. Кричал тот самый шумный мальчишка Лань. Он закрывал собой другого Лань, того, который до этого обнимал расстроенного наследника Оуян, а к ним тянулся тот же самый мертвец — бабушка Вэнь, насколько понял Цзян Ваньинь. За ее спиной молчаливой горой нависал Вэнь Цюнлинь. Она держала что-то в своих костлявых пальцах и протягивала это мальчикам. Присмотревшись, он увидел, что это — игрушка. Старая, потрепанная тряпичная игрушка. — Лань Чжань, что ты только что хотел сказать мне? — осторожно, с болезненной надеждой в голосе, спрашивает Вэй Усянь, не отрывая взгляда от происходящего и готовый вот-вот сорваться и побежать к мальчикам Лань. — Он жив. — говорит Лань Ванцзи. И никто не знает чему удивляться больше — тому, что у Старейшины Илин был сын и его убили, или тому, что этот сын чудесным образом все-таки оказался живым, или нежной улыбке, растянувшей губы Ханьгуан-цзюня, смотрящего так ласково на ошеломленного Вэй Усяня. Сам же Вэй Усянь неверующе переводит взгляд сначала на Лань Ванцзи, потом обратно к бабушке Вэнь и адептам Лань. И так несколько раз — он хлопает глазами и открывает рот, будто рыба, а после уже сам хватает Лань Ванцзи за руку и тянет за собой, бросившись к адептам Лань так стремительно, что многие боязливо отступают. Цзян Чэна же наоборот так же под руку тащит туда же чересчур воодушевленный Цзинь Лин. Мертвая женщина оборачивается на подошедшего к ней Вэй Усяня и ее истлевшее лицо как-то странно шевелится, будто она хочет улыбнуться ему, а после она снова толкает игрушку одному из мальчиков, как бы указывая на него. — Лань Сычжуй? — все то же неверие, смешенное с надеждой заставляет голос мужчины дрожать. Он смотрит на смущенного мальчика перед собой, в глазах которого нет и капли нужного узнавания, и оглядывается на Лань Ванцзи — тот кивает, но лицо его печально. Но это все, что нужно было для Вэй Усяня. Он, насколько может, вежливо отстраняет Лань Цзинъи, слегка похлопав парнишку по плечу, и подходит прямо к Лань Сычжую, вставая напротив и заглядывая в его лицо, сравнивая с воспоминаниями о своей маленькой драгоценной редиске — ему так хочется обхватить все еще по детски пухлые щеки, погладить, убедиться в его реальности, но руки его так грязны, а лицо мальчика белое и чистое. Совершенно далекое от постоянно чумазого, неугомонного А-Юаня, которого он закапывал в могильную грязь, обещая кучу сестричек и братишек. Мальчик перед ним другой — одетый в богатые клановые одежды, сытый, его тело наделено сильными мышцами и здоровым слоем жира, в уголках его губ есть малюсенькие морщинки счастья, а в глазах не скрывается постоянный ужас того, что его покинут. Но в тоже время он так идеально совпадает с образом А-Юаня в его голове, что остается только недоумевать, как именно он не узнал свое дорогое сердце раньше — возможно, надежда действительно была слишком опасна для него, раз Вэй Ин так долго игнорировал то, что всегда было перед ним. Обтерев, насколько мог, здоровую ладонь о наиболее чистый клочок своей одежды, он все-таки дотрагивается до нежной щеки, а мальчик не отшатывается, несмотря на явное непонимание полноты ситуации, он смотрит участливо и дает себя рассмотреть. Если приглядеться он так похож на Вэнь Нина, будто родной брат, а его гордый высокий лоб идеально совпадает с лбом Вэнь Цин — отличает лишь отсутствие хмурой морщинки, присущей ей. — Дорогой, твое имя в быту Сычжуй, но не будешь ли ты так любезен сказать мне… — он запинается, все еще не веря, все еще страшась ответа. — Твое имя, данное при рождении? И Лань Сычжуй улыбается ему, такой милый мальчик. — Этого ученика зовут Лань Юань, Учитель Вэй. И сердце Вэй Усяня готово разорваться от счастья, от любви, от любви к этому мальчику. Ему хочется обнять Сычжуя, хочется расцеловать в эти чудесные щеки, хочется сказать о том, как скучал, как любит, но он просто смотрит на него, потому что это — самое лучшее, что он может сделать, чтобы выразить все свои чувства. Он не может сказать, не сейчас, когда у него за спиной все эти Заклинатели. Но он смотрит, стараясь запомнить каждую деталь, каждый оттенок, каждую мелочь. — Ты ведь ничего не помнишь, Дорогое сердце? — ласково спрашивает Вэй Усянь, поглаживая пальцем щеку парня, заглянувшего за его плечо, что-то спрашивая у Лань Ванцзи лишь легким поднятием бровей. Пресвятая Гуаньинь, это самое милое, что когда либо доводилось видеть Старейшине Илин. И отвечает на вопрос Лань Ванцзи. — Я нашел его спрятанным в дупле на обратной стороне горы. Его тело уже было иссушено лихорадкой, нам едва удалось его спасти, но А-Юань выбрался. Несмотря на скорейшее выздоровление — лихорадка выжгла все его воспоминания. Лань Чжань сообщает об этом с грустью, но Вэй Усянь не видит в этом плохого — кроме, очевидно, ужасной болезни, которую перенес его бедный малыш. — Это чудесно, что ты не помнишь, — он улыбается и плачет, но теперь скорее от счастья. Ну, разве не душераздирающе, что он так счастлив тому, что его сын не помнит ничего о нем? Но, теми воспоминаниями не стоит так дорожить — о, как он сам желал тогда все забыть. Вэй Усянь отстраняется от Сычжуя, в последний раз взглянув в его глаза — все те же, ставшие лишь немного темнее, — а после оборачивается к бабушке и аккуратно берет из ее рук старую игрушку, которую она когда-то так заботливо сшила для своего внука, и протягивает парню. — Это твое. Когда-то это была твоя любимая игрушка, пока, конечно, Лань Чжань не подарил тебе тех бумажных бабочек… Лань Юань вскидывает голову, приоткрыв рот. — Я помню бабочек! И Вэй Усянь хохочет, схватившись за живот, стреляющий болью от едва зажившей раны. — О, конечно, Дорогое сердце, ты их помнишь — тебе же их подарил твой любимый Богатый-гэгэ! После этого взрыва веселья, он оборачивается к бабушке Вэнь и глубоко кланяется ей с улыбкой. — Спасибо вам всем и простите меня. Лань Ванцзи следует его примеру, а за ним и адепты — даже Цзинъи, несмотря на его ужасающий страх перед призраками. К удивлению Вэй Усяня, Цзян Чэн, почему-то оказавшийся так близко к ним — тоже кланяется вместе с Цзинь Лином. Вэнь Нин кланяется последним, с тяжелой заминкой от нежелания прощаться с семьей. И труп пожилой женщины тут же начинает медленно рассыпаться пеплом — серым и мягким. Остальные мертвецы кланяются им в ответ и их тела охватывает та же участь. Но после происходит нечто прекрасное — их души, освобожденные и полные света, освещают яркой белизной пещеру и всем становятся видны те люди, которыми они когда-то были. Вэй Усянь снова плачет, увидев бабушку такой, какой он ее помнил. Ее дух взмывает от кучи пепла и она тянет свои руки к ним — к ее внукам, — желая обнять, но она не может, ее душа уже растворяется под потолком. И последнее, что до них доносится — это призрачный, отчего-то веселый шепот. — Живите счастливо. Слышишь, А-Ин?