когда меня заберут.

Симе только-только четыре года исполняется, когда она в первый раз остаётся с отцом слишком надолго. Нет, это здорово — есть динозавров из колбасы и укрывать их одеялом из сыра, но от папиной запеканки она бы не отказалась... С мёдом и орешками. И по манной каше, кажется, соскучилась. Нет, отец каждую секунду придумывает тысячу разных занятий и не даёт Симе скучать. И это здорово, но ей, кажется, хочется просто уставиться вместе с папой в «Клуб Winx», пока отец читает толстую книжку в красной обложке. Нет, она не устала играть, но просто... — А скоро папа придёт? Уже третий раз за день. Десятый за две с половиной недели. Вадик на исходе — у него не хватает идей и мыслей, как можно отвлечь дочь. Как отвлечься самому. Невыносимо тяжело, больно, тоскливо – всё вместе. Вад обещал своему Волче быть сильным, да только под грустным взглядом Симы он натурально ломается. «Я тоже хотел бы это знать, малышка, ты даже не представляешь, как сильно...» Они ведь начали новую жизнь, почему от них просто нельзя отъебаться? Почему кого-то из них обязательно должны забрать? — Понимаешь, Сима... — начинает Дракон неуверенно, взгляд хмурит и судорожно пытается придумать хоть какой-то ответ. Блять, он уже давно не студент! Но чувствует себя, как на экзамене. Если не хуже. Врать Симе не хотелось, да и говорить всю правду ещё ой как не время. — Папа! — пищит дочь ультразвуком, когда щёлкает замочная скважина, и на пороге появляется Олег. Уставший, потрёпанный, без синяков и царапин, но главное — живой. Везучий сукин сын. — С ног папу собьёшь, дай хоть раздеться ему, — Вад улыбается широко, сам готовый завизжать от радости. Но сохраняет привычное непринуждённо-расслабленное выражение лица, только губу закусывает, ком в горле сдерживает. Вот это да, это что – слёзы? Ничего себе. Сырости ещё не хватало тут разводить. — Лучше поможем ему, — Сима кивает согласно, тянет за правый рукав куртки, Вадим помогает развязать шнурки на берцах (зачем? Волков ведь не трогал их с 96-го) и пока не видит дочь, целует Олега чуть выше колена со всей накопленной нежностью. Зато его глазастый Волче замечает, и в ответ едва касается светлых волос Дракона. И в этих жестах – всё. — Вы обедали? — первое, что спрашивает Олег, даже приветов не говорит, — По глазам вижу, что нет. Где там фартук? Доставай скорее, а я пойду помою руки и будем готовить. Волков дома. Дома, наконец-то дома. Дракон наглядеться на него никак не может. Словно и не было тех ужасных двух недель абсолютной неизвестности, страха потерять дорогого человека... — Волче, ты чего? — вдруг ойкает Вадик, когда Олег за грудки его хватает и вместо желанного поцелуя — как и полагается после долгой разлуки, глядит сурово, дышит как-то загнанно. — Ты хотел ей рассказать всё? — Я… — «Да как он догадался-то блять?!» — Не пизди, Вадик, я чувствую, что тебе помешал. Как ты мог вообще додуматься… — ворчит, хороший. Дракон тянется к его губам, сквозь поцелуй не может сдержать улыбки. Пусть ворчит, лишь бы только рядом с ним. — Если мои проебы в воспитании заставляют тебя вернуться из самой жопы, то готов совершать их почаще, — шепчет на ухо Волкову, отчего-то вынуждая его вдруг покраснеть, — А теперь иди мой руки, тебя ждёт Поварёшкина. Симе — восемь лет, и учителя в школе в один голос твердят, что эта бойкая девочка не по годам умна. Как только отец услышал эту фразу на родительском собрании, то ходил довольный месяц – папа проспорил ей коробку конфет, когда понадеялся всего-то на две недели. «Это она в меня, вырастет – точно историком будет...» Скорее шпионом. Или разведчиком. Прятаться от родителей и подслушивать у неё получалось великолепно. Исключительно в благих целях! Ну так, узнать тайком, какую вышивку папа хочет на фартук, например. Отец говорит, что подслушивать и подглядывать — плохо, лучше узнавать напрямую (и не добавляет при этом, что прячутся только крысы, сам ведь когда-то «крысой» был), а дядя Серёжа обещает купить ей на день рождения шпионский набор. Круто. Напомнить бы надо. Поначалу становится до жути неловко, когда она слышит разговор отцов. Сима всего-то хотела пробраться на кухню за выигранной конфетой, а тут они сидят, ещё и без света практически, курят. Нет, и на ссору не похоже. Она правда никогда не слышала, чтобы родители ругались – вечно воркуют друг перед другом, а тут такие сердитые. — Если я не поеду сейчас, они с нас живыми не слезут, понимаешь? У Симы стресс будет от перемены школы и дома, нам нельзя уезжать отсюда. — А ты не подумал, какой стресс будет у Симы, если ты приедешь оттуда в гробу? — хриплый голос папы бьёт по ушам, и внутри всё холодеет, — Ты к Дагбаевым собираешься, не забывай. — Но и прятаться я не планирую, — шутливый тон отца тоже исчезает напрочь, становясь таким серьёзным и чужим. Да что происходит?!.. — Мы ей объясним всё. Она умная девочка, поймёт. — Ей восемь, Вадим! А ты хочешь ей рассказать про то, чем мы живём… — Жили, — поправляет. — Нет, блять, живём! С детьми говорить надо, объяснять — папа злится всё больше, но Сима уже не слушает, босыми ногами шлёпает в свою комнату. Хочется, чтобы её нашли. Возможно, отругали, лишь бы перестали говорить вот об этом. До тошноты страшно, и чутьё подсказывает, что в этот раз никто не придёт, чтобы её защитить. Придётся справляться самой. Прятаться под одеяло, крепко-крепко зажмуривать глаза и засыпать, надеясь, что свет лучей солнца уничтожит кошмар. И вроде бы срабатывает. На утро страшный сон забывается, и родители ведут себя, как ни в чём не бывало. Только вот вечером Сима узнаёт всё. Достаточное «всё» для восьмилетней девочки. Про опасную работу, про командировки, про тех самых Дагбаевых из Гонконга («Дядя Алтан хороший дядя, Симуль, честно, просто он вляпался кое-куда и ему надо помочь»), про то, что для Натальи Петровны её папы работают преподавателем истории в университете и старшим поваром в кафе за пару кварталов от школы. И Сима кивает, целует отца в щёку и просит привезти что-нибудь прикольное из Гонконга. А папа просит вернуться живым, хотя звучит это как: «Привези мне свою жопу целой». Смешные. Узнать «всё», считает папа, недостаточно и в двадцать один. Ну и что, что Сима уже отлично умеет стрелять и обращаться с холодным оружием – никаких рассказов про прошлое наёмников, в первую очередь нужно уметь защищать себя. Она и не настаивает – что-то рассказал отец, что-то услышала от дяди Игоря, а иногда к ним приезжала Джесс, и вот про это Сима даже сама вспоминать не хочет. Прошлое должно оставаться в прошлом, да и некогда сдувать пыль со скелетов в шкафу. Через неделю защита диплома. Она почти настоящий адвокат. И тут поспорить не с кем, какая жалость. Долго ещё её родители перестанут ходить по квартире важными петухами? «С дипломом! С красным?» — «С красным, па». — «Адвокат. Наша Сима!» Когда кого-то из них заберут, нужно быть готовой защищаться. Серьёзная, строгая, чётко осознает, как обойти и подмять под себя закон с выгодой для собственных интересов. Преподаватели в университете отмечают, мол, Сима не по годам хитра, будто бы у неё за плечами уже колоссальный опыт практики. Далеко пойдёт. Нет, всего лишь тошнотворный страх потерять своих родителей. Который едва не исполняется в жизнь прямо накануне перед выпускным. Они приходят совсем не вовремя. У папы началось непонятное осложнение из-за старых ран, так что пришлось знатно поломать голову, как облегчить его боли. Не только лекарствами, но и платьями, дефиле в дорогущих туфлях и пятью вариантами причёсок. Во время того, как отец, отпуская деловитые комментарии и восхищённые комплименты, ухаживал за своим больным мужем. Они приходят бесцеремонно. Стучат громко в дверь, едва не ломают звонок. Папа только-только начинает искренне смеяться, практически не кашляет. И говорят страшное: — Откройте, полиция. Олег Волков здесь проживает? Сима в глазок глядит. Их то ли трое, то ли пятеро, и все в форме. И чего хотят добиться, а? Дураки. Они говорят: — У Сергея Разумовского случился рецидив. Он сбежал из клиники и устроил поджёг, в результате которого погибло сорок пациентов и семь сотрудников. Нам известно, что Олег Волков в курсе о его местонахождении. И Сима резко распахивает дверь, говорит безо всяких приветов: — Пошли вон. — Сима! — кажется, кричит отец. Странно, а ей всегда казалось, что он одобрит подобное поведение. — Олег Волков болен, и он понятия не имеет о местонахождении упомянутого человека. — А вы, собственно… — начинает один из всё-таки пятерых сотрудников, явно стушевавшись от такого холодного тона. — Я его дочь и не желаю видеть вас на пороге своего дома. Как только Олег Волков поправится, он в присутствии своего адвоката ответит на все ваши вопросы. — Извините, девушка, — продолжает всё тот же смельчак, удивлённые взгляды бросая на свой такой большой и одновременно ничтожно маленький отряд, — Но дело срочное. — Мне плевать. Мой папа уже не в том возрасте, чтобы беседовать с вами, так что теперь беседовать буду я. И мой ответ – нет. Он придёт к вам только тогда, когда поправится. Спасибо, всего доброго, — и, коротко улыбнувшись, закрывает перед сотрудниками полиции дверь, а после оседает на пол в полном оцепенении. Она сделала только что... что? — Ребята оценили твой прикид на выпускной? — Сима не сразу слышит голос отца и не сразу понимает, о чём он. Ах, да. Она же открывала дверь сотрудникам полиции в чёрном облегающем платье с тонкими бретельками. Боже, ну и вульгарщина, стыд-то какой. — О… оценили, — дрожащим голосом отвечает и встаёт, опираясь на сильную руку отца, тут же оказываясь в его крепких объятиях. — Я охренеть как тобой горжусь, ты всё сказала правильно, я бы поступил также, — шепчет на ухо, а она краснеет, точь в точь, как Олег, — А теперь сними это платье и покажи то, второе. Оно папе больше понравилось.