Противоположный склон

Ветер наотмашь бьëт по лицу, шершавый и мокрый, не освежающий, а противно холодный и мерзкий. Зря он открыл окно: можно было смотреть и через стекло, а лучше - просто выключить свет и задвинуть шторы, лечь спать или посмотреть тупую ванильную романтическую комедию, чтобы отвлечься, срываясь на бездарных актëров, от происходящего за окном. Но от одинокого силуэта на краю крыши не оторвать глаз, потому что слишком это всë похоже на излишне драматичную кульминацию чьей-то придуманной в горячке истории, слишком ломает привычные рамки нормального. Это нереалистично, преувеличенно острая вершина горы, которую рисовали на уроках литературы, напоминая каждый раз: "Если в рассказе будет удачно написанный ключевой момент, то читателю захочется увидеть и противоположный склон". Человек, неподвижно застывший у низкого хрупкого ограждения, - лучшее, что можно было придумать для увлечения читателя. И он - читатель - жадно глотает страницу за страницей в поисках намëка на развязку, подгоняет пролетающие синхронно с каплями за окном секунды, каждая из которых может решительно разрубить клубок событий. Посыплются ниточки, и ужас или радость смещаются с облегчением: наконец-то кончилось. Можно будет даже простить несчастливый эпилог, если таковой окажется в центре спутанной словесной пряжи. По высокой серой тени, запрокинувшей голову будто в немом вопросе к безмолвному свинцовому небу, равнодушно хлещет дождь. Капли переливаются в свете ярких ломаных молний, превращаясь в ослепительные серебряные искры. Плащ вьëтся у ног своего хозяина, его волосы перебирает разбушевавшийся шторм. Громоотвод где-то позади, похожий на неумело скрученный кусок проволоки, шатается и дрожит в страхе перед своими обязанностями, не стыдясь близкого взгляда невольного свидетеля его малодушия. "Какое к чëрту малодушие, это же просто железка, - думает прилипший к окну Чуя, с трудом поднимая тяжëлые веки. - Я слишком увлекаюсь мелодрамами и чувствами, неспособными на существование. Перебрал в школе с олицетворениями". Кончика носа неприятно касается холодное стекло, почти тут же затуманивающееся от тëплого резкого выдоха, вместе с которым вылетает белëсым паром всë возможное для человека удивление пополам с болью. Конечно, надо проверить ещë раз, дождавшись второй яркой электрической вспышки. Она расколет рыхлую серую вату, заменившую обычное спокойное небо, и подсветит голубизной, похожей немного на ртуть, силуэт напротив. И пока Накахара ждëт, нет никакого смысла паниковать, ощущая, как удушливо заходится сердце, а раскалëнные лëгкие становятся пустыми и плоскими. Несколько резиновых, с противным привкусом химической тянучки минут в монотонном внешнем мире не происходит ровно ничего. Только две маленькие капли соревнуются в скорости на стекле. Они становятся линзами для вспышки. Одно мгновение человек на крыше выделяется на фоне бетона и туч - и тут же почти без следа пропадает опять, превращаясь в безликую нечëткую тень. Но визуального образа и не требуется: единственный зритель мысленно дорисовывает всë нужное сам и распахивает окно, отшатнувшись от ветра и водной стены. Чуя хочет крикнуть, но из лëгких не выжать воздуха и силы даже на писк, и он, застыв, стоит с приоткрытыми губами, пока дождь щедро поливает его волосы. "Пожалуйста, посмотри вниз, заметь меня! " Силуэт на крыше слышит. Безнадëжно сломанный фонарь, приободрëнный молнией, вдруг оживает и образует островок тëплого оранжеватого света. Тускло и несмело, едва заметно среди полновластно затопивших город синевы и серости, но достаточно, чтобы Накахара проклял только что законы электричества и неведомую силу воли проводки, вернувшую лампочку к жизни. Ему не нужно было видеть, как самоубийца, щурясь, смотрит в его окно. Как презрительная улыбка, адресованная всему бренному миру, сменяется чем-то непонятным, похожим на тихую безнадëжную грусть. Как невнятно кривящиеся в полумраке губы выговаривают: "Чуя". Когда они разошлись, на удивление хладнокровно и спокойно, безмолвно договорились: никакой слежки, теперь у каждого своя жизнь. Он не мог знать, что напротив избранной им для ухода крыши случайно окажется светящееся в полтретьего ночи окно - окно Накахары. Чуя не мог знать, что привлëкший его внимание очередной самоубийца ему знаком. Один проделал долгий путь до безлюдной и унылой окраины, где никто не задерживается с отходом ко сну позже полуночи, другой по чистой случайности не находится сейчас в каком-нибудь баре. Накахаре хочется прыгнуть туда и, пройдя через невидимую воронку, угодить в прошлое. Чтобы висящие сейчас плетьми руки поймали его и удержали на ногах, поправили сползшую под немыслимым углом новую шляпу и, подняв за подбородок, заставили посмотреть в знакомое лицо. Он рассмеялся и сказал что-то о том, как жутко его новый напарник напился. Назвал, посмеиваясь, рыжиком, но пьяный в стельку Чуя уловил в привычном издевательстве какие-то новые нотки. В голову ударил алкоголь, на задворках медлительного сознания возникла идея, которая в трезвом виде Накахару пугала и одновременно притягивала, как всë запретное. То, что могло бы остановить слетевшего с тормозов мафиози, уже давно безропотно сдалось вину. - Ммм, Осаму... В первую секунду в голове Дазая полыхнуло ослепляюще ярким пламенем, и руки на талии податливого и почти безвольного Чуи он, отвечая на поцелуй, сомкнул чисто машинально. "Один раз, да? Просто подыграю. Нужно вызвать такси и отвезти его куда-нибудь". Накахара, из последних сил стиснув Осаму коленями и уткнувшись лицом в его плечо, безвольно висел на напарнике, тяжело дыша и пытаясь двигаться находившимися в состоянии ваты бëдрами навстречу толчкам. Чуя горел полыхавшими скулами, красными пятнами на ключицах, прилипшими ко лбу рыжими завитками и невидящими полузакрытыми глазами, тихими бессильными стонами. Осаму пропустил тот момент, когда собирался остановиться, списав странное поведение на чрезмерное количество выпивки, и ни капли об этом не жалел. Его пальцы обжигались о каждый сантиметр тела, покорно подстраивавшегося под рваные, беспорядочные движения Дазая. Он словно утратил способность думать, видеть и чувствовать что-то кроме Накахары. А потом обоих накрыло. Следующим утром они целовались в душе в квартире Осаму под струями воды неизвестной температуры, и Чую с кружившейся от всего последующего головой несли на руках до комнаты, предварительно бережно завернув в полотенце. Всë это плавно перетекло в обыкновенную жизнь. Только она была намного, намного ярче и прекраснее того, что было раньше, в те невероятно далëкие и странные времена, когда Дазай не сматывал бинты, влюблëнно глядя на хмурого Накахару. Когда Чуя не путешествовал по общей квартире на руках, будучи одетым в чужую длинную рубашку и ничего более. Когда у него не было возможности внезапно влезть на стол напарника, изящно подогнув ноги под себя, и отложить любые дела на неопределëнный срок. Но теперь настала другая пора, которая, казалось, обязательно продлится вечность. Рыжик вальсировал по кухне, что-то тихо и хрипло напевая - Осаму вдруг зачем-то поймал его, нежно усадив себе на колени. Накахаре, внезапно съëжившемуся, ничего так не хотелось, как выплакать всю нахлынувшую грусть куда-нибудь в шею Дазаю. Вместо этого он, заехав в первую попавшуюся запустелую квартиру, тихо осел на пол. Ресницы ловят капли дождя, стекающие по щекам вперемежку со слезами, и Чуя знает: прыгать туда, навстречу, поздно и бесполезно. И дело не в том, что он не долетит по законам физики. Но Осаму не поднимает глаза в небо, а, не отрываясь, смотрит на своего зрителя с непонятной надеждой, которой тут же пропитывается отчаявшийся Накахара. Вылететь из дверей, пронестись, перепрыгивая ступеньки, по пяти пролëтам и пробраться на крышу здания напротив, поймать самоубийцу за полу, развернуть к себе... А там - будь что будет. Будет как в баре почти четыре года назад: Дазай поймëт, что от него нужно, без слов и обязательно выполнит безмолвную просьбу своего Чуи. "Надень", - подаст ему плащ, поможет надеть и возьмëт за руку, словно ничего не случилось. Скажет какую-нибудь глупость и быстро коснëтся губами макушки. Может, не слушая негодующие выкрики " Пусти! ", понесëт вниз на руках и в такси положит его голову себе на колени. " Подумать только, какое совпадение... Ну что ж, всë позади. Как насчëт кое-какого необычного удовольствия сегодня? " Накахару прошьëт током от этого непринуждённого предложения в присутствии водителя, потому что рыжик знает: он будет гореть и плавиться в руках Дазая. Своего Дазая, который вернулся вместе с бинтами и пошлыми намëками. Можно легко и быстро всë исправить, прямо сейчас и прямо здесь! В голове Чуи, лихорадочно вскочившего с подоконника, всë уже как прежде. Он, ладонью смахнув со лба целое ведро дождевой воды, дëргает ручку пустующего десятиэтажного офиса и решает выглянуть за дрожащий под порывами ветра металлический козырëк бывшего главного входа. Осаму, как огромная серая птица, плавно наклоняется и срывается с края. Накахара чувствует, как каждую клетку тела заполняет свинец, подозрительно холодный для жидкого, вязкий и тяжëлый. Через несколько обыкновенных человеческих секунд, не мучительно длинных и не коротких, он узнаëт, что кровь бывает по-настоящему чëрной. Он смотрит, как она постепенно покрывает все его пальцы, внимательно, замерев, наблюдает за самой последней каплей - и больше никогда не находит в себе силы ни оторвать взгляд, ни двинуть хотя бы крошечным мускулом.