black eyes, bad guys

Манджиро (лишь на вид - стойко) выслушивает претензии, упрёки и оскорбления. Его раздражение растёт в геометрической прогрессии, пока способность соображать летит туда, откуда не возвращаются. В потоке нецензурной брани нет ни одного намёка на имя и местоположение, так называемого, брата Шиничиро. А Такемичи, действительно, зол на «него», если так открыто вымещает своё негодование и не утруждается подбирать выражения. Понимая, что за каким-то чёртом огребает незаслуженный гнев в виде тирады, Майки выходит из себя и решается заткнуть нового знакомого с ноги в челюсть, подрываясь с места, но слышит невероятное и отрезвляющее:        – Да кому я распинаюсь?! Пошёл к черту! – Плохая шутка, – плюет Майки. – Я и не шучу! Ханагаки смотрит в злые глаза около минуты, резко отворачивается и кутается в одеяло с головой. Он тихо рычит, потому что ноги и задницу теперь крыть нечем. Он ёрзает, пытаясь влезть в своеобразный «домик» полностью, но положение его пятой точки становится только хуже. Манджиро в красках воображает себя санитаром: если бы Такемичи устроил гнездо из простыней в его смену, то он засунул бы ему в жопу кровать целиком. Постойте-ка, прятаться от Непобедимого Майки под одеялом? Он точно не первый такой дурак. Майки ловит себя на мысли, что представлял, как и куда бы засунул ему кровать. Черт, это же конечная остановка! Он срывается на смех. Ворчание в ответ глухое, через подушку: Майки не до конца разобрал, но там что-то вроде «иди нахер». Нет, Ханагаки, это ты туда пойдёшь, если сейчас же не высунешься обратно, – безмолвная угроза повисает в воздухе, пока Майки в очередной раз подмечает за собой, что его ориентация далека от «традиционной». Он не понимал обладания девушкой в принципе: втайне ему всегда хотелось, чтобы о нем заботились, но не мог признаться в этом. Он не имел права быть слабым или уязвимым в чьих-то глазах. И не находил женскую хрупкость чем-то милым, а фигуры – привлекательными. Он старался держаться на расстоянии от всех представительниц прекрасной половины. Ну, кроме сестры. Потому что знал, кто может ее защитить, если его не окажется рядом. Он сам привел в дом парня с татуировкой дракона, который подходил по его критериям идеального мужа для Эмы. Если он осиливал возню с ним, то с его, порой, монстроподобной сестрой – точно справится. И всё-таки, Ханагаки… почему он пихает с места в карьер к этим мыслям? Несуразный, даже робкий, но с огромными глазами и вспышками самоотверженного бесстрашия. Теперь он под одеялом, светит своей пятой точкой… Да кто он, блять, такой? – Эй, хорош тверкать от ужаса. Вылезай. – Нет! – Пидора ответ. Ты встал так, чтобы я тебя отшлёпал за плохое поведение? Болезный орёт и невозможно странным образом, но прячется целиком. После такой жопы, кстати, даже его блядски-большие глаза блекнут. Господи, неужто Майки звучал настолько зловеще? Ханагаки его боится? Он нормальный вообще? Такемичи затравленно смотрит на него, замотанный в одеяло: – Че те от меня надо? Я попросил тебя уйти! – Запрос отклонён. Ведь никакой просьбы не было – ты меня послал! – И правильно сделал. – Кто тебе это сказал? – Сам знаю. Потому что меня бесят такие, как ты! Люди, которым плевать на жизнь других людей! Губы Манджиро невольно растягиваются в улыбке: Такемичи стал ему казаться не таким уж большим балбесом. Майки поднимает подушку и отряхивает её, звонко шлёпая ладонью. Ханагаки вздрагивает всем телом. Блять, это очень смешно. – Над чем тут можно ржать?! Ты!.. Мудак, тебе правда весело? Думаешь, мне понравилось башкой об асфальт биться?! Козёл! В голубых глазах стоят слёзы. Манджиро ненадолго зависает, совершенно не представляя, как ему на это реагировать? К порывам брата он успел приноровиться, больше в его окружении не было ни одного человека, который мог бы рыдать без повода. Даже Эма нередко просилась на прозвище крутого парня. – Ладно я, но твой брат… Тебе действительно все равно? Никаких сожалений? Майки молча сел, положил подушку себе на колени и внимательно заглянул прямо в глаза Такемичи. – Я так похож на ублюдка? – сухо спросил он, – Кстати, сочувствую твоей голове. Травма многое объясняет, – хотел он съязвить, но не решился. От изучающего взгляда Такемичи его скоро парализует приступ невроза. – Что значит: похож или нет? Ты похож на Шиничиро… А для ублюдка… ты какой-то слишком маленький, светленький и милый. У Майки отстёгивается челюсть, а Такемичи понимает, что высрал и становится дэд инсайдом. Он хочет провалиться на своей койке прямо в могилу. «Маленький… милый?» Такемичи, ты ебобо или да? Почему-то уверенность и магнетическая энергетика нового знакомого начинают причинять чуть ли не физическую боль, а приступы тупости накрывают Ханагаки снова и снова. Так бывает с людьми, когда они видят что-то (или кого-то), чем не могут обладать. Да что обладать? Элементарно приблизиться! Это даже не зависть, точно нет. Это острое, яркое чувство восхищения. Действительно, может ли такой человек, одаренный идеальными внешностью, смехом и братом, вести себя так подло? Кажется, не всё нужно говорить вслух. "В моем случае лучше никогда не открывать рот", - мысленно заключает Ханагаки и досадно стонет, - "Декабрь. Ханагаки Такемичи. Умер от осознания, что он кринж. Вот такая эпитафия и будет на моем надгробии!" Он оплакивает самого себя, пока Майки выпадает из реальности и не может родить из себя ничего разумного. Его рот то открывается, то закрывается. Как калитка на ветру. Только без скрипа. Догадываясь, что всё больше похож на недоразвитого, Сано опускает голову. С ужасом осознает, что его щёки горят: как хорошо, что за его свешенными прядями Такемичи не видит его реакцию. Да он вообще не смотрит! Если страдать от идиотизма, то вместе. – Т-таке… митчи, – он начинает смеяться так звонко, что Ханагаки мысленно просит себя слиться с пространством. – Да епта! Слушай, я не это имел ввиду, ты…! – Милый, блять? Серьёзно? Ты назвал меня милым? – А что, так тебя ещё никто не оскорблял? – Ахуел? – Спасибо, моё мнение о тебе поменялось! – Непостоянная скотина, – шипит Майки, – и что же теперь ты думаешь обо мне? Из ушей Такемичи едва ли не идёт пар, на щеках – доказательства недавних рыданий. Встрепанный, потный от злости и нервов, он сам выглядит очень даже мило, но Манджиро слишком смешно. Пока до него не доходит, что он сам посчитал этого балду милым. Причём с первого взгляда. Вот дерьмо! – В одном я уверен, чувак, нам лучше больше не видеться, – тонкие губы белеют от злости, – не могу оставаться спокойным, думая о том, что ты сделал! Ты же извинился хотя бы перед братом?! А? Он, наверное, и мёртвого заебёт. Драма-куин. Пора прекращать церемониться. – Помолчи, – теперь голос Майки твёрд, – Кому и следует извиниться, так это ему. – Что… что ты несёшь? – Я же сказал тебе заткнуться! Такемичи опускает взгляд, стискивая вспотевшими ладонями одеяло. Его сердце бьётся бешено: это ярость или страх? Он пытается понять, из-за чего эти двое могли повздорить, но ему на ум ничего не приходит. По крайней мере, никаких приемлемых мыслей на этот счет у Такемичи нет. «Характер у Шиничиро прекрасный. Если кто и виноват в разладе, то точно этот любитель покомандовать», – примерно так он думал, пока не услышал: – Это был не я. Ясно? – Но ты же… – Его брат. Да. Манджиро хмурится. Далекий разговор с Шиничиро – в его голове смутен и неубедителен. Внутри становится совсем паршиво. Всё-таки, от Майки у него были секреты: один другого больше. Насколько трудно утаивать правду каждый грёбаный день? Манджиро знает, каково это. Но одно дело врать ради защиты, а другое… ради чего это было? – Кажется, я не единственный. Понял? – Что значит… кажется? – нервно сглатывает Такемичи. – То, что ты проебался. Всё перепутал, Такемитчи. Не на того в разнос пошёл, уяснил? Ханагаки едва заметно кивает. Снова дрожит весь. Бедняга. – Короче, я пытался выяснить у Шиничиро, кто это сделал, но хер там был… А тебе он сказал правду, которую не говорил даже мне, так что мое уважение. – Послушай, – почти шепотом перебивает Такемичи, но встречается взглядом с Майки и затыкается. – Это ты послушай. Я ненавижу давать советы, но в дальнейшем, ради своего же блага, воздержись от обвинений, если не уверен в своих домыслах. Такемичи стыдно вдвойне. – П-прости меня… Пожалуйста, – бубнит он еле слышно. Майки моргнул: – Что? – Прости, что обвинял тебя. Такемичи сгибается вполовину от стыда. Ого. Вот это его штормит, конечно. Майки со снисходительной улыбкой качает головой: – Ты чуть с ума меня не свёл, утверждая, что я пытался убить родного брата, но я больше не сержусь. Сано заметно успокаивается, а Такемичи теряет дар речи: он находит в улыбке Майки нечто такое, что заставляет его чувствовать себя единственным человеком на планете. И тут же морщится от абсурдных мыслей. Он переваривает информацию, не сводя заинтересованного взгляда с Майки, пытаясь найти хотя бы одну причину, чтобы оправдать свой страх и паническое недоверие. Это неправильно. Он совсем потерял опыт в общении с людьми. – Семейные проблемы бывают гораздо серьезнее, чем я предполагал до сегодняшнего дня, – негромко говорит Такемичи, – Мне правда жаль. Ты имеешь полное право сердиться. Ты пришел с миром, а я… – Я пришел с мясом. Кстати, оно скоро остынет. – Мне не хочется. К тому же, я еще не узнал твое имя… Майки успел начать улыбаться, но дверь в палату резко открылась и всё рухнуло. – Приветики! Чё как? – предвкушающе скалится Шиничиро, но получает растерянный взгляд заплаканного друга и игнор Майки, – Эээ, вы только познакомились, а ты уже заставил его реветь? Манджиро! – Ха… Знаешь, – Майки щёлкает пальцами и смотрит Ханагаки в глаза, будто вовсе не слышит брата, – Твои обвинения, Такемитчи, скоро начнут иметь под собой вес. Ханагаки издаёт крякающий звук, его взгляд обеспокоенно бегает между братьями. «В этой палате пахнет горелым, но это точно не мясо», – рассеяно думает Шиничиро, наблюдая, как фурия в виде младшего братишки надвигается на него. – Манджиро? Эй, ты чего?! Подушка в жилистой руке напоминает меч. Ханагаки сдавленно пищит что-то за упокой души Шиничиро. – Такемичи, спаси меня! – Слишком поздно, – тихо говорит Майки и от души замахивается.