Победа в признании поражения

2116… Звук шагов заглушается ковровой дорожкой длинного гостиничного коридора. 2117… Внутренний голос отсчитывает цифры номеров. 2118... Взгляд темных глаз быстро скользит по золотистым табличкам. 2119… Брюнет останавливается рядом с нужной дверью и замирает, пока за спиной другие постояльцы уходят прочь и скрываются за поворотом. Пальцы костяшками несколько раз звучно прикладываются к глухому полотну. Ответа нет. Ожидаемо. Ладонь обхватывает металлическую ручку, над которой возвышается электронный замок, и надавливает. Дверь с легкостью поддается, на пол коридора падает кусочек бумаги, что до этого создавал препятствие язычку замка. Брюнет толкает язык за щеку, поднимает потяжелевший взгляд, отворяет дверь и проходит внутрь. В номере негромко играет легкий джаз из портативной колонки, приглушая звуки воды из закрытой ванной. Гость медленно проходит по узкому коридору и указательным пальцем опрокидывает пустую бутылочку виски из минибара, что стоит на тумбе рядом с бокалом, полным льда и канареечно-желтой жидкости. Ухмыляющаяся улыбка поднимает один уголок пухлых губ. Он окидывает медленным взором помещение. Большая кровать с лилово-бежевым подголовником, которая еще днем была аккуратно застелена покрывалом, сейчас обнажила свои белоснежные простыни, подушки на ней раскиданы так, будто кто-то не мог найти себе место. Рабочий стол у стены, заваленный бумагами и табачными принадлежностями для самокруток, освещен только небольшой настольной лампой и горящим монитором ноутбука. У окна стоит велюровое бежевое кресло, а справа от него небольшой белый кофейный столик, который днем стоял в центре комнаты и служил рабочим местом для небольшой компании коллег. Панорамное окно с распахнутыми шторами открывает высотный вид на ночной мегаполис. Брюнет, проходя мимо неторопливым шагом, закрывает крышку ноутбука, и джаз в колонке стихает. Он садится в кресло, расправляет заломы на своей свободной футболке болотного цвета, складывает руки на груди и вытягивает ноги, облаченные в удобные черные штаны и легкие кроссовки. Выжидающий, хищный взгляд гипнотизирует коридор, в котором дверь в ванную. Шум воды стихает и несколько минут спустя пространство озаряется яркой полосой света из открывшейся комнатки. Изящная полуголая фигура выплывает из ванной. Махровое полотенце оплетает бедра, оголяя верхнюю часть выступающих тазовых косточек, на гладкой карамельной коже ног и груди видны капельки воды. Влажные, слегка завитые каштановые пряди спадают на смуглое лицо, босые ноги ступают по дубовому полу, проходя в комнату. − Я написал тебе прийти за документами к девяти. – Совершенно не удивляясь, скользнув взглядом по своему гостю. Шатен подходит к тумбе и, подхватив бокал с росой прохлады на стекле, скрещивает руки на груди и подносит бокал к полосе тонких, выразительных губ с четким контуром. Он делает глоток, не сводя пристального взгляда коричных глаз с фигуры, сидящей в кресле. − Сейчас без пяти девять. – Стальным ледяным голосом выдавливая из себя слова, сглотнув скопившуюся слюну. − Синяя папка справа от ноутбука. – Рукой с бокалом указывая в нужном направлении. – Забирай и проваливай, Чон. Улыбка, больше похожая на оскал, невольно проявляется на напряженном лице гостя, который даже не думает посмотреть в указываемую сторону. − Конечно, Ким. – Произносит обманчиво ласковым голосом, поднимаясь с кресла и направляясь мимо рабочего стола, прямо к хозяину номера, припавшего голым плечом к стене. Каждый собственный шаг отдается ударами пульса в ушах. Не стоит ему приближаться к этому полуголому телу. Ох, не стоит. Не стоило ему даже читать сообщение от Ким Тэхена, которое пришло после совместного ужина с коллегами. Доработать таблицу, убрать неожиданно возникший баг, обсудить правки в контракте – сколько было таких внезапных причин, чтобы каждый раз заявляться в номера этого человека после рабочего времени? Сегодня - забрать документы, чтобы доработать их перед завтрашней встречей, которая состоится только в пять вечера. Да, важность и срочность этой задачи ощущается буквально каждой венкой на поднимающемся члене. Началось это два месяца назад, когда Чон Чонгук вспомнил, что оставил свой ноутбук в номере коллеги, намереваясь перед сном исправить пару строк в отчете, пока не забыл. На тот момент они уже около полугода работали вместе. Почти каждую неделю они вместе с еще парочкой сотрудников компании и переводчиками приезжали в разные страны, чтобы проводить анализ внешней и внутренней среды филиалов компании, отслеживать выполнение планов мероприятий, оценивать риски и угрозы, разрабатывать политику и процедуры управлениями этими рисками, в зависимости от потребности. Крупная корпорация, на которую они работали в качестве кризис-менеджеров, гоняла их почти по всем точкам индустриально развитого мира, где успела обосноваться. Они почти наизусть знали инфраструктуру каждого аэропорта Англии, не раз из окон отелей восхищались архитектурой Арабских Эмиратов, с интересом рассматривали улочки европейских городов, мелькающих за окнами везущих их машин. Посмотреть каждый из посещенных городов им не удавалось, но, будучи полностью увлеченными своей работой, они совершенно об этом не задумывались. Приезжая в новую страну, в новый город, они обустраивали условный штаб, так повелось, в номере Кима и собирались там, когда не разъезжали по офисам и по встречам. 5- 7 меняющихся человек вполне комфортно умещались в каждом из номеров, проникаясь неформальной атмосферой взаимодействия и сближаясь за счет кратких сроков задач. Каждый раз все происходило примерно по одинаковому сценарию: они приезжают, размещаются, собираются в штабе номера Кима, обсуждают действия, разъезжают по встречам, посещают филиал, собираются снова, формируют черновой отчет, разрабатывают дальнейший план действий. Весь этот процесс длится 2-3 дня, после чего они возвращаются в свою страну и там уже дистанционно, каждый из своего дома, дорабатывают детали и отправляют выводы. Много стресса, сжатые сроки, большая ответственность, но зато красивые виды, высокая зарплата, постоянный интеллектуальный тонус. Каждый из этих двоих наслаждался своей работой, и этот огонек их объединял, позволяя им общаться на одной волне. За все время совместных поездок они успели многое узнать об увлечениях друг друга, жизненных ситуациях и даже ориентации, но все это оставалось на уровне разговоров за бокалом виски в баре отеля. Два месяца назад в одном из европейских городов, оказавшись в непривычно нетехнологичной гостинице, в которой их разместила компания, они, как обычно, проработали весь день в номере Кима. А вечером, когда Чон вспомнил о своем ноутбуке, он несколько раз позвонил Киму, написал о своем приходе и просто направился в знакомый номер. По привычке даже не постучав, он распахнул незапертую на ключ дверь и, зайдя внутрь, физически ощутил, как рухнула некая официальная стена между ними. Тэхен был на кровати полностью обнаженным. Он упирался плечами в матрас, оттопырив зад и проталкивая в себя небольшую черную анальную пробку. Другая его рука была на сочащемся смазкой члене. Повернутое в сторону входа лицо было розоватым и разнеженным, немного пьяным, по лбу стекали капельки пота. Казалось, он в таком положении уже довольно долгое время. На кончиках ресниц были мелкие влажные капли, а слегка распахнутый рот обрамлялся искусанными губами. Что-то адекватное внутри брюнета тогда сломалось с оглушающим треском, безвозвратно сбегая из того номера, оставляя его неконтролируемое внезапное желание наедине с таким подготовленным изящно выгибающимся телом. Шатен тогда раздраженно выдохнул, садясь на колени и прекращая свои манипуляции, смерил гостя возмущенным взглядом и что-то очень недовольно воскликнул. Чон это уже не слышал, потому что все органы чувств начало застилать неконтролируемое, давно неутоленное из-за постоянной работы желание. Через несколько минут Тэхен сквозь крепкую хватку на шее хрипел под ним матерные ругательства, смешанные с мольбами остановиться, а сам только активнее подмахивал бедрами. После второго оргазма к Чонгуку начал возвращаться рассудок. Скулящий и всхлипывающий под ним шатен, который обессилел еще после своих третьих судорог, продолжал слабо нашептывать проклятия. Брюнет, будто его окатили ведром ледяной воды, отпустил удерживаемое в тисках тельце. Он пытался повернуть к себе лицо, уткнутое в подушку, нежно поглаживая дрожащие плечи, но его лишь грубо оттолкнули локтем, после чего он, тихо и неуверенно покинул номер. В ту ночь сна не было ни в одном глазу. Утром он готов был сам отвезти Тэхена в участок или купить пистолет на черном рынке и вложить его прямо в хрупкую ладонь. Шатен же, напротив, был в крайне хорошем настроении, невозмутимо взаимодействовал, подшучивал в своей обычной манере и вообще ни одним микровыражением не подал и намека на неприязнь, злость или любую другую негативную эмоцию. Смятение Чонгука сопровождало его еще полторы недели. Пока в очередной командировке Тэхен не написал ему о доработке таблицы около одиннадцати вечера. Когда брюнет пришел в номер, дверь ему открыл Ким в одной рубашке, расстегнутой на несколько верхних пуговиц. Он сонно потянулся, пропуская гостя в свой номер, оголив нижнюю часть ягодиц. В следующее мгновение он уже был прижат животом к стене и тихо шипел от пальцев, вонзающихся в оголенную плоть задницы. Через пару часов Чонгук снова болезненно хмурился, смотря на шатена, который уткнулся в подушку лицом и не позволял себя увидеть, отталкивая и всхлипывая. Это длилось уже два месяца. Тэхен стонал под ним во Франкфурте-на-Майне, хрипел в оргазме от удушения в Париже, оставлял отпечатки горячих ладоней и пар прерывистого дыхания на окне с видом на Барселону, до крови кусал его в Амстердаме. Он каждый раз с силой вырывался, отчаянно кричал и кончал, кончал, кончал… Потом утыкался в подушку, будто полностью уничтоженный и сломленный, а утром, как ни в чем не бывало, радостно приветствовал Чона, как и всех коллег на завтраке, непринужденно заводя и поддерживая разговоры на разные темы. Брюнет тихо охуевал, а Тэхен задорно щебетал свои «Здравствуйте», « Коничива», «Гуд монин» и так далее в зависимости от стран, где они находились, с дико милым акцентом. Как же хотелось после всего просто крепко прижаться к хрупкому телу и уснуть, а утром вместе пойти на этот чертов завтрак, мимолетно шептать на ушко комплименты и ловить смущенные взгляды. Но вместо этого, его просто отпихивали, заставляя удалиться. Чонгука это сводило с ума. Он несколько раз клялся себе, что больше не позволит себе притронуться к этому телу, что больше не приблизится в одиночку к номеру этого человека, что больше не позволит своему желанию завладеть его разумом. Несколько раз клялся, и каждый раз себя же предавал, снова и снова силой вонзаясь во всегда подготовленную, но сопротивляющуюся плоть. Ему начало казаться, что Тэхен все это делает специально. С самого первого раза. Нет, он в этом уверен. Вчера они прилетели в Штаты, разместившись в одном из отелей шумного и вечно оживлённого Нью-Йорка. Утром посетили территорию филиала, днем совещались в «штабе», вечером поужинали всей немногочисленной командой. А сейчас Чонгук снова в номере Тэхена, по якобы деловому вопросу, якобы случайно смог проникнуть в номер, якобы случайно застал полуобнаженное разгоряченное водой тело. Эта игра шатена одновременно и забавна, и жестока. У Чона нет и шанса перед ней устоять. − У меня и в мыслях не было мешать твоему вечернему уединению. − Брюнет приблизился вплотную и, отобрав бокал виски, сделал большой глоток, не сводя прожигающего взгляда. – Уже разработал себя для меня или, как в Гамбурге, мне довести тебя сначала пальцами? – Бокал приземляется на тумбу справа. – Или, как в Цюрихе, в тебе сейчас пробка? − Пошел ты, Чон. – Смотря с ненавистью и решимостью. − Ах, какой актер. – Нежно убирая влажную прядь волос со лба. – Будь ты в десятки раз глупее, все равно бы не пропал. – Заправляя прядь за ушко. − Зарабатывал бы своей мордашкой и неподражаемой игрой. − Отвали от меня. – Злобно толкая мускулистую грудь ладонями. − И что тогда? − Перехватывая кисти и прижимая их к стене. – Будешь часами в надежде на оргазм извиваться на этой кровати, через раз попадая своими слабыми пальчиками по простате? – Захватывая тонкие запястья одной рукой, зажав их над шоколадной макушкой. − Тебя это вообще не касается. – Струной вытянувшись вдоль стены, не разрывая зрительного контакта. − В твоих фантазиях буду я. – Приближаясь к самому уху. – Так что касается, Ким. – Свободной рукой обхватывая тонкую шею и крепко сжимая. − Давай, прохрипи ругательство, пока в твоих легких еще остался воздух. – Стискивая зубы в нетерпении. − Ублюдок. – Хрипло выдавливает из себя шатен, поднимаясь на носочки, чтобы ослабить хватку на своей шее. − Ожидаемо. – Плавя дыханием участок кожи на шее, перед тем, как вонзиться в него зубами. Тэхен шипит сквозь сжатые челюсти и закатывает глаза, дергаясь всем телом и прогибаясь в пояснице. По всей коже от шеи расползаются мурашки, будто от эпицентра взрыва. Он с силой пытается выбраться из стальной хватки, вырывая руки и поочередно сгибая ноги, отстраняя от себя накаченное тело. − Отпусти меня, чертов изврат. – Остервенело сопротивляясь. − Да заткнись ты уже. – Полурыча, вонзаясь грубым поцелуем в нежные тепло-розовые уста и до синяков сжимая тонкие запястья над головой. Шатен низко стонет от боли и раскрывает рот, вгрызаясь в чужие губы, будто жаждет откусить их, всасывая язык, проникающий ему в рот, будто желает его проглотить. Он вместо воздуха насыщается Чонгуком, который животно терзает его губы. Чон разжимает пальцы на лебединой шее и рукой скользит вдоль грудины, ощущая твердость хрупких костей под тонкой кожей. Он с силой сжимает небольшие бусины сосков, выкручивая, заставляя их краснеть и твердеть, а шатена мычать и отчаяннее вырываться. Торс жестко и резко придавливает тело к стене лопатками, надежнее фиксируя. Вена на виске начинает пульсировать, скулы сжимаются до скрипа, яростный взгляд не отрывается от лица. Тэхен под ним болезненно жмурится, активно дергается, так хрипло и жалостливо мычит, а еще страстно сосет его язык. Бесит. Сильная ладонь впивается в мягкую кожу плоского живота, желая вырвать кусок плоти, пробраться под грудную клетку и вырвать сердце, чтобы шатен своими глазами увидел, как сильно оно бьется рядом с Чонгуком. Брюнет спускается ладонью ниже и распускает узел на полотенце, которое спадает на пол, оголяя упругие бедра, гладко выбритый пах и полностью вставший, налившийся кровью член среднего размера. Он накрывает крупной шершавой ладонью весь орган и яйца, несильно сжимая, и шатен в его руках забился дикой, грациозной, но испуганной лошадью. Тэхен отчаянно рвется на свободу, а в распахнувшихся глазах расширенные блядские зрачки, в которых дьяволята жонглируют огоньками. Как же, блять, бесит. И как же, сука, возбуждает. Чонгук издает утробный яростный рык и со всей силы швыряет тонкое тело животом на кровать, скрещивает вырывающиеся руки за спиной, обездвиживая, и коленом давит на загривок. Другой рукой он проталкивается между крепко сжатых бедер, свисающих с края кровати и до боли и синяков сжимает нежную плоть, заставляя шатена вскрикнуть и раздвинуть ноги. Палец приставляется к сжатому колечку мышц и слегка надавливает, ощущая вязкость заранее влитой внутрь смазки. Желваки на скулах дергаются, и брюнет чуть наклоняет голову в бок, хрустнув позвонками. Сразу два пальца резко толкаются до костяшек в подготовленную задницу. Тэхена выгибает в пояснице, и он протяжно выстанывает очередное ругательство в матрас. Чон грубыми быстрыми движениями пальцев трахает разработанную дырочку, нарочно избегая простаты, подушечками ощупывая горячие стенки, с трудом сдерживаясь, чтобы с силой не затолкнуть внутрь целый кулак. Хотя сейчас, наверное, и он бы туда влез. Брюнет еще несколько раз толкается внутрь уже тремя пальцами, окончательно убеждаясь в тщательности растяжки и вытаскивает руку. Он снимает колено с шеи и встает сзади шатена. Одна рука продолжает фиксировать уже не вырывающиеся руки, а другая остервенело вжимается в ягодицу и тянет ее вверх, заставляя Тэхена приподнять зад. Чонгук дотягивается до оторвавшегося от кровати члена, крепко сдавливая его в кулак, и большим пальцем растирая сочащуюся естественную смазку по чувствительной головке. Шатен сдержанно стонет сквозь зубы, отрывая лицо от кровати и невидяще смотря перед собой. − Как же тебе нравится, когда тебя берут силой. – От возбуждения и злости голос не звучит, а рокочет. – Ты так от этого течешь. – Он указательным и средним пальцем собирает смазку и, нависнув над обнаженным телом, проталкивает их в приоткрытый рот, заставляя шатена слизывать его собственный предэякулят, давиться и мычать. Чонгук отпускает запястья и запускает ладонь в шоколадные, еще влажные пряди, потянув на себя. Он жадно впивается поцелуем в покрасневшие губы и вылизывает всю полость, разделяя вкус, который только что заставил шатена испробовать, а затем так же резко отстраняется, жестко отталкивая от себя каштановую макушку. Пальцы впиваются в нежные бока с шелковой карамельной кожей и приподнимают тонкое тельце, откидывая его на центр кровати. − Только дернись сейчас, – властным низким голосом, едва сдерживая прорывающиеся эмоции и желание, – и я выпотрошу весь твой миленький животик. Тэхен притих, прижав локти к ребрам, уткнувшись лицом в матрас и сжимая в кулачках белоснежную простынь. Чонгук обеими ногами встает на пол, осматривая выпирающие острые лопатки, покрасневшую в местах прикосновений нежную кожу и подрагивающие от нетерпения бедра. Он тяжело дышит и проводит рукой по своим волосам. Когда-нибудь он просто убьет этого извращенного провокатора в порыве страсти. Болотная футболка падает на пол, обнажая мускулистую грудь, сильные руки с прорисованными мышцами и шесть кубиков пресса, а рядом падают черные штаны, нижнее белье и слетевшие кроссовки. Чон тянется к ящику левой тумбочки, извлекая оттуда презервативы и смазку. Они всегда слева. Всегда. Латекс раскатывается по венистому органу, готовому разорваться от давления. Матрас прогибается от веса второго тела. Чон коленями становится по бокам от тонких лодыжек и грубо тянет на себя шатена за бедра, щедро выдавливая прохладную смазку на нежную кожу и приставляя головку к томящейся в ожидании дырочке. Он рукой перехватывает Кима под ребрами, а другой обхватывает шею, прижимаясь грудью к голой спине. − Попроси меня. – Хрипит на ухо, слегка надавливая головкой на сфинктер. − Я тебя ненав….− Вместо окончания фразы из него вылетает истошный резкий вскрик, заполняющий комнату. Член одним резким и безжалостным толчком вошел в него до основания. − Я зверею, когда ты так говоришь, слышишь? – Недовольно рычит на ухо, сжимая ладонью шею и сразу же начиная грубо вбиваться в горячую плоть, ощущая как в его предплечье, оплетающее тонкую талию, впиваются когтистой хваткой. Глаза жмурятся от растекающегося по телу настоящего кайфа. − Бля-ять, − то ли болезненно, то ли восторженно надрывно стонет шатен, − какой же ты огромный. Еще слово из этого невозможного рта и Чонгук задушит его, кончая в слабеющее тело. Поэтому он усилием заставляет себя убрать руку с шеи и заткнуть ладонью мокрые от слюны красные губы. Вбивающиеся толчки с напором заполняют плотно прилегающую плоть членом. Сквозь тонкий слой латекса всей длиной ощущается сводящая с ума узость. Чонгук, чуть отпрянув от изящного изгиба спины, начинает быстрее вдалбливаться в замычавшего громче Кима, сменив угол проникновения и попадая по простате. Он головкой чувствует, как проезжается по набухающему комочку нервов и запрокидывает голову назад. На мускулистой шее проступили вены, на коже появляются блестящие капли пота. Левая рука перестает обхватывать талию и теперь с силой сжимает мягкий бок, оставляя кровоподтеки, насаживая задрожавшее тельце до оглушающих хлопков. Прерывистое дыхание переходит в хриплый рык, когда Чон чувствует первые неконтролируемые сокращения внутренних стенок. Он крепче зажимает скулящий рот, ощущая, как на ладонь стекают горячие капли оргазменных слез. Тэхен кончает, содрогаясь всем телом, языком развратно вылизывая солоноватую ладонь, закатывая полные влаги глаза и ногтями до крови цепляясь за крепкие предплечья, в поисках опоры. Его жестко откидывают на кровать, нависая сверху и немного замедляя поступательные движения, от чего слишком чувствительное еще пульсирующее нутро сжимается крепче. − Ты кончил от одного моего члена в своей заднице. – Рычит ему на ухо голос, от которого дрожь экстаза только усиливается. – Так ты меня ненавидишь, сука? Тэхена выкидывает в другие, яркие, бесконечно далекие вселенные, вакуумом сжимая сердце и легкие. Он изо всех сил напрягает внутренние мышцы, то ли пытаясь остановить мучительно сладкие движения, то ли пытаясь, как может, вжаться в источник своего удовольствия. − Расслабься. – Низкий хрип звучит прерывисто из-за мелкой дрожи сильного тела. – Я же тебя так разорву. – Рука с силой прикладывается к ягодице, на которой сразу же расцветает красный след ладони. Шатен всхлипывает и неохотно разжимает мышцы, позволяя члену внутри двигаться свободнее. Чонгук отстраняется, грубо перехватывая подрагивающее тело, переворачивая его чуть на бок, не выходя, и закидывая одну ногу себе на плечо. Ким полушипит, полустонет от новых ощущений и закусывает свою нижнюю губу, снизу вверх смотря на мускулистое тело. Он встречается с подчиняющим, абсолютно нечеловеческим взглядом обсидиановых глаз, и из груди вырывается покорный скулеж. Чон крепче сжимает упругое бедро и толкается глубже. Его зрачки будто застыли, не в силах оторваться от развратного лица под ним. Влажные ресницы распахнутых век, следы от дорожек слез на раскрасневшихся щеках и Тэхен смотрит так кротко, так пристально, будто прямо сейчас готов подчиниться любому приказу. Только прикажи. Круговые движения тазом, сладостные стоны; учащающиеся фрикции, обольстительные вскрики; жесткие толчки, соблазнительный скулеж. − Господи. – Не выдерживая этих сладострастных звуков, тугого обхвата стенок и развратного, молящего взгляда пьянящих коньячных глаз, Чонгук снова закидывает голову назад, издавая утробный рев. – Строишь из себя недотрогу, а сам смотришь на меня так блядски. – Собственный голос кажется незнакомым. Таким глубоким и надрывным. – Покажи мне хоть каплю стыдливости, страха, боли. – То ли молит, то ли приказывает в потолок, а затем налегает на шатена, прижимая его бедро к ребрам. Его рука ложится на снова возбужденный орган Кима и начинает грубо двигаться, плотно сдавливая, в такт глубоким, размеренным толчкам. – Хоть каплю, Тэхен. Иначе я сойду с ума. − Глаза в глаза. Но Тэхен лишь подталкивает к краю пропасти. − Чон-гуук….. – Слабый стон чуть охрипшего голоса мощным электрическим разрядом пронзает все тело брюнета. Рев отражается от стен гостиничного номера. Жесткие хлопки частых остервенелых ударов тела о тело заполняют всю комнату. Падающие капли пота смешиваются с безостановочно вытекающими слезами. Чон твердо сжимает небольшой член в своей ладони, вытрахивая из шатена последние крупицы сознания. Навязчивое желание остаться в этом теле навсегда туго стягивает низ живота. Охрипшие крики Кима аккомпанируют новому приступу крупных судорог, трясущих его тело. Стенки внутри пульсирующе сжимаются, а из члена шатена толчками выходит густая сперма. Чонгук рычит, жмурясь, и от этих сдавливающих ощущений все тело бьет такой озноб, что оно занялось мелкой дрожью. Мышцы пресса резко сокращаются, и Чон на всю возможную глубину вонзается в бьющееся в экстазе тело, замирая. Его самого будто разорвало на миллиарды частей и разбросало по галактике, организм будто потерял всю свою массу, превратившись в невесомое, эфемерное облако. Наслаждение конденсируется в венах и артериях, перекачиваемое сердцем. Он тяжело дышит, не в силах оторваться от Тэхена, чья дрожь постепенно начинает стихать. Крепкая ладонь накрывает карие глаза, Чонгук нежными поцелуями покрывает острые скулы, пока Ким еще не пришел в себя, и болезненно хмурит лоб. Только несколько минут спустя, немного успокоив дыхание, Ким тянет руку к своим глазам, осторожно отнимая прижатую ладонь. Чонгук, утыкающийся в изгиб тонкой шеи и вдыхающий такой нужный аромат карамельной кожи, по которому постоянно скучает, распахивает глаза. Это не может сейчас закончиться. Еще чуть-чуть. Еще совсем немного побыть в этой необходимой и уничтожающей близости. Брюнет резко перехватывает чужие запястья, ведомый своей жадностью. Он быстрыми движениям меняет их положение, садясь на кровати. Использованный презерватив отлетает куда-то в сторону, а новый латексом раскатывается по твердому органу. Матрас проминается от торопливых, но четких перемещений двух тел. Чонгук сидит, прижавшись голой спиной к изголовью кровати, крепкой хваткой обвивая восседающие на нем бедра. − Я больше не могу, животное. – Сипит Ким, ладонями упираясь в выпирающие грудные мышцы. Он смотрит помутневшим взглядом, еще не до конца вернувшись в реальность, но сквозь зрачки видно его нутро, которое изнемогает от похоти, сжигающей изнутри. Чонгук тоже так больше не может. Не может постоянно сталкиваться с этим жаждущим взглядом, пока его обладатель физически отталкивает всеми силами. Не может доводить Тэхена и себя до сумасшедших оргазмов, а утром делать вид, что ничего не было. Он слаб перед этим шатеном и каждый раз не может просто его отпустить, испробовав каплю извращенного наслаждения. Ему тоже сказать, что он больше так не может? Что он погибает каждый раз, когда Тэхен утыкается лицом в подушку, сворачиваясь страдающим комочком. Он может сказать, что его это разрушает. Но кого это спасет? Без Тэхена он больше не может. − Тогда закрой глаза. – Неторопливо распределяя новую порцию смазки по расслабленному сфинктеру и слегка проникая одним пальцем. − Не смотри, как мне хорошо с тобой. Не обращай внимания, как хорошо тебе. – Приподнимая пышные бедра, помещая их колечком мышц прямо над своей головкой. – У тебя же это так прекрасно получается. – Зло шепчет прямо в губы и одним резким движением, насаживает на себя, вторгаясь всей длиной. Тэхен распахивает рот в выкрике, но он заглушается напористым, голодным поцелуем. Глубокие толчки, кажется, распарывают изнутри, искры перед глазами застилают вид на сексуальное лицо брюнета. Пальцы ногтями царапают кожу, покрывающую крепкие мышцы широких плеч. Зажатый между животами чувствительный член, испачканный в собственной сперме, дергается и снова начинает наливаться кровью. Чужие губы невыносимо манят, он сталкивается с ними по касательной, начиная остервенело скакать на сильных бедрах. Крепкие руки, сжимающие его бока до синяков, управляют им, заставляя двигаться быстрее. По выгнутой спине и открытой шее стекают капельки пота. Чонгук подбрасывает на себе извивающееся тельце, языком слизывает влагу кожи, больно сминает упругие ягодицы, вгрызается в оголенный изгиб ключицы, вбивается и насаживает так, будто пытается добраться до самого сердца. Он резким движением плотно прижимает к себе упругие бедра, проникая на глубину, от которой из шатена вылетает охрипший стон, и немного замедляется. Круговыми движениями он направляет чужой таз, членом оглаживая все стенки изнутри, и чуть ослабляет хватку. Тэхен запрокидывает голову назад и начинает выписывать бедрами восьмерки, сводя с ума изгибами своего плавного тела. Он сжимает и расслабляет мышцы сфинктера, поскуливая и закусывая губы. Хватка на его бедрах снова становится крепкой и в него толкаются под таким углом, что из легких вылетает весь воздух. − Та-аам. – Протяжно выстанывает шатен в потолок, прогибаясь в пояснице почти до хруста. Блять. Как же это заводит. Мучительно размеренные и точные удары по простате сменяются все более и более настойчивыми. Чонгук одной рукой накрывает аккуратный возбужденный орган с каплей предэякулята и, туго сжав его, неторопливо водит по нему, асинхронно толчкам внутрь. Шатен над ним тянется ладонью к его губам и водит по ним своими невозможно красивыми, тонкими и длинными пальчиками правой руки. Чон обхватывает безымянный палец губами и глубже проталкивает себе в рот, почти до костяшки. Зубы с силой сжимаются, оставляя четкий след, который кольцом оплетает основание пальца. Тэхен вскрикивает, но руку не отнимает, начиная подрагивать и задыхаться от собственных слез. Напористые толчки заполняют его изнутри, крупная головка беспрерывно проезжается по его набухшему и чувствительному комку нервов, член изнемогает от протяжных движений грубой ладони. − Не кончай. – Раздается возбужденный рык. − Потерпи еще немного, Тэхен. – Быстрее толкаясь в обволакивающую узость. − Хочу, чтобы ты почувствовал меня как следует. От этого голоса от самой макушки по всему телу резкой волной разлетаются мурашки, пальцы на ногах подгибаются. Тэхен несдержанно кончает, пачкая семенем животы, извиваясь и содрогаясь от резко нахлынувшего неудержимого наслаждения. Чонгук утробно рычит и прижимает его к себе, безжалостно вдалбливаясь, пока Тэхен стонет и трясется в удовольствии. Сжимающиеся в интенсивной пульсации стенки обхватывают весь член целиком, доводя до края обрыва, а сладкие стоны охрипшего голоса и крупная дрожь хрупкого тела толкают с него безвозвратно. Брюнет насаживает упругую задницу на себя до основания и бурно кончает, ощущая вулканическую лаву, накрывающую его сознание. Их дыхание и сознание приходит в норму лишь спустя время. Тэхен, ослабевший и все еще немного дрожащий, выпутывается из крепкой хватки, которая неохотно и обреченно его отпускает. Он комочком сворачивается, утыкаясь лицом в подушку, а у Чонгука от этого в груди что-то щемит, сжимается, давит. Брюнет осторожно кладет ладонь на мягкие, уже высохшие после душа пряди и болезненно сводит брови. Его руку не отталкивают, как обычно, но он знает, что большего ему и не позволят. Ком скапливается в горле. − У меня твои игры уже в печенках сидят. – Грустным глубоким шепотом. − Я больше пальцем к тебе не прикоснусь, пока на коленях не будешь умолять об этом. – Отстраняясь и начиная подниматься с кровати. Его кисть перехватывают тонкие пальцы, и он удивленно оборачивается. − Завтра утром. – Тихо шепчет ласковый голос. − Останься. – Заплаканные, счастливо горящие глаза хлопают влажными пушистыми ресницами. Они впервые смотрят на Чонгука после секса, смущенно выглядывая из-под растрепанных каштановых прядей. Трогательный румянец разнеженного и удовлетворенного лица покрывает влажные щеки и кончики ушей. Мягкая, счастливая и тоже смущенная улыбка не сползает с раскрасневшихся губ. − Я встану на колени завтра утром. − Вот оно что. – Только и смог растеряно и тихо вымолвить Чон, зачарованный невинным стеснением, которое от него так старательно скрывали.