Они любили ночь…

— Опять пришёл?.. — без особого энтузиазма в голосе прошептала вампирша. — Леди Чон, вы же прекрасно знаете, что мне доставляет удовольствие ваше общество, — он хмыкнул, остановившись напротив, но не подойдя ближе. — Не хотите ли прогуляться? Сегодня замечательная солнечная погода, — произнёс он и улыбнулся, завидев её панику. — Хотя… Это может быть вредно, — появились наигранные беспокойные нотки в голосе Тэхёна. — За двадцать четыре года и утратить иммунитет могли, — невзначай бросил он, вновь позволив себе очаровательную улыбку из своего арсенала. — Сумасшедший ублюдок! — рявкнула чистокровная, но всё-таки боялась, он всё прекрасно чувствовал. — Так вы меня таким делаете! — немного сорвался, но мигом взял себя в руки. — Скажите «да», леди Чон, — позволил он нотку мольбы — настоящую. — Пошёл ты… Делай, что хочешь, — она гордо вскинула голову, лязгнув цепями. — Раз так… Цепи зазвенели, освободившись от настенных креплений, а ослабленная голодом вампирша только ахнуть и могла, когда он её потащил за собой из темницы, с которой она, если честно, уже даже свыклась. Тэхён без всякой жалости вытолкнул её наружу, прямо под палящее дневное солнце, которое было в самом зените. Вампирам никогда не нравилось солнце, но они научились с ним жить и после пробуждения оно лишь вызывало лёгкий дискомфорт на коже и резь в глазах. Каждодневное нахождение под его лучами полностью исчерпывало эти неудобства, но всё-таки особо вампиры на нём не находились, предпочитав прохладу тени. Леди Чон за двадцать четыре года полностью утратила иммунитет, даже тот, который достался от рождения, чтобы перевоплощение прошло комфортно. Её организм, как и у далёких предков, абсолютно не имел сопротивляемости к ультрафиолету. И без того нежная и ныне тонкая кожа мгновенно покрылась волдырями, а крик боли оглушил пустую округу. У неё даже не было сил нырнуть в тень, чтобы спасти себя от ужасных ожогов, которые истощённое голодом тело не сможет залечить. — Тэхён! — кричала чистокровная. — Согласитесь! — он держался, не поддавался, через силу терпел её муку. Она прикусила губу: не закричит больше, не насладится он никогда её болью, не позволит. Умереть она не боялась, а боль — боль стала неотъемлемой частью нынешнего существования. Главное продержаться, не дать заслону в голове рухнуть, не допустить, чтобы её боль почувствовали. — Упрямая! — её подхватили на руки и вот за долю секунды она уже в темноте, а Тэхён так близко, так доступен. — Мина, зачем ты это делаешь?! Забудь всё, прими, — если бы не было так больно, то она бы засмеялась: он лишил её семьи — этого не забыть. — Я мир тебе подарю, если попросишь. Ким Тэхён в отчаянье… Как же долго она этого ждала. — Ми… — чистокровный рухнул вместе с ней, выпустил её из своих рук и схватился за голову. Всё что осталось она отдаст, всё что ещё живой её делает, но разрушит его, изнутри сожжёт. — Ми-на, — он дёрнулся, зажмурился, а потом резко глаза распахнул из которых кровь уже сочилась. — Я последняя чистокровная полуострова, которая может родить тебе наследника… — прошептала она. — Ты никогда не дашь мне умереть, но мучиться мы будем вместе покуда вечный сон нас не разлучит — это то, что я тебе гарантирую, Ким Тэхён. Теперь он уже закричал от того, что мозги ему выжигала, нервные окончания рвала, всё в мыслях путала, невидимыми иглами в суть вампира проникала. Чон Мина — телепат — и этого он не должен был забывать никогда! Бдительность потерял, слабость перед ней свою оголил. Он любил её когда-то. Возможно, до сих пор любит, но теперь это скорее одержимость, безысходность, желание наследника, но не та любовь, которая когда-то была. Не то чувство, которое должно было бы быть. Искажённая и чёрная, злая, собственническая. Ким отпустил её однажды, уступил другому — та его любовь была правильной, жертвенной, светлой, понимающая и принимающая её выбор, лишь бы счастлива она была. Он любил издалека, глазами и в мечтах, не подходил ближе. Но отныне его руки в крови её родственников, в крови её брата, который предпочёл ей — королеве — человека. Неудачница с Отбора выше Чон Мины поднялась, смертная, из-за которой брат чистокровной голову потерял, а Мина всё равно легла под него и родила ему, будто бы гордости у неё не было. Ребёнка так хотела? Так он — Тэхён — у неё для чего был? Он сломался и её ломал. Теперь никогда не отпустит, сдохнет вместе с ней, если такова их судьба, но не освободит от себя, как и сам от неё не освободится.

***

— О, хён, — захлопал глазками Хосок, когда Шуга прошёл к нему. — Или как мне теперь к тебе обращаться? — не глуп старший брат Чонгука, «Шуга-хён» в особняке остался, в резиденции клана Мин только глава может быть. Злой и недовольный. Понимал Хосок причины и уже скучал по тому таинственному парню из гетто, которым тот частично оставался и в особняке. — Наедине можешь продолжать, как и раньше общаться со мной, но только наедине, — взгляд высокомерен, будто бы одолжение ему по старой дружбе. — Хорошо отдохнул? — прищурился он. — Неплохо, спасибо, — даже мурашки от такого Юнги по телу прошлись, а когда тот пальцем по старинному комоду провёл и вовсе хотелось скривиться от проявления педантичности или это намёк на то, что обратить всё тут в пыль ему ничего не помешает. — Но Чонгук где?.. — О брате вспомнил? — ну всё — заказывайте катафалк — хозяин доброту свою похерил. — Что же ты ночью о нём не вспоминал? Сохён, конечно, та ещё штучка, но член при себе держать всё-таки необходимо, не последний день на Земле. «Пиздец… Славный был парень Чон Хосок, отличный носитель гена «V», добрый, не душегуб и кровь на клык не пробовал. Оплачем же его жизнь никчёмную и короткую», — мысленно произнёс речь Хосок. — Теперь твой братец на штрафе, с самими отвязанными нарушителями спокойствия и отбитыми на голову… — Чего? — оборвал речь Мина. — Хён… Куда ты его пихнул? Он же ребёнок… — испугался Чон, к чистокровному подскочив за одежду его схватил и в глаза с мольбой посмотрел. — Он — дитя! — Ребёнок?.. — фыркнул Юнги, отвернувшись. — У него скоро клыки вырастут, а для дел этих так и вовсе давно уже созрел! Ты следить за ним должен! — резко развернулся и алым взором к стене припечатал. — Да что он натворил-то? Честное слово, что такого натворил Чонгук, что у Юнги крышу рвало? — Тоже, что и ты, только сунул не в ту! — А?.. — глупо захлопал глазами Хосок, одна часть которого порадовалась за Чонгука, а другая пожалела, что молитв никаких не знала. И опомнился: — Так ему же Рона нравится, — всё Хосок видел, каждый взгляд младшего подмечал и лучше брата в чувствах Чонгука разбирался. — То есть, думаешь, что кастрация всё-таки решение разумное? Всё равно все думают, что род Чонов прервался… — Хён… Ты чего? — Я? Я, блять, охуеть какой счастливый! — улыбка маньяка, загнавшего жертву. — Чон Чонгук — вишенка на блятском дерьмо-тортике просто! Лапища свои наложил. На моё! Моё! Не ему рожали! А он без разрешения в моём доме, на моей земле… И не надо мне заливать, что времена сейчас другие! Ни хрена не другие! За раз поимел весь род Мин — феерическое оскорбление! — Дедушка, успокойтесь, — ничего лучше ляпнуть в голову не пришло, но Шуга заткнулся, лишь на секунду, правда, чтобы взглядом дыру прожечь и с новой силой сокрушения свои начал. — А она? Орёт на меня! Охренеть не встать… Откуда вдруг это? Дома оказалась, всё — тормоза напрочь, генетическая память сработала, что и на отца шипеть можно? Страх сдох, безрассудство — здравствуйте, без поклона вот тебе в лоб. Отведаешь дерьма, сделав Чонам добра — новый лозунг клана Мин, — похоже, что Шуга уже больше сам с собой начал беседу ядовитую вести. — О, Мин Юнги глаза закрыл на Пусан, сделал вид, что ничего не знает о действиях жены — отведайте отборное дерьмо, японское качество. Мин Юнги приметил пусанят в гетто и жопку их прикрывал, а потом и вовсе пригрел у себя — насладитесь вкусом дерьма с моря — «Пусанский бриз», взрывная версия. Но Мин Юнги ещё не распробовал весь вкусовой ассортимент, а потому вот вам дело о «мертвой» дочери, которую блядский Чон Чонгук имеет, пока вы там охереваете от своей тупости и беспросветной слепоты собственных глаз! Как бы назвать это дерьмовое блюдо? — Хён, ты устал, с нуной не всё хорошо… — Вот скажи мне — какое дерьмо я получу, если амнистию выпишу для рода Чон по своей провинции? Насколько оно станет фееричным? Полная свобода перемещения, ай-ди, все права носителя гена «V»… Мертвые восстанут, японцы с китайцами в гости придут? Или эти два долбоклюя нарушат баланс, и мы все отправимся в бездну? Потому что Мин Юнги вдруг решил помогать Чонам… А если не поможет — радуга в небе и единороги из жопы? Всё, блять, кончилась халява, теперь ты в армии! Академия Тэгу ломает даже таких вегетарианцев и, если дерьмо случится, будешь в первых рядах познавать всё его счастье, смаковать вкус и пищать о том, чего ж не сдох раньше. — Да что ж… — вопросы все застряли внутри и Хосок сглотнул. Юнги многое наговорил, не всё дошло и понято, только одно — последнее. Какая к черту армия?

***

— Айщ, смотреть противно, где таких только делают? — скривился юнец, посмотрев на выпученные глаза Чонгука, который уже на ногах еле стоял, после того, как инструктор по физподготовке душу отвёл посредством мучений охеревавшего от несправедливости парня. — Глаза оленьи… Блять… — Да ты посмотри только на него, весь трясётся, — подошёл к нему один из трёх соседей его нового места обитания. По виду самый отвязанный из присутствовавших. На оголённых участках кожи всё забито рисунками, в ушах кольца-серьги позвякивали, губы с пирсингом в кривой ухмылке расплылись, а взгляд лишь пренебрежение выражал. — Ну и чё натворил, что на перевоспитание попал? — Да пошёл ты, — оттолкнул татуированного от себя Чонгук. — Ой, смертник, — закатил глаза самый тихий. Тот, который со скучавшим видом книгу читал у себя в уголке. Походил на заучку. — Чё ты сказал? — грубо толкнули Чона в ответ. — Жить надоело? — Это тебе надоело! — Чонгук перехватил кулак татуированного и вывернул его руку. — Не лезь ко мне! — пихнул он наглого типа ногой в живот. — Ва! А он не промах! — заулыбался самый юный. — Чего-то может. — Скукота, — вздохнул «книжный червь», перевернув страницу. Завязалась драка между Чонгуком и татуированным, на что тут же прибежали стражи, растащив сцепившихся и сплёвывающих кровь парней. Ещё никогда Чона так не били: унизительно и дубинками. Ногами в гетто мог получить, камнем по голове, но дубинки — до такого обитатели трущоб не опускались. Орали, чтобы разошлись, а они всё равно шипели друг на друга и глотки порвать готовы были, пока электорошокеры к ним не применили. — Долбаные малолетки, — сплюнул страж, закрывая засов двери. — Да мать твою я на хую вертел, — простонал татуированный, но страж, на его счастье, оставил эти слова без внимания. — Что ж, ты выяснил, что наш новый сосед не робкого десятка, а теперь скажи на милость, как нам до завтра без еды протянуть? — книжка была отложена в сторону. — Иди в жопу, ботаник хренов, — приходил в себя бунтарь. Позже Чонгук узнал в какую задницу он попал. Книжный тихоня отбывал наказание за изнасилование однокурсницы из людского рода, татуированный засветился в подпольных боях и баловался наркотой, а юнец оказался грёбанным психом, который измывался не только над бедными животными, но и над своими одноклассниками в школе. Этакая внутриклановая тюрьма для не пробудившихся носителей гена и он среди них вообще по непонятной причине. Из-за Роны? Так несмотря на то, что безумно хотелось из-за её поведения, Чонгук повёл себя как никогда достойно и не воспользовался девушкой, которая даже не знает — по мужикам она или по бабам. Целоваться с ней до одури было приятно, но внутренний голос твердил, что это всё её долбанный эксперимент, а быть его частью не хотелось, только основным и единственным… Откуда это взялось — непонятно, ведь бесила, терпеть её не мог порой, но толковых причин своего такого отношения к ней не находил. Бесит тупо из-за своего существования? Может быть, у клыкастых по факту необъяснимые чувства появляются: её какой-то там предок навредил его и всё — генетическая память запомнила и воспринимала её исключительно, как бесивший его нутро объект, но которого хотелось при всём при этом поиметь. Придушить! — Так за что тебя? — всё-таки юнец был доставучим экземпляром. — Спросите у Мин Юнги. — Ха-ха-ха! — рассмеялся паренёк. — Мин Юнги? Серьёзно? Вот же ты пиздабол! Во-первых, его лет двадцать не видели ни живым, ни дохлым, а во-вторых, даже если какими-то ветрами и занесло, уж точно до простых вишек его грёбанная персона не снизойдёт. Вот сколько тебя поколений разделяет от чистокровного? У меня восемь, у ботаника пять, татуированный самый топ — у него три. И даже на него Мин Юнги не взглянет. — Неудачники, — похоже иерархия играла немаловажную роль в обществе клыкастых. Но больше ничего не ответил, дружбы водить с этими не собирался, пусть, что хотят, то и придумывают в своих головах. Устало вытерев кровь с лица, он мечтал лишь о тонкой шее Роны, которую сдавит в своих руках и будет любоваться, как она трепыхается, задыхаясь под ним.

***

Рона уже на стены лезть была готова из-за странной воли Мин Юнги. Ужалило его что-то и всё — нос из комнаты нельзя даже высунуть, стражи там эти стрёмные стояли, сторожили её тушку, чтобы никуда не делась. И хоть вой от скуки, даже от приносимой еды нос воротила. Ну хоть бы книгу какую дали, чтобы как-то время убить и отвлечься от безделья, роя мыслей и очередного копания в себе. Только и оставалось, что ходить из угла в угол, да на футоне валяться. Последнее вот совсем толики разума лишало, подкидывая воспоминания о своей несдержанности и любопытстве. И стыдно не было, совсем. Она поняла, что ей нравился Чонгук не характером, так телом. Охеренное тело, нужно заметить, после него никого другого и не захочется и не хотелось. А поцелуй даже Хёну вытеснил с горизонта мыслей. Нет, она, конечно, продолжала о ней беспокоиться, но уже не было такого, что чистокровная нужна, как никто до этого нужен не был. А может им тут и вправду концерт голосистый запилить? Пусть мучения её познают, через вой её ощутят. Слух у вампиров будь здоров, поэтому даже не сомневалась, что её вопли будут настоящей шоковой терапией. Только вот задумку осуществить не получилось, её решили освободить. Точнее проводить к Мин, мать его, Юнги, который теперь не выглядел, как злобный демон, но и в доброе расположение духа Рона бы в жизни не поверила. Он молчал, смотрел на неё, в глазах тёмных ничегошеньки было не разобрать, а на лице эмоций и вовсе нет. И она ждала, что ей скажут, голову только всё-таки опустила, мысочки свои начала разглядывать. — Блять! — резко самообладание Мин Юнги пошло на хер, и девушка аж вздрогнула. Ну что безумным старикам может в голову взбрести ещё? Почему в школе не было предмета «Как незаметно свалить от вампира»? — Хёна бы смогла… Правильно бы смогла, — кажется он и сам не прочь куда-нибудь свалить. — Юна… — чистокровный замолчал. — Твоё имя — Юна. — Не понимаю… — Рона нахмурилась. — Твои так называемые родители похитили тебя у настоящих, — чуть ли не со злостью выплюнул он эти слова из себя. — И не защищай их. Никогда! Слышать ничего не хочу об этих… людях. Тебя с людьми отныне ничего не связывает. — Но я — человек! — не знала Рона, что делать, когда происходит приступ старческого маразма, но, кажется, она теперь убедилась, что и вампирам он не чужд. — Человек? — он усмехнулся. — Так Сато решил надо мной поиздеваться?.. Чтобы мой… — Послушайте, я понимаю, что вы сильно пострадали при взрыве и ваша жена, но… — Я, конечно, псих, но в меру, — он понял к чему девушка клонила. — Юна, я на самом деле растерян, ты была крошкой, а теперь ты… взрослая. — Я не Юна, кем бы она для вас не была. — Моя дочь. Единственный ребёнок от Ким Хёны. Ты — Мин Юна, — он подошёл к ней, заглянув в округлившиеся глаза. Что с ним случилось в особняке, что откровенный бред ей слышать приходилось? — Не неси чушь! — сорвалось с уст девушки. — Какая ерунда! Я не Мин, не она! А-а-а, теперь понятно, что тот вампир вдруг добрым стал. Это ошибка какая-то… Точно, фотокарточка! Кулон! Он у Наён, не у меня. Она Юна, а не я! — она же права, теперь всё правильно, всё сходилось, это они ошиблись. — Нет, — то небольшое расстояние, остававшееся между ними, Юнги преодолел и заключил в свои объятия хрупкую, маленькую фигурку. — Ты Юна. Моя Юна, — прижимал чистокровный к себе содрогавшуюся в пока ещё немых рыданиях девушку. — Это я не видел очевидное, не сопоставил факты. В гетто тебя зов крови привёл, я не заметил, с детства хотела стражем стать — это наследие моей крови. Всё — моё! — Чушь… — она сдалась, позволила себе заплакать, позволила внутреннему котёнку обнять самоё опасное существо, позволила себе услышать в голове: «Это правда».

***

— И что теперь будешь делать? — неформально спросил Намджун, когда Тэхён вышел из своей спальни. — Ты не выглядишь удивлённым, — массируя голову обратил внимание на этот факт глава Ким. — Хм, Чон Мина — чистокровная, только идиот бы её убил, а ты на него не похож. — Спасибо, — фыркнул Тэхён. — Сука, все мозги выстирала… — злился он на её выходку. — Значит, потом? — спросил глава корейских стражей. — Что опять у тебя случилось? — вздохнул Тэхён, нутром чувствова, что если он вздумает взять выходной, то Корея нафиг развалится и исчезнет с лица Земли. — Да так… Странно это. Клан Мин провинцию перекрыл, Тэгу закрыт, на официальный запрос сослались на учения. Главное управление стражей не давало на это разрешения. Потом от них же запрос по ситуациям на границах пришёл, просмотр со спутника в режиме онлайн. И вот, перехватил у твоего секретаря, — он протянул бумагу. — Извини, — сконфужено проговорил на недовольный взгляд. Не любил Ким если раньше него информацию для его глаз узнавали. — «Может сразу в клетки посадить?» — прочитал послание из Тэгу Ким Тэхён. — Что это?.. — он нахмурился. — Кто-то прикалывается? — Секретарь сказала, что это их ответ на твой приказ о чипировании населения. — Ч-чего? — рявкнул Тэхён. — У них совсем с головой беда, кто ж так отве… — глаза округлились. — Да не может быть! — он расплылся в улыбке. — Мин Юнги! — Я так полагаю, что тебя послали, — всё-таки не время для радости. — Ну значит и мы пошлём… Предупреждение, — как ни в чём не бывало проговорил Тэхён. — Если продолжат чудить, отрубайте их, доступы аннулируйте. Мин Юнги больше не занимает никаких должностей, стражи Тэгу не должны выполнять его хотелки. Обсуди это с Мин Доёном. По провинции так же. — Это Мин, как с Чоном не получится. — Как с Чоном и не собирался! — прошипел Тэхён. — Вроде идиотом меня не считаешь, а только что им назвал. — Порой я просто не знаю, что в твоей голове, — виновато ответил Ким Намджун. — Сам уже не знаю, что в моей голове — мозги или каша? Что-то ещё? — Нет. — Тогда позволяю откланяться.