Бледный, как лилия, в лазури васильков

⠀⠀⠀⠀⠀ Этим вечером Сынмин отыскал где-то далеко в старых вещах мамину любимую ткань. Отец рассказывал, что, когда они с мамой только познакомились, они часто приезжали в лес или на поляну, стелили этот плед, а потом проводили вместе весь день. Сынмин не мог смотреть на эту ткань из-за множества воспоминаний, которые, к сожалению, пришлось оставить, но сейчас она показалась ему самой подходящей. Он постелил ее и сел, опираясь позади руками. ⠀⠀⠀⠀⠀ Хенджин медлил не долго, лег Сынмину на ноги и стал рассматривать темнеющее над собой небо. Ким посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся, вновь поднимая голову. Солнце медленно опускалось вниз, создавая на небе самые прекрасные пейзажи, которые Сынмин только видел. — Вам нравятся закаты? — Сынмин спросил это так поэтично, словно вот-вот собирается начать размышлять о вечности жизни и тщетности небытия. — Кому не нравятся закаты? — улыбнулся Хенджин, замечая, что Сынмин тоже растянулся в улыбке, — Больше закатов мне нравятся только созвездия, звезды, луна. — Луна прекрасна, — соглашается Сынмин, кивая головой. Он сделал это не для Хенджина, он словно согласился сам с собой. — Что Вы любите, Сынмин? — Хенджин внезапно задает вопрос, к которому Сынмин был не готов, — Чем Вы увлекаетесь? — Сложно сказать сразу, — улыбается Сынмин, — Мне нравится готовить, мне нравится учить детей чему-то новому. Иногда я помогаю учителям в школах, потому что они не справляются с детьми. — Любите детей? — Очень, — Сынмин говорит это так, словно это смысл его жизни, а понять это дано не всем, но Хенджин лишь улыбается и кивает головой, — Это единственная причина, по которой я помогаю этим детям учиться чему-то новому. — Ты учишь их сражаться, — поясняет Хенджин. — Нет, — резко отвечает Сынмин, — Я бы никогда в жизни не позволил детям их возраста держать оружие без надобности. Это не беспричинное желание научить их сражаться за жизнь и забирать ее у других людей, может быть, совершенно неповинных, таких же молодых, как они сами. Жизнь — страшная вещь, Хенджин, их не спрашивают, хотят ли они на самом деле такой реальности, просто есть кто-то выше и властнее, чем простое население. Нам не дают выбора, это принуждение или вынужденная мера. Война — это страшно, это не то, чему стоит учить маленьких, совсем юных детей, они еще слишком малы, слишком наивны, слишком.. В общем, я не хочу, чтобы они знали, какая жестокость присуща этому миру на самом деле. Вы ведь понимаете, о чем я говорю сейчас. ⠀⠀⠀⠀⠀ Хенджин недолго молчит. Эта тема была очень важна для Сынмина. Его лицо стало чуть серьезнее, но грусти в нем было гораздо больше, чем злобы. Он спокойно наблюдал за последними бардовыми волнами, которые медленно стекали вниз, словно разводы красок, утягивая за собой темно-синюю пелену. — Мы слишком близко к дворцу, Хенджин, мы всегда будем в опасности, пока в мире существует война. Мы будет в опасности, пока правители стран решают проблемы исключительной жестокостью и кровожадностью, — негромко добавляет Сынмин, — Они еще лишь дети, но они пришли ко мне со словами о том, что хотят защитить своих мам и сестер. Они хотят защищать их, а не просто сражаться. Для меня, для сына человека, который защищал меня и мою маму, это веская причина. Я не мог помочь ни отцу, ни матери, я даже себе бы не смог помочь в их возрасте, понимаете? ⠀⠀⠀⠀⠀ Хенджин почувствовал эту разницу. Сражаться, потому что тебе нравится этот вид искусства — это одно, но сражаться, потому что на этом свете есть кто-то, кто ни за что не сможет защитить себя сам — это совершенно разные вещи. Сынмин не любит войны, не любит кровь, воинов он тоже не любит. К восемнадцати годам он возненавидел отцовское оружие, острые мечи и кинжалы, он всей душой хотел, чтобы отец избавился от них, достал из старого шкафа и просто выбросил, сжег, изломал напрочь. Жить и знать, что в доме тихо таится оружие, что каждую ночь шепчет голосами убитых, невыносимо. Сражения забрали у маленького ребенка отца, и Сынмин благодарен, что не на веки вечные. Сражения забрали у одного любящего мужчины его любимую женщину, войны всегда что-то забирают, а причины у войн слишком ничтожны по сравнению с жизнями людей, которые теряют все, что так сильно любили. Хенджин не имеет права что-то сказать, потому что все прекрасно понимает. Он знает, из-за кого и как начинаются войны. — Поэтому Вы стали учителем? — Сынмин кивает, — Очень благородно. ⠀⠀⠀⠀⠀ Сынмин снова кивнул. — А Вы? — внезапно спрашивает Сынмин, — Не хотите ничего рассказать мне о себе? Мы знаем друг друга слишком мало, я бы хотел узнать о Вас побольше, пока у меня есть время. — Надо подумать, — улыбается Хенджин, — Я все детство был маленьким, противным ребенком, которого учили жизни слишком рано, — Хенджин пожимает плечами, — На войну, в которой наша страна победила, меня привел отец. Он показал мне поле боя, показал сотни мертвых людей. Тогда он сказал: «Сражайся, если не хочешь умереть», поэтому на следующий день я пошел заниматься, учился до тех пор, пока не смог старажаться со стражей короля на равных. Потом я стал сильнее. — Сколько тебе было лет? — Сынмин явно был шокирован такими рассказами. Это не вяжется в его общее представление королевской семьи, где все лелеют единственного наследника, чуть ли не переодевая его самостоятельно. Хенджин был уж слишком отстраненным, словно не оттуда. Он не выглядел избалованным принцем, что визжит, словно животное, из раза в раз, когда что-то идет не по его плану. Он самостоятельный, зрелый и эмоциональный, будто не родной в своем собственном доме. — Мне было 10, когда меня привели на войну, — Хенджин говорит так, словно это из ряда повседневности для каждого десятилетнего ребенка. Сынмин догадывался, что Хенджин привык к такому, потому что отец в его историях далеко не положительный персонаж, хотя про отца Хван говорит очень редко. Даже интонация в голосе звучит с осуждением и нервозностью, сухо, отстраненно, с каплей стыда. — А было ли что-то хорошее? — Сынмин прикасается руками к темным волосам. — Была мама, — Хенджин смотрит Сынмину в глаза, и Ким понимает, что тема не самая приятная, какой могла бы быть. Сынмин знает это на собственной шкуре, потому что чувствует то же самое, когда говорит про родителей. Он не стыдится, нет, не презирает, он слишком опечален, просто-напросто отказывается принимать реальность, вот и все, но у Хенджина другая история. Более печальная, с ничтожно грустным концом, — У них был такой же брак, какой хотят устроить мне. Мама родила меня, а когда я был маленьким, она оберегала меня от всех. Мне сказали, что в то время никто и никогда не отправлял ко мне служанок, потому что мама делала все сама. ⠀⠀⠀⠀⠀ Хенджин смаргивает слезу, но улыбается. Воспоминания о маме заставляют его плакать каждый раз, и это то, что никогда не изменится. — Мамина подруга пришла во дворец всего раз, она говорила с кем-то из стражи. Рассказала, что мама была долго влюблена в другого мужчину. Еще до отца она была в него влюблена, но они были вынуждены расстаться. Лекари тогда сказали, что мама заболела, потому что много переживала. Сейчас я ее прекрасно понимаю, Сынмин, думаю, она была очень несчастна. Они никогда не любили друг друга, я боюсь той же участи. — Ты не умрешь, Хенджин, — Сынмин проводит рукой по волосам, поглаживая, — Ни за что, — Сынмин улыбнулся самой теплой улыбкой из всех, которыми только умел улыбаться. — Почему? — Потому что, если потребуется, я умру за тебя. ⠀⠀⠀⠀⠀ И Хенджин понял, что значат эти слова. Сынмину не нужно было громко во всем признаваться, он сделал это в нужный момент. За это Хенджин и любит Сынмина, безумно сильно любит его.