Merry Christmas!

Университет необыкновенно пуст. Это достаточно очевидно, да и какой дурак вообще будет ходить на занятия последнюю неделю перед Новым Годом? Однако прямо сейчас один рыжий студент вовсю украшает кабинет профессора Эдогавы в наказание за отвратительное поведение на занятиях, стоя на стремянке во вред своего небольшого роста и одновременно ругаясь с гигантской забинтованной шпалой рядом с собой, точно так же провинившимся и заточенным здесь, с ним, в совершенно пустом здании; никто не спасет. Шатен никак не желал помогать, просто шатался где-то вокруг и только своим видом неимоверно раздражал. Вроде стараешься, делаешь полезные вещи, а кое-кто просто поет новогодние песни и пытается ущипнуть за шею. И ведь в итоге похвалят обоих. Несправедливость! —Чтоб тебя псины уличные загрызли, Дазай! Закрой свой рот и сделай хоть что-нибудь, ленивая ты задница! Тебя не просто так сюда послали. —Да ладно, по-моему, ты сам прекрасно справишься до прихода Рампо-сана. Я, считаю, тут лишний. Твои маленькие ручки… В Дазая прилетел предназначенный для двери венок. Нечего лишний раз бесить. И его руки ничуть не маленькие. Осаму подобрал украшение и накрыл ею, какая неожиданность, не закрытую шляпой огненную макушку. Тяжелое молчание явно не предвещало ничего хорошего, если в этот момент лицо Чуи не было счастливым. А оно было отнюдь не счастливым. Накахара буквально кипел от гнева и был на грани все-таки заколоть приятеля искусственной елкой в аудитории напротив. Свою, личную, они еще не поставили. Рампо передал коробку и два пакета разных украшений, наклеек, всякой всячины, но только не елку. Одна из главных причин прийти сюда была та самая музыка, под которую, собственно, Дазай и подпевал. И когда заиграло известное "Прошлое Рождество", на строчке "прошлым рождеством я отдал тебе свое сердце" университет разразился дазаевским пением-ором. Чую, любившего больше музыки, наверное, только спортивный зал в собственном доме, застали врасплох и заставили зажать уши, свалиться со стремянки и чуть не завыть диким волком. Такого ужаса он давно не слышал. Пришлось лежа пнуть Осаму, сбивая с ног, чтобы тот заткнулся. Сначала парень захохотал, не ожидав такого поведения, а потом громко и очень возмущенно ойкнул от столь грязного предательства, шлепнувшись задницей о кафель. Теперь злобно и самодовольно хохотал Накахара. —В следующий раз я пну тебя так, что ты улетишь до самого Кюсю, понял? Дазай рассмеялся. Студент больше не мог сдерживать смех от этой злющей, надутой, но довольной морды напротив. Знал бы Чуя, как сильно Осаму хочет получить пинок от напарника. Нет, он вовсе не мазохист, здесь крылась какая-то другая, неизвестная причина. Музыка стала тише, и Накахара даже поднялся на локтях, всматриваясь куда-то в коридор. —Почему выключили музыку? Чуя? —Повисла гнетущая атмосфера. Казалось, из-за такой мелочи! Но дело в том, что мелодии песен в этом университете звучали на постоянной основе, а когда их отключали – что-то обязательно шло не так. Накахара вдруг вспомнил про то, ради чего парни вообще сюда явились. Вздохнув, Чуя медленно и очень ленно отряхнул белую майку, скрывающуюся под черной короткой, скорее для красоты, курткой, чуть не запутался в своем очередном слое одежды - в красном и длинном до ужаса кардигане, но в конце концов все же встал через боль и страдания. Дазай успел засмотреться на это и пару раз хихикнуть на тщетные попытки приятеля распутать себя из самолично сделанной ловушки. Ну и идиот! Надел на себя все, что только можно, а вниз только одну тоненькую майку надел. Осаму поднялся следом и неожиданно вцепился в Чую, стоявшего к нему спиной. Тот даже замер от такого поворота. Шатен цокнул и поправил воротник куртки напарника, пока ему снова не врезали. Последовало в ответ только молчание, и, кажется, кое-кому все-таки понадобится гроб в скорейшем времени. Ишь, руки распустил! Песни на фоне как-то незаметно переключились с новогодних на просто спокойные и размеренные. Под них и уснуть несложно. Перебинтованные, шершавые ладони одинаково ощущались как на голую кожу шеи, которую Дазай случайно задел, так и через сотни слоев одежды. Накахара, наверное, никогда не забудет эти чертовы бинты - настолько въелись под кожу дурными воспоминаниями. —Убери руки, иначе я их тебе оторву, — шипение со стороны Чуи звучало очень убедительно, так что Осаму незамедлительно поднял руки в однозначном жесте, мол, он сдается. —Прошу прощения, господин, вы просто очень неудачно поправили свою курточку. Я не мог на это спокойно смотреть, — Дазай выдержал минутную молчаливую паузу, пока коротыш напротив перестанет смотреть на него глазами ошалелого пса. Аудитория напротив резко разразилась смехом. Ой. Здесь есть еще кто-то? Студенты переглянулись. Ну и к черту. Накахара закатил глаза, приблизился к приятелю и нагнулся, подбирая коробку украшений у его ног и показывая язык. —В одном из пакетов лежат мишура и гирлянды. Только попробуй повеситься на них, —добавил Чуя, заметив хитрый прищур карих глаз. Они всегда были похожи на горький темный шоколад, даже если не выражали ничего, кроме вселенской усталости, определять которую мог разве что сам Чуя. Посмотри на них - сразу поймешь, почему и по каким причинам на эту башню под сто восемьдесят ведется добрая половина женского коллектива. Руки и шея были перебинтованы, да так, что и удачно скрывали его прошлое, и при этом выглядели очень привлекательно, выставляя напоказ все острые прелести строения тела Осаму. Если бы они знали одну незначительную детальку этой загадочной личности всего университета…Собственное сердце самого непреклонного сердцееда забрала не красивая, утонченная и грациозная королева, а мелкий рыжий лепрекон под радугой. Опять. Второй раз. —В этот раз я тебя никуда не отпущу, —тихо и почти беззвучно пробубнил себе под нос Дазай, ковыряясь в игрушках. Он нашел пару венков остролиста, просто венков на подобии того, что недавно получил в лицо, а еще…ветку омелы. Бровь удивленно приподнялась. Что за выкидоны, Рампо? —Эй, Чуя! Смотри, что я нашел. Ты ведь не посмеешь нарушить традицию? Накахара пошатнулся, а глаза умалишенно глянули на Осаму. Больной, что ли? —В воспоминания окунулся? Только в твоих мечтах, Дазай, в твоих ужасных мечтах, —и в этот момент по лицу студента прошлась рука в темной тонкой перчатке. Шатен зашипел, роняя веточку и пытаясь отомстить рыжему, но Чуя искусно уворачивался от каждого резкого движения с противоположной стороны. Нашел того, на кого можно руку поднять; он явно не человек, а живая отупевшая мумия. И в конце концов им пришлось заключить перемирие, приходя к выводу, что Эдогава их просто закопает на месте под этой бетонной плиткой, если увидит пару жалких новогодних стикеров и криво приклеенной мишуры на двери. Осаму поднял стремянку, подобрал все раскиданные по полу украшения и уселся у ног Накахары, регулярно подавая ему то гирлянду, то венки. Парни умудрились перекочевать внутрь аудитории, украсив ее ровно наполовину, когда к ним заглянул профессор. Рампо бесшумно уселся на свой стул прямо в центре кабинета и наблюдал, как первокурсники его искусно не замечают. Дазай часто шипел на Рыжего, потому что тот раз через раз да ронял что-нибудь прямо на его ни в чем не повинную голову. Эти чудики умудрялись не слышать откровенного смеха, погруженные в очередной конфликт. По ним плачет цирковое училище: горе-акробат и фокусник, уронивший шляпу двойным дном к верху. Мумия и Лепрекон. Эйфелева башня и Коротышка. Рыжая лиса и Домашний пес. Стоят друг друга, уж говорить-то нечего. Не выдержав очередного удара игрушки о макушку Осаму, Эдогава в голос засмеялся, падая лицом в свой стол. Студенты дернулись, в мгновение выпрямились и, кажется, были готовы взяться за ручки и невинными глазами возмущенно воскликнуть: "Что вы, что вы! Мы лучшие друзья!" И тот час начали бы расцеловывать друг друга по старым русским обычаям, лишь бы их снова не поколотили за плохое поведение. Рампо им, конечно же, достойно похлопал, заверив, что неплохо было бы отчислиться и пойти в театральное. Интересно, они обнаружили ту веточку?.. —Ну что, герои погорелого театра, прогресс, я смотрю, идет как-то скудненько, — и вдруг выудил из-за пазухи два пакетика мармелада. Что один, что второй налетели на них, как стервятники на труп. Студенческая бедность не щадит никого…Ах, точно, на кое-кого это не распространялось. Дазай хотел было пожадничать и отнять у напарника и его порцию, но четко получил за это по забинтованным костяшкам. Профессор поучал их справедливости, а не этим подлым трюкам. Но Дазай упорно продолжал, будто и не видит перед собой никого. Бедный Накахара, испугавшись, что его честно заслуженную еду заберут, резко проглотил все. Рампо ошарашенно глянул на ученика и поинтересовался, все ли у него хорошо. Осаму даже говорить ничего не стал, а вот Чуя, пользуясь моментом, схватил студента за воротник бежевого свитера и потряс от души. —Ещё раз полезешь ко мне в еду — костей не пересчитаешь, вяленая скумбрия! —Ого, это что-то новое, Чуч! — Пошутил было Дазай, но ответом послужило молчание и выступающие на скулах Накахары желваки. Плохо дело. Что уж говорить об Эдогаве, который то ли нахмурился, то ли просто-напросто еле сдерживал скулящий в истерике смех. —Постыдились бы отношения выяснять при профессоре. —Ой, да ладно вам, вы ведь всего на десять лет старше, а говорите так, будто вам все восемьдесят, — Чуя отпустил Дазая, переключаясь на Рампо. Иногда нужно отдыхать от идиотов. Рампо шуточно закатил глаза и встал со стула, опираясь теперь точно бедром о стол. Осаму только сейчас обратил внимание на то, насколько рабочее место профессора, оказывается, низкое: даже столик в лучшем случае достает до его, первокурсника, таза. Хоть кто-то в этом мире найдется выше, чем неправдоподобно огромная для своих стандартов чихуахуа или той-терьер? Разве что Куникида — этот фонарный столб ростом чуть ли не в трехметровую дверь. Дазай вздохнул, погружаясь очередной раз в свои мысли, пока Эдогава и Накахара о чем-то достаточно оживленно рассуждали. Чуя…Конечно, о ком, казалось, можно было бы подумать. Этот рыжий хитрый щеночек всегда выводил и умел выводить на эмоции. Вот, серьезно, что бы ни случилось, если в этом месте находится, да хоть ошивается метров за пятьдесят от эпицентра Чуя, то Осаму каждый раз оказывался во всеобщем внимании просто потому что не мог совладать с желанием задолбать студента по полной. Но по магической и непонятной никому причине в итоге именно он, шатен, оставался в эмоциональных дураках. Все кроется в одном — Дазай никогда не имел привычки фильтровать свои чувства из крайности в крайность хотя бы рядом с Накахарой. Парень улыбнулся своим "голосам в голове", прикрывая рот слабым кулачком. Он и вправду заставил расслабиться и просто почувствовать себя живым. — Чуя, — студент обернулся, — давай наконец закончим с этим и пойдем по домам. На улице уже семь часов вечера. Малышам можно гулять только до девяти! Рампо приглушенно хихикнул. А Осаму умеет шутить. Чуя лишь глубоко вздохнул, кивнул и вернулся к стремянке. Оставалась последняя стена и доска позади стола профессора. Работы много, честно говоря. Оба нервно оглянулись, прикинув масштабы дела. Будет долго, но что поделать. — "Проще застрелиться, чем сделать это за два часа. Какой ужас…" — С этими мыслями, развесив гирлянду по периметрам рамок пары картин на стене, Накахара провел рукой по лбу и был готов свалиться со своей личной лестницы навзничь. Желательно на вьющуюся рядом Мумию, чтоб неповадно было. Дазай же очень раздражающе умудрялся шуметь мишурой, шуршать венками и украшениями из остролиста и весьма мастерски стучать шариками и другими игрушками друг об друга. Чуя, честно, пытался терпеть и заниматься собственным делом, но соблазн заткнуть внешний раздражитель был сильнее. Парень вдруг замахнулся и от всей души метко зарядил напарнику точно в голову носком, который собирался повесить на уголок портрета Нацумэ Сосэки. Осаму от неожиданности стукнулся лбом ровно о железную ножку стремянки, где и стоял бедный Накахара. Что мы имеем в итоге: один злой, но довольный до ужаса студент, лежащий на другом, потирая ноющий от удара копчик, и, конечно, второй, послуживший первому не только мишенью для метания носков, но и подушкой безопасности, на которую можно упасть. Стоит ли говорить о Рампо? Промелькнуло ощущение, что он сейчас не просто взорвется от немой истерики, но еще и заразит пострадавших, ведь Дазай уже начал посмеиваться. Через кровь, пот, страдания и нечеловеческие мучения с помощью Эдогавы мальчики наконец закончили свою работу и слезно обещали вести себя нормально. Мужчина им, естественно, не собирался верить и не будет: учитель не первый раз проводит с ними свое драгоценное время. Царски махнув рукой, мол, валите, холопы невоспитанные, Рампо отпустил первокурсников. Осаму вышел из аудитории, как из пыточной — никакущий. Накахара идентичен. Уже в раздевалке студенты бурно заобсуждали прошедшее, хихикая над каждой секундой. — Ты бы видел свое лицо, когда я достал ту ветку, — Дазай выудил свое бежевое меховое пальто из горы вешалок, натягивая его и бурча себе под нос скорее риторический вопрос, — и зачем Рампо-сан это сделал?.. — Ну, конечно, какой адекватный человек такое скажет. Да, точняк, ты явно не совсем адекватен. — Чуя решил проигнорировать теорию о соучастии Эдогавы. Застегивая кнопки длинного черного плаща, он пару раз оглянулся в поисках одной вещицы. Когда оба, вроде, были готовы выйти, Накахара достал с верхних полок чехол из-под гитары и испепеляющим взглядом заткнул Осаму. Пусть только попробует пошутить! Лицо парня исказилось в искреннем удивлении: понял, что толком ничего не знал о друге. А то было очевидно, он особо и не интересовался его жизнью, но за все учебное время оба успели кардинально поменяться. Рыжие волосы стали намного ярче, голубые глаза глубже, как уходило вглубь дно Атлантического океана, но Дазай определенно говорил не о внешности. Изменился сам Чуя: голос и намерения огрубели, а язык колок. Нравился ли ему новый Чуя? Да. Хотел бы он снова его вернуть таким, каким Чуя был? Нет. Снег на улице под вечер нахлынул с новой силой, улицы и дороги покрылись пушком, и надо бы людям любоваться этим, пока возможность в Йокогаме такая имеется, но два студента стоят и нагло молча пялятся друг на друга. И вдруг в один момент слышатся два голоса, как один: — Хочешь послушать, как я играю? —Сыграй для меня, пожалуйста. Осаму беззлобно улыбнулся, кивая. Накахара же тактично промолчал, лишь маня рукой за собой. Что может быть романтичнее, чем сидеть с человеком на крыльце университета и в кромешной темноте, освещаемой только светом уличных фонарей, под снегопадом слушать, как он играет? Очень удачно получилось, ни черта не скажешь. Место искать долго не пришлось: около входа в учебное заведение был очищен поребрик у основания здания. Чуя плюхнулся прямиком на голый камень, усаживаясь по-удобнее. Дазай сел рядом, придвигаясь к парню ближе, инстинктивно желая больше тепла. Холодно, если честно, но ради такого момента можно и потерпеть. Мальчики оказались прикрыты от неистово летящего снега небольшой навесой. Накахара аккуратно достал из-за спины чехол и раскрыл его, вытаскивая несколько отличающуюся от обычной гитару: та была чуть меньше. — Что хочешь послушать? — настраивая колки, Чуя сосредоточенно и очень привлекательно посмотрел на собеседника исподлобья. — Чья гитара, того и песни. Мне совсем не важна композиция, — Осаму довольно наклонил голову в ожидании музыки. — Как скажешь. Песня будет чуть выше, чем оригинал: на улице холодно. Рыжий в милой шляпе глубоко вздохнул, застывая, как изваяние. Момент, чтобы воспользоваться ситуацией и рассмотреть его еще лучше! Первое, что каждый раз без исключения бросалось в глаза — сияющие в разном освещении совершенно по-разному волосы. Хоть в помещении они намного бледнее, чем в натуральном свете, как сейчас, волосы никогда не переставали быть визитной карточкой студента. В задумчивом виде он выглядит смешно, но по-доброму смешно. Скорее мило. Накахара вдруг вышел из астрала и откашлялся, нервно прижимая к себе гитару. Видно, что ни разу ни перед кем не пел. — Я влюблен в сказку, — голос подрагивал, а пальцы на гитаре чувствовали себя иначе: спокойно и медленно перебирали струны, — даже зная, что это ранит. Потому что мне уже все равно на свой рассудок, — Дазай вдруг разобрал отчетливые английские слова и, переводя, расплывался в расслабленной улыбке все больше, — ведь я уже проклят. В конце концов Чуя сам растворился в любимом деле и просто-напросто, аж облокачиваясь на спину Осаму, забыл текст и продолжил исполнение инструменталом без каких-либо слов. Они были и не нужны вовсе. Первокурсники наслаждались моментом раскаяния и свободы, абсолютно не желая вновь погружаться в свои маски хотя бы сейчас перед другом другом. Луна в небе приобретала все более голубой оттенок, напоминая настоящий яркий лазурит в океане звезд. Волей-неволей, а вспоминаешь былые дни в приюте рядом с этим рыжим чудом. Все лучшие воспоминания Дазая связаны именно с ним, и ни за что, да хоть под дулом пистолета, он никогда не забудет их. — Чуя? — Мм? — Накахара недовольно обернулся и слегка выпрямился, без упрека замечая, что все это время прижимался к спине Осаму, а тот и не против был. Петушара. Но ладно, отдать должное нужно: с ним было тепло. — Ты придешь завтра на новогодний вечер? Я мог бы..мог бы принести нам личную выпивку. Не доверяю я местным барам. — Я-то приду, а вот ты смеешься надо мной, подонок, — Дазай окоченел от такого заявления, выходя из транса разве что после того, как Чуя несильно отпихнул его от себя, — у меня есть деньги, в отличие от кое-кого, еле сводящего концы с концами. Серьезно, несмотря на твой ум, ты живешь на подработках и классически подвержен студенческой бедности. Не геройствуй лишний раз и подумай о себе. Лучше скажи, Дазай, ты слышал когда-нибудь о Шато Петрюс? —Это потрясающее дорогое вино. Только не говори, что ты… —У отца завалялось пару бутылок восемьдесят девятого года. Почему бы не взять их? И денег не потратим, и всякое дешевое дерьмо хлебать не будем. Слов нет. Осаму, конечно, предполагал, что Накахара отшибленный в край романтик и герой, но настолько? Студент беспомощно кивнул и глупо заулыбался, словно отключая весь выстроенный раннее контроль себя самого. Безжалостный снегопад же стих, оставляя парней в полной тишине и спокойствии. Мир будто умер, остановился. Край черного плаща, вылезающий из-под навеса, покрылся нетающими белыми пятнами и слегка дрожал под потоками ветра. Дазая, завороженного красотой Чуи под светом уличных фонарей, все тянуло сделать одно необдуманно рискованное движение вперед, но последняя частичка разума и вменяемости упрямо не давала ему это сделать. Рыжий вдруг встал, поправил шляпу, убрал гитару в чехол, бережно застегивая, и молча ушел с территории университета, лишь улыбнувшись напоследок. Рампо стоял в дверном проеме, поглядывая на своих учеников. И надо было судьбе подкинуть ему двух идиотов прямиком на перевоспитание в свои-то восемнадцать лет! Не люди, а глупые и наивные котенок и щенок, в упор ничего не замечающие. Осаму рвано вздохнул и обернулся ровно в ту сторону, где все это время стоял профессор Эдогава. Не уж-то знал с самого начала? Или он как-то выдал себя? — Спасибо за то, что волнуетесь, Рампо-сан, — Дазай приподнялся, отряхивая пальто и выпрямляясь в полный рост, — но вы не думаете, что это не вашего ума дело? Лезть в чужие жизни, вроде как, не предусмотрено кодексом справедливости, который вы так почитаете. — О, Дазай-кун, умоляю вас! Это просто мой личный интерес в помощи. Я всего-то хотел предложить свое скромное покровительство и поддержку, ничего более и никаких скрытых мотивов. — Осаму с подозрением покосился на скрытые в карманах кисти рук. — О, нет. Я не скрещиваю пальцы. Хочешь? Рампо буквально вытащил пачку жвачки и протянул парочку из них первокурснику. Он что, серьезно? Студент вздохнул и молча сунул предложенное угощение в рот. Вечер не задался с самого его начала. Чуя несколько раз упал, потерял ключи в своей же квартире и уронил в собачью миску любимую рубашку. Оставалась надежда на хорошую и удачную вечеринку, иначе сегодняшний день можно официально признать настоящим провалом. На всякий случай поужинав, Накахара направился прямиком в гардеробную. Он выбрал весьма незаурядный наряд: любимую шляпу с цепочкой, красную рубаху, черный жилет поверх и галстук, а так же черные брюки со слегка видными полосами по всей длине цветом чуть светлее, чем сами штаны. Темные туфли отлично дополняли дорогой образ. Почему нет, если можно выглядеть на все сто? Вышел студент достаточно рано, учитывая, то до университета ему шагать пешком около сорока минут. До вчера оставалось два часа. Что ж, не особо критичное раннее появление на пороге. Снег, видимо, не успокоился еще со вчерашнего дня. На самом деле Чуя так некрасиво и резко бросил Дазая тогда…С каких пор он переживает об этом обмудке? Шикарное серое пальто иногда колыхал ветер, а шляпу приходилось придерживать. Суровая зимняя Йокогама, когда от природы не откупишься опекунскими деньгами. К слову, о Шато Петрюс Накахара не забыл: первокурсник первым делом уложил её в аккуратную сумку, что нес в крепких руках. Их парень тоже не обделил перчатками. Рыжая копна волос бережно завязана в низкий хвост. Выглядит презентабельно, ничего не сказать. Уже в здании отовсюду лилась музыка. Совершенно обычная ситуация. Как я поясняла раннее, в этом учебном заведении музыка — наиважнейшая часть и изюминка, но сегодня она была определенно экстравагантней, чем вчера. Если это не Рампо-сан, то Чуя — единорог с розовыми кудряшками. Без лишних резких движений студент снимал с себя верхнюю одежду в гардеробной, как ему в спину влетает что-то тяжелое и явно живое и определенно падает. Бедный Рыжий по инерции зарядил жертве по лицу кулаком, и мычание знакомого голоса ошарашило еще больше. — Дазай! Черт, не мог бы ты по-аккуратнее приземляться на мою спи— Оба замерли. Осаму сжимал нос, с удивлением разглядывая Чую, в чем второй тоже не уступал. Голубые глаза презренно осматривали внешний вид собеседника, но, кивнув с уважением, парень отметил неплохое умение мумии одеваться в нужный момент. Что один, что второй, зная характеры друг друга, не особо предполагали такой исход. Да чтобы сам Чуя и одет, как с иголочки? Да чтобы сам Дазай и не в том, что первое попалось на глаза? Этот самый Дазай нацепил на себя объемную черную рубашку с накинутым на плечи такого же цвета пиджаком и чуть глубже и темнее классические брюки. Шею обрамляли, как и обычно, бинты, но в этот раз с воротника свисал яркий и белоснежный галстук до самого пояса. А еще он впервые причесался. Накахара откашлялся, подхватывая свою сумку и молча сбегая в актовый зал. И надо было этому идиоту припереться за полтора часа до вечера, будто знал, мудила! Профессор Рампо стоял возле какого-то заказного диджея, что-то указывая ему на экране, а потом на профессора По около себя. Даже он тут! И не постеснялся ведь. Людей вокруг было мало, пришли только параноики, помешанные на боязни опоздать и Дазай. И Чуя, немного не рассчитавший свое время. На часах было восемь. Вечеринка начиналась довольно поздно, так что пошляться где-нибудь можно было со спокойной душой. Бросив сумку в огромном зале, студент провел как минимум половину лишнего времени в музыкальной комнате на третьем этаже университета, которая обычно переполнена людьми. Честно, Накахара приперся сюда только ради Осаму, ибо предложение выпить вместе звучало не так уж и плохо. Играя какие-то заурядные песни, первые приходившие на ум, Чуя вдруг задумался о нем с Дазаем: обычные приятели явно не обнимаются под снегопадом и не слушают, как один из них играет другому песни о любви на своей гитаре. Мысли о подобном только разозлили парня, поэтому он, хватая грозную и весьма громкую электрогитару, начал шпарить очень агрессивную, но быструю и легкую в восприятии мелодию подстать его чувствам. В музыке растворяются, становятся одним целом с ней. Музыкальный инструмент всегда заменял ему приемную семью, друзей. В него можно было погрузиться, как в собственный мирок, где никто не тронет. Кроме гребаного одногруппника по имени Дазай Осаму. Этот человек хоть из пучины ада достанет. В итоге охранник выгнал возмущенного Накахару за превышение шума. Чего? Парень, конечно, удивился, но бородатому дядьке под два метра перечить не хочется, учитывая его работу и полномочия. Существует два вида закона подлости: когда бутерброд падает колбасой вниз, и когда тебя прямо в дверном проеме актового зала ловит Дазай, усердно не позволяя пройти. — Чу-у-у-у-уя, хочешь, я тебе фокус покажу? — Я надеюсь, что это фокус с исчезновением, — прошипел Чуя, буквально проталкиваясь между парнем и открытой дверью. В уже темном, но освещаемом зале мальчики и провели остаток времени, бесконечно ссорясь по каким-то совсем уж невозможным и заоблачным причинам. Люди стали заполнять все помещение, и Накахара, поправив свой галстук, залез в подобранную с пола сумку. Студент достал настоящий Шато Петрюс восемьдесят девятого года и под взглядом Осаму, сбитого с толка, налил немного в два бокала: для себя и друга, строго запрещая пить хотя бы до середины вечера. Так они и проговорили все два часа почти что ни о чем, кидая многозначительные взгляды на двух мило воркующих профессоров, прослывших под милым названием "Рампое". Музыка неприятно била по ушам, мешала, и это можно было спокойно понять по жестам некоторых студентов вокруг. Явился даже сам Достоевский — страх и легенда всего университета, но, к удивлению, чуть ли не под ручку с каким-то блондинистым пареньком. Николая Дазай узнал сразу. Забудешь еще эту бестию… Часы подходили к двенадцати ночи. Непроглядная темнота, глушь и тишина были любимыми состояниями Накахары. Никакой огонь, вода и небо не успокаивали при одном взгляде на них так, как эти три вещи. В шуме и гаме толпы в купе с кричащими колонками хотелось просто зарыться поглубже в одеяло, отречься от мира сего и спокойно в гордом одиночестве смотреть милые видео с щенками. Но кое-кто вывел первокурсника из небольшого транса. — Чуя-кун, — Дазай оглянулся на одногруппника, улыбнувшись, — все еще веришь в любовь? Впераые он спрашивал у него про любовь и веру в нее в приюте. Какая ностальгия, однако. Чуя застыл на пару секунд, держа дорогой бокал вина в руке и, молча стукаясь стеклом с Осаму, выпалил, не задумываясь: — Да. Всегда верил.