Я думал, что ненавижу тебя

      Зеницу не мог заставить себя пошевелиться. Тело сковал мертвецкий холод, еще немного, и начнет казаться, что оно покрылось коркой льда. Ночь уставилась на него тысячей глаз, или так думал не сам Зеницу, а страх, невесомой маской обволакивавший его лицо. Единственное, что он сделал — это сжал ладонь Кайгаку покрепче.       Время вокруг остановилось. Во всяком случае, внутри Зеницу все точно замерло. Это чудовище на крыше тоже было неподвижным, и юноша бы отдал последнее, что у него есть, чтобы ничего не менялось. То существо, от которого он слышал устрашающую какофонию звуков, оказалось юной девушкой. Демоном, что напугал его раньше, чем попал в поле зрения. Она смотрела абсолютно безразличным взглядом, прикрыв один глаз и светя в их сторону вторым. Единственный огонек сиял слабым светом, словно угли костра, вот-вот собиравшиеся погаснуть от полнейшего отсутствия интереса. — Демон рядом с охотником? Как необычно. И как решительно бесповоротно глупо.       Зеницу вздрогнул как от разряда тока. Ему страшно просто от того, что она смотрела на него, а теперь она еще и подала голос. Он звучал апатично, но все равно заставлял поежиться как от зимнего мороза. Юноша бегло глянул на товарища, тот крепче сжал рукоять меча. Катана была надеждой — единственным тросом, по которому можно выкарабкаться из этой ямы. Хорошо, что он приготовил ее заранее, но… «Мы не справимся!» — демон вцепился в руку друга, будто это могло как-то переубедить его. Зеницу сам не замечал, что его трясло подобно листу в грозу, он съежился, словно из-за страха и желания спрятаться осознанно принял решение сделаться меньше. — Не учи ученого. Я уже наслушался этого бреда, — бросил Кайгаку без тени страха на лице.       Зеницу тоже заметил — Коурай говорил абсолютно то же самое, что и демоница, как если бы абсолютно все вокруг были в сговоре против их дуэта. В такие моменты ощущаешь себя в спектакле, где актерам выдали одинаковый текст. — Бреда? — она почти не изменяла интонацию в вопросах, и звучали они уныло, будто ответ ей и не нужен. — Почему же? Охотники и демоны сотни лет истребляли друг друга. Один из вас давно должен быть мертв.       Зеницу оцепенело слушал ее и молчал. Ветер слегка шевелил волосы демоницы, длинные и гладкие как поверхность металла. Упрямство Кайгаку в этот момент тоже сравнимо с металлом. — Может, мне и не сто лет, или сколько тебе там, но я еще не растерял остатки мозгов, — Кайгаку говорил за двоих. Он был похож на черную тучу, а державшийся позади него друг — на яркое солнце.       «Звучало слишком грубо…» — Зеницу поежился. Злить противника перед боем — все равно, что встать перед одиноким деревом в грозу в ожидании удара молнии. Парень продолжал смотреть вверх, на нее, боясь моргнуть и что-то пропустить. Он осознал, что с лицом демоницы что-то не так, когда она, сохраняя безразличие во взгляде, насмешливо приподняла брови. Две пары бровей. — А… Как это я сразу не поняла, — протянула она монотонно. — Пока он не получил дар бессмертия, вы были друзьями, верно? — ее глаз прожигал черную охотничью форму, но в нем все еще не было и капли интереса.       Кайгаку сердито насупился. Он угрюмо молчал, не в силах придумать ответ. Терпеть он не мог, когда ему в очередной раз указывали на то, что он и так знал, напоминали о том, что делает больно на всех уровнях.       И какую же чушь она сказала? Дар бессмертия? Так она называет свое ужасное состояние. «А демоны любят задирать нос и высокопарно оправдываться,» — плевались злобой мысли в задиристой голове.       Как только губы произнесли слово «друзья», демонице показалось, что она видит призрака. Кого-то важного, кто остался в далеком прошлом, прятался в пелене памяти, намеренно похороненный глубоко. Белая кожа, белые волосы, белая одежда. Она всегда носила белое. Она была хорошей. Но кем она была, эта призрачная фигура?       Задворки памяти начали раскрывать свои тайны. Что-то, что когда-то было сердцем, стукнуло в груди одновременно с воспоминанием. Белая фигура… Но единственное, что было черным — это ее руки. Порох… Да, мы работали с порохом… — Только не рассыпь все, как в прошлый раз. Проблем не оберемся, — хихикала она, когда они трудились вместе. Тот чумазый день, когда им поручили взрывоопасную работу, обе слишком хорошо запомнили.       Это и правда она. Не вспомнить имени, но и без него узнать ее легче легкого. Даже ее ресницы белы как мука. Такое чистое создание нельзя было и близко подпускать к грязной работе. — Меня больше пугает перспектива не отмыться до конца жизни, — демоница вспоминала собственные слова, а потом и смех, заигравший трелью двух голосов — ее и безымянной подруги из прошлого. — Эй, девчонки-грязные ручонки! Хватит работы на сегодня, побежали лучше к реке! — беззаботный мальчишеский крик вызволил их из мастерской и привел к мирному течению, розоватому от вечернего солнца. Когда они догнали его, он уже по колено стоял в воде, закатав штанины до смешного высоко. Смешного и оттого, что он запрыгнул в реку так проворно, что намочил даже шарф. Он улыбался и махал им рукой. — Чего вы ждете?       Сбросив обувь на берегу, подруга забежала в реку. Прямо так, в одежде и с разбегу. В фонтане брызг ее лучезарная улыбка сверкала как вода, уходившая кругами от ее ног. — Давай, не стой там столбом! — хохотала она звонкой поющей птицей. — Я же вижу, ты хочешь!       Демоница наклонила голову набок, и шелковистый металл скатился с ее плеч прядями серого пепла. — Глупо. Так глупо, — повторила она тише, словно этим точно убедит охотников в их глупости. — Когда ты становишься демоном, больше не имеет значения то, кем ты был раньше, — ее слова все равно что меч, которым можно отрубить то, о чем не хочется вспоминать.       Зеницу в упор глядел на нее, на едва заметно дрогнувшие уголки губ и попытку отогнать видимое ей одной наваждение. Вдруг демоница подалась вперед, наклонилась, как если бы желала стать ближе к собеседнику. В темном камне, обрамленном длинными ресницами, сверкнул-таки огонек любопытства. — Эй, цыпленочек.       У Зеницу волосы на затылке пошевелились от ужаса. Она обратилась напрямую к нему. Обратилась так по-свойски, будто знала его еще до того, как он появился на свет. Сердце ударилось о ребра в попытке сбежать. — Ты что, не предлагал своему другу стать демоном? — мягко произнесла она, и голос ее был таким тонким и нежным, словно они флиртуют, а не говорят об уничтожении человечества. — …Каков эгоист, — девушка выпрямилась обратно, тяжело звякнув цепями, в несколько слоев оплетавшими ее талию и свисавшими чуть ли не до самых щиколоток.       «Стать демоном…» — Зеницу мгновенно вспомнил охотника в фиолетово-черном, который присоединился к рядам чудовищ. В его видении все казалось таким ясным и простым, как родниковая вода, но это было ловушкой. «Ты только и хочешь, что плодить новых тварей. Ты… И твои бродячие псы,» — демоненок не знал, мог услышать его Музан или нет, но ему очень хотелось, чтобы мог. — «Ты говоришь со мной через нее. Ты сидишь в ней и тянешь за ниточки, но не показываешься сам, будто это ее осознанное решение — так отравлять свой мозг твоим проклятием. Так запутываться в собственных цепях».       Демоница перевела взор открытого глаза на единственного в их компании человека. — Не нужно мне становиться демоном, — прорычал Кайгаку как зверь, в чью нору осмелился вторгнуться чужак. — А еще я собираюсь найти лекарство, и тогда вам вместе с Кибуцуджи придет конец.       Зеницу поглядел на друга, когда тот назвал того, кого ни один монстр не осмелится назвать вслух, а потом вновь уставился на верную — или скорее загипнотизированную своим хозяином демоницу. Той тоже не слишком понравилось упоминание ее господина. Отказ Кайгаку потушил ее интерес, и она опять стояла над ними, холодная и отстраненная. — Лекарство? Глупо, — сухо сказала она, наматывая болтавшийся без дела край цепи на пальцы. — Можно бесконечно искать то, чего не существует, пока твоя идея не приведет тебя к гибели.       Кайгаку хмурился так, что его брови подрагивали от долгого напряжения мышц лица. Зеницу даже слышал, как он скрипел зубами. Его слишком легко вывести из себя… — Хочешь болтать всю ночь или мы будем драться? — рявкнул в нетерпении задира, и у Зеницу отвалилась нижняя челюсть.       «Не надо давать ей идеи!» — он многозначительно посмотрел на Кайгаку. Пока он думал, как сбежать от чудовища, напарник просто взял и предложил ему сразиться. С ума сойти! Зеницу не мог выговорить ни слова и обреченно потянул друга за рукав. Однако в планах Кайгаку, по-видимому, совершенно не было места для побега. Этот его азарт проснулся ох как не вовремя! «Он злит ее нарочно?!» — демоненок прикусил внутреннюю сторону щеки. — Драться? Глупо… Так глупо, — она лениво разминала шею и плечи. Несмотря на глубокий вырез на груди, ее шея, то самое слабое место, была спрятана за черным воротником. В темноте выглядело так, будто голова отделенно парит над телом.       Внешний вид демоницы в целом казался странным. Все женщины, которых они с Кайгаку встречали в городках и деревнях за время своего путешествия, носили привычное взгляду кимоно. Но на этой девчонке его не было. Темно-красное платье могло бы даже помочь ей слиться с ночной завесой, если бы оно не обнажало слишком много. Открытые части тела белы как молоко, словно луна оставила на них загар. Полы платья были короткими спереди, однако сзади раздваивались и свисали почти до пят подобно хвосту ласточки.       Зеницу медленно моргнул, ища среди мыслей о ласточках нужное воспоминание и надеясь, что снятое проклятие Кибуцуджи не вырезало ничего из его памяти. Вот и оно! «Дедуля за ужином часто рассказывал истории,» — юноша растроганно вспоминал своего старого учителя. — «Как-то так он и описывал куноичи, но… Мир постоянно меняется. Куноичи и ниндзя вымерли,» — Зеницу медленно перевел взгляд на фигуру на крыше. На его лице не осталось и следа тепла, навеянного коротким воспоминанием о наставнике.       Ниндзя вымерли. Более того, дедуля говорил, что это некий монстр уничтожил почти все известные кланы. Зеницу уж точно не ожидал встретить куноичи теперь, однако… Она ведь демон. Замороженное во времени существо. Это только подтверждает факт — врагу уже не один десяток лет. Ей плевать, с какой скоростью летят года, а порой и века. — И, цыпленочек, — чудовище с девичьим лицом опять привлекло его внимание. — Думаешь, демоны не трогают друг друга? Я сильно тебя разочарую.       Зеницу искал в себе силы, чтобы заставить коленки не дрожать. Она глядела на него как на легкий перекус. — Если пойдешь против меня, пощады не жди.       Он сам не знал почему, но все внутри сжалось, скомкалось подобно листу бумаги. Враг ужасал своей силой, таившейся внутри него. Глядя на корзину с фруктами, никогда не скажешь, насколько она заполнена, до тех пор, пока не откроешь ее. Сейчас было так же, лишь слух помогал приоткрыть эту завесу — силы в противнике предостаточно. И он вовсе не против использовать ее против сородича. Демоны не одинаковы.       Слуха коснулось чье-то приближение. Такое неясное и призрачное, почти незаметное.       Взрыв. Громкий хлопок сотряс воздух, занозой врезавшись в привыкший к тишине слух. Зеницу подумал, что его демоническое сердце сейчас остановится, но едва ли даже человеком он мог бы умереть от страха. Он увидел на крыше вспышку, осветившую ночь противоположным мертвому свету луны теплом, а затем ей на смену пришло огромное облако черного дыма. После взрыва оно расползалось в стороны, обволакивая собой обманчиво-изящную фигурку чудовища. «Она взорвалась?» — Зеницу напрягся, не в силах оценить ситуацию и не понимая, что происходит. Если это нападение на них с Кайгаку, то почему взорвало самого противника?       Юноша прищурился и в следующий миг заметил блеск клинка в руках человека, метнувшегося в поднявшуюся на крыше тучу. Эта скорость уже была ему знакома — только один нарцисс успел похвастаться ею перед ними. «Как он остается таким тихим?! Я совсем забыл про него…» — Зеницу начал слышать Коурая лишь тогда, когда тот появился в поле зрения. Он будто прятался в невидимом кармане у некого божества и выскочил в самый неожиданный момент. Магическим образом напомнил о себе звук его серьги, покачивавшейся от резких движений, легкий шелест его одежды, но не более — даже дыхания не услышать. Безумная скрытность.       «Это что, он устроил взрыв?» — Зеницу ничего не мог увидеть из-за дыма, поэтому напрягал слух. Кайгаку тоже наблюдал за маневром охотника с земли и выглядел… Раздосадованным? Он что, боится, что Коурай убьет демона первее него? Ревнует его к победе? Или злится, что Коурай использовал их как приманку и напал на врага, пока тот увлеченно болтал с ними?       Щелчок черепицы под чьей-то ногой. Зеницу четко различил его. Свист катаны, рассекающей черные клубы как вату. Звон цепей… Когда дым развеялся, юноша честно надеялся увидеть Коурая, стоящего над рассыпавшимся в пепел демоном. Честно и искренне надеялся на это вопреки тому, что он услышал. А слух никогда не обманывал его — клинок вспорол воздух. Зеницу без всякого изумления обнаружил на крыше лишь один силуэт. Коурай почти удивился, хотя выглядел он скорее ехидно. Не обнаружив противника рядом, он сохранял собранность и быстро развернулся туда, куда сбежал от него звон цепей. — Потомок ниндзя? — в мелодичном голосе зародились нотки любопытства.       «Н-ниндзя? Еще остались ниндзя? Неужели ты ошибался, дедуля?» — Зеницу вновь увидел лицо наставника как вживую. — «Коурай ниндзя?» — одна мысль накладывалась на другую подобно страницам дневника. — «Ну, что-то такое в нем есть, но от истребителя в нем все равно больше…» — в этот миг мысли забились в тупик, будто кто-то прекратил осторожно выводить буквы на странице и просто измазал ее чернилами. Зеницу увидел ее.       Не прикладывая никаких усилий для удержания равновесия, девушка замерла на одном из проводов так же легко, как если бы стояла на земле. Может, дело в босых ногах? Она двигалась по-кошачьи грациозно и несколько лениво. Соткана из противоречий, и это пугало еще сильнее. Демоница будто хотела, чтобы каждое слово в мире могло подойти под ее описание. Высокая, но хилая, быстрая, но расслабленная, красивая, но в лохмотьях, беззащитная на вид, но в увесистых цепях. Как можно сочетать все это в одном существе? Цепи, вместе с оби оплетавшие хрупкую талию, звенели от любого ее движения, теряясь в потрепанных краях пояса. Звук из раза в раз выдавал ее, но, кажется, прятаться ей было не от кого.       Противник, чье поведение нельзя понять до конца, всегда устрашает больше. — Давненько я не встречала ниндзя… — негромко произнесла она.       На миг ей показалось, что она видит лица. Лица счастливых людей, иногда все же грустных, но живущих эту жизнь несмотря ни на что, подобно цветам, проросшим на голых скалах. Жизнь скрытную и опасную, но не без простых радостей, таких как ужин за большим столом в окружении огромной семьи, прогулки по запевавшему сверчками лесу, лепестки в волосах юных девушек и утяжелявшие пояс блестящие кунаи.       Может, время и стерло грустные воспоминания, сохранив лишь парад улыбок, выставленных напоказ. Но что-то нехорошее все же впрыснуло яд в голову и начало стремительно разгонять его по мыслям. — Так и знала, что найду тебя здесь, — белая фигура спустилась на берег. С каждым годом она становилась прекраснее и нежнее, словно расцветающая магнолия. — Ты прямо-таки любишь заставлять братьев волноваться.       Звон цепей прервался, как сыгранная умелым музыкантом нота. — Они вечно боятся, что я поранюсь. Не люблю тренироваться при них, — вздох пошевелил тишину в кустах, скрывавших за собой троих — реку, девушку и ее оружие. Теперь заросли приняли к себе и четвертую. — Ну а ты думала? Таково проклятье старших детей в семье, уж мне ли не знать, ха-ха… — подруга погладила поверхность воды, заодно умывая руки. — Давай вместе, а то какая тренировка в одиночестве? — она принялась собирать роскошные волосы в пучок и закрепила его на затылке заколкой с белым пером. — Что за заколка? — тогда демоница впервые увидела это ужасное украшение. — Ах, эта? — безымянная подруга замерла на миг. — Просто приятный подарок от… Ну… Красивая же, правда? И мне нравится, даже очень.       Красивое украшение для красивой девушки. От кого-то, о ком она тогда сразу догадалась.       Женская фигура замерла на проводе в неестественной позе, больше напоминая сломанную куклу, нежели нечто, способное двигаться. Что-то надломило ее. Что-то, что все это время считалось забытым.       Зеницу ловил каждое ее движение, надеясь вовремя уловить момент атаки. «Если она сейчас нападет…» — он боялся даже думать об этом варианте. Дрожащая рука демоницы медленно потянулась к лицу. Когтистые пальцы завели растрепавшиеся волосы за ухо, обнажая вторую половину ее милого личика. Оно превратилось в обугленное месиво, опаленное взрывом. Зеницу шокированно глядел на это зрелище, задрав голову и ожидая, что противник мгновенно восстановит повреждение. Ничего не происходило. Мерзкая рана казалась очень болезненной, получи ее человек, наверняка не выжил бы или страшно бы мучился. Однако Зеницу было ничуть ее не жаль. После того, что он увидел в навсегда опустевшем доме, он желал чудовищу испытать хотя бы долю тех страданий, которые она обрушила на ту семью. — В тебе есть что-то от ниндзя, но… — карий глаз, открытый чуть шире, чем прежде, неотрывно глядел на Коурая. — Ты так слаб, что я едва узнала эти техники. Кровь древнего рода стала водой?       Новый звук. Новые цепи. Новая опасность.       Сердце Зеницу пропустило удар. Юноша с ужасом заметил ту короткую долю секунды, когда что-то сверкнуло в руках демоницы и стремительно просвистело к Коураю. «Не успеет,» — уверенно сказал внутренний голос. Охотник отскочил в сторону, и удар непомерной тяжестью обрушился на крышу ровно на том месте, где парень стоял мгновение назад. Воздушно и легко, будто касалась провода одними большими пальцами, демоница продолжала балансировать над землей — значит, ее оружие буквально позволяет убивать издалека. Зеницу не стал разбираться, что это за оружие. Он слышал, что сломанная крыша — не конец атаки. А еще он слышал, что Коурай все там же на крыше! «Не успеет!» — увереннее прикрикнул внутренний голос.       Зеницу, чувствуя, как напружинены мышцы ног, оставил друга на безопасном расстоянии и бросился к дому.       Вспышка, выжигающая глаза и заставлявшая забыть, что такое зрение. Кайгаку зажмурился и отгородился рукой, словно она могла уберечь и от пронзившего барабанные перепонки раската. Невыносимый жар накрыл его волной, толкнул в грудь обломками и щепками, вгонявшими иглы заноз под кожу. Целый дом взлетел на воздух.       Попятившись назад, парень поспешил вернуться в реальность, хотя разбудивший весь город взрыв определенно заставил его заблудиться посреди одной улицы. Придушенно, будто бы он пытался услышать что-то из могилы, Кайгаку различил крики и треск обугленных досок, которыми к огромному везению его не придавило. Белая пелена очень неохотно сходила с глаз.       Воняло горелым. Горелой древесиной, тканью, плотью. Непостижимый запах. Кайгаку думал, что ничто не будет хуже запаха размазанной по стенам крови, дважды увиденной им после пира людоедов. Как же он ошибался. Ни одной уцелевшей доски, ни единого различимого предмета мебели — невозможно представить, что это было домом секунду назад. Кто-то спал внутри. И он уже не проснется.       Как только он различил первые мельтешащие вокруг силуэты паникующих жителей, то сразу же попытался поймать демона в поле зрения. Что бы ни случилось, нельзя упускать монстра из виду — до тех пор, пока его голова находится на плечах.       Полы платья трепетали как крылья бабочки, но потревоженные не ветром, а отдачей от взрыва. Демоница сжимала в ладони цепь, и на уровне ее бедра, оплетенный стальными оковами, покачивался круглый шар. Он бросался в глаза в первую очередь, излучая слабое свечение и активно дымясь. «Это… Э-это же груз кусаригамы,» — осознание, что простой удар холодным оружием стал причиной такого громкого бума, стукнуло в голову, и Кайгаку случайно столкнулся с истошно кричавшей женщиной. Она спешно отпрянула от него, как от призрака, и, ведомая страшной истерикой, бросилась прочь. Она рыдала куда громче, чем охрипший от плача младенец в ее руках.       Улицу наводнили насмерть перепуганные люди, носившиеся повсюду, спотыкавшиеся, врезавшиеся друг в друга, перебиравшиеся через обломки и кричащие, вопящие, плачущие. Кайгаку нигде не мог увидеть ни Зеницу, ни Коурая, и в отчаянной досаде задрал голову вверх. Демон, за секунду уничтоживший здание, лениво лицезрел последствия своего нападения. Она глядела на людей, как на суетящихся муравьев.       «Готовься к худшему, не опускай клинок,» — юный охотник снимал корзину с плеч, наполненный вспыхнувшей внутри решимостью — сегодня больше никто не умрет.       Дым вокруг таял как сахар на языке. Зеницу приподнялся и стряхнул с макушки сор, которым щедро осыпал его взрыв. Все пальцы были пронизаны стежками заноз, но он совершенно не ощущал боли. Сквозь наполненный ужасом визг проснувшегося города юноша услышал под собой кашель. Что-то пихнуло его в грудь достаточно сильно и грубо, и Зеницу приземлился задом на щепки, разбросанные по земле.       Он увидел катану, сжатую в ладони, и настороженные глаза Коурая. Мгновение назад Зеницу бесцеремонно схватил его за шкирку как котенка и утащил подальше от гибели. Кажется, демон, спасший его, напугал куда больше, чем демон, пытавшийся убить. Так близко к Зеницу истребитель еще не подходил. Если бы его недоверие стало водой, можно было бы окунуться в него как в озеро и смыть с себя последствия взрыва. Зеницу безоружно приподнял руки перед чужим клинком у своего носа и часто заморгал. — Я хотел помочь, — кое-как нашел он слова, боясь, что молчание может убить его. — Демон и помочь? Не смеши меня, — Коурай изогнул брови, будто эти два слова были противоположностями. Он смотрел на него, ища в лице малейшее отражение мыслей, сканировал, словно чем дольше смотришь, тем больше вероятность разглядеть собеседника насквозь. — Я слышал, что ты не успеешь сбежать от взрыва, — просто ответил Зеницу.       Не то эта невинная простота, которая у людоедов автоматически стирается вместе с человечностью, не то сами слова уязвили охотника, и он… Подавился смешком. — Я, по-твоему, так медлителен? — он немного отодвинул меч от Зеницу, и тот проводил острие по-совиному круглыми глазами.       Коурай изучил растерянную мордашку демона и фыркнул. Он привстал, изучая масштабы первой атаки, и продолжил недоуменно пялиться на Зеницу, словно тот сделал что-то из ряда вон выходящее. Что-то более изумительное, чем уничтоженный одним махом дом. Что-то такое же ненормальное, как солнце посреди ночного неба. — Ты… — он резко оборвал вопрос и спросил о другом: — Откуда ты знал, что ее удар будет куда сильнее? — стряхнув с плеч древесную пыль, охотник поморщился и кашлянул еще раз.       Зеницу повернулся туда, где над головами последних убегавших людей стояло, словно на воздухе, чудовище, которому смертным нечего противопоставить. Сейчас было лишь две вещи, способные навредить ему, и обе они в руках охотников. Запретить себе слышать Зеницу не мог, и звук противника, нависавший над городом, над каждым плачем и хрипом сорванных связок, перекрывал собой остальной шум. Он хотел подчинить себе все, что движется. Бьющееся в груди безразличие игнорировало те сердца, что уже не бьются. Это биение сливалось с переливавшимся звоном цепей в дьявольски жуткую мелодию, точно знающую тонкости игры со слабостями человеческой души. Зеницу заставил себя ответить на вопрос, хотя голос его дрожал как задетая струна: — Я… Просто услышал…       Коурай задержал на нем взгляд и, перешагнув обломки, обнаружил, что на него смотрят сверху вниз. Прятаться и действовать скрытно уже поздно, глупо предполагать, что враг, целившийся именно в тебя, потеряет свою мишень из виду. Охотник на миг отвернулся от кровожадного монстра и коротко покосился на когтистого мальчишку, прятавшегося за его спиной. Демоны не одинаковы.       В воздух поднялась струя пара, исходя из изуродованной взрывом половины лица демоницы, как если бы на раскаленный в кузнечной печи металл выплеснули ледяную воду. Зеницу даже услышал легкое шипение, будто влага действительно испарялась от жара, и прекратил дышать, увидев, что от раны не осталось и следа. «Излечилась… Его бомбы не могут надолго вывести ее из строя,» — разочарованно и одновременно испуганно подумал юноша.       Поправив взъерошенные волосы ладонью, девушка опять выглядела здоровой, словно ничего и не было. Ее лицо вновь обтянула гладкая чистая кожа, обратно выросли две пары бровей, вернулся второй глаз… Дрогнув под тонким веком, он открылся. Зеницу почувствовал себя так, будто сердце бесцеремонно вырвали из груди, когда противник впервые поглядел на него обоими глазами. На только что восстановившемся глазном яблоке красовался высеченный всемогущей рукой иероглиф.       Третья низшая.       «Этот иероглиф… Это… Это действительно то, о чем говорила госпожа Тамаё?» — Зеницу содрогнулся, его словно коснулось что-то огромное и провело по нему с ног до головы. — «Конечно… Неудивительно!» — ему сразу все стало ясно. Абсолютно все. Весь ужас, который из него как из океана вытягивало сетями… Просто оттого, что он услышал врага где-то неподалеку. — Дело принимает неожиданный оборот… — тихо протянул Коурай, цокнув языком. Вероятно, он хотел закончить одно дело быстро, чтобы вернуться к вопросу об охотнике, таскавшем с собой демона-дружка, но все пошло не по плану.       Зеницу слышал в его голосе раздражение и нежелание утруждать себя сложным боем, а еще внезапные нотки азарта — Коурай был восхищен силой взрыва и жаждал втоптать такого мощного противника в землю, доказать, что он сильнее. «В этом они с Кайгаку одинаковы. Ворчат друг на друга, препираются, как только выдастся возможность, а сами-то…» — Зеницу закатил глаза. Однако отличие между охотниками все же было — Коурай вовсе не корил себя за то, что недооценил силу соперника. Не жалел, что счел страх Зеницу беспочвенным, когда тот просил не высовываться. Глядел на демоницу без страха и ропота, словно то, что она была одной из двенадцати лун, не значило для него ровным счетом ничего. — Как тебе настоящие техники ниндзя? — произнесла она гордо. Выражение на ее лице так и говорило без слов: «Давай же, покажи мне свое восхищение».       Девушка сжимала в одной ладони цепь, на которой все еще качался взрывоопасный груз, а во второй — внушительного размера серп, сверкавший в свете луны и пока что не запятнанный кровью. Зеницу видел такое в книгах дедули, и тогда кусаригама показалась ему жутко неудобным и сложным в овладении оружием. Если ему сложно давались тренировки с катаной, то во всех этих цепях он бы точно запутался, а то и глаз себе выбил. «Оружие должно быть продолжением руки» — так говорил Джигоро. Однако как можно превратить в продолжение руки раскручивавшуюся цепь с серпом на конце? Глядя на вооруженного кусаригамой демона, Зеницу понял, что не хотел бы узнать ответ.       Ее глаза скользнули по нему, словно предупреждали — больше не вмешивайся, если не хочешь неприятностей. Юноша вжал голову в плечи. «Она разрушила целое здание… Хотя это даже не высшая луна!» — Зеницу принял обреченный вид. — «И как нам взять у нее кровь?!». — Я бы впечатлился куда больше, если б ты была человеком, а не сволочью из легенд, — Коурай покрутил катану в руке. Она за секунду прочертила воздухе ровный круг, прежде чем вернуться в прежнее положение.       «Легенд?» — Зеницу хотел переспросить, но сейчас было не время. — «Неужели дедуля рассказывал нам именно эту легенду?» — он машинально коснулся подбородка, и занозы, поселившиеся в его пальцах, капризно укололись. — Про меня складывают легенды? — поинтересовалась демоница, и огонь ее гордости распалился еще горячее. — Ты играешь в них роль примера, которому последует только посмешище, — Коурай наблюдал за ее радостью снисходительно, будто подыгрывал ребенку. — Благодаря тебе я знаю, как я крут, потому что стать сильным человеком куда сложнее, чем стать сильным демоном.       То, что он мыслил ровно так же, как Кайгаку, но просто выражался иными словами, непременно бы рассмешило Зеницу. Эти двое действительно похожи. Наверное, именно поэтому сразу же не поладили. Не зря говорят — в других нас раздражает то, чего мы не можем принять в себе. — Я не могу взорвать целый дом, но у меня нет хитростей в виде магии. Я сильнее тебя, потому что не пошел по легкому пути, — Коурай почти зевнул. Вальяжно и нагло.       Его слова напомнили ей о чем-то. Как бы ей ни хотелось, призраки прошлого снова явились к ней. Спустя сотню долгих лет в осознанном забытье она увидела его. — Столько суеты из-за царапины… — посмеивался он, словно больно совсем не было. Она помнила его страшную рану, помнила свое волнение и просто не могла не вести себя как заботливая наседка. — Только не надо чуши про то, что шрамы украшают мужчину, — перебила его она, снимая повязку так бережно, как никогда не снимала их себе. — Я вовсе не об этом. И не думал даже, — он стал серьезным, и его улыбка улетучилась, словно остатки утреннего тумана. С самого детства он обладал этой магией — быть серьезным, когда только что хохотал, и хохотать, когда только что был серьезным. — Я благодарю богов, что я выжил, но ничего в жизни не бывает легко. Трудности… Они закаляют, понимаешь? — Понимаю, но трудности — это не пробитое насквозь плечо, — ни с кем она не лепетала так, как с ним. Хотелось казаться лучше, хотелось показать, что забота о нем ей никогда не в тягость. — Это лишь пара препятствий на пути. Жизни нравится их подбрасывать и наблюдать, справишься ты или нет, — он говорил одухотворенно и не замечал боли, пока она обрабатывала рану. — Я должен быть сильным, иначе что станется с моими девчонками-грязными ручонками? Вы ведь мне так дороги, — он улыбнулся своей магией, прервав серьезные нравоучения.       И все же… Сколько она его знала — он никогда не ходил легкими дорогами. Этим он восхищал ее. Этим он вдохновлял ее. Этим он влюблял ее.       Пустота в груди поежилась от необъяснимо теплого и одновременно тоскливого чувства, а призрак бесследно исчез в омуте памяти. Она не помнила его лица. — Глупо. Так глупо, — демоница наклонила голову, скрывая впечатление от речи Коурая и отмахиваясь от воспоминаний. — Пока что я слышу только слова, но не вижу действий.       Ее слова были вызовом, предложением выяснить, как Коурай умрет — сразу или через пятнадцать минут. И призыв не остался неотвеченным. Зеницу радовался, что вызов бросали не ему, но, кажется, плакса и так интересовал ее меньше других двух.       Когда парень почувствовал острую нехватку ладони Кайгаку в своей, среди проводов, сопровождаемая хвостом из электрических молний, появилась еще одна фигура. Выскочив с ближайшей крыши, Кайгаку атаковал первым. Серия из пяти ударов была стремительной, но демонический слух Зеницу услышал каждый из них в отдельности. Дыхание грома. Второй стиль. Шаровая молния. Никогда у него не получалась. Рубящие удары со свистом рассекли воздух, окружая соперников бешеной пляской молний, прежде чем с противным звоном не столкнулись с серпом. Ровно пять раз.       Зеницу вскочил на ноги, однако дальше они его не понесли. Нужно помочь Кайгаку, но все тело необъяснимо туго оплели путы страха, непосильно тяжелые кандалы, прибившие к земле. Вся инициативность закончилась после спасения Коурая, который, кстати, даже не поблагодарил.       Нить провода лопнула, словно одна из вен города, и невредимая демоница отскочила назад. Под ее босыми ногами задрожала черепица соседней крыши, и к юному истребителю, звеня цепью, устремилось сверкнувшее в лунном свете острие. «Серп!» — в ужасе подумал Зеницу, но даже это осознание не смогло сдвинуть его с места.       Кайгаку отбился в падении, надеясь не сломать катану парированием. Он бросился вслед за врагом, но вплотную его больше не подпускали. Серп раз за разом оказывался возле него, а противник — все дальше и дальше, разрывая дистанцию между ними. Звон и вибрация клинка, по которому беспощадно ударило серпом, неприятно пощекотали слух, и Зеницу покрылся мурашками. Этот бой кардинально отличался от их первого сражения с демонами. Тогда монстров было двое, но их способности и близко не стояли к силе этой демоницы. Зеницу видел, как она успешно отражает одну атаку за другой незаинтересованно и без всякого старания, при этом пользуясь таким сложным оружием. Теперь ему ясно — в отличие от тех мальчишек, она умела драться еще при жизни и стала куда искуснее, обратившись в чудовище.       Именно поэтому нужно вмешаться! Сегодня Кайгаку в еще большей опасности, против такого монстра он не выстоит в одиночку. «Почему… Почему я не могу пошевелиться…» — Зеницу наблюдал бой, содрогаясь от каждого удара, независимо от того, заблокирован он или нет. Его ноги сейчас ему не принадлежали и сами решали, куда идти — или не идти никуда вовсе.       Кайгаку отбил летевший в его направлении серп, который как разочарованная неудачей и мстительная птица вернулся обратно к демону, готовясь атаковать вновь. Зеницу следил за всем с земли, словно сидел в первых рядах спектакля. Он с неподвижностью статуи изучал со стороны технику противника, завораживающую своей замысловатостью и непредсказуемостью, своей смертоносностью. В отличие от рубящих ударов катаны, серп всегда несся на истребителя с целью подцепить под руки, вырвать из них оружие, а иногда сразу для того, чтобы пробить череп. Угадывать, с каким намерением летит чертово острие, было трудно, отбиться — куда труднее, а увернуться — и того хуже. Не хватало еще не заметить край крыши и свалиться. Для этого боя нужно явно больше, чем два глаза.       «Кусаригама и правда стала продолжением ее руки…» — Зеницу был бы готов искренне восхититься этим фактом, без задней мысли похвалить демона, если бы тот не вытворял непростительного — не нападал на самого дорогого для него человека.       Под неморгающей слежкой желтых глаз Кайгаку отразил сверкнувший кровожадно серп. Коварный край крыши подкрался слишком быстро, словно это он двигался под ногами, а не ноги по нему. Кайгаку резко остановился, стерев подошвы о черепицу, и замахнулся в ожидании нападения. «Надо вмешаться,» — думал Зеницу. — «Вмешаться…» — но вопреки желанию тело окаменело на месте.       И вмешался тот, про кого оба совершенно забыли на фоне волнения. Коурай возник на крыше из ниоткуда, как гром среди ясного неба. Зеницу был уверен, что долю секунды назад истребитель стоял рядом с ним. Потрясающая скорость в соединении со скрытностью. Шаги были совершенно беззвучными, словно охотник в сговоре с любой поверхностью, по которой бежал, чтобы обмануть даже самый чуткий слух.       Зеницу вытянулся в струнку, пытаясь рассмотреть происходящее наверху. Однако ему приходилось довольствоваться лишь той информацией, что давали уши. Вместе с шагами Кайгаку и трелью цепей он услышал звон от удара железо о железо. Демон закрыл глаза, перекраивая звук в изображение, и живо представил себе картину боя. Навстречу серпу выскочила катана Коурая, не дав монстру достать Кайгаку. Крученое движение клинка, почти такое же, какое он демонстрировал раньше во время разговора, просвистело в воздухе и порушило чужую атаку. — Лучше не мешай, — Коурай усмехнулся, косо поглядев на Кайгаку.       Тот шумно дышал, выдавая, сколько усилий он вкладывал в то, чтоб остаться в живых. Даже не в то, чтобы убить демона, а в то, чтобы не стать очередной его жертвой. Зеницу определил — Кайгаку стоял за спиной охотника. — Еще чего скажешь? Может, мне отлучиться и чаю выпить? — фыркнул в своей упрямой манере парень, кое-как отдышавшись.       Кайгаку сверлил нарцисса глазами. Мгновение назад он был готов поблагодарить его за спасение от жестокости противника, обрамленной в совершенное владение оружием, и в открытую восхититься ловким и отработанным движением клинка… Но стоило охотнику открыть рот, как восхищение улетучилось. Коурай слегка запрокинул голову и заносчиво ответил: — Можешь и отлучиться. Так от тебя будет больше пользы. А то наступлю тебе на ногу, и ты умрешь.       Кайгаку аж выпрямился от такой наглости. Зеницу представлял его лицо сейчас. Лицо того, кто сильно хотел бы врезать Коураю, наплевав на бой с луной. «Черт, ведут себя как дети!» — выругался сам себе он. — «Коураю нравится дразнить его? Почему он не может хоть на время объединиться с нами…» — демоненок прикусил губу и в очередной раз залепил себе мысленную затрещину. — «Говорю «с нами» и отсиживаюсь тут, пока Кайгаку сражается…».       Звон цепей. Коурай рванул навстречу серпу, увильнул от него каким-то непостижимым способом и оказался рядом с монстром. «Быстрый!» — Зеницу раскрыл рот. Почуяв неладное заранее, демоница сдвинулась на несколько шагов, и Коурай, настигший ее, вогнал клинок в ее плечо совсем рядом с шеей, рассекая ткань платья как лист бумаги. К сожалению, эта рана для демона совершенно ничего не значит. — А-а… — протянула демоница, словно к ней только что пришло прозрение. — Кажется, я начинаю вспоминать… Почему я ненавижу ниндзя.       На мгновение, лишь на короткое мгновение ей почудилось, будто она слышит крики. Крики и предсмертные хрипы. Замертво упала ее родная мать. Она не думала, что сначала именно этот человек испытает на себе ее злопамятность. Но мать погибла, не успев ничего понять. Какое разочарование. Клинок оскалился в руках озверевшего от гнева отца, и отступившая по вине ламп тьма показала ему лицо убийцы. Он не сумел убить собственную дочь. Какое разочарование.       Братья, друзья, соседи… Они умирали один за другим — кто-то быстро, кто-то медленно. Все дома опустели за одну ночь.       Руки в мольбе хватались за нее как ветви зарослей, через которые приходилось пробираться. А затем обессиленно отпускали, оставляя на одежде багряные отпечатки. Тела, разорванные когтями и острием серпа. Их белые лица. Каждое из них было ей знакомо.       Когда рука демона дрогнула с намерением замахнуться, Кайгаку стиснул меч. «Вот и оно!» — он отодвинул в сторонку мысли о том, что работает бок о бок с Коураем, как с каким-то товарищем. — «Плевать, что нечестно! Плевать, что она одна, а нас двое!». Позорной глупостью будет не воспользоваться помощью второго истребителя и не убить монстра в таком невыгодном для него положении. Он бросился к чудовищу с девичьим личиком и едва коснулся ее длинных волос острием меча. Вдруг ее глаза из карих сделались искристо-огненными. Они вспыхнули как две зажженные спички, и через секунду что-то засияло под ногами.       Зеницу затаил дыхание, слыша — что-то здесь нечисто. Шаги и шипение фитиля. Свист искр.       Кайгаку не стал разбираться, в чем дело — в конце концов, ему уже дали понять, какого масштаба может быть взрыв. Он заметил, как отскакивает назад Коурай, и последовал его примеру, когда место, на котором они только что столпились все втроем, с громом кануло в золотое пламя и взорвалось градом щепок. Колоссальный разлом в крыше задымился как потушенный путешественником костер. Сквозь едкую серую завесу проглядывалась фигура демоницы по ту сторону от дыры.       «Какого черта?!» — почти вслух воскликнул Кайгаку, бранясь всеми известными проклятиями. Этот взрыв был мелким недоразумением на фоне уничтожения целого здания, но тем не менее он мог лишить его ног, а может и того, что повыше. Парень бегло оглядывал результат загадочной атаки в поисках улик. Непонимание того, как она действует, обезоруживало.       Пугливый наблюдатель, расчесывая подбородок занозами в пальцах, тоже был озадачен. «Она сделала это без груза кусаригамы,» — сделал вывод Зеницу, не отличивший в потоке звуков замаха и удара по крыше. — «Ее руки были неподвижны. Тогда как она это сделала? Чем?». Плечо демоницы задымилось, испаряя всякие повреждения, и старания Коурая обнулились — она вновь полностью здорова. Неудивительно, что она регенерирует так быстро — они совсем недавно видели результат ее трапезы. Нужно что-то делать, и срочно.       Зеницу зажмурился, снова и снова прокручивая в голове картину боя. «Для этого оружия нужна не только повышенная скорость и наблюдательность, но и гибкость,» — не отрывая глаз, юноша пытался придумать, что противопоставить ее технике. — «…И меткость, с этим у нее все в порядке. Надо как-то лишить ее этого…».       Взмах, и сверкнувший в воздухе серп выскочил из дымовой тучи прямо на Кайгаку. Парень не заметил его вовремя и, задохнувшись от испуга, попятился. Клинок ударил по нацеленному на его смерть оружию крайне неуверенно. Острая боль пронзила руку, такая парализующая, что юноша не сразу понял, где конкретно он пропустил удар. Серп уже улетел к своей хозяйке, а Кайгаку согнулся пополам. Кровь окрасила порванный рукав в еще более темный оттенок, словно изрезали все от кисти до плеча. Горело так, как если бы запястье вскрыли и начинили крапивой. Он зашипел и перехватил норовившую выпасть катану другой рукой.       Зеницу почти вырвался из темницы страха, почти сдвинулся с места на помощь, но в итоге лишь оцепенело слушал мучения его раненного друга. «Почему я бесполезен, когда требуется моя помощь…» — парень стиснул зубы от колючей как заноза обиды на самого себя, на свою боязливость и беспомощность. — «Почему я так боюсь ее, ведь она не сможет убить меня…». В нем все еще оставалось слишком много человечного. Демоны не одинаковы. Почему Музан не знал, какой он трус, когда обращал его в монстра…       Кайгаку спешно согнул конечность в локте, пытаясь ослабить кровотечение. Хотелось отмотать время назад и, уже зная, что атака может закончиться именно этим, отразить ее. Хотя… Могло быть куда хуже. Кайгаку повернулся, ища Коурая в смутной надежде, что тот не ранен и прикроет его. Охотник стоял по эту же сторону крыши. Он вновь пребывал в своем сосредоточенно-расслабленном состоянии, которое так выводило Кайгаку из себя. Коурай бегло оглядел его, и в его глазах парень увидел усмешку с ноткой разочарования, будто он знал, что случится подобное.       «Ублюдок!» — вспылил Кайгаку, стиснув зубы. — «К черту тебя и твои снисходительные улыбочки!». Юный охотник уже собрался крикнуть ему что-то с таким гневом, будто Коурай самолично ранил его, и заметил, как ладонь нарцисса полезла в карман. В следующий миг он исчез, подобно ветру пронесся вперед, и с другой стороны крыши вперемешку с трелью цепей зазвенели сцепившиеся в бою клинки. Кайгаку даже вздрогнул — это случилось за долю секунды. «Как же быстро он перемещается. Что за дыхание у него…» — не успел юноша в очередной раз удивиться, как серия взрывов загремела в опасной близости к нему. А ведь дым только начал рассеиваться.       Черепицы взлетели в воздух подобно корке льда на луже, по которой прыгают маленькие детские ноги. Одна, а затем и вторая фигура приземлились на соседнем доме почти беззвучно. Зеницу итак едва ли что-то видел, а теперь и его родного Кайгаку окутал пороховой туман. Юноша слышал, что демон и человек дерутся не на жизнь, а на смерть, но его друг вроде бы остался за пределами войны.       Кайгаку не знал, будет ли еще ситуация, в какой он так порадуется нарциссу, и потуже перетянул руку куском собственного рукава. От прикосновения к рваной ране стало куда больнее. Он не уповал на то, что вены целы, но молился, чтоб бой кончился быстрее. В таком духе надолго его не хватит. Каким бы козлом ни был Коурай, он выиграл немного времени. В ином случае ошибка Кайгаку стала бы фатальной.       Говоря о прикрытии… Пока охотник и демон мерились силами, Кайгаку быстро огляделся и заметил желтую макушку внизу среди обломков. Словно цыпленок, отбившийся от матери. Неудивительно, что демоница назвала его именно так. «Он цел, хвала богам!» — выдохнул облегченно парень. Казалось, что-то необъяснимое, давящее на плечи, отступило. Прежде не выдавалось свободной секунды, чтобы поискать друга хотя бы взглядом, и Кайгаку боялся обнаружить своего плаксу переломанным под завалами. Да, он демон, и пара упавших обломков не принесет ему серьезного ущерба, но Кайгаку до сих пор не мог свыкнуться с тем, что Зеницу бессмертен. Его боль, страх и кровь превращали парня в такого же свирепого монстра, готового биться за свое сокровище.       «Вроде живой!» — в свою очередь порадовался Зеницу. Что-то не пускало его в бой, продолжало душить, словно скопившийся в легких дым имел власть над его решениями. Однако искаженное болью лицо Кайгаку разбудило внутри что-то еще — и оно ясно осознавало, что следующее промедление может стоить его другу жизни. «Я должен что-то сделать!» — Зеницу поспешно огляделся, ища, с какой стороны забраться на крышу будет быстрее. Кайгаку пропал из виду — очевидно, присоединился к сражению. Не слыша, чтобы меч напарника зазвенел в бою, Зеницу одновременно не мог угнаться за ударами Коурая — слишком часто и быстро, что легко сбиться со счета. Демон торопливо начал карабкаться наверх, уже готовя собственные когти к нападению.       У Кайгаку кровь отлила от лица. Перед ним открылась по-настоящему устрашающая картина. Большинство ближайших крыш превратились в груду обломков, несколько домов было разрушено до основания, небо заволокло дымом, за которым едва ли можно что-то различить. Дышать им — все равно что набивать ноздри порохом. Он метался с крыши на крышу, надеясь подобраться к демонице, но та вновь ныряла в океан из черных туч подобно акуле, давно к такому привыкшей. Он потерялся среди звенящих поцелуев серпа и катаны.       Кайгаку отличил постоянно меняющееся местоположение демона по ярким вспышками, сиявшим фейерверком мелких искр от столкновения двух металлических бурь. Он не понимал, кто отбивался, а кто нападал. Очевидно лишь то, что Коурай тоже где-то там, вооруженный до зубов и поглощенный сражением. Кайгаку перескочил на полуразрушенную крышу, размышляя, насколько сильно он рискует попасться под руку не столько людоеду, сколько охотнику.       Юноша не сразу понял, что причиной половины взрывов, которые он слышал, был Коурай. Нарцисс поливал врага дождем из бомб при каждом ударе, поэтому пропустить хотя бы одну означало угодить под горячую руку своего же товарища. Кто бы мог подумать, что истребители научились делать бомбы, способные навредить демонам? Не все они достигали своей цели, но гремело хуже, чем во время грозы. После этого сражения от деревни просто ничего не останется. А может, и от них самих.       Коурай был слишком быстр. Почти как Зеницу в том его странном убийственном состоянии. Но Зеницу демон, а Коурай нет. Какое все-таки дыхание он использовал? Наставник рассказывал что-то такое, надо лишь вспомнить. «Сверхзвуковая скорость, обостренный слух… Дыхание звука?» — изогнул брови в сомнении Кайгаку. — «Для боя ему не нужны глаза, а мне нужны…» — он цокнул языком. Его буквально отрезали от битвы. Сейчас он на сто процентов убедился, что Коурай владеет дыханием звука. Больше не было загадкой, почему они не могли услышать его во время его слежки, как он загадочным образом пропадал прямо из-под носа и оставался нераскрытым.       «Ничего не вижу. Ничего не слышу. У Зеницу всегда был отменный слух, но почему я…» — мысли оборвались так же, как его собственные вены несколько мгновений назад.

«Существует большое множество

дыханий. Каждый мечник может

изобрести новую технику,

но она обязательно будет

основана на какой-то другой.

Однажды истребитель,

владеющий дыханием грома,

видоизменил его.

Так и родилось

дыхание звука.»

      Воспоминания о том вечере возвращались дождем, стучащим по ставням снаружи, и обжигавшим губы чаем. В компании Джигоро всегда можно было узнать что-то новое, даже когда час тренировок прошел и наступил час отдыха. Слова старого наставника уже не раз служили добрую службу.       Кайгаку замер на краю крыши. Если дыхание звука произошло от дыхания грома, а гроза уже не раз спасала ему жизнь, то его слух ничуть не хуже, чем у Коурая. Ликующее чувство разлилось в груди. Охотник отчетливо услышал звон цепей неподалеку от себя. Какая удача.       Шестой стиль. Рев электрических молний. Пускай дым слепил его, пускай под ногами кончилась земля, пускай рука готова отняться. Это не имеет значения, потому что люди вовсе не хрупкие, они способны подчинять грозу. Кайгаку, осветив всю округу, понял, что абсолютно каждый его удар угодил по мишени. Только в этот раз ею не был воздух или деревянный манекен, а самый настоящий демон. «Тупица. Не будь у тебя цепей, я бы никогда не отыскал тебя!» — злорадно и нетерпеливо подумал Кайгаку. Парень замахнулся вновь, и в лицо ему ударило столько пара, что оно мгновенно покрылось испариной.       Теперь-то лезвие рассекло воздух. «Она справа,» — он слышал, в какую сторону она метнулась. Ноги коснулись спасительной крыши, выступившей из густой черной завесы островком безопасности в этом непроглядном океане. Кайгаку приземлился и мгновенно отбил новую атаку, зазвеневшую цепью справа от него. Он ощутил себя отважным моряком, борющимся с чудовищем из черных глубин в разгар шторма.       В пороховом тумане загорелись глаза монстра. Иероглиф в одном из них будет преследовать его во снах, если он выживет. Если нет — он достанет его и на том свете. Демоница уже излечила все раны, поджидая его там, за несколькими метрами густого дыма. — Глупо. Так глупо, — несмотря на безразличие, печатью наложенное на лицо, ее голос прозвучал несколько капризно. — Я не хочу драться с тобой. Неинтересно.       Кайгаку чуть не позеленел от злобы и возмущения. — Ха? — он поперхнулся воздухом. «Боем с Коураем ты себя развлекаешь что ли?!». — парню показалось, будто сейчас он и сам начнет испускать пар от того, как она раздражала его. — Неинтересно?! Все ниндзя такие гады?       Его бесцеремонно перебил звон цепей. Прямо к нему со свистом несся взрывоопасный груз. Из того, что юноша видел сквозь дым, пока наблюдал за сражением Коурая и демоницы, он уже понял — от серпа отбиться можно. От груза — нет. «Три… Два…» — отсчитывая в голове пару лишних секунд, Кайгаку лишил противника возможности изменить направление удара. — «Один!». В последний момент он оставил обреченную на разруху крышу и услышал позади сотрясающий взрыв еще до того, как приземлился в другом месте. Отдача от него толкнула юного истребителя в спину, помогая отлететь подальше.       «На крыше слева,» — мозг сам отдавал указания, ориентируясь на звуки цепей на поясе врага, и Кайгаку мигом ударил по наглой девчонке своим бессмертным помощником — дыханием грома. Каким же был его ужас, когда он обнаружил свою катану зажатой между крышей и босой ногой демоницы. Полы ее платья красовались витиеватым белым узором прямо перед его лицом. — Твоя слабость выводит меня из с себя, — произнесла она, беспощадно глядя на него сверху вниз.       Пульс стучал в висках, вены готовы взорваться от перенапряжения. Он отчаянно дернул катану на себя в попытке освободить свое единственное оружие, когда его окропили алые брызги. От неожиданности Кайгаку едва не выронил меч. «Чт… Это ее кровь?» — он уже готовился распрощаться с жизнью и почти поверил в то, что багряная река хлынула из его отрубленной руки или вонзенного в лоб острия. Крови было так много, он почти весь покрылся ею. Кайгаку поднял глаза и увидел торчавшие из груди и живота девушки когтистые ладони. Ее губы больше не щекотала предвкушающая смерть очередного охотника улыбка. — Ты… — низко прорычала демоница, и Кайгаку заметил за ее спиной Зеницу. Зеницу, вновь пронзившего чудовище насквозь так, будто катана не была продолжением руки. Рука и стала для него катаной.       Нога демоницы больше не зажимала лезвие, и Кайгаку, неожиданно для себя, начал съезжать с крыши вниз. «Твою мать! Вот тебе и задумался!» — он вцепился в черепицу как в последний шанс. К несчастью, перетянутая жгутом раненная рука была не способна удержать весь его вес и машинально разжала хватку под натиском острой боли в изрезанном запястье. Когда Кайгаку перебросил меч в ослабевшую ладонь и прервал свое падение второй, здоровой рукой, он уже болтался на краю крыши, вцепившись в самый выступ. — Гр-р! Ненавижу! — взбешенно бросил парень, глядя под болтавшиеся в воздухе ноги. До земли падать далековато.       Зеницу обнаружил, что в компании демоницы он остался один. Того страшно-быстрого парня, Коурая, нигде не было видно, а Кайгаку внезапно куда-то отъехал. «Э… Почему вы все меня бросили?! Без катаны я ей разве что потроха пощекочу. Кстати, фу!» — демоненок поморщился. Он воспользовался моментом и пробил чужое тело насквозь, не особо веря, что сможет — но Кайгаку говорил, будто во время прошлого боя он с легкостью это сделал. И правда получилось… — Цыпленочек… — два сверкавших как угольки глаза поглядели на него через плечо.       Зеницу испуганно сдвинул брови и часто заморгал. «Мне конец…» — приговор в голове уже составлен. Только подписи не хватает. Он дернул руки на себя, но не смог вытащить. Его же трюк обернулся ловушкой, и он буквально застрял в капкане из чужих ребер и цепей. — Кажется, ты не понял смысл моих слов. Мне придется напомнить, — в ее голосе сгустилась ненависть. — Солидарности между демонами не существует.       Зеницу оглушил звон цепей и хруст собственных костей прежде, чем он ощутил боль. Наипротивнейшая вещь, которую он когда-либо слышал. Этот звук ни с чем нельзя было сравнить. Из головы прямо в сердце пробежал электрический ток. Треснуло то, что по праву считается одной из самых крепких частей человеческого тела. Он пошатнулся на месте, подрагивая от шока — руки теперь свободны, зато какой ценой. Из судорожно трясущихся обрубков хлынул алый фонтан. «Так вот, что чувствуешь… Лишаясь конечности…». Да, он уже испытывал такое, но в своем бессознательном состоянии. В этот раз Зеницу переживал каждую порванную вену, отрезанные мышцы, посеченную горячим лезвием кожу.       Черные тени заклубились перед глазами, когда он услышал их. Новые цепи. Океан цепей. Его схватили за воротник и отбросили прочь как сломанную игрушку. Как мусор.       Он летел спиной вниз, взглядом провожая отдалявшуюся фигуру чудовища. Демоны не одинаковы. Но большинство из них поубивало бы друг друга, если бы было можно. Багряный водопад хлестал из рук, не переставая, и в этот момент парень почему-то думал только о том, чья кровь бьет из него ключом — кровь Музана или кровь Кайгаку, который кормил его каждый день.       Падение ощущалось бесконечным потоком, водоворотом, закрутившим беспомощную соринку, оказавшуюся здесь по воле случая. Совсем скоро Зеницу ударился о серую реальность, звеневшую стальными змеями со всех сторон вокруг него. Он огляделся и обнаружил себя в окружении цепей. Они были повсюду, звенели, надоедливо и жадно обвивали тело, как живые, будто сами знали цель своего существования — поглотить любую кость, брошенную хозяйкой со стола.       Юноша судорожно задергался, не сдаваясь в попытках вырваться из хватки стальной медузы и освободиться, пока ноги еще подчинялись ему. Однако холод цепей добрался и до них, тесно передавив, что даже демону сделалось больно. Руки, которые сейчас так нужны, не восстанавливались. Они продолжали плеваться кровью и пульсировать изнутри, а цепи все оплетали его плечи и сохранившееся от рукавов рванье. «Да как же… Ну же, вырастайте!..» — Зеницу знал, что уже терял конечность и отращивал ее вновь, но знал он это лишь из рассказа Кайгаку. Каково это и что надо сделать — он не помнил. Память совсем не помогала ему спасти себя. — Зеницу! — донесся до него крик Кайгаку, просочившийся меж переливавшихся звоном пут.       Юный охотник в ужасе глядел на улицу, наводненную цепями. Только что не было ни одной, а теперь и клочка земли не видно за этим блестящим в лунном свете море. Цепи шевелились, извивались, беспрестанно звенели, когда терлись друг о друга, словно ходили волнами. Спуститься вниз сейчас настоящие самоубийство.       Но Зеницу именно там, похоронен со знанием дела — не видно ни единого желтого проблеска. «Что это такое? Откуда в ней столько сил, чтобы призвать армию цепей?!» — Кайгаку поражался масштабам происходящего, пока руки, сжимавшие край крыши до треска в пальцах, отчаянно подавали ему сигнал, что уже не выдерживают. — «Если мы пойдем против высшей луны, нас убьют одним взглядом?!»       Парень крепче стиснул зубы, подтянулся, игнорируя рану, и вернулся на крышу, с которой так постыдно скатился мгновение назад. Он подставил Зеницу, а ведь тот пришел спасти его и жестоко поплатился за это. Не описать словами, как Кайгаку ненавидел себя сейчас. «Раз он не может выбраться, все совсем плохо. Черт… Он же наверняка так напуган… И ранен… У него нет обеих рук!» — в панике размышлял юноша. Он думал, как вызволить своего родного демоненка, перебирал один вариант за другим, но ничего достойного не сыскал. — Зеницу! — он подался вперед, крикнув еще громче в надежде, что его голос пробьется через тонны цепей к его солнцу. Солнце не отвечало, словно враг окончательно потушил его. — На рассвете я отпущу его. Небольшой загар будет ему к лицу, — прозвучал совсем рядом ответ, но не от Зеницу.       Кайгаку встретился глазами с ней, с ее иероглифом, с ее равнодушием. То, что она сделала с Зеницу… Совершенно не вызывало у нее эмоций! Охотник глядел на нее, не моргая. Зияющая в животе демоницы дыра затянулась сама собой, органы мерзким образом выросли на прежнем месте, а затем спрятались за мышцами и кожей. На широком поясе не осталось ни капли крови. Рваные края потянулись друг к другу и срослись, и даже одежда была как новая, словно любая побрякушка, которую демон носит на себе, является частью его тела.       Может быть и цепи не так просты… Железный океан взялся из воздуха. Неужели все это — тоже тело чудовища? Даже серп и груз? Кайгаку задержал на оружии взгляд. С серпа капала кровь. Это была кровь Зеницу. Его Зеницу. — Ты… Ты… — он не находил слов, трясясь не то от бешенства, не то от невыносимой боли в иссеченном запястье.       Демоница учтиво приподняла брови, словно решила отреагировать из вежливости. Или из насмешки над охотником. Кайгаку прожигал ее взглядом насквозь, будто верил, что так она умрет быстрее. «Демон никогда не убьет демона, даже если захочет. Ты не Музан, чтобы сделать это, как ни старайся,» — парень не знал, утешал он себя такой мыслью, или выпускал злобу. — «Чтобы выставить Зеницу на солнце… До рассвета тебе еще нужно дожить,» — его лицо расслабилось.       Если он убьет ее, океан цепей сгинет вместе с ней.       Кайгаку сжал катану, и руки перестали дрожать. Он ощутил ток, наполняющий его вены, пропитывающий собой каждую мышцу, возвращавший силу для одной из лучших атак. Каким бы сильным ни был демон, Джигоро неспроста называл Кайгаку своим первым учеником.       Воля дает искру. Искра дает молнию. Молния будит гром.       Дыхание грома. Шестой стиль. Рев электрических молний. Он оказался возле нее. Он вел за собой грозу.       Сумасшедшая буря едва не задела Коурая, напавшего на демоницу в этот же самый момент. Он едва успел отскочить в сторону, когда тот, кого он считал лишь обузой, врезался клинком в ее тело, такое мягкое и беззащитное против острия охотника. Голодное электричество покусало ее с головы до ног, как проворный светящийся зверь.       Коурай ошарашенно приоткрыл рот. И кто теперь мешается под ногами?       Против грозового зверя, выпущенного Кайгаку на волю, выступила хохочущая цепями кусаригама. Стальными зубами она вырвала победу у истребителя и отразила следующий удар катаны, который мог оказаться для демоницы последним. Скрежет металла о металл. Груз. Мимо. Кайгаку неумолимым взмахом отсек девичью руку, ведущую шипящий дымом груз к его ногам.       «Если груз здесь, значит серп…».       Грудь обожгло острой как перец болью в секунду, когда он начал предпринимать хоть что-то, чтобы не попасться на такой мелочи, как второй удар. Они с серпом отпрыгнули друг от друга подобно двум раненным волкам, намеревавшимся возобновить грызню через мгновение передышки. Только серп совсем не был ранен — он пожинал результат своих трудов, упивался кровью, отнятой исподтишка.       Кайгаку замер в полусогнутом положении, осознавая, что теперь-то он совершил по-настоящему серьезный промах. Его форма лишилась нескольких пуговиц и была нешуточно порвана спереди. Охотники носят черное. На черном не видно крови. Даже если охотник мертв.       Он увернулся от удара, разгромившего крышу, и едва не угодил в разлом. В груди пылало так, будто в легких расцвела крапива. Снова она. Снова крапива. Катана отбила серп. Катана отбила серп. Катана трижды отбила серп! Больше никакой крапивы!       Кайгаку сдерживал кашель, ощущая, что позволь он себе эту роскошь — и пара органов точно выпадет наружу. Похожее на крапиву чувство подирало горло и отдавалось покалыванием в груди на каждом вдохе. Дышать было больно. Дышать было нечем. Ну и не надо. Единственное дыхание, которое ему сегодня нужно — дыхание грома.       Отбив очередное покушение серпа, он собрал в себе всю оставшуюся силу. Для воли нужна искра, а воли у него достаточно.       Дыхание грома. Пятый стиль. Жаркий грозовой ливень. Из катаны вырвался сноп молний, ураганом заплясавших в отражении его глаз. Меч слушался руки, гром слушался меча. Клинок направил ливень стремительных электрических ударов на соперника. Ее сожгло током, парализовало как от удара по голове, выбило из реальности, вколотило в то самое место, где она стояла. Ей конец.       Кайгаку ударил по демонице, оцепеневшей от силы его дыхания. Теперь ее реакции не хватит для того, чтобы избежать этого.       Прямо как в прошлый раз, когда она едва не лишилась жизни во время поручения. Их послали убить кого-то исподтишка, ведь ниндзя редко работали иначе. Однако все пошло не по плану и чуть не убило несколько ее товарищей. В том числе и ту подругу без имени. — Не следует сломя голову нестись в бой. Всегда говорят «дамы вперед», но, думаю, не в этом случае, — мягко держа ладонь подруги, приговаривал он. Бинт сливался со снежной кожей. Кровь добавляла цвета в ее белую вечность.       Этот голос… Кажется, он успокаивал демоницу в любой из ее жизней… Даже когда обращался не к ней. Тогда тот заботливый и одновременно волевой юноша тоже был с ними. Возможно, если б не он, ее подруга бы не вернулась домой с задания. Хотя была отнюдь не слабой. Просто относилась к бою по-своему. — Мне еще многому стоит научиться. Я привыкла, что клан — это семья. Все заодно и никто не остается один… Но обстоятельства так не считают, — неловко посмеялась она, позволяя ему поддерживать ее. Демоница просто шла рядом с ними, поглядывая на покачивавшееся на ветру перо в волосах подруги. — Я защищаю вас как могу, но… — когда он говорил «вас», она знала, что он говорил лишь об одной из них. — В первую очередь научись тому, что ты сама за себя. Товарищи нужны для того, чтобы прикрывать, но точно не для того, чтобы быть слабыми по отдельности. В некоторых ситуациях есть только ты и враг. Если никто не поможет тебе, неужели ты дашь себя убить?       Он говорил это человеку, которого недавно спас. Еще тогда демонице показалось, что этот урок она усвоила куда лучше, чем подруга. Потому что в момент, когда начался бой, с подругой был он, а рядом с ней не было никого, кроме цепей ее кусаригамы.       В глазах потемнело от грозы, но воспоминания, что она десятками лет отгоняла от себя, как назойливых мух, вдохнули в нее стойкость, решимость не умирать сегодня ночью.       Цепи крепостью сомкнулись вокруг тонкой шеи, спасая свою госпожу, за секунду до того, как Кайгаку вколотил в нее меч. «Нет…» — его окатило волной леденящего ужаса. — «Только не цепи… Как отсечь ей голову, если у нее броня из цепей?!». Его накрыло осознанием, что от этого промаха его не спасет никто. Даже он сам, ведь есть лишь один способ убить демона — и сейчас он недоступен. — Все охотники так решительно бесповоротно глупы? — демоница, переставая подрагивать от судорог, глядела на него широко открытыми глазами. — Ты тоже не понял с первого раза? В этом бою ты лишний, — меч упирался в ее стальной ошейник, но ей и дела не было.       Под ногами снова проснулся свет, как тогда, когда нечто взорвало крышу без участия кусаригамы. Кайгаку отпрянул, держа меч направленным на врага, то же самое сделала и девушка. Вдруг он заметил на деревянной поверхности крыши след, оставленный ее босой ногой. Он тлел и пах подгоревшей древесиной, светился странным символом в центре и искрился в опасной готовности взорваться.       Юноша, не жалея сил, отпрыгнул прочь, подальше, куда-угодно от взрыва. Грохот сотряс здание и воздух вокруг, а острая боль сотрясла все тело, как будто оно только что вспомнило о глубоком порезе в груди. Сверкнули цепи, и натренированная столетием убийств ладонь, раскрутив серп, натравила его на истребителя.       Кайгаку закрылся руками, чувствуя — одна из них почти не слушается его, не может заставить катану отразить атаку. Острие несколькими хаотичными маневрами порвало рукава, кожу и мышцы. Оно не порвало волю, но для того, чтобы направить волю в нужное русло, требуются силы. А силы брызнули из него вместе с кровью.       Беспощадный удар в грудь. Бесконечный полет в неизвестность.       Стиснув зубы, чтобы не взвыть от боли, Кайгаку понял, что вот-вот потеряет сознание. Он больше ничего не мог контролировать. Он ничего не видел. Последним, что он почувствовал перед забытьем, стала стена одного из домов, пробитая силой, с которой его туда бросили. Ладонь разжала меч. Обломок крыши обрушился на и без того неподвижное тело, словно полученных ран было мало. И он потерялся под ними, маленький и жалкий мальчишка, не выстоявший против демона двенадцати лун.       Коурай оторвал взгляд от дыры в стене, где на втором этаже здания был погребен под завалами его временный союзник, и уставился на чудовище. Она пригладила волосы, хотя они все равно топорщились, больше не напоминая гладкую сталь. Кусаригама послушно покачивалась на уровне ее бедра, а цепи на шее слегка ослабили свою удущающую защиту, но не убрались оттуда полностью. Оковы демоницы оберегали ее от невзгод. — О том, чтобы отрубить мне голову, можете забыть, — холодно сказала она.       Зеницу замер в своей темнице, навострив уши. Перемещавшиеся с места на место цепи всячески мешали расслышать, что происходит на воле. Казалось, они хихикали и издевались над ним, ползая по ногам и рукам, обвиваясь вокруг горла и живота. «Кайгаку?» — в мыслях не было места ни для кого другого. Демоненок чувствовал — что-то не так. Он схватился за одну из цепей, не обращая внимания на то, что мгновение назад его конечность выглядела как бесполезный обрубок. «Где Кайгаку…» — паника кололась больнее заноз, и вторая рука живо отросла на ее законном месте, сжав охапку цепей, натянутых рядом струнами.       Сквозь вечность звенящие в ушах цепи Зеницу услышал его. Тонкий отупляющий звук. Так звучала смерть.