Сердца и пули

На экране всплыло оповещение. «Мистер Смит, удалось собрать дополнительный пакет информации с видеофайлами». «Благодарю, я оплачу, направляйте». Леви — работа ни по одному фронту не замирала. Стрелки на циферблате показывали без тринадцати два сырой осенней ночи. Поступили данные от разведки — а вместе с ними и имя последнего заказчика. Значит Вейду не хватало той жизни, которую он ему оставил, не тронув ни семьи, ни здоровья. По юности непримиримость застилала глаза: убил бы, но не мог. А когда мог — не стал. Парадокс течения времени. Держать под взятым контролем было выгоднее, чем брать под него заново — того, кто займет освободившееся место. Вспомнив об этом, Эрвин нахмурился и потер переносицу. Совпадения не могло быть — и не было. Вероятность, что Леви вслед за капитанами готовился убить и его, как ставка на бирже, подскакивала вверх. По-прежнему не имея цены и значения. В папке лежали файлы видео. В уставшие веки бил свет экрана, но, ведомый интересом, Эрвин глотнул кофе из чашки и открыл первый файл. Из динамиков послышалась смазанная музыка. Мелькнули цветные пятна. — Эй, ну хватит! Ты ее уже второй раз поешь! Кожаные диваны, неон, полумрак — похоже, клуб. В объектив попала девушка с микрофоном в руках. Совсем юная, невысокого роста, взлохмаченные рыжеватые волосы перевязаны резинками. Прожекторы, скользнув по розовеющим щекам, высветили на них веснушки. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять. Изабель Магнолия. Непохожая на себя с фотографий — ни из личного дела, ни из больницы. Она пела, двигаясь в такт незамысловатой мелодии, большие глаза блестели. — Снимай, снимай, — попросили за кадром. Камера вздрогнула, перейдя из рук в руки. К ней на танцпол вышел юноша, и мелькающий свет обличил в нём Фарлана Черча. Такой же пьяный — от веселья и от стакана, который держал в руках. Склоняясь над микрофоном, он пытался подпевать, но, кажется, не знал текста. Из-за объектива послышался смешок. Странно-знакомый. Он уже знал, что — кого — увидит дальше. Застыв на секунду, картинка сменилась, а вместе с ней и музыка, перейдя в шумные подвижные ритмы электрогитар. Сейчас рядом с Фарланом была не Изабель. Леви — и камера небрежно бросила на него блики. Понимание ударило в глаза: не такой, каким был теперь. Младше. Бегающим планом. Волосы, упавшие на лоб, растрепались, голос звенел от вызова. — But I’m not a slave to a god, that doesn’t exist! — кричали они оба до охриплости. На лице Леви проступали эмоции — живые, яркие. Способные, казалось, достать своим жаром сквозь экран. — But I’m not a slave to a world, that doesn’t give a shit!* Эрвин приподнял брови и медленно вдохнул — не то, что он искал увидеть. Не то, что он сам когда-нибудь знал и испытывал. Но это ускользающее присутствие незнакомого мира тянуло поймать его, удержать, carpe diem, как говорилось. Звуки дрожали за камерой. Изабель смеялась и тоже одобрительно кричала. — Fight! Fight! — разгорячившись, Фарлан сорвал с себя толстовку и, раскрутив, швырнул в сторону. — Да-а-а! — с восторгом поддержала Изабель. Изображение прыгало. — Давай, детка, давай! — Уймитесь, пока нас не выгнали, — попытался урезонить их Леви, но тут, откинув назад голову, — рассмеялся. Понимание ударило снова: он смеялся и улыбался. По-настоящему, умея это делать. Запись доиграла, и вокруг снова сгустилась тишина. Несколько мгновений — на осмысление. Сделав еще глоток, Эрвин запустил следующее видео. Уже не клуб — чья-то квартира. Стены в простых обоях. На их фоне Леви сидел на высоком стуле, сосредоточенно наклонив голову над грифом гитары, что держал в руках. Пряди падали на лоб, просторная футболка складками обрисовала плечи, мускулы рук и изгиб спины. — Дамы и господа! — объявил за кадром Фарлан. — Только сегодня и только у нас! Джонни Диллинджер своего поколения, обладатель премии «Самый сексуальный баритон столетия»! — Ты помогать будешь или нет? — отозвался Леви, на секунду вскинув голову, и снова принялся подкручивать колышки. — Иди подыгрывай. Взяв другую гитару, Фарлан сел рядом. — Такие серьезные, — усмехнулась невидимая ему Изабель. — Смотрите не лопните. Обменявшись взглядами, Леви и Фарлан ударили по струнам. Полилась негромкая, странно-печальная мелодия, а в следующий миг… — She seemed dressed in all of me, Stretched across my shame. All the torment and the pain Leaked through and covered me.** Его голос. Мягкий и низкий, он вплетался в музыку и был совершенно иным — не таким, каким Эрвин когда-либо надеялся его услышать. Слова шли одно к одному. Леви пел, а Эрвин, зачарованный, застывший — будто боясь спугнуть — смотрел на него, мелькавшего в движении пальцев по струнам и свободных жестах. И, перестав анализировать, запоминал. — But I won't let this build up inside of me, I won't let this build up inside of me. Следующий файл. Пустырь, закат. Клубы дыма и рокот двигателей. Леви в кожаной куртке, волосы встрепаны ветром. Камера снимала его на высоком сиденье мотоцикла, а он смущенно улыбался в объектив. Дальше. Леви со своими друзьями в корзине воздушного шара. Мимо плывут поля, горные хребты, другие легкие разноцветные купола. Горело солнце, отбрасывая блики на его кожу. Еще. Пронзительно-голубое небо, шум ветра, крутой обрыв. Леви — на самом его краю. Записи из квартир и баров, дорог и диких пустошей, неба, моря и земли. Музыка, голоса, смех. Жизнь. Леви. «But I won't let this build up inside of me… » В висках затихла усталая головная боль. Он не знал такого Леви Аккермана. Он не знал такой юности, проведя свою между первыми поставками кокаина, долгосрочным планированием и лекциями по программе MBA. Отыграв, проигрыватель умолк. Вернул из цветных — чужих — воспоминаний в стертую реальность кабинета. Эрвин не стал бы смотреть подобные видеозаписи — мелкий, мелочный, не его масштаб, — но не поставил исполнителю рамок. Информации были крупицы, просеивать не имело смысла. Вглядевшись в лицо Леви на стоп-кадре, он раздумчиво вздохнул. Полыхала жажда вытащить это, живое, вскрыть его, как тайну, и рассмотреть. Эрвина давно не интересовали люди, но каждому правилу — свое исключение.

***

Неплохо. Прошлая операция по отбитию поставки, которую в очередной раз собирались взорвать марлийцы, выдалась на славу. Он будто до сих пор чувствовал запах свежей крови и тротила, на котором сами ублюдки и поджарились — даже не подумав, что весь груз вывезли на небольшом катере за пару часов до начала боя. Данчо никогда не ошибался в своих расчетах. Да и на что еще можно было рассчитывать, стоя на пороге войны. На его месте Крис поступил бы точно так же. Пара задержанных языков оказались надежно замотивированы быть немыми. Но так даже интереснее проверять на них действие сыворотки правды. Да и новые инструменты для пыток — методов дознания, как было принято говорить в клане, корпоративная политика, чтоб ее — тоже пришлись кстати. Единственное, что портило впечатление — несколько погибших бойцов из группы, о которых весь обратный путь ныли оставшиеся в живых. Как капитану пришлось выдать им пламенную речь и поднять боевую готовность до прежней отметки. Разложения в своей группе Крис не допустит. Да и надоело слушать причитания этих сентиментальных идиотов. После удачного дела провести вечер в казино данчо, под музыку и щелканье слотов, за отменным виски и партией-другой в карты, было неплохо. Сегодня здесь собралась почти половина клана. Но еще больше Крису нравилось размышлять, что и как он здесь поменяет, когда все это будет его. Война с марлийским кланом приближалась, хотя об этом пока стеснялись говорить даже в кругу капитанов. А по мнению Криса следовало давно перевести ее из разряда холодной в самую что ни на есть горячую, пахнущую порохом, тротилом и кровью. Смит с его мнимым дипломатизмом, имея все ресурсы для того, чтобы решить ее исход в считанные месяцы, все ходил вокруг да около. Впрочем, такая обстановка — натянутая, как струна рояля — очень кстати подходила для претворения его плана в жизнь. Он поправил длинную прядь и откинулся к мягкой спинке, с интересом взглянув в противоположный конец зала. Другая, чертовски удачно подвернувшаяся деталь — сидела перед карточным столом в демонстративном одиночестве. Леви Аккерман, и с момента его появления узнать о нем удалось лишь то, что за пределами клана он был преуспевающим наемником. Похоже, действительно неплохим — ни в одну из групп его не распределили, оставив работать соло, а такое случалось редко. Из мыслей выдернул счастливый окрик: — Эй, Рамси! Пошли еще выпьем, весь вечер один стакан цедишь! К нему нетрезвой походкой приблизился Мик Закариас, капитан третьей группы, и плюхнулся в кресло рядом. На шее болтался развязанный галстук, лицо покраснело от того, сколько стаканов он сам уже вылакал. — Да просто горечь в выпивке, — сухо усмехнулся Крис. Закариас, проследив за его взглядом, сдвинул брови к переносице. Блаженная улыбка сползла с лица. — А он какого хрена здесь? Я что, теперь еще и пить за одним столом с ним должен? — Ты же знаешь, какова политика данчо в этом вопросе, — наигранно вздохнул Крис и сделал крошечный глоток. — Политика, — сморщился Мик. — Мы с Деннисом и Кейджи лет восемь бок о бок проработали. А этот Аккерман даже посвящение не прошёл, как его уже к делу допускают. — Думаешь, его стоит посвятить? Мик фыркнул. — Как будто нас кто-то спросит. — Вот именно, — оживился Крис, наклонившись поближе к нему. — Не спросят, и уже не в первый раз. — Сам же слышал, что о нем говорят, — слегка неуверенно пробормотал Закариас. — Вроде один из лучших киллеров в Митре, хороший боец. Рамси снисходительно улыбнулся. — Ну да. Уж нам-то с тобой до какого-то наемника в жизни не дотянуться. — Когда он склонился ещё ближе, янтарные блики от стакана скользнули по тонкой переносице, острому подбородку. — Не надоело сидеть, сунув языки в задницы? Давно пора что-то менять, тебе не кажется? Закариас пьяно и растерянно моргнул, глядя на него. Попытался сосредоточиться на сказанном — но красные искры в чёрных глазах сбивали с толку. После короткой паузы Рамси хлопнул его по плечу и поднялся. — Ладно, приятель, не забивай голову. Так что, выпьем? Не было толку объяснять сейчас — да он и не стал бы. Семя заронено в почву. Дальше только ждать, пока прорастет. Игровой зал понемногу опустел, и за закрытыми дверями бара отдавались шум голосов и звуки музыки. Эрвин не был против — людям нужен отдых, чтобы выполнять поставленные задачи. Work&life balance, как в любом бизнесе. Леви не пошел с остальными, задержался возле стола. На плоскости, обтянутой бархатом, лежали карты. Он взглянул на них, и его бесстрастное лицо оживило в памяти файлы видео. Там оно было другим. Эрвин долго посмотрел на него, взяв и удержав взгляд своим, и предложил: — Сыграешь со мной, Леви? — чистая импровизация. Эрвин ценил ее, делая такие предложения, — просто чтобы увидеть, загорятся ли прозрачные глаза подобием интереса. Ладонь опустилась на разметку, нанесенную по бархату. О деревянный борт стукнул циферблат часов. Перетасовав мысли, как карты, Эрвин улыбнулся и договорил: — Только бесцельно я не играю, предлагаю на желание. В рамках разумного. Леви вздернул брови и усмехнулся. С подобным условием он играл, наверное, только в детстве. Да и то его ставили гнилозубые извращенцы в барах, которым было больше нечем развлечь пропитые умы. С ними Леви соглашался играть только на деньги — и всегда выигрывал. Поэтому Кенни и таскал его туда с собой. Тут же уколола настороженность. В пределах разумного, значит — однако, как он успел убедиться, понятие о разумном у Смита весьма своеобразное. Почему он вообще хочет сыграть? Что хочет получить, если выиграет? Разве мало того, что уже получил? Леви окинул его взглядом, но прочесть не смог. Да и какая разница, подумалось устало. Отказ непозволителен — априори. — Хорошо, — пожал он плечами и расслабленно опустился на стул. — Правда, я скверный игрок. Уверены, что вам не будет скучно, данчо? — Мне будет интересно. С теми, кто скучен, я не играю, — ответил Эрвин и сел напротив. — Классический Техасский холдем. И кстати, можно просто Эрвин. Он сдвинул тяжелые фишки к центру — первая ставка, — и перемешал карты. Давно не играл сам. Ровняя вероятности, тонкие пластины легко скользнули друг о друга. Короткий жест, пока не началась игра, — и бармен поднес от стойки поодаль два стакана. В них на полпальца блестел виски. Стаканы мягко стали побок. — Хочешь раздать первым? — предложил Эрвин и протянул карты. Леви чуть улыбнулся. — Как скажете, — ответил он, принимая колоду и не бросив взгляда на выпивку. Намеренно игнорируя разрешение. Можно — а можно и нет. Вопреки здравому смыслу внутри взыграло — всего на миг — подобие мрачного удовлетворения. Превосходства. Интересен? Хорошо. Если ты и правда хочешь, то я позволю тебе увидеть больше, чем остальным. Подойти чуть ближе. Но не ближе, чем позволяет выстрел, Эрвин. Я редко стреляю в упор, но для тебя стоит сделать исключение. Леви не обманывался. Смит точно догадывается о его мотивах, а если хранит компромат на Вейда, то наверняка в курсе и о возможном заказчике. Но эта мысль по-прежнему не беспокоила. До Вейда ему дела нет, хотя он и возьмет с него обещанную плату. Пожалуй, даже повысит. А догадка остается догадкой. Ей и будет — до последнего, конечного момента. Он листнул колоду — еще один урок Кенни и не слишком эффектный трюк. Положил перед собой две карты глянцевой рубашкой вверх. То же самое — перед ним. Выдвинул к центру собственную часть фишек, принимая ставку. — Кажется, вы утверждали, что знаете обо мне больше, чем кто-либо. — Две карты легли на стол открыто с обеих сторон. — Простите мою прямолинейность… Но боюсь, я уже явил все, на что способен. Еще две карты. Леви сделал паузу. Заглянул, не прячась, в его зрачки. — Чем же еще я могу интересовать исключительно делового человека вроде вас? Мягко. Не отталкивая, а позволяя решить, правда ли это желание открыться. Укрепляя иллюзию того, что он способен решить абсолютно все и за всех. Следующая пара прошелестела о зеленый бархат. Леви откинулся на спинку стула, сверил выпавшую комбинацию с уже имеющейся — складывалось неплохо, но это еще ни о чем не говорило. Эрвин расцепил пальцы и тронул стакан. Горло обжег глоток виски. — Думаю, мы с тобой в чем-то похожи. И могу точно сказать, что ты способен еще на многое. Может быть, я привык рисковать, как говорила Елена, — с благодушной иронией отозвался он, давая понять: твои провокации не тайна, но и не излишество. — Может быть, я хочу посмотреть, как ты думаешь и принимаешь решения. Пара фишек стукнула поверх — рейз. Хотелось услышать больше. На руках Леви, ловких и осторожных, державших карты, было крови на такую цену, какую не стоил ни один игровой долг. В этих стенах — во всяком случае. Если все же подсчитать. — Может быть, мне просто приятно твое общество, — предложил третий ответ Эрвин, перевернув для него карты на вскрытие. Застежка старых часов, которые достались от отца, задела край стола и открылась. Вместе с картами. Часы соскользнули по запястью. Забрав манжету, он снял их и отложил в сторону. — Какой вариант тебе подходит больше? Взгляд светлых глаз сверлил меж бровей, испытывал. Леви прищурился: ему будто все равно, победит он или нет. Тогда зачем все это — просто для разговора с ним? Что он захочет, если выиграет? Чего попросит? Вопрос вдруг разжег в нем любопытство. Такое сильное, что захотелось проиграть — поддаться — лишь бы удовлетворить его. Ты уже ему поддаешься, дернулась неприятная мысль. Подыгрываешь. — Что ж… — Леви задумчиво коснулся ворота рубашки, распахнутого ниже шеи. — При любых других обстоятельствах я бы склонялся к первому варианту. — Он перевернул первую карту и посмотрел серьезно: — Но мы оба отлично понимаем, мистер Смит, что все риски вами давно просчитаны. Вторая карта легла лицевой стороной вверх. Губы вновь сложились в полуулыбку. — Я был бы польщен, окажись третий вариант правдой. Но боюсь, для меня это непозволительная роскошь. А что до хода моих мыслей… тут все предельно просто. — Леви чуть склонил голову и договорил ровным, размеренным тоном: — Я вижу цель. Достаю пистолет. Передергиваю затвор. Снимаю с предохранителя. Прицеливаюсь. И спускаю курок. Я всего лишь наемник, для нас опасны долгие размышления. Он непринужденно пожал плечами, сел полубоком, по привычке закинув ногу на ногу. — Так что же из этого правда, мистер Смит? — Все, — уверенно откликнулся Эрвин. — И одновременно ничего, это тот уровень, на котором я ставлю цели. Когда тебе еще приходилось быть целью, Леви, как не здесь. Выигрыш или проигрыш — условность, которую Эрвин не стал досчитывать. Он выиграл время, и хотел больше, больше этого времени, пока смотрел на него. Леви в своем гипнотическом лаконичном покое задавал живое. Вызывал обозначенный интерес. И он все же заинтересован ответно — это вскипятило в висках кровь, движимую теплом и небольшим количеством алкоголя. Леви — с долей скепсиса — хмыкнул и бросил взгляд на вскрытые карты: — Надо же… Нам выпала ничья.