black eyes, bad guys

– Майки? – со вздохом произносит Дракен и сгибается вполовину, склоняясь к лицу друга, – Ты здесь? – Ага, – улыбка натянутая. Пустая. Когда Сано переводит взгляд на залив, погружаясь в былую задумчивость, Рюгуджи отходит на безопасное расстояние к другим основателям. Все они близки и прекрасно знают, что диапазон настроений у Майки крайне широк. Если он не в духе, то лучше не надоедать; особенно, когда он напрягает все мыслительные процессы для дела, не требующего отлагательств. Рюгуджи знает, что Санзу мутит воду. По крайней мере, напряжение Майки ощутимо при каждом его появлении. Он не распространяется о своих беседах с ним, отшучивается, а потом весь день ходит загруженный. Если хоть что-то идёт не по плану, то его настроение падает совсем. Любая мелочь кажется невероятно важной. Дракен понимает, если Майки хочет молчать – ему это нужно; никакое доверие не заставит его открыться. Если он решил побыть один, то надо дать ему это. – Как он? – интересуется Кейске, – Он только и делал, что пиздел с Харучиё… Без нас! – И на собрании ничего толком не сказал. – Позвал нас кататься, а теперь мы вросли в бетон. Что случилось? – Ты же знаешь, если Майки не поспал после обеда, то пиши-пропало, – спокойно улыбается Казутора. – Не поговорил с Шиничиро хоть раз за сутки – можно готовиться к казни. – Верно подмечено, Мицуя. Сегодня было комбо, – заключает Дракен, – Вместо сна он искал брата, но… вышел ноль по двум фронтам. – А детский обед? – чересчур громко спрашивает Па, – Флажка-то не было! – Он даже не заметил, ммм… М-да. – Пизда, – заключает Баджи. – Ребята! – громко произносит Майки и оборачивается вполоборота. На его лице милая улыбка, которая не предвещает ничего хорошего. – Уебу. Парни застывают, как громом поражённые, а затем их пробирает дикий хохот.Баджи вдруг ныряет ладонями в снег и выступает основным зачинщиком жестокой бойни снежками. Майки не атакует, лишь отбивает то левой коронной, то правой похоронной. Руки его в карманах, а на лице одна из самых самоуверенных ухмылок. – Учишься балету, Майки? – скалится Дракен. – Чего ты там вякнул, Кенчин? – в мягких варежках, подаренных Шиничиро, орудия лепятся с молниеносной скоростью. Лидер отыгрывается на своих товарищах с потрясающим мастерством. Пачин падает первым – отбиваться лень. Дракен в заснеженном, объёмном капюшоне уже ни черта не видит. Мицуя, как существо наиболее сообразительное, находит приют за небольшим сугробом, где пытается по-тихому слепить снеговика. Пострадали красные уши Баджи и его роскошная шевелюра. – Прекрати, Казутора! – А что? Мамуля поругает? – смеётся он, утрамбовывая кусок льда ему за шиворот. Тут-то терпение Кейске и лопается. Он валит друга на спину одной подножкой, садится сверху, тычет выпавшей сосулькой в губы: – Покажи всем свой талант! – мстительная улыбка Баджи слишком злорадна, – Пососи! – Конём ебись, потом проси! – зачерпнув полные ладони снега, парень швыряет его в лицо обидчику. Майки нехотя отрывается от своеобразного веселья и находит глазами Мицую. Он улыбается, приближаясь к нему со спины и опирается руками на плечи: – Вау. Это что, я? – Правда похож? Над волосами так старался… Повозиться бы ещё, а то чего-то не хватает, – Такаши хмурится и оглядывает набережную. Майки качает головой. – Не ищи далеко. Моей снежной версии не хватает друзей. Один Майки – это какой-то неправильный Майки, ты так не думаешь? Мицуя широко улыбается: – Ты абсолютно прав! – Эй, хватит шароёбиться! – рявкает Сано, – Вместе с Мицуей помогаем снежному лидеру найти друзей! – Да легко! – Баджи уже забыл, что ему было холодно в самых горячих местах, – Чур я леплю Казутору. Сделаю ему волосы из банановой кожуры! – А я твоему снеговику в рот сосульку вставлю с припиской: здесь был Чифую! – Да ты… ты, блять, соображаешь, что ты только что высрал?! — Баджи краснеет, как девица, – Мы с ним не… ой, идите вы нахер! – У тебя ща пар из ушей пойдёт! Дракен ломается, сгибаясь от хохота, и его заразительный смех поддерживают остальные. – Смотрите, не обмочитесь! – Предупреждение, что надо. Пойду ссать, – объявляет Пачин. – Спасибо за информацию, – хлопает глазами Казутора. – Только не отлынивай от работы! – предупреждает Майки, – Жду Кенчина в твоём исполнении. – Как два пальца обоссать. – А можно не надо? – стонет Рюгуджи. Когда время подходит к рассвету, на набережной стоят пять снежных копий основателей Тосвы. Оригиналы возвращаются домой уставшими, но счастливыми. Майки, видя своих друзей такими, всегда ощущает умиротворение, которое несравнимо ни с чем другим. Все гнетущие мысли уступают желанию чувствовать себя молодым и беззаботным. Ведь по факту так и должно быть. Только тени из прошлого давят на него. Он хочет победить это, найти в себе силы двигаться дальше. Но понимает, что бдительность необходима, если он хочет держать ситуацию под контролем. Возможно, более всего прочего, в этом мире его волнует только один человек. Его дорогой брат, который поступает невероятно нагло, то внезапно объявляясь, то беспричинно игнорируя. Шиничиро может бесить до страшного: каждый день у него в голове появляется новая идея, которая требует срочного воплощения – неважно, хреново получится или хорошо, – этот человек не видит разницы. Ему просто надо что-то делать, чтобы чувствовать себя живым. Сидеть на жопе ровно ему никогда не было достаточно.        За это его хочется любить ещё больше. Майки достаёт мобильник у ворот дома: «Я соскучился. Зайди ко мне, если будет время». И у него теплеет на сердце. Ответа Шиничиро пришлось ждать несколько часов. Судя по ошибкам в самых простых словах, становится понятно, что он был сонный и сам точно ответа не ждал. Стряхнув снег с влажных волос, он свободно входит в гараж брата. Это место пропитано чем-то зарубежным: в духе темнокожих реперов, Ланы Дель Рей и «Нирваны». Пластинки на стене, элитная коллекция стеклянных бутылок из-под колы на нижнем стеллаже, старый проигрыватель – Баджи как-то прикалывался, что пыль с него можно нюхать и тогда обязательно вставит. Под телевизором несколько ящиков – некоторые не задвигаются из-за количества инструментов вперемешку со всяким милым хламом. От личных дневников до камасутры. Есть и такие, которые посторонним не открыть даже под угрозой смерти: они забиты до основания женской обувью сорок третьего размера. Чёртов модник, у которого никогда не было девушки. Хозяин спокойно сопит, уткнувшись носом в подушку. Когда Майки подходит поближе, чтобы поднять одеяло, безжалостно сброшенное длинными ногами, Шиничиро резко открывает один глаз. – Ты так чутко спишь, – Сано умиляется, посмеиваясь, и едва касается пальцами встрёпанной чёлки, – Я тебя разбудил? Шиничиро неразборчиво мычит что-то вроде «маньяк», а Майки снимает с себя куртку и шарф. – Что бормочешь и не дрочешь? – Обнимашки, Манджиро? – Обнимашки! Майки плюхается, вообразив себя пушинкой, и плотно обхватывает брата за тёплую шею: слышит предсказуемый крик чайки. Месть удалась. – А-а-а, чёрт! Ты пиздец какой холодный! Жареный крот! Слезь! – Не-а, – с довольной улыбкой тянет он, – Ты меня морозил, сто лет не отвечал, теперь моя очередь. – Братец, ты… Шиничиро хнычет так натурально, что Манджиро решает сжалиться. С хитрой улыбкой заглядывает ему в глаза: – Что? – Ты идёшь нахуй, – строго объявляет приговор Шиничиро. От недоумения вперемешку с гневом на лице Майки хочется надрывно смеяться. Довольный провокацией, Шиничиро проявляет максимум усилий, толкая его с себя на пол и визжит, когда у него получается. Он прекрасно понимает, что расплата близко, поэтому тщательно кутается в одеяло. С головой. – Как будто тебя это спасёт, – ледяным голосом произносит Майки. Шиничиро пытается не заплакать от смеха.