Жажда

― Я тут подумала, ну, и… кое-что должно измениться, Драко. Но я готова попробовать еще раз. ― Что? Пэнси шла за ним всю дорогу из Главного зала и загнала в угол в пустынном коридоре третьего этажа. ― Мы. Я готова дать нам еще шанс. Драко не слишком хорошо позавтракал. Он просто… сидел и придумывал причины не верить. Причины, почему она ошибается. Пялился через весь зал на Грейнджер. Поттер сидел к нему спиной, а Уизли лицом, и убийственного презрения в его глазах с лихвой хватало для того, чтобы опустить, отвести взгляд. Но Драко только переводил его обратно на Гермиону. В ожидании, что она поднимет глаза. Ни разу. Она ни разу не взглянула на него. ― Драко, ты меня слушаешь? Пэнси раздраженно уперла руку в бок. Во всем ее облике было что-то отчаянно уязвимое. Весьма необычно для шлюхи вроде нее. ― Да, слушаю. ― Ну? «Что ну? Это что, шутка? Ты последнее, о чем я думаю, Пэнси. Честно говоря, настолько последнее, что не уверен, что мысль о тебе вообще когда-нибудь придет мне в голову». Драко вздохнул. ― Слушай, Пэнси. С чего ты взяла… ― Я заметила - в последнее время с тобой что-то не то. В общем... ты такой несчастный, Драко. Наверное, из-за того, что мы поцапались. ― Что? ― Знаешь, мне тоже плохо. Вот я и думаю - нам просто надо попробовать помириться. Естественно, кое-что придется изменить, но… ― Заткнись, Пэнс, ― пробормотал Драко, мотая головой. ― Просто, пожалуйста. Заткнись. ― Он чувствовал себя выжатым, как лимон. Если бы это было в любой другой день. Если бы Драко не был так переполнен кипящим неверием. Потерян, без остатка, без нее. Грейнджер. Тогда бы он расхохотался, на весь коридор. Из-за того, что Пэнси могла вообразить, что их отношения значат для него больше, чем стакан тыквенного сока за завтраком. Каковой, если честно, не значил почти ничего. Разумеется, она надулась из-за того, что ей не дали договорить, и, как всегда, требовала объяснения – молча, поджав губы. ― Ты несешь чушь, ― сказал Драко. Коротко и ясно. ― Извини, что? ― Брось, Пэнси. Ты и я? Это была просто е*ля. ― Я пытаюсь дать тебе шанс, Драко! ― она кипела от ярости. Драко снова помотал головой. ― У меня нет на это времени. Извини. ― Ты извиняешься? Он обдумал это. Да. Да, ему было жаль. Разве не странно? Ему было плевать на ее чувства. Они его не заботили, как заботили бы порядочного человека, но ему все равно было жаль. Потому что больше всего на свете хотелось, чтобы все было иначе: почти хотелось чувствовать все это к Пэнси, а не к Гермионе. Как все было бы просто. Как удобно. ― Да, Пэнс. Я извиняюсь. Пэнси выглядела так, как будто ее ударили по лицу. ― И за что конкретно ты извиняешься, Драко? ― выплюнула она, ― За шлюху Грейнджер? Давай, скажи это. Как будто я раньше не знала. Как быстро она об этом заговорила. Драко пришло в голову, что Пэнси с самого начала предполагала, что будет послана. ― У меня к тебе нет никаких чувств, Пэнси. Придется смириться. ― Отвечай на вопрос, Малфой! Он хотел. Действительно, честно хотел. Швырнуть правду ей в лицо, здесь и сейчас. Зная, что она раззвонит по всему миру. Малфой и грязнокровка. Разве может быть больший позор для его имени? Хотя, какая разница? Наверное, это все равно убьет его, рано или поздно. "И да, я хочу ее. Засунь это в свою немерянную пасть и проглоти, Паркинсон". ― Я уже сказал. И не собираюсь повторять. ― Что? Что ничего нет? Думаешь, я поверю? После всего? ― Если честно, мне насрать. Мне уже все равно, Пэнси. Ну когда ты это поймешь? Я тебе никогда не докладывался, и не собираюсь. У нас с тобой никогда не было ничего, кроме секса. ― Ты сказал ее имя. ― Что? ― Той ночью, ты сказал ее имя. ― Какой ночью? ― Когда вернулся с собрания префектов. Ты злился, помнишь? Сказал мне заткнуться. Ничего не говорить. Развернул и нагнул на кровать. Зачем? Чтобы не видеть, кто это? Чтобы можно было представить, что я – это она? ― Может, мне просто нравится эта поза. ― И когда ты кончил, ты прорычал его. Ее имя. ― Может, тебе послышалось, Пэнси. Не приходило в голову? ― Мне никогда ничего не слышится, Малфой. Ты представлял, что я – это она. Да. Представлял. И только сейчас это понял. Но не мог признаться. И не только из-за собственного позора. А почти. Почти из-за Грейнджер. Если это выплывет наружу. То уничтожит их обоих. ― Зачем ты это с собой делаешь? ― голос почти бесстрастен, в голове пустота. ― Если так уверена, что я сказал имя другой девки, с какой радости хочешь дать нам еще шанс? Я думал, ты не потерпишь пренебрежения, Пэнси. А кто попробует – тому не поздоровится. Так зачем? Мгновение она колебалась. Потом, кажется, нашла слова. ― Это имеет смысл. То, что мы вместе. Мы чистокровные, Драко, а чистокровные не должны путаться со всякими прочими. Он был полностью согласен. Совершенно не должны. Но почему-то делал это. ― Тогда почему не кто-то еще? Я не единственный чистокровный в школе, Пэнс. ― Ты отклоняешься от темы. ― Нет. По-моему, это ты отклоняешься. ― Но все всегда думали, Драко. Все и всегда – что мы с тобой предназначены друг для друга… «Кто, ради Мерлина?..» ― … и ты должен жениться на чистокровной. Мы на седьмом курсе, Драко. Твое время истекает. Драко почти рассмеялся. И одновременно его почти стошнило. ―Жениться? Мы? ― Это желание твоего отца. ― Нет. Он никогда не высказывался прямо. И, если ты не заметила, он умер. И тогда. Крошечная иссохшая часть его сознания шепнула. Что, может, он и умер, но все равно знает. А Драко ухитрится предать все, к чему стремился всю жизнь. ― Но… ― По-моему, этот разговор окончен, Паркинсон. Пора бы уже двинуться дальше. ― Ты не можешь… Не с ней… ― Пэнси замолчала. Шмыгнула носом и отступила. Медленно, - в тень у противоположной стены. Помотала головой. В ее голосе была такая боль, что Драко вздрогнул. ― Ты делаешь большую ошибку, Малфой, ― пробормотала она. Он почти слышал слезы, струящиеся ее по щекам и звенящие в голосе. ― Я понятия не имею, что происходит. Но знаю одно. Ты пожалеешь. Вы оба пожалеете. «Да. Поздравляю, возьми с полки пирожок». - Он уже жалел о каждом из бесконечной вереницы образов Грейнджер, не выходящих из головы. И, черт возьми, будьте уверены, она тоже жалела. Сожаление было таким невыносимо острым, что Драко почти чувствовал его вкус на языке. Не то, чтобы это его останавливало. Что угодно из этого. ― Последний раз говорю. Не знаю, о чем ты. ― Ну. По крайней мере, насчет одного ты прав. ― И что же это? ― Каждый, кто перейдет мне дорогу, заплатит. Драко сжал зубы. ― Это угроза, Паркинсон? ― Ты сломал мне жизнь, ублюдок. Он посмотрел в потолок. ― Я в этом искренне сомневаюсь. ― Но и свою – в чертову тучу раз больше. Драко резко взглянул на нее. Потому что - несмотря на то, что он знал… Пусть твердил себе это каждое утро, и каждый вечер, и каждую минуту в промежутке - услышать это вот так, сказанным вслух другим голосом, непохожим на голос отца… его сердце сжалось. Он сломал себе жизнь. В самом деле? Грейнджер разрушила его гребаную жизнь. И, наверное, почти довольна собой. Почти. Преподав ему урок. Напоив Драко его собственным ядом. Такого никому не пожелаешь. Невозможно, просто немыслимо. Потому что… да, он жесток и ему нравится жестокость… но это - слишком грубо, гнусно, и словно пропитано, насыщено ненавистью, и любовью к ненависти, и тягой к ее телу. Полный пи*дец, куда хуже, чем все, что мог сотворить с кем-то Драко. Сильнее любой магии, какой он когда-либо осмеливался пользоваться. Почти неодолимее законов отца. Неписаных правил его жизни. И, кажется, так и должно быть - судя по тому, насколько оно им противоречит. ― Не говори, что великому и ужасному Драко Малфою нечем крыть, ― съязвила Пэнси. Драко все еще смотрел на нее, хмурясь, чуть наклонив голову на бок. Он не ненавидел Пэнси. Просто она его жутко раздражала. А сегодня, этим утром, помешала его неверию. Залезла в голову большой жирной ложкой и взбила мозги в еще больший чертов гоголь-моголь. Всё те последние слова. О разрушении. Драко думал о Грейнджер, о том, как она ошиблась, что этот кошмар не кончился, потому что дыра у него в груди никуда не делась. И он все еще задыхается из-за нее. Он думал об этом всю ночь. Все предыдущие ночи. Три – с тех пор, как они в последний раз разговаривали. Казалось, тысячи - с тех пор, как целовались в последний раз. И мысль о ней отвлекла его от размышлений о себе. О том, каким он стал ничтожеством. Почти наверняка Пэнси права. Он уничтожен. ―Может, когда ты наконец поймешь своей тупой башкой, что между нами все кончено, ― прорычал Драко, - слова скребли по поверхности мозга, заглушая мысли. ― Мы опять сможем стать друзьями, Пэнс. До тех пор. Оставь меня, на х*й, в покое. Оставь меня, на х*й, в покое, как она. Пэнси помотала головой. ― Знаешь, что хуже всего? ― прошептала она, лицо все еще в уродливой тени. ― Возможно, она даже не хочет тебя. ― Ты что, глухая? Я сказал, уйди. ― Он почти удивлялся, почему сам до сих пор не ушел. Почему его тело считало, что ему необходимо это услышать. ― Спорим, я права, а, Малфой? Она не хочет, чтобы ты испортил ее идеальные благопристойные юбочки, и из-за этого ты лезешь на стену и на х*й сходишь с ума. Ты поэтому такой в последнее время? ― Заткнись, Паркинсон. Или я не уверен… ― Быть отвергнутым грязнокровкой. Ниже некуда. ― Ты не поверишь, до каких глубин я дошел, ― огрызнулся Драко. ― С тобой путался, например. ― Не обманывай себя! ― рявкнула она, ― Не притворяйся, что я для тебя ничего не значила! ― Ты для меня ничего не значила. ― Я знаю, что это неправда. ― С чего ты взяла? ― Потому что это продолжалось четыре года, Драко! ― Большую часть которых мы оба трахались с кем попало. ― Нет. Большую часть которых ты трахался с кем попало. Последний год, Драко? Только ты. ― Не смеши мои тапки, Паркинсон. Ты даже не скрывала. Никто из нас не скрывал. ― Ну, я врала, ― выдохнула она. ― Врала, потому что не хотела, чтобы выглядело так, будто я влюблена. Драко недоверчиво уставился на нее. ― А ты уверена, что не врешь прямо сейчас? ― Да, Малфой. Возможно, пару раз я и давала кому-то после того, как отсосу, но в последний год ты единственный, с кем я доходила до конца. Единственный, с кем я занималась любовью. Драко почувствовал, что ему не хватает воздуха. ― Какого?.. Я с роду не занимался с тобой любовью, Пэнси. Даже не думал, что ты знаешь такие слова. ― И ошибся, не правда ли? ― И не я один. Могу поклясться могилой отца, что ни за в жизни не стал бы заниматься с тобой любовью. ― Ну, разумеется, ― издевательски протянула она. ― Наверное, вся жизнь заполнена попытками забраться в грязные трусы Грейнджер, а? ― Как скажешь. ― Все равно. Можешь грубить, сколько хочешь, Драко, но даже ты не можешь отрицать, что мы были связаны. Больше, чем ты когда-нибудь будешь со своей тупой грязнокровкой. «Больше? Ты не представляешь. Нет ничего больше». ― У нас ничего не было. ― Ты не любил меня? Может, хоть чуть-чуть? Это даже не приходило тебе в голову? Где ты была в последние годы, Пэнси? Он – Малфой. Он не умеет любить. Даже если захочет, - говорил он себе, - не сможет. Сын мертвого Пожирателя Смерти, насиловавшего, калечившего, пытавшего, убивавшего. Его не учили ничему другому. Он научился ненавидеть даже любовь матери. Сжимался от нее. Объятия, поцелуи, – и не так, как смущенно жмется большинство сыновей. А так, как учил отец. Спросите Драко о любви, и все, что он сможет сказать – что любил только один раз. Отца. И это его полностью уничтожило. ― Драко? ― ее глаза мерцали. Надежда, отчаяние, ожидание – в крошечном отблеске света. ― Что тебе еще сказать? ― прошипел он, ― Ты была не больше, чем дырой для е*ли, Пэнси. Драко сам вздрогнул от своих слов. Потому что в этом жестком отказе было что-то знакомое. Что-то - в ней, стоящей перед ним вот так и вдруг сникшей от его слов… у него перехватило дыхание. Он что, никогда так раньше не делал? Разве это так уж невозможно? Потому что, кажется, с Пэнси у него получилось. ― Извини, ― вырвалось у него. ― Я не хотел. Драко не знал, что вызвало такую реакцию. Его предыдущие слова, или его извинение. Пэнси шмыгнула носом. ― Я… я больше не знаю тебя, Драко, ― сказала она надтреснутым голосом. Извини, ― повторил он. ― Почему… почему ты не можешь просто… просто выбросить ее из головы? ― Пэнси шагнула вперед. На щеках темные пятна, глаза припухли. ― Ты сказал… сделал… столько ужасного, Драко, но я могу… забыть. Обо всем этом, может быть. Я попытаюсь. Только… разве ты не помнишь, что у нас было? Он помотал головой. Ему это не нравилось. То, как она унижалась перед ним. Никто, никогда не должен быть в таком отчаянии. Как он. Как он – из-за Грейнджер. Его сердце защемило из-за боли Пэнси. Потому что у этой боли вдруг оказался такой знакомый вкус. Мерзкий и грязный. От которого невозможно избавиться. ― Не мучай себя, Пэнс, ― буркнул он, ― У нас ничего не было. Не трать слез. ― Как ты можешь так говорить? Потому что он медленно цепенел. Потому что стоять перед ней было все равно, что перед зеркалом. Кусочек отражения капли его боли. Драко почти. Симпатизировал. Вдруг. Так быстро, что даже странно. Почти сопереживал. ― Я просто… просто не думаю, что нам надо продолжать отношения, Пэнси. ― Почему? ― Слезы из глаз. ― Что бы там ни было… ― Нет, не надо… ― Нет, это ты не надо, Малфой! ― выкрикнула она, и глубоко вздохнула, широко раскрыв глаза. ― С чего ты взял, что она захочет тебя, Драко? ― Пэнси… ― Откуда ты знаешь, что она тебя не пошлет? Она подруга Поттера, забыл? Мы их ненавидим. Ты их ненавидишь. ― Я в курсе. И – да, ненавижу. ― Так что изменилось, Драко? Что, к дьяволу, изменилось? «Не знаю. Никогда не знал. Никогда не узнаю. Просто изменилось. Так сильно, что с тем же успехом так могло быть всегда. И тебе надо держаться от меня как можно дальше, потому что это то, что бы делал я, если бы меня не переклинило. Ушел бы, и никогда не возвращался». ― Ты ошибаешься, Пэнси. Грейнджер тут не при чем. Еще более странно. Он снова делал это не столько для себя, сколько для Гермионы. ― Докажи. ― Не могу. ― Ты знаешь, что можешь. Только один раз. ― У Пэнси был такой опустошенный голос, что Драко почувствовал тошноту. И в то же время то, о чем она просила… на мгновение… показалось почти убежищем. Почти говорило - просто закрой глаза и сделай это. Только один раз. И представь мягкие кудри, темные глаза, книги, и перья, и ноги под столом – вызывающие такое жгучее желание и искушение. ― Драко? Тихий голос. И он открыл глаза, потому что пока он думал, пока размышлял, они закрылись, оставив его в темноте с теми яркими картинками – ее. Грейнджер. Как всегда. ― Просто уйди, Пэнси, ― почти беззвучно прорычал он. ― Просто сделай себе одолжение и исчезни. ― Почему ты не можешь… ― Уйди. Немедленно. А то сделаешь в тысячу раз хуже. Она посмотрела на него. На лице проступало опустошение, как гниль на дереве. Оно сказало все, что Драко хотел выкрикнуть. Проорать Гермионе. Я не верю тебе и ненавижу тебя. Я хочу тебя. И не могу быть с тобой. Почему. Ты не понимаешь, каково мне.» Пэнси повернулась, чтобы уйти. ******* Гермиона перевернула страницу. Сколько дней прошло с тех пор, как они в последний раз разговаривали? Три? Три дня, как она сказала ему, как оно теперь будет. Без вариантов, без исключений. Кончено, раз и навсегда, и еще раз, чтобы без ошибок. В конце концов, она же Гермиона Грейнджер! Вот к чему она стремилась последние несколько недель. Снова стать собой. Здраво рассуждать, здраво мыслить и поступать благоразумно. А из всего, что есть в мире благоразумного... она и Малфой занимали последнее место. Вот самое главное, о чем ни в коем случае нельзя забывать. Никогда. Потому что без здравого смысла от нее ничего не останется, говорила она себе, а Драко так далек от благоразумия, морали, здравомыслия, что лучше держаться от него… подальше. И это… имело больше смысла, чем любая страсть, когда-либо опалявшая ее тело. В конце концов, он хотел решить проблему. И она дала ему решение. Без языков, и прикосновений, и выворачивания наизнанку. Ответ прост. Все. Конец. Гермиона перевернула еще страницу. Неважно, что он сказал. О том, что остановился, потому что ему было не наплевать, о том, что что-то изменилось. Она ненавидела это, но не могла не думать о том, что ей показалось, когда он задыхался, горел, дрожал над ней… что было в его взгляде. Раньше она бы постаралась выбросить это из головы… его победа… но теперь, после тех слов, его слов, оно вернулось и крутилось, непрерывно проигрывалось у нее в голове. Ну и что. И пусть - до тех пор, пока воспоминание не потускнеет настолько, что она не сможет вспомнить, в каком коридоре они разговаривали… … все равно. Что бы там ни было. Что бы оно ни было, лучше держаться от него подальше, как и от Малфоя. Она знала, что плохо себя чувствует. Хуже чем плохо. Мертвой. Но она придет в себя - все справляются. Это не конец света. Борьба не будет долгой. Все кончено. Самое трудное позади: сказать ему. Увидеть его глаза. Его. Малфой. Драко. Ничего-ничего... скоро у нее пропадет желание плакать, слыша это имя, - когда подступают слезы, пересыхает в горле и невозможно отдышаться, потому что воздуха словно не хватает. Словно каждая частичка ее сердца разрывается от боли. В конце концов, наплевать, потому что в конце концов его не будет. Еще одна перевернута. Страница пятьдесят девять. ― Ты вообще читаешь? Гермиона рывком подняла голову. Она почти забыла, что сидит в гриффиндорской гостиной, а не у себя. Она скучала по тишине, но так надо. По крайней мере, пока ей опять не станет все равно. ― Да, а что? Гарри пожал плечами. ― Ты не водила глазами. ― И? ― Не знаю. Она помотала головой и опять уставилась в книгу. Козел. Перевернула еще страницу. ― Но ты только открыла ее, ― не отставал Гарри, явно веселясь. ― Предыдущую страницу. Ты не читала. Гермиона раздраженно подняла глаза. ― И? Что с того? Я уже раз десять прочитала этот учебник от корки до корки, Гарри, - заведомо больше, чем ты. ― Я просто пошутил. ― Не надо. ― Успокойся. ― Извини? Рон торопливо проглотил шоколадную лягушку. ― Заткнись, Гарри, ладно? ― проворчал он, бросая на него многозначительный предостерегающий взгляд. «Наверняка намекает на что-то, о чем они говорили пару дней назад». ― Прости, ― пробормотал Гарри, поворачиваясь к огню. ― Думаю, это было явно лишнее. ― Тебе в самом деле стыдно, или ты просто думаешь, что должен извиниться, потому что Рон на тебя так посмотрел? Черт. Да что с тобой, Гермиона? Она и не представляла, насколько разозлилась. Явно преувеличенная реакция, и… ― Как посмотрел? ― защищаясь, спросил Рон. ― Не трудись, Рон, ― нахмурилась она, ― Уверена, ты рассказал Гарри про то, какая я в последнее время нервная. ― Хотя он мог бы и сам заметить. ― Знаешь? Скажи ему, чтоб был со мной поосторожнее. ― Но Гермиона… ― Рон не мог справиться с изумлением. Гарри тоже. Она захлопнула книгу. Гарри дернулся. ― Я извиняюсь, потому что мне стыдно, Окей? ― он украдкой взглянул на Рона. Гермиона была уверена, что сейчас этот взгляд говорил – ага, то самое время месяца? ― Прекратите, вы оба! ― Что прекратить? ― два голоса, с равным замешательством. Странно. Все это. Внезапная потребность ни с того ни с сего столкнуть их лбами. Возможно, Гарри и заслужил, чтобы ему как следует врезали, но Рон? Рон ничего не сделал. Тогда почему ей хочется сбежать от них? Почему тянет в собственную гостиную? ― Я просто хочу побыть в тишине и покое, ясно? Или я слишком многого хочу? ― Нет, ― быстро сказал Рон, не давая Гарри раскрыть рта. ― Извини, хм… Миона. Но она помотала головой и вздохнула. ― Мерлин. То есть. Я просто… знаете. Через два дня этот Бал, и я немного нервничаю. ― Естественно, ― кивнул Рон. «Естественно, - повторила она про себя. - Ты – лживая сука, и когда-нибудь они об этом узнают». ― Джинни отдала тебе платье, которое купила? ― Гарри сделал отчаянную попытку сменить тему. ― Да, ― короткий кивок. В памяти мелькнуло что-то кремово-белое. Гермиона тогда быстро запихнула длинное платье в шкаф, чтобы ее не стошнило прямо на него. ― И? ― Оно чудесное, ― соврала она. Хотя так и было. Только, к несчастью, ему не повезло ассоциироваться со всем, что относилось к тому вечеру. Вечеру, когда ей придется войти под руку с Малфоем. Когда все ее безупречные планы превратятся в великолепную кучу осколков у ее ног. Наверняка. Потому что Гермиона не была дурой. Она мечтала сохранять равнодушие, но сейчас это было возможно только вдали от него. А Бал был не вдали. Он приводил ее прямиком к нему. Да, мне показалось, оно милое, ― согласился Рон. ― Хотя немножко похоже на свадебное. Гарри скорчил рожу. «Нет. Не думаю, что и вам нравится идея, что я буду выглядеть, как невеста Драко». ― Я его еще не мерила, ― промямлила Гермиона. Почему-то ей все еще хотелось уйти. ― Но померяю. Как-нибудь. Надо было сходить в Хогсмид и купить его самой. Разумеется, она бы сделала это. Если бы была кем-то другим. Перспектива похода по магазинам за платьем возбуждала большинство девчонок так же, как и сам Бал. Это обостряло предвкушение, позволяло строить планы, действовать. А она сказала: «извини, Джинни, не сегодня. Придется поймать тебя на слове и попросить купить мне платье. Все равно, какое». И протянула галеоны. Джинни нахмурилась, посмотрела на нее так, как будто никогда и ни за что на свете не сможет понять, какого черта Гермиона не хочет пойти. «Потому что это напоминает мне о Бале, Джинни. А Бал - о Малфое. А это вытаскивает на поверхность все, что я пытаюсь упрятать как можно глубже. Его язык, руки, то, как он почти погрузился в меня. Поэтому я не могу, Джинни. Извини. Потому что готова ухватиться за малейшую возможность представить себе, что его не существует». Рон поежился и угрюмо бормотал: ― Я так рад, что не придется опять надевать ту уродскую мантию. Она совершенно испортила тот Рождественский Бал. Худший вечер в моей жизни. ― Все еще обвиняешь мантию? ― ухмыльнулся Гарри. ― И совершенно справедливо, ― не сдавался Рон, исподлобья глядя на него. Гермиона хотела что-то добавить, ввернуть по поводу прошлого Бала - они с Гарри не уставали дразнить Рона по этому поводу. Но почему-то не могла найти слов. Не было сил даже на то, чтобы улыбнуться. Да. Похоже, настал момент, когда ее полностью поглотила депрессия. Высосала все, что могло хоть как-то согреть сердце. Гермиона поняла, что пора уходить, - с тех пор, как кончились уроки, отвлечься больше не удастся. Даже с лучшими друзьями. По крайней мере, не сейчас, как это ни печально. ― Я так устала… Рон, Гарри… пойду-ка я к себе. Осторожный и проницательный взгляд Гарри. ― Еще только полседьмого. Гермиона пожала плечами. ― Я знаю. Наверное, приму ванну и пораньше лягу спать. ― Разумно. Но перед тем как встать, перед тем, как собрать вещи и выпрямиться, Гермиона всем сердцем пожелала, чтобы там не было Малфоя. Готового сдобрить словами трехдневный урожай отчаянно жалких взглядов. Взломать молчание. ******* С ней было бы лучше. Это-то Драко знал. То, как она двигалась под ним несколько дней назад, сводило с ума. Как его сны. Да. Грейнджер двигалась так же, как в его снах. Нет. Лучше. Так, как будто знала их, и играла свою собственную роль, - забралась к нему в голову и позволила отыметь ее там. Извиваясь под ним. Вот так. И если он закроет глаза, позволит этому поглотить его, то почти сможет отключить достаточно света, и боли, и «не то, не то, не то», чтобы потеряться в ее глазах, вообразить ее тело, сжимающееся вокруг него. ―Драко! Но не тогда, когда она говорит. Не тогда, когда Пэнси произносит его имя. ― Заткнись, ― выдохнул он, двигаясь в ней с такой силой и скоростью, что слова почти потерялись. … Она стояла в общей гостиной Старост. Слезы на щеках, глаза все еще красные и припухшие. Пароль. Она знала его с тех пор, как он затаскивал ее cюда, чтобы перепихнуться. И вот она здесь, готовая умолять об этом. Но Драко не поддавался. Она могла быть кем угодно. Но она – не Грейнджер… Ее юбка сбилась вокруг талии. Он не хотел, чтобы она снимала форму. Так можно проводить параллели. Просто смотреть на блузку, воображать, что слизеринский галстук… это его галстук, и она надела его для него. Предательство. Грязное предательство Гриффиндора, и все – для него. Драко издал хриплое, низкое горловое рычание. Стал двигаться резче... Она стонала под ним, и он ничего не мог поделать, кроме как попытаться, отчаянно попытаться мысленно изменить этот звук. Сделать выше, мягче, как у нее. А потом – громче, потому что хотел заставить ее кричать. ― Кричи для меня… ― задыхаясь, проговорил он, хватая ее запястья и удерживая у нее над головой. Вколачиваясь в нее с такой силой, что сыпались искры из глаз. Взгляд все еще прикован к блузке. Его галстук. … Раньше, когда он увидел ее. Долю секунды думал, что это Грейнджер, стоит у камина, ждет его, чтобы сказать, что передумала. Поняла, что ничего не может поделать, что падает. Как он. Но он ошибся. Это было как удар в живот, такой сильный, что почти захотелось сплюнуть кровь. И когда Драко сказал ей «нет», опять «нет», что-то мелькнуло. Ярость, разочарование, уныние, отчаяние и мука свернулись в клубок в горле. Это не Грейнджер. Но ему было нужно что-нибудь. Что угодно. Выдумка. А это идея. Использовать ее. Ну не ублюдок ли он? Гермиона не хочет тебя, а эта девчонка - хочет. Так воспользуйся этим, как с детства учил отец. Оно, конечно, и рядом не лежало, но хоть что-то... Единственная проблема, что это «что-то» было не то. ― Драко...! ― всхлипнула она, потом громче. Полувыкрикнула, ударившись головой о стену в изголовье кровати. Он вытянул было руку, чтобы защитить ее, затем убрал. Что он делает, это же Пэнси. Всего лишь Пэнси. Он так ненавидел ее за то, что это именно она сейчас под ним, что пусть хоть разобьет себе голову. И ей это нравится? Нравится, когда ее трахают с такой силой, что она вот-вот порвется? Знает ли она… представляет ли, как будет себя чувствовать после? Когда он вышвырнет ее и снова кончит… на этот раз без нее, но с теми же фантазиями. Наверняка знает. И раз так - она в таком же отчаянии, как и он. Оба, вместе, - е*ля как способ избавится от безысходности, чуть прикрытой возбуждением. Он отвлекся. Возбуждение ослабевало. Надо опять забыть, забыть, с кем он, и представить на этом месте ту, кого надо. …Он сказал: «Пэнси, я не люблю тебя». Кивнула, слизнув слезу с губ. Она поняла, и Драко обрадовался, - потому что когда он сказал «иди наверх», ее глаза не загорелись. Она только сильнее заплакала. Но все равно пошла, и он знал, знал это чувство, - когда все, что угодно - лучше, чем совсем ничего. А он сдался, просто потому что что еще оставалось? Потому что целый день, с тех пор, как Пэнси оставила его наедине с теми мыслями, все, что он хотел – почувствовать ее еще ближе. Грейнджер, конечно. Только сильнее хотел прикоснуться к ней, цепляясь за крошечную возможность что, может быть, если бы он взял ее, раз и навсегда, для него бы все кончилось. Он бы освободился, и смог начать склеивать разбитые куски жизни. А потом он понял. Что это перешло все границы разумного, и уже ничего не возможно исправить. Все не так, как надо. Так почему не взять первую попавшуюся девчонку и не отыметь до бесчувствия? Нипочему. Невозможно исправить – помнишь? Может, ей даже не будет больно. Может, ей будет все равно. А хорошо бы и тебе тоже. Закрой глаза и представь… Мускулы Грейнджер пульсировали вокруг него. Он был все ближе. Наклонил голову и укусил ее в плечо, оставляя отпечатки зубов сквозь блузку, прокусывая кожу. Но эта блузка… в ней было что-то не то… какая-то химия. Сильные духи. Обожгли язык. Драко отшатнулся. Веки Пэнси дрожали, ногти скребли по его спине, длинные, наманикюренные, совсем не такие, как надо. Он так и не поцеловал ее, и не собирался. Он ни за что не приблизится к ее губам, потому что это разрушит всю с таким трудом создаваемую иллюзию. Вдребезги разобьет - потому что ничто не сравнится с тем, как он целовал Гермиону. Ничто – с тем, как она отвечала ему. Грязно, жарко, отрешенно. Нигде нет ничего подобного. Даже в горе Пэнси, когда он сильнее сдавил ее запястья и смотрел, как лоб покрывается тонкой пленкой пота. Мерлин, Пэнси, прости. Но я ненавижу, что это ты, а не она. Ее тихий взгляд. Смертельно. Длинные ресницы. Без этих губ, блестящих, увлажненных ее языком, маленького носа, тонких волос, пылающих щек. Я хочу Грейнджер. Она – единственное, что я хочу. Наклониться и лизнуть ее шею, то место, где бьется пульс, чтобы он бился мне в рот, и провести зубами по коже. Попробовать грязь и красоту. А ты – чиста и отвратительна. Ты – все, что хотел для меня отец. Ты не сравнишься с ней, не сравнишься с тем, что ощущали мои пальцы, вытянувшиеся внутри нее, горячей, влажной и тесной. Кончая, Драко вышел из нее. Наклонив голову. Сжав зубы. Мелко, резко дыша, хватая воздух. Кончил ей на юбку, на простыни, на ее раскинутые бедра. Должен был. Не мог кончить в нее. Просто… безнадежно непонятно. Почему, ради Мерлина. Но не мог. Грустно. Печально, но не мог. Широко раскрытые глаза Пэнси. Гораздо шире, чем раньше. И рот. Приоткрыт. ― Ты… ― Она задохнулась, замолчала, сглотнула и снова открыла рот. ― Ты опять сказал это. ― Что сказал? ― спросил Драко, с усилием закрывая глаза, вдыхая как можно глубже, чтобы сдержать резкий приступ тошноты. Желудок никогда не позволит ему кончить с Грейнджер. Переступить через то, насколько это неправильно. ― Ее имя. Драко рывком поднялся с нее и повалился на спину, тяжело дыша. ― Нет, ― пробормотал он, отлично зная что, почти наверняка, так и было. ― Сказал. Он опять слышал отголоски слез в ее голосе. Мерлин. Чего она ожидала? Наверняка уже должна была понять, что, даже если Драко все отрицает, он врет. Все врет. Он врал только словами. Чувства были ясны, как день. Не то, чтобы он пытался их от нее скрыть. Пэнси села, торопливо натягивая трусы и прошипела: ― Ты ублюдок. Она что, раньше не знала? Наверняка знала. ― Я никогда тебе этого не прощу. «Нет, наверное, не простишь»... ― и тогда Драко посетила запоздалая мыслишка, а кончила ли она? Он ничего не почувствовал, но ведь запросто мог и не заметить. Не очень-то он о ней и думал. А если она не кончила – тогда поздравляю, Драко, ты совсем свихнулся из-за этой суки Грейнджер. Ему вдруг почти захотелось проверить, узнать у Пэнси, да или нет. Банально, бессмысленно, и все же что-то, чем можно заполнить молчание. Так он и сделал. ― Ты?.. ― начал он. ― Что я? ― выплюнула она, вскакивая с кровати. Пригладила волосы и оглянулась в поисках туфель. Нет. Он не будет спрашивать. Зачем? Оно ему надо? ― Понравилось ли мне? ― прошипела Пэнси. ― Типа того. ― Какое тебе дело, Малфой? ― Срываясь на крик, засовывая ноги в туфли и подбирая сумку. ― Я не она, правда? Не та грязная куколка, которая спит у тебя за стенкой. Тебе хорошо дрочится на нее, Малфой? Ходишь в ванную, чтобы прижать ухо к двери и послушать, как она дышит? ― Пошла ты, Пэнси. ― Не волнуйся, ― рявкнула она. ― Я ухожу. Драко еще лежал в постели, пытаясь отдышаться, а дверь его спальни уже открылась и тут же захлопнулась с такой силой, что могли вылететь стекла. Обдав его дождем осколков. Они оба знали, чем это кончится. Пэнси не была дурой. Но это капельки не уменьшило боль, которая с мстительным бешенством билась у него в голове. Драко лежал и размышлял. Если подумать, вся эта чертовщина, которая творится с его телом – просто шутка. Большая толстая уморительная шутка. Последние десять минут, проведенные с Пэнси, принесли что угодно, кроме удовлетворения. Сокрушительное разочарование, но чего он еще ожидал, только не заталкивая многосущное зелье ей в глотку? А самое смешное. Отыметь Пэнси – единственное, что он за последнее время сделал правильно, по-отцовски. Но придется напрячься, чтобы перестать ненавидеть каждую минуту этого. Обхохочешься. Или это, или тот кошмар, что он, безусловно, предпочел бы трахаться с грязнокровкой. Может, в глубине души Драко считал, что быть внутри кого-то, помнить, что кто-то все еще так сильно хочет его ― поможет. Всплыть на поверхность, глотнуть воздуха; хоть немного освежит голову. Если бы хоть какая-то частичка его еще помнила, что в жизни есть что-то еще, кроме Грейнджер, Драко смог бы осознать всю глубину своего падения. Потому что так и было. Он знал, что пал, низко, погребен под толстым черным слоем земли в глубине собственного мозга, но не знал, насколько. Было не с чем сравнивать – в голове не осталось ни капли разума. Одни дикие крайности. Тяга к ее темной красоте против воли отца. Который, наверное, убил бы его за все, что произошло в эти последние несколько недель. Не то, чтобы Драко это заботило. Он все еще был Малфоем. Все еще ненавидел грязнокровок. Все еще понимал, что за все сделанное, за все, что он делает сейчас, наказание было едва ли не важнее выживания. И, Мерлин. Он так устал. Эта история уже потеряла прелесть новизны. Но все еще продолжалась. И тут Драко услышал внизу крики. Громкие, злобные, визгливые вопли, складывающиеся в слова. Пэнси. И есть только один человек. Только один, кто может быть сейчас внизу с ней. Драко вскочил так резко, что у него закружилась голова. ******* Гермиона застыла, едва войдя в комнату. Она слышала их, громкие, тягучие, ядовитые стоны, сочащиеся через потолок. Его имя, снова и снова. Почти крик. Малфой. И кто-то еще с ним, какая-то девица, мечущаяся на простынях, в то время как он трахал ее с такой силой, что, казалось, слышно, как сталкиваются кости. Если бы у Гермионы хватило присутствия духа, чтобы справиться с собственным телом, она бы развернула его и вытолкнула за дверь, вывела прочь отсюда. Закрыла уши руками и выбросила из головы память об этих звуках, без остатка. Сделала так, чтобы они растаяли. Превратила в блаженное неведение, как будто никогда и не слышала; не было внезапного тугого узла боли в горле, шока, на миг прервавшего стук чего-то кровавого и мерзкого в груди. Но ее не случилось рядом, чтобы забрать себя. И поэтому пришлось стоять там, и слушать, почти упав, привалившись спиной к стене. Но почему? Почему слушать эти звуки так больно? Почему то, что он вернулся к заведенному порядку и снова начал трахать всех, кто пожелает, стало такой неожиданностью? Что она думала? Что что-то в его словах, в том, как он смотрел на нее, значило, что он не сможет прикоснуться к кому-то еще? «Твою мать, ты дура, тупая сука. Такая наивная. Ты сказала ему, что все кончено, и, опаньки – он принял это. Три дня, и он пришел в себя. Потому что, Мерлин, это то, чего ты хотела. Не забудь - это как раз то, чего ты хотела». И Гермиона повторяла это себе снова и снова, и стояла там, постепенно сходя с ума. Не в силах двинуться, не понимая зачем, и постепенно ее сердце снова разбивалось на куски. Она ненавидела себя за это. Ее глупое сбрендившее сердце. Какое ему дело? Она обещала себе, что выздоровеет, что придет в себя. А сейчас ее как будто окатили ледяной водой, так что она едва могла дышать. И Гермиона осталась. До тех пор, пока не кончились слова, не стихли приглушенные стоны и отравленные вопли восторга. Она хотела уйти – как только сможет передвигать ноги, чтобы они унесли ее отсюда, назад к Гарри и Рону, наверх в ее комнату, прочь, в морозный воздух ночи. Все равно, куда. Как только сможет двигать ногами. «Шевелись. Пожалуйста, просто уйди». И она почти ушла. Честно, могла поклясться жизнью. Уже уходила, убегала, мечтая, чтобы каждый дюйм черепа взорвался, и можно было начать сначала, но тут поднялся крик. И стало совершенно ясно, что там Пэнси Паркинсон. Это она кричала его имя, содрогалась под его голым телом, смаковала его язык, его пот и, да, Мерлин, да, Гермиона все еще страшно ненавидела его. Ненавидела их обоих. Она не могла разобрать слова, даже не слышала, отвечал ли он вообще, но не могла себя заставить перестать надеяться, что он ее выгонит. Выкинет. Скажет, что она для него ничего не значит. Такое же ничто, как сама Гермиона. И тут, так же неожиданно, как яростный хлопок двери малфоевской спальни, Пэнси слетела вниз по ступеням: лицо в пятнах, красная, униженная и подавленная… …прямо туда, где сейчас стояла Гермиона. Заметив ее, Пэнси замерла. Ага. Если когда-нибудь и было самое время уйти, самое время пошевелить своими чертовыми ногами. Гермиона повернулась, помедлила, и повернулась в другую сторону, направляясь к себе в спальню. ― Стой, ― рявкнула Пэнси голосом, кипящим от злости. Гермиона обернулась, медленно. Глаза Пэнси были как две узкие щелки, не разобрать, открыты или нет. Мерлин, она никогда в жизни так ее не ненавидела. ― Полагаю, ты хотела сказать «постой, пожалуйста», ― огрызнулась Гермиона, и вдруг почувствовала что-то странное. Потому что, еще раз взглянув на Пэнси, поняла, что эта девчонка плакала. Весь день. Возможно, всю неделю. И сейчас не время ее провоцировать. ― Надеюсь, ты счастлива, ― пробормотала Пэнси, грубо проводя по щеке тыльной стороной ладони и сильнее размазывая черные пятна. ― Не знаю, о чем ты, ― невнятно ответила Гермиона. А сердце кольнуло от внезапного точного понимания. ― Я ненавижу тебя, ― выдохнула Пэнси. ― Я уже говорила? ― Да. ― Значит, говорю еще раз. Гермиона уставилась на нее. Ей расхотелось уходить. Потому что что бы Пэнси ни бросила в нее - она поймает. Поймает и швырнет обратно: рассудительно, умно, раздражающе спокойно. Она знала, как Пэнси это любит. И она заслужила это, после… что бы оно ни было. Когда она слушала те звуки… только… что, наверху с Малфоем. Она бы задушила Пэнси, чтобы заткнуть. Нет, она не уйдет. Выяснит, почему она должна быть счастлива, а Пэнси выглядит так, как будто хочет убить ее на месте. Неважно, что она и так знает. ― Ты хотела что-то сказать, Пэнси? ― Не строй из себя дуру, ты, идиотка, ― выплюнула та. ― Прошу прощения? ― Сколько ты тут торчишь? ― Гермиона заметила, что Пэнси подошла на шаг ближе. ― Только вошла. А что? ― То есть, ты нас не слышала? «Так громко – я вас почти чувствовала». ― Слышала что? ― Меня и Драко. Мы сейчас так классно, мощно потрахались, Грейнджер. Гермиона сглотнула. ― Какая жалость. Я это пропустила. ― Но это еще не все. ― Нет? ― Нет, ― Пэнси подошла еще на шаг. ― Есть небольшая проблема… Гермиона не хотела спрашивать, в чем дело. ― …ты. Но все равно получила ответ. Она. Она была проблемой. Драко… что-то… в какой-то момент… думал о ней. Это одновременно ужасало и извращенно радовало. Гермиона потрогала палочку во внутреннем кармане. Секунда, не больше, на то, чтобы достать ее. ― Возможно, тебе стоит уйти, Пэнси. ― Не раньше, чем ты признаешься, ― Ее раздраженное лицо вблизи казалось еще краснее. ― Драко молчит, но я и так знаю. Но если ты произнесешь это ― обещаю, что не сделаю тебе слишком больно. Гермиона почувствовала, как у нее пересохло во рту. ― Не понимаю, что ты имеешь в виду. ― Ты ведь спишь с ним? ― Голос Пэнси слегка сорвался. ― Я не… И тут она взорвалась. Гораздо раньше, чем могла предположить Гермиона. Потому что временами она замечала крошечное сходство между собой и Пэнси. Они обе как можно дольше стараются сохранять спокойствие. Не исключено, что для Пэнси это просто тактика. Для Гермионы – проявление зрелости. Как правило. ― Заткнись! ― завопила Пэнси. ― Не отпирайся! Ты – грязнокровная шлюха, Грейнджер, и попадись кто-то вроде Малфоя… Да ты умолять будешь! Притворяешься скромненькой правильной школьницей! Не думай, что я хоть на секунду поверила! Ты бл*дь, и всегда была! ― Неужели? ― В самом деле, сука! Спорю на что угодно, ты только и ждала, как бы прибрать его к своим грязным рукам. Годами надеялась затащить его в постель! ― Ты ошибаешься. ― Ты так считаешь? Я что, думаю задницей, Грейнджер? Проснись, ты, маленькая распутная выскочка! Я не дура. Вижу, что здесь творится, и ты еще об этом пожалеешь! Думала, можешь резвиться у меня за спиной? Ты даже не представляешь. Не представляешь, как ошибалась! ― У тебя шарики за ролики заехали, Пэнси. На твоем месте я бы думала, а потом говорила. ― Шарики за ролики? Какого хрена ты там бормочешь, Грейнджер? Не смей при мне бросаться своими грязными маггловскими словечками! Оставь их для постели. Драко стал таким гнусным извращенцем, спорю на что угодно, они его ох*ительно заводят! ― Хватит, Пэнси, ладно? ― Гермиона услышала в собственном голосе следы паники. ― Нет, сука, не хватит! Ты же не перестала? Не перестала е*аться с Малфоем, хотя все это время знала, что он со мной! ― Я не… Я никогда… ― Ой, не разыгрывай невинность, ты, мерзкая шлюха, а то меня стошнит! ― Мерлин, Пэнси! Ты несешь чушь, ― вот так, просто и прямо. Что-то в этих словах задело Пэнси. Новые слезы потекли по щекам. Она стиснула зубы и сжала кулаки. И коротко рассмеялась. ― Знаешь? Он сказал точно то же самое. Вы оба. Вы превращаетесь друг в друга, это отвратительно! Ты, б*я, заплатишь за это! И знаешь что? Тебе будет больно, Грейнджер, в сто раз больнее, чем ты делаешь мне! Надеюсь, это убьет тебя! Надеюсь, это, на х*й… Но не успела она достать палочку ― палочка Гермионы была уже в руке, твердо и уверенно нацелена в лицо Пэнси. ******* Едва успев натянуть штаны, Драко скатился вниз по лестнице в гостиную. Какая неожиданность… Палочка Грейнджер направлена на Паркинсон. Пэнси застыла в ярости, мокрые злые глаза, казалось, прожигают Гермиону насквозь, так что непонятно, как та еще ухитряется удерживать палочку. И тут Гермиона увидела его, и выражение, мелькнувшее на ее напряженном лице, было как ведро воды на голову. Холодное. Знающее. Такое почти «как-ты-мог», что у него перехватило дыхание. Она все слышала. Как они там трахались. Драко не подумал, не позаботился о заглушающих заклинаниях. Раньше было незачем… раньше, когда он почти хотел, чтобы она слышала. Для прикола. ― Грейнджер… ― начал он. Но какие могут быть слова? Этот взгляд. Разве она не этого хотела? Она сказала, что у них все кончено. Вот почему он никогда в это не верил. ― Убери ее от меня и выведи вон отсюда, Малфой, ― слова выскочили так быстро, с такой болью, что ему пришлось проиграть их в голове еще раз - просто чтобы понять. Или, может, это просто ее голос. Наконец-то слышать его после всех этих дней врозь. ― Грейнджер… ― Давай, ― ее палочка все еще нацелена. ― Пока я не сделала что-то, о чем потом пожалею. Драко все еще смотрел на нее, глаза в глаза. Пытался сказать ими «прости»… нет… нет, он не жалел, просто… что-то. Она ведь просила об этом. Это твоя вина, Грейнджер. Поэтому не смотри на меня так. ― Почему бы не сделать, как сказала твоя ненаглядная грязнокровка? ― ехидно сказала Пэнси, не отрывая глаз от кончика палочки Гермионы. ― Может, избавившись от меня, вы двое помиритесь. Посмотришь, кто из нас лучше, Драко. ― Заткнись, Паркинсон, ― Драко быстро подошел к ней и взял за локоть. ― Тебе пора. Она яростно стряхнула его руку. ― Вы забываете, что я умею ходить, ― огрызнулась Пэнси, с отвращением глядя на Гермиону. ― Я могу выйти вон самостоятельно, ты, шлюха. Делать мне больше нечего, торчать тут, ― прошипела она, закрывая сумку, открытую после неудачной попытки вынуть палочку. ― Меня тошнит от вас. Тут невозможно дышать. Пэнси метнулась через комнату к двери и распахнула ее, помедлив только для того, чтобы выплюнуть последние слова. ― Вы оба за это поплатитесь, ― пробормотала она, всхлипывая, в слезах, выходя, и, чуть повернув голову: ― клянусь, Малфой… ― потому что она говорила именно с ним. ―…Вы оба поплатитесь. ― И дверь захлопнулась. Звук ее шагов в коридоре; портрет встал на место. Драко внутренне зарычал. Он чувствовал себя выжатым, как лимон. ― «Не будь Грейнджер, Паркинсон, ты стала бы величайшей ошибкой моей жизни». ― И повернулся к Гермионе. Она опустила палочку и смотрела в пол. Очевидно, собираясь что-то сказать. И, не поднимая глаз: ― Если она скажет Гарри или Рону… ― Не скажет, ― ответил Драко, осторожно глядя в ее побледневшее лицо. ― Можешь мне поверить, Пэнси не захочет, чтобы это вышло наружу. Гермиона подняла глаза. ― Так ты сказал ей? ― нервно спросила она. ― Нет. ― Тогда откуда она знает? ― Она не знает. Просто думает, что знает. ― Мне не показалось, что она просто думает. Похоже, она уверена. ― Я ей ничего не говорил. ― Ну, тогда откуда она знает? ― Отъ*бись, Грейнджер, я позабочусь, чтобы твой драгоценный Поттер ничего не узнал. Довольна? «Не парься. Продолжай вертеться на своей безопасной карусели здравомыслия с парой лучших друзей. Я посторожу. Ненавидя всех вас». Она слегка откинула голову и выдохнула: ― Отлично, ― и его сердце упало, потому что Гермиона повернулась, чтобы уйти. ― В следующий раз, если не сложно, пользуйся заглушающими чарами, ― пробормотала она, ― я буду признательна. ― И направилась к лестнице в свою комнату. Драко уставился ей вслед. ― Грейнджер, подожди. ― Оставь меня в покое. ― Ты ведь хотела этого, правда? ― он пошел за ней вверх по лестнице, стараясь держаться на две ступеньки ниже, смотрел на ее ноги, на изгибы тела, которые вызывающе покачивались от быстрых движений. Мерлин. Дай мне попробовать… ― Уходи. ― Стой. Дай мне объяснить. Она повернулась и посмотрела на него сверху вниз. ― Я уже услышала все, что мне надо, Малфой, через потолок, ― прорычала она. ― И знаешь что? Ты прав. Я этого хотела. Все время. ― Слушай, я не говорю, что… ― Нет, действительно. Ты совершенно прав. Мне было наплевать. Мне было абсолютно все равно. ― Врешь. ― Да ну? ― огрызнулась она, отворачиваясь и шагая на верхнюю площадку лестницы. Что-то пробормотала, и дверь распахнулась. ― Я уже сказала тебе, что все кончено. И я действительно имела это в виду. ― Не думаю. Она могла повторять сотни раз, он бы все равно не поверил. Это как снег с дождем. Совершенно бессмысленно. Без толку. И в результате ― еще меньше чем «ничего», которого она добилась в прошлый раз. И даже это было более осмысленно, чем ее слова. ― Значит, ты ошибаешься, ― выдохнула Гермиона и попыталась захлопнуть дверь, но Драко уперся в нее рукой. ― Не надо, Грейнджер. Не усложняй. Сколько ты еще собираешься играть в эту идиотскую молчанку? Она ничего не изменит. ― Что? ― выплюнула она, ― Тебе не нравится мой способ? Не нравится, что я тебя игнорирую? Было бы лучше, если бы я пошла потрахалась с первым попавшимся гриффиндорцем? Драко зарычал сквозь зубы. ― Не будь дурой. ― Дурой? ― Это ничего не значило. Пэнси. Она ничего не значит. ― Они все ничего не значат. ― Зачем ты это делаешь? ― Тебе-то что? В любом случае, для тебя это только игра. ― Игра? ― Иногда… просто чистое, беспредельное отчаяние. ― Думаешь, Грейнджер, я в это влез только потому, что мне нужны лавры победителя? ― Я этого не говорила. ― Для меня это все, что угодно, только не игра, ты, идиотка. ― Отпусти дверь, Малфой. Мерлин… он просто… Блин. Если бы она не была так опасна со своей палочкой, он бы уже свернул ей шею. За все это. За невыносимую боль от бьющего наотмашь факта, что они просто не могли понять друг друга. Никак. Это казалось больше их обоих. ― Ты хоть что-то понимаешь своей тупой башкой, Грейнджер?.. Она на секунду прищурилась. ― Что? Как, к чертовой матери, я собираюсь держаться от тебя подальше? Потому что да. Понимаю. ― Я не про это. ― А я все равно скажу, ― рявкнула Гермиона, чуть приблизив лицо к широкой щели между дверью и косяком. ― Я собираюсь закрыть эту дверь, и я собираюсь молчать дальше. Как будто тебя нет, Малфой. И все опять будет прекрасно. Потому что ты и я? Мы не можем разговаривать. Не можем находиться в одной комнате. И я, к чертовой матери, не могу дышать, когда ты на меня смотришь, как дурак. Поэтому перестань. И прекрати это. Просто оставь меня в покое. «Все будет прекрасно, опять? Откуда такие хитросплетенные слова, Грейнджер? Как ты можешь так заблуждаться?» ― Чем чаще ты будешь это повторять, тем больше я буду стараться, ты, тупая сука, ― тихо, зло сказал Драко. ― И чем больше ты будешь стараться, ты, неотесанный ублюдок, тем больше вероятность, что я не выдержу. Надо было усмехнуться. Съязвить, вернувшись к своей обычной манере, пусть на мгновение. Пусть только для того, чтобы разозлить ее, хоть на долю секунды. Разозлить, добраться до нее, до самых подкожных вен. Заставить их также саднить, как из-за ее безразличия они непрерывно саднят у него. ― Что? ― с легким беспокойством. ― Тебе это кажется забавным? ― Я просто подумал, Грейнджер, ― протянул Драко, ― как далеко мне придется зайти, чтобы это случилось. ― Да ну? ― Я уже зашел достаточно далеко, и если это не предел… Ну, тогда не знаю… ― Это был предел, Малфой, ― она кипела от ярости. ― Не сомневайся. ― Ты уверена? ― Абсолютно. ― Нет. Не абсолютно. А если честно, даже и не уверена. ― Что? ― Просто хочу кое-что уточнить. Я еще в своем уме, ― ну, если не считать тех случаев, когда ты рядом. Или я заперт в собственном мозгу и временами слышу то, чего нет. ― И не сдаюсь, потому что знаю, что я не один это чувствую. Я не позволю тебе отрицать это, Грейнджер. Не дам делать из меня дурака. Потому что той ночью я мог зайти дальше. Мы оба это знаем. Если бы я не заставил себя остановиться, ты бы стала немножко меньше ― без того, за что так отчаянно цепляешься. ― Его верхняя губа дернулась в подобии улыбки. ― Так давай дальше. Это был не предел. Потому что я ведь мог ничего тебе не оставить, правда? Просто ответь на тот вопрос. Потому что у него в запасе еще миллион таких же. Может, тогда ты начнешь понимать дикий хаос у него в голове. Вопросы о том, когда ты стала такой красивой, откуда взялась безумная тяга к твоей крови… безумная тяга - у него. Когда он начал одновременно ненавидеть и нуждаться в тебе, в то время как жестокий внутренний конфликт постепенно разъедал его мозг? Ненависть и желание. Два кита, основа психики Малфоев. Ненавижу тебя. Нужна мне. И можно только гадать, что сильнее. ― Все равно, ― наконец пробормотала она слабым голосом. ― Я никогда в жизни не была тебе так благодарна. ― За что? ― За то, что ты остановился. ― Не верю. ― После этого? С Паркинсон? Уж поверь. Так ей было больно. И если они оба не знали, что у нее нет на это права, она могла бы точно так же крикнуть «как ты мог». ― Я тебе говорил. Это ничего не значило. ― Да. Наверное. Для тебя секс – что-то вроде спорта, а, Малфой? Не мучай его этим воспоминанием. Так было. Просто и бездумно. Получить удовольствие. Потешить самолюбие. Все, что он хотел от секса. Драко был так зол, так измучен. И не знал. Не был уверен, как реагировать. Вздохнуть. Зарычать. А если соврать и сказать да? Да, для него это до сих пор ― всего лишь спорт. Всего лишь один из его талантов. Нет. Это не было ничем, кроме отчаяния, мести, убежища, и то ― лишь на миг. На печальнейшие секунды перед тем, как он кончил, с ее именем, и разум разбился на тысячу крошечных картинок ее глаз. И все равно это была не Грейнджер. А он ведь был в каких-то сантиметрах, почти, но не там. Еще нет. Не было: наклониться, выпрямиться и вверх, вверх, в ее тело, глубже, чем она когда-либо чувствовала. Ее первый раз. Потому что он бы был ее первым. И, Мерлин. Пусть это не будет кто-то другой. Разумеется, Драко себя за это ненавидел, но не хотел, чтобы кто-то другой ощутил то же, что и он. Никто не должен почувствовать потрясающий жар ее влажной кожи, как когда он чуть глубже втолкнул в нее пальцы. Никто. Молчание Драко заставило ее еще раз попытаться закрыть дверь. ― Слушай, перестань, а? ― Нахмурился он. ― Не перестану. Это бесполезно, Малфой. Просто иди спать. ― Чтобы проснуться утром и обнаружить, что ты опять меня игнорируешь? Не пойдет. Гермиона закатила глаза. ― Чего ты от меня хочешь? ― Я не знаю, чего хочу. Ни малейшего дерьмового понятия не имею. Вот в чем беда, Грейнджер. Когда ты это поймешь? ― Я все понимаю, Малфой. В чертову тучу раз лучше тебя. И я понимаю, что иногда ничего не знать – лучше, чем знать хоть что-то. ― И что это должно означать? ― Это значит то, что значит. Перестань искать скрытый смысл, Малфой. А лучше вообще не задумываться. Драко тихо зарычал, не собираясь повышать голос, но поднимающееся раздражение начало перехлестывать через край. Он ударил в дверь кулаком, и Гермиона вздрогнула. ― Не надо, ― полушепот-полувсхлип. Ее голос разорвал его на куски. Как рашпилем, прошелся по нервам. Испуганный, пусть на мгновение. И от этого стало еще хуже. ― Что не надо, Грейнджер? ― рявкнул он, ― Это? ― И он снова врезал кулаком, на этот раз по дверному косяку, сильнее, громче. Гермиона опять вздрогнула. И ему так захотелось больше никогда не заставлять ее вздрагивать. Но ее страх уже опять превратился в злость. Что было лучше, сказал он себе, потому что все, что угодно, было лучше. Она нахмурилась. ― Разве не так оно всегда заканчивается? ― Дрожащим голосом. ― И как же? ― Опустив голову, прошипел он. ― Ты пару раз врежешь куда-нибудь кулаком. Схватишь меня за руки и притянешь к себе. Может, еще прижмешь к чему-нибудь. ― А что мне еще делать, Грейнджер? ― прорычал он. ― Ты не слушаешь. ― Ты не собираешься сказать ничего, что бы мне хотелось услышать. ― Откуда ты знаешь? ― Потому что мне от тебя ничего не надо. ― Врешь. ― Прекрати говорить, что я вру! ― Тогда перестань врать, и мне не придется. Гермиона зарычала: ― Почему ты не можешь оставить меня в покое, Малфой? ― Потому что я знаю, что ты этого не хочешь, ― поднимая голову, ответил Драко. ― О, ты знаешь, не правда ли? И откуда, скажи на милость, тебе это известно? Помнишь, когда я хотел, чтобы ты выключила музыку? ― Не очень. Ты так часто делал из себя идиота, Малфой, что все слилось в один большой… ― Ты использовала заклинание. ― Что? ― Чтобы закрыть дверь. И ты бы уже давно сделала то же самое, Грейнджер, если бы тебе на самом деле не нравилось, что я здесь. Вон у тебя в сумке палочка. Она выглядела разъяренной. Это его немного порадовало. ― Заткнись, ― она почти рычала. Совершенно, великолепно покраснев. ― Ты знаешь, что это правда. ― Не трудись, Малфой, ― пробормотала она слегка срывающимся голосом. ― Просто пойди, найди себе еще какую-нибудь шлюху и сгинь у нее внутри. «Нет. Не напоминай об этом». ― И что конкретно тебе от меня надо? ― крикнул он, ошалев от неспособности ничего сделать, от тупиков и невозможности выиграть. ― Если я не могу получить тебя ― буду брать то, что могу, ты понимаешь, Грейнджер? Все время, пока мы там были, я думал о тебе. Тебе не о чем волноваться, мое грандиозное о*уение никуда не делось. Она на секунду задержала на нем взгляд. Помолчала. Мерлин. Что? Что он может сделать? Что еще сказать, чтобы разбить эту стену? Ему от нее надо только одно ― только еще один шанс. Тогда, может быть, все наладится. Придет в норму. Наверное, он сможет выкинуть это из себя и начать жить дальше. Так, как ему положено. ― Смотри, ― выдохнула она. ― Я не… мне плевать, понятно? Я буду дурой, если начну из-за этого волноваться. Можешь заниматься чем угодно с кем угодно. Ты не мой. Нас больше ничего не связывает. И даже когда что-то было… Не понимаю, почему это должно было тебя останавливать. Да, наверное, и не останавливало. ― Ты думаешь, я… ― Просто уйди, ладно? ― Нет. ― Отпусти дверь, Малфой. ― С какой стати? ― Ты сам сказал. У меня палочка. ― Тогда вперед. И, черт. Доля секунды, и дверь захлопнулась, а знакомые зеленые искры осыпали его плечи. Драко услышал щелчок и раздраженно ударился лбом о дверь. Е*ать-колотить. Зачем вообще было упоминать это е*аное заклинание. ― Ты не остановишь это магией, Грейнджер, - рявкнул он двери, ― как бы ни старалась. Ты вернешься к «нам». Клянусь. Это не твое решение. И не какой-то дерьмовый выбор. Ты знаешь, нам есть, о чем поговорить. Ты знаешь, нам есть, что… ― Ты сотрясаешь воздух, Малфой. Это была правда. Потому что его дальнейшие усилия в области крика утонули бы в молчании. Она не собирается делать это сегодня. Тупая сука. Драко опять зло ударил кулаком в дверь, надеясь, что Гермиона увидит, как та трясется. Она слишком старается. Слишком старается держаться подальше. Мерлин, Грейнджер. Дай мне попробовать воздух, которым ты дышишь. Пусть он омоет, успокоит меня, сделает со мной то же, что и с тобой. Потому что мне нужны силы для того, чтобы это игнорировать. Я не хочу быть тем, кто сползает по твоей двери, привалившись к ней головой, надеясь, что может быть, только может быть, ты опять откроешь ее и впустишь меня. Впустишь, и позволишь мне закончить это. Или хотя бы дотронуться до тебя. Только помни, что это ненадолго. Твое молчание. Я не забыл, что через пару дней ты обопрешься на мою руку. Пойдешь со мной рядом. На глазах у всех. И это было все, о чем мог думать Драко, жалко скорчившись на полу. О единственном вечере, когда у нее действительно, по настоящему не будет выхода, она должна будет. Он подумает. Найдет способ. И заставит ее выслушать все, что он хочет сказать. Каждое слово.