your name is like a melody.

— Витя, — под тыльной стороной бледной ладони голос Джейса мурлыкающий, низкий, мягкий и пропитанный благоговением, от которого у Виктора с лёгкостью подкосились бы колени, если бы он уже не сидел. Ему хочется открыть рот, чтобы возразить, напомнить Джейсу, что они теряют время, что у них есть работа, которая не терпит отлагательств, а потакание его романтическим порывам ей просто противоречит. Он открывает рот, но не может ни слова из себя выдавить, и губы Джейса, не встретившие сопротивления, оставляют после себя огненный след на запястье, вознамерившись покрыть поцелуями каждый дюйм кожи, до которых они только смогут дотянуться. — Витенька, — Джейс счастливо выдыхает в викторовское запястье, и Виктор едва сдерживает стон от того, как Талис смакует его имя точно выдержанное вино — без спешки и с удовольствием, практически граничащим с непристойным. Глаза Джейса под подрагивающими веками тёмные, внимательные, вожделеющие. Большой тёплой рукой он касается колена до того благоговейно, точно оно стеклянное, и вновь ведёт губами по лёгким завиткам волос, по мышцам, компенсирующим слабость ноги, по родинкам, разбросанным по покрытой мурашками коже, в попытке впитать всё это с жадным восторгом. — Витюша, — он мучает Виктора теплом в сгибе локтя, заставляет елозить на сидении, дрожать всем телом; его тёплый язык игриво дразнит пробивающийся из-под кожи пульс, и Виктор впервые ловит себя на непозволительных мыслях. Он хватается за стул свободной рукой до побеления костяшек, не желая потакать вдруг вспыхнувшему желанию, и напрягается всем телом, когда Джейс прижимается к нему. Его вес и тепло вместе с болезненно тёмными глазами ничуть не подавляют, а впрыскивают в кровь микстуру из чувства защищённости вкупе с восторгом. И, будто имея возможность прочесть викторовские мысли, Джейс улыбается ему, льнёт к нему плотнее, оставляя последний поцелуй на учащённом пульсе, прежде чем двинуться дальше. — Витечка, — горячие пальцы стягивают бицепс с мучительно приятной силой, а имя на языке Джейса звучит как-то чудно, неуклюже, но до того искренне, что Виктору стоит немалых усилий, чтобы не броситься целовать Талиса до бесчувствия. Как котёнок, Джейс утыкается носом в его руку, закатанный рукав не кажется ему преградой, и он вновь выцеловывает сетку из вен под бледной кожей так, будто не делал этого ранее, иногда тихо похмыкивая от удовольствия. Раскрасневшийся Виктор даже в своей беспомощности мог бы с лёгкостью положить этому конец, но предпочёл этого не делать. — Витька, — Джейс выпускает руку Виктора из плена своих пальцев только для того, чтобы обхватить его лицо ладонями и пройтись губами по плечу с пылкостью, способной вогнать в краску даже самого прилежного набожника. Он оттягивает воротник рубашки, целует ключицу, горло, челюсть, его обжигающее дыхание, наконец, достигает чувствительного места прямо за ухом, и Виктор поджимает губы, стараясь сохранить самообладание и не пасть в талисовские объятия принцессой из ужасных рыцарских романов. — Виктор, — дышит он, — жаждущий, боготворящий — и Виктор до смешного быстро проигрывает этот бой.