Бледный, как лилия, в лазури васильков

⠀⠀⠀⠀⠀Хенджин остался и на следующий день. Он сидел за подаренным новым мольбертом на улице целый день, словно боясь, что если встанет, то вновь потеряет его навсегда. Он рисовал пейзажи новыми красками и кистями, замечая все прекрасное, что есть в этом мире. Настроение было просто превосходным, расслабленным. Хван то и дело благодарил Сынмина, уж Хенджин точно знает, сколько стоят подобные предметы. — Я рад, что тебе нравится, — тихо произносит Сынмин, словно боясь испортить настроение талантливого художника, — Почему ты нарисовал именно сад? — Хочу оставить это у тебя, — улыбается Хенджин, — Будет словно подарок за подарок. — На день рождения не принято дарить подарок за то, что тебе сделали подарок, — посмеивается Сынмин, — Но мне будет приятно, если эта прелесть останется у меня. Но почему тут лилия? — Лилия в лазури васильков, — поясняет Хенджин, — Так я подумал, когда увидел тебя впервые, Сынмин. ⠀⠀⠀⠀⠀Ким смотрит вопросительным взглядом. На самом деле, иногда Хенджин говорит глубокие и умные вещи, делает различные сравнения так, что их крайне сложно понять. Хенджин говорит несвязные, странные слова, но Сынмин знает, что в них определенно есть смысл. В любом выражении Хенджина есть смысл, он никогда не говорит что-то, не обдумав это. — А где Кками? — интересуется Хенджин, не замечая щенка нигде поблизости. — Я отвел Кками к Чонину, он сказал, что сводит его к лекарю, — Хенджин кивает, — Я должен знать, что он здоров, — Сынмин смотрит на картину еще раз. Все-таки ее смысл Сынмину не до конца понятен, но навыки Хенджина поражают. Кажется, он из тех, кого называют талантливыми во всем? ⠀⠀⠀⠀⠀Хенджин остается в саду до позднего времени, продолжая писать картину. Васильки заиграли новыми красками, на закате они прекраснее всего, но внимание все же привлекала лилия. Лилия — это цветок, что кричит о своей искренности и чистоте, но Хенджин знает, что лишь лилия может рассказать о самых чистых и искренних чувствах, о верной любви. Сынмин такой человек. Он — лилия, чист и прекрасен. Его любовь, на самом деле, — самое большое благословение, которое только можно получить. — Тебе пора бы заходить, Хенджин, — Сынмин смотрит на готовую работу, на которой Хенджин ставит свою уникальную роспись. Ниже, небольшими буквами, он пишет: « Для Ким Сынмина, моей первой любви, от навсегда твоего Хван Хенджина». Фраза вызывает тоскливую улыбку, но Сынмин счастлив. Искренне счастлив, что может в ответ назвать Хенджина своей первой и самой искренней любовью. — Я хочу нарисовать тебя, — Хенджин смотрит глубоко в душу, вынуждая Сынмина согласиться, — Позволишь? — Сейчас? — Да, — кивает Хван, — Ночью все другое. Ночью все особенное. Ты особенный для меня всегда, но я люблю рисовать ночью, потому что работы более наполнены чувствами. Знаешь, ночь — это время, когда кто угодно в этом мире способен оголить свою душу, и вот тогда я вижу истинную красоту, которую скрывает день. ⠀⠀⠀⠀⠀Сынмин кивает, давая свое согласие, потому что просто не может отказать Хенджину, когда тот так чувственно о чем-то говорит. Он будто полностью погружен с головой в свое дело, а Сынмину приятно, что он делится своим миром с ним. Хенджин открыл ему дверь в свое сердце и душу, приглашая не просто войти, а остаться там навсегда, как самая чистая и искренняя любовь в его жизни. Сынмин просто не может ему отказать, потому что сделал все то же самое, и Хенджин точно так же не может отказать. — Что мне стоит сделать? — Сынмин садится на стул напротив Хенджина. Тот удобнее усаживается перед мольбертом, глядя на Сынмина вдумчивыми, полными различных мыслей глазами. Сынмин не понимает его взгляда, но, кажется, взгляд сейчас говорит о многом одновременно. — Просто смотри на меня, Сынмин, — Хенджин, наконец, делает первые наброски, — Мне будет достаточно твоего взгляда. ⠀⠀⠀⠀⠀Сынмин смотрит на Хенджина неподвижно, кажется, словно не дышит. Дома без Кками оказывается гораздо тише, потому что раздается лишь звук кисти, скользящей по холсту. Сынмин вслушивается, а его душа мягко трепещет в ожидании. Кажется, Хенджин очень старается, вглядывается, иногда задумывается. ⠀⠀⠀⠀⠀Хенджин привстает из-за мольберта, отходит и внимательно смотрит то на холст, то на Сынмина. Он вглядывается, ищет причину, почему же сейчас ничего не получается таким, каким ему виделось в голове. Немного постояв, Хенджин подходит к Сынмину, опускается к его лицу и внимательно рассматривает. Он сейчас находится слишком близко к Киму, из-за чего тот очень хочет отвести свой взгляд. Глаза Хенджина громко говорят о том, что ему нужно сейчас смотреть в глаза Сынмина, нужно, как воздух, потому Сынмин и держится, продолжает пристально смотреть в ответ, на самом деле, ничего не понимая. Хенджин совершенно другой, когда рисует, наверное, поэтому это кажется Сынмину невозможным. ⠀⠀⠀⠀⠀Хенджин кажется Сынмину невозможным. Невозможно быть настолько притягательным, лишь держа в руке кисть. Нельзя быть настолько красивым, когда ты серьезен, но Хенджин может. Он притягивает взгляд Сынмина каждый раз, когда делает новый взмах кистью, но Ким не жалуется, ему это, и правда, нравится. Картины — это искусство с многовековой историей, но Хенджин — еще большее искусство, от которого Сынмин просто не может устоять. ⠀⠀⠀⠀⠀Сынмин слегка поддается вперед, оставляя поцелуй на губах Хенджина. Тот совершенно не удивился, лишь внимательно посмотрел. Его лицо расслабилось, стало более добрым, теперь он снова совершенно другой человек, но он все еще его самый любимый Хван Хенджин. Это никогда не изменится, Сынмин в этом уверен. — Что-то не получается? — аккуратно спрашивает Сынмин, все еще глядя Хенджину в глаза. Кажется, он заглядывает в самую душу. — Не могу передать твоей красоты, — признается Хенджин, слегка улыбаясь, — Не представляю, как художники пишут картины со своими возлюбленными, если видят их такими же прекрасными, каким я вижу тебя. ⠀⠀⠀⠀⠀Сынмин улыбается. Слова греют настолько, что задевают самую душу. После такого невозможно сдержать улыбки. Хенджин может творить, а такие неудачи могут быть лишь мелочью, спустя время он обязательно сможет написать картину с Сынмином, если ему захочется. ⠀⠀⠀⠀⠀Хенджин торопится, он очень хотел сделать картину прекрасной, чтобы оставить ее у себя. Он хотел сделать Сынмина именно таким, каким он его видит. С растрепанными волосами, счастливыми, блестящими глазами и розоватыми губами, которые так и хочется поцеловать. Хенджин бы повесил портрет в своей комнате, любуясь на него каждый день, когда будет особенно сильно скучать по пряному аромату чужого тела. Когда ты понимаешь, что больше никогда не увидишь человека, ты хочешь лишь запомнить его навсегда в своей памяти. Запомнить голос, кожу, глаза, лицо и привычки. Хочешь закрыть это в своей памяти так, чтобы никогда и ни за что не забыть. Поэтому Хенджин, сомневаясь в себе, хотел оставить Сынмина хотя бы на хосте у себя, чтобы никогда не забыть эти самые прекрасные и теплые глаза на свете. Глаза, которые он полюбил так сильно, что даже не вспомнит, кого бы мог полюбить сильнее. ⠀⠀⠀⠀⠀Долго не думая, Хван вновь целует. Хочется побольше таких воспоминаний, где они непозволительно близко друг к другу. За руку Хенджин поднимает Сынмина со стула, притягивает к себе ближе, оставляя руки где-то на талии. Он кладет руки на спину, прижимая его обеими ладонями к себе так сильно, что словами передать нельзя. Так хочется запомнить Сынмина, так хочется остаться с ним навсегда, в этом небольшом домике рядом с садом. Хочется быть тут целую вечность, быть с ним целую вечность. ⠀⠀⠀⠀⠀Сынмин отвечает, неумело и неловко, но старается быть как можно более уверенным. Он кладет руки Хенджину на плечи, притягивая его к себе так же сильно, как это делает Хенджин. Сынмину нравится чувствовать прикосновения Хенджина, нравится каждая его родинка, нравится каждая прядка волос, нравится, как он пахнет. Сынмину нравится в Хенджине все, но, кажется, его прикосновения — это самое лучшее, что чувствовал на себе Ким. Сынмин зарывается одной рукой в чужие волосы. То мягко проводит, то оттягивает с маленькой силой, а Хенджину нравится. — Я могу, Сынмин? — шепотом спрашивает Хенджин, отрываясь от поцелуя. Он тяжело дышит, а уши покрылись ярко-алым оттенком. Сынмин бы посмеялся над ним, если бы не выглядел сейчас точно также. — Можешь, — отвечает также тихо, притягиваясь к Хенджину снова.