"Разведка боем"

— …то есть ты в течение десяти лет слышала, что Бруно живёт, блин, в стене. — Ну и что тут такого? — Счастливая Долорес нанизала на шпажку кусочек манго, папайю, ананас и отняла у опешившего Камило виноградинку. — Я же никому не говорю, что происходит в твоей комнате, hermano! — Но я не живу в стене! — Замечание про комнату Камило предпочёл пропустить мимо ушей: когда ты четырнадцатилетний мальчишка, ты и в самом деле не хочешь, чтобы хоть кто-нибудь слышал звуки из твоей комнаты. — Тебя в этом ничего не смутило?.. — Ну, он странный. — Долорес легко сняла языком все фрукты со шпажки и продолжала говорить с набитым ртом. — Мало ли, зачем ему это надо. — Ха! То есть если я уйду… — Да что ты пристал ко мне! — Долорес всплеснула руками и чуть не опрокинула напиток Камило. — Куда хочешь, туда и уходи, мне-то какая разница! — О, Господи Бог мой, моя сестра говорит, что ей наплевать на… — О-о-о, Господи, боженьки-боженьки, он идёт сюда! — Откуда? — Камило заозирался: вокруг было много народа. — Ты услышала его шаги? — Да! Угол слева, он стоял с бабулитой и… — Нам надо срочно отойти! — Куда?! Я вижу его голову! — О нет, он близко! Отвлеки его на себя! — Зачем?! Камило, ты — защитник семьи! За то время, пока Бруно, сутулящийся и смущённый всеобщим вниманием к себе, подошёл к столу с закусками, Камило сменил несколько обликов; теперь он стоял в образе своей матери и нервно теребил край жёлтого шёлкового платья, а Долорес… Ну, она не Камило и не могла мимикрировать под кого-то другого, так что ей оставалось стоять на месте и нервно вертеть бокал с пузырчатым красным вином. — Привет, — беззвучно прошелестел тихий голос Бруно. Долорес собралась убегать, но Камило незаметно удержал её руку, выдал ответное приветствие неестественным громким голосом, а ещё засмеялся так, как никогда их мать не смеялась. Но Бруно это нисколько не смутило; он подошёл к столу, долго выбирал, что взять, затем полез грязными руками в тарелки и поочерёдно пробовал то одно, то другое, то вообще третье и одновременно с первым. Это его поведение не смущало ребят — не сильнее, чем сам Бруно, который, сконфузившись под взглядом сестры, наконец набил кесадилью и, роняя её состав по дороге, пополз куда-то в тёмный одинокий и мрачный угол. — Обошлось, — сказал Камило. — Обошлось, — подтвердила Долорес. Они, не глядя друг на друга, вытянули шеи в сторону ушедшего Бруно, который наконец уполз ото всех подальше и выложил у самой стены схваченные кусочки мяса и фруктов. — Чего он делает? — удивлённо спросил Камило. — Хм. Кормит своих крысок, — произнесла Долорес так легко и непосредственно, как будто бы ничего странного в поведении Бруно не наблюдалось. — У нас живут крысы?! — Да, и много. Я часто слышу, как Бруно с ними разговаривает. — Он разговаривает с крысами?! — Ну а чем бы ты занимался, живи ты один в стене? — И ты мне не сказала ни слова! — Пеппита, дорогая, что нам не сказала малютка Долорес? — Феликс провальсировал к парочке и обхватил Пеппиту-Камило с такой силой и нежностью, с которой привык обнимать свою супругу. На лице Пеппы-Камило выступила краска, да и Долорес покраснела до самых кончиков очаровательных ушек. — М-м-м, пап… — О чём вы тут секретничаете без меня? — подмигнул Феликс дочери. Но этой заминки хватило, чтобы Камило смог скинуть его руку с плеча. Ну… попытаться это сделать. — Феликс, имей совесть, на нас же дети смотрят! — Пеппита, дорогая. — Рука вернулась, где была, да ещё ущипнула Камило за худое костлявое плечо родной матери. — Наша дочь уже не ребёнок. Она же выходит замуж! — Пап, это Камило. — Что? — Камило, недобро сверкнув глазами в сторону сестры, принял свой облик, и отцу немедленно пришлось отпрыгнуть от него. — Чёрт тебя дери, Камило, с этим не шутят! — Ну прости, захотел ещё вина, — Камило озорно подмигнул и утащил за собой Долорес, прежде чем Феликс сообразил, что делать и не надавал озорному сыну по шее. К Бруно тем временем подошла Мирабель; он заметно оживился и начал с ней о чём-то разговаривать. Его голос, тихий в другое время, повысился и даже стал громковатым: по всей видимости, десятилетняя изоляция от людей убивает любые базовые социальные навыки. Но даже в этот момент на него было любопытно смотреть: как порхают его руки, как сверкают глаза, как толстенькая крыса держит в лапках куриное мясо и покусывает его крошечными, но острыми зубками. Камило и Долорес всё ещё боялись подойти к нему поближе. Но продолжали следить за ним — как за самой интересной частью их праздничного ужина в честь открытия Каситы. — Как ты думаешь, они?.. — Нет! Фу на тебя! — Долорес чуть не прокричала эти слова, настолько она была возмущена словами брата. — И потом, Мирабель пятнадцать! — И что? Мне тоже пятнадцать, но я… — Ты поцеловался единственный раз! — М-м-м, я опытный чертяка, правда? — И ты был в облике Антеро! — Ну я не виноват, что у него такая красивая подружка! — Камило, дорогуша, опыт — это не когда девушка целует тебя в щёку, а потом бьёт со всей силы по черепу… — Смотри, Антонио подошёл! Антонио и в самом деле приблизился к Мирабель и Бруно. Бруно наклонился к мальчику, хотя по его виду было заметно, что он чувствует себя неловко. Мирабель заговорила — представляла Бруно и Антонио друг другу. Долорес и Камило смотрели на них, не отводя глаз. — И как он не боится? — Рядом с ним ягуар. За Антонио есть кому вступиться. — Ну да. Да и представлял я этого Бруно куда более зловещим… — Ага, двухметровым. — А сколько в нём? — Ну, он не выше дяди Агустино. — Ты думаешь? Давай сравним! — Нет, давай не будем!.. Ох, Камило! — Ну как? Я выше или нет? — Сам подходи и узнай! — Ты что? — Камило немедленно принял свой собственный облик. — Я, между прочим, с ним почти не знаком. — Как будто мне он знаком! Камило, мне было восемь, когда он ушёл! — А мне пять! — Четыре. — Ну четыре! Просто так к незнакомому человеку не подходят! — С каких пор ты стал таким застенчивым и стеснительным? — Просто ты плохо думаешь обо мне и не видишь мою скромную ранимую натуру. — О боже, он гладит Антонио по голове! — Матерь божья… От него не перепрыгнут вши? — Камило! — Ну он десять лет жил в стене и общался с крысами! — Камило, у нас две ванные. Он может приходить и мыться тайком. — Да? А по виду и не скажешь. — Камило! Долорес воскликнула слишком громко, и теперь все, даже Бруно с Мирабель, обратили на них внимание. Правда, как посмотрели, так и отвернулись: ничего интересного брат с сестрой не показывали и просто стояли посреди толпы. Впрочем, не все потеряли к детям Пеппиты интерес. — Что у вас такое случилось? — Ничего, ничего, бабушка! Всё хорошо! — Правда? По виду Долорес и Камило нельзя сказать, что всё было хорошо. Впрочем, так они выглядели всегда, когда бабушка интересовалась их делами: бабушку они, конечно, любили, но старались по возможности не посвящать её в свои дела. У Долорес и Камило были одинаково широкие радостные улыбки, но они и оттопыренный большой палец Камило не внушали доверия — да и не выглядели счастливыми, если уж говорить честно. В любое другое время бабушка бы подозрительно сощурилась и оставшееся время внимательно бы следила за своими внуками. Но сегодня был особенный день; да и, кажется, речь Мирабель действительно на неё повлияла. Долорес и Камило старались узнать у кузин, о чём же бабулита разговаривала с Мирабель, но те строго хранили тайну. Даже от таких близких людей, как Долорес и Камило. Один раз Изабелла чуть не проболталась, но, как некстати, появилась настоящая Луиза, так что Камило пришлось делать ноги: с Луизой не пошутишь. А уж с Изабеллой и подавно. — Ну и слава Богу, что всё хорошо. Вы мои молодцы. И бабулита удалилась, оставив внуков с раскрытыми от удивления глазами и застывшими в воздухе руками. — Что. С ней. Такое. Произошло, — наконец вымолвила Долорес. — Может, мы сможем узнать у Бруно? — Камило посмотрел в сторону дяди. — Поверить не могу, что ты ничего не слышала! — У меня не было никаких сил! Да и как бы я услышала, позволь узнать? Когда падает дом и стены рушатся! — Ладно-ладно, я просто удивился, — Камило примирительно поднял руки. — Смотри, Антонио идёт! Их внимание резко переключилось на младшего брата, который также шёл к столу с закусками. Пропустить Антонио было невозможно: звери любили его и старались сопровождать как можно чаще. Правда, очень часто в его свите появлялись крокодилы, но он их не боялся: они его не трогали. Хотя бабушка просила их в дом не брать. Камило и Долорес подхватили брата с двух сторон, окружив и не дав возможности уйти. Ягуар заворчал, но Антонио жестом приказал ему замолчать. — Ну как? — спросила Долорес. — Как он… — Он хороший, — твёрдо сказал Антонио. — Он очень мягкий и добрый. И он видит, что вы на него смотрите. — Кто смотрим, мы? — театрально удивился Камило. — Попробуйте. Просто подойдите к нему. Он правда хороший. И Мирабель ему очень помогла. — Антонио освободился из ослабевших рук брата с сестрой и направился к столу. — О, личи! Нет, Туки, не ешь!!! — Ну что, пойдём? — осторожно спросила Долорес брата. — Ты же слышала их разговор. Он правда не говорил ничего жуткого? — Ну… — Долорес прерывисто вздохнула. — Нет, ничего. — А вши у него бегают? — У меня не настолько хороший слух, Камило! — Ладно. — Камило взял из рук сестры бокал с вином, залпом выпил его и поставил на край столешницы. — Идём вместе. Если что, отступаем к кухне. …но отступать не пришлось. Бруно не стал их любимым дядей, да и в разговоре повисало слишком много неловких пауз. Камило и Долорес в самом деле очень плохо его помнили и находились под впечатлением от его прошлого образа, который, как теперь выясняется, не имел с ним вообще ничего общего. Сам же Бруно отвык от общения с людьми и теперь очень полагался на Мирабель, которая, хвала ей Божья, старательно знакомила дядю с кузенами и наоборот. Не было ни шуток, ни смеха: просто робкий разведочный диалог людей, которые когда-то потеряли друг друга, а теперь искали способ друг друга же найти. — Подумать только, — произнёс Камило, когда вечер уже кончился, Долорес убиралась вместе с другими, а он старательно доедал оставшиеся сладости. — Он всё-таки не двухметровый. — И вшей я не услышала, — констатировала Долорес. — Хороший человек! — Да, пожалуй, что и хороший, — согласился Камило. Антонио же сидел в своей комнате-джунглях и крутил из тростника новую фигурку своей семьи, далеко не первую по счёту, но первую — в новой комнате нового дома: прошлые исчезли вместе с Каситой. Тростник удивительно подходил для образа Бруно. Другие получались не так хорошо; да и тростник — материал куда хуже, чем глина, дерево или овечья шерсть. Но Бруно получился узнаваемым и похожим. Следующая по счёту была Мирабель.