J1437K~

      Мы обгоняем с тобой солнце. Мы обгоняем с тобой облака и ветер, но не можем обогнать время, которое неумолимо отсчитывает наш конец.       Юнги отправился с Хлоей по магазинам рано утром. Просто внезапно проснулся ни свет ни заря, умылся, оделся и понял, что из пар только бесполезная практика по физике и на нее явка не обязательна. Практика, которую преподает тупой препод, и он на нее не идет — логично до мозга костей. Все равно экзамен будет у другого, которого Юн любил, они в шутку друг друга оскорбляли и тот всегда называл его бестолочью часто прикасаясь к макушке, разворачивая мальчишку, ероша волосы и отправляя переделывать лабораторные. Мин добавлял этого человека в список тех, ради кого жил.       — Какие у тебя планы? — спросила подруга, хватая Юна за рукав куртки, чтобы не станцевать брейк-данс, позднее свалившись на ледяной асфальт, что был покрыт толстой коркой льда. И почему только около ТЦ Лента была такая дорога? Везде же нормально уже стало.       Весна не самое приятное время года считал Юнги, потому что то дождь, то снег, а когда начинают таять огромные сугробы, показывая асфальт, заливая водой их и замерзая за холодные ночи, превращая улицы в каток, так вообще можно лишиться ног, рук, лица и телефона. Мин поежился, перехватил подругу крепче, прижимая ее ближе и понимая, что сам сейчас может упасть в своих белых кроссовках. На кой черт надел?       — Элиот мне дал денег, и я все-таки решился, хочу себе прокол на языке, поэтому сначала туда, а потом куда захочешь ты, — пожал плечами мальчишка, придерживая девушку и сворачивая к многоэтажкам.       — Я хочу тату, — серьезно заявляет Хлоя, и они вдвоём смеются, глядя в глаза друг друга. Все то она понимает.       Все было сделано быстро. Язык слегка опух и болел, но не так сильно, чтобы мычать на вопросы Хлои. Роль коровы обычно играл Элиот. Юнги купил подруге горячего шоколада, а сам довольный шел за ней и рассуждал о тату. Конечно, девушка не одобрила то, что Юн захотел вдобавок тоже набить себе татуировку. Одно больное место намного лучше двух, но мальчишка заявил, что все уже прошло, да и чего мелочиться, можно сделать все и сразу.       Девушка ушла в другой кабинет, куда завела ее милая мастер с рыжими волосами и голубыми глазами, а вот Юнги, оглядев маленькое помещение, пошел за парнем. Рассказал о своем предпочтении и, прикусив, итак, больной язык, терпел наколку под сердцем в виде чонгуковой фразы «Жизнь без страсти подобна смерти» — это было для мальчишки очень важно. Фиолетового цвета переходящий в черный, украшенную мелкими ромашками с замудренными стебельками, заканчивающимися одним сердцем уходящим на бок, черного цвета с надписью «J1437K» под ним, мелким, кривым почерком. Волк внутри гордится, радуется и верещит от счастья. После боли он радуется только боли, не воспринимая похвалу как заслугу и Юнги понимает, ничего больше сделать для него не может, потому что считает, что заслужил.       Новые записи гласят, пока Юн ждет подругу «Наше там. Наши фиолетовые облака. Мечты и желания. Ты мое все. Никто не понимает этого. Ты моя жизнь. Ты сделал для меня больше, чем кто либо другой. Ты спас мою жизнь. Ты разрешил мне жить, любить себя и понимать, что в этой жизни можно все.».       Хлоя выходит слишком радостная для человека, которого протыкали иголкой. Она кружит вокруг себя и хихикает как ума лишенная. Ебанашка, но такая родная.       — Ты долго будто решила набить себе целый рукав, — усмехается Юн, а девушка открыто смеется:       — Я же девчонка, выбирала долго, — разводит руками. — Увидишь потом, что я сделала.       Мину не нужно напрягать мозги, чтобы понять, что она выбила себе на боку аниме на которое подсела недавно. Да, это был осознанный выбор, хотя с первого взгляда хотелось приподнять бровь и спросить о том, зачем тебе чертов Леви из атаки титанов на теле? Но если взглянуть на этого Леви, то действительно можно испустить дух и пойти бить себе его тоже. Юнги честно признаться был больше по манхвам, поэтому если бы не был так зависим Чонгуком, то пошёл бы делать персонажа из ночных этюдов на руке. Ну, а что? Прекрасное искусство.       А после этого их ждал клуб, пьянка и сумасшедшие танцы. Юнги танцевал после пары бокалов, отрываясь полностью. Хлоя рядом с ним тверкала, терлась с боку пока он ржал, улыбался словно больной и только что сбежал из психушки, а также выгибался сам. Представлял Чонгука, как тот маленький кружился с ним в ромашковом поле, прыгал под жесткий рок, кувыркался и, подхватив Мина за талию, валил на мягкую траву, утопая в цветах, заливисто смеясь и зацеловывая щеки.       После виски с колой крышку снесло окончательно. Юнги пошел по всем парням, которых видел своим затуманенным взглядом. Он обнимал, позволял оставлять на молочной коже отпечатки, затыкая скулящего и предупреждающего волка, прося отдохнуть. Один вечер. Один проклятый вечер он напьется до беспамятства, до объятий с унитазом, кружащейся в диком танце головы или дрожащих колен. А в голове лишь проклятое Чонгук звучит, не затыкается. Юнги не может любить никого, не влюбляется, а если ему кажется, что он нашел того самого, так все обращается пыльцой, песком и рассеивается с прохладным ветром в поле. Простое влечение и такое частое, что мальчишка чувствует себя ебаной шлюхой, долбаным наркоманом, которому нужна новая доза внимания, заботы, косого взгляда в его сторону, чтобы вновь влюбить в себя, поразвлечься и выкинуть. Он не специально, он клянётся себе в этом каждый вечер перед зеркалом. У Юна манера общения в виде флирта проявляется. Юнги ненавидит это чувство, ненавидит себя снова. Ненавидит…       Хочется кричать, плакать, рвать глотку о несправедливости, но все, что он может это опрокидывать очередной бокал и тереться о какого-то парня, что бесстыдно положил свои огромные ручища на его тонкую талию. Он жмется сильнее, трется о тело, скулит от поцелуев в скулы и шею, не позволяя дотрагиваться до губ, а потом уходит, оставляя возмущенного возбужденного матерящегося пьяного ухажера в стороне. К черту! Пошел к черту ублюдок! Юн ищет Хлою, осматривает танцпол и ему кажется, что он сейчас один в этом здании, во всем мире, вселенной. Да почему с ним всегда так? Уши закладывает и тошнота подкатывает к горлу от духоты, жара чужих тел, поэтому приходится выбраться ненадолго на балкон второго этажа, присесть на пол возле закрытой двери и закурить оставленные кем-то сигареты, разреветься, сжимая в руках кофту, которую машинально он начинает натягивать на колени.       Мин весь разгоряченный, а на улице хоть и не так холодно, но весна не радует градусами в ноль и от этого руки начинают мерзнуть, все тело колбасит и зубы стучат, но сигареты слегка согревают внутри жаль только, что не душу. Хочется опять обнимать плечи, жалеть себя, гладить по голове и голосом, что всегда сострадает шептать, что нужно собрать себя в кучу, перестать ныть, вспоминать и жить настоящим. Хватит этих драм, сопливых платков и красных глаз! Хватит каждый раз, когда плохо закрываться от других, не принимать к себе в душу и восхвалять разбалованного волка! Ничтожество. Чертово ничтожество!       Мальчишка достает телефон и, промахнувшись мимо такси, звонит Элу, который наверное дрыхнет как младенец в своей теплой кроватке, укутанный мамкой в огромное одеяло. Всегда ложится в десять, спит по девять часов, а если меньше, то ходит с лицом будто член в штанах уменьшился или пропал. На все вопросы отвечает слегка раздраженным «Ты что, я спал семь часов». Целых семь часов, зайка и не надо заливать всем как это мало, потому что максимальное количество выбитого на сон времени будет именно семь часов и если ты столько проспал, то выиграл эту жизнь. Юнги спит стабильно меньше шести часов, не считая, конечно же, волшебной ночи, когда они бухают с Хлоей, а так пять с половиной часов, будильник в шесть тридцать и пошел кайфовать на пары. Мин иногда даже гордится собой, потому что еще ни разу не проспал, ни разу не опоздал, а вот Саммерсону пора постыдится — каждый раз опаздывает.       — Алло, — слышится спустя долгие минуты и Юни закашливается от противных дешевых сижек. Зачем он вообще их взял с подоконника? — Солнце, что-то случилось? Почему ты звонишь мне так поздно?       Блять… Блять! И Юн, растерявшись, осознав свою ошибку, сразу же кладет трубку, блокирует номер и, плача от бессилия и внутренней пустоты, собирается выпить еще немного, забрать Хлою и пойти погулять, потому что клуб больше не радует, а желание нажраться до беспамятства внезапно пропало.       Казалось бы, все нормальные люди по ночам должны спать, конечно за исключением тех, кто работает, но не он со своей подругой, которые хер знают где и хер знают как добрались до сюда. Они пьяные, ненормальные, ржущие, сидящие около аэропорта и смотрящие на улетающие самолеты. Фоткающие друг друга, снимающие истории в Стаграмме, а также включающие песни обработанного Моцарта соединенного с Инстасамкой.       На самом деле мальчишка почти протрезвел, в голове появились определенные серьезные мысли по поводу работы, учебы и чего-то еще такого сказочного одновременно. Хлоя вполне адекватно вела себя, хотя по ней никогда не понять, она всегда была ненормальной, смешной и задорной. Юн не понимал как она могла не грустить, а даже когда и становилась серьезной, то с тупой шутки ее сразу же пробирало и она начинала громко ржать.       — Куда бы ты хотела? — спросил Юнги, кладя голову ей на плечо и выдыхая прохладный воздух в пустоту.       Красиво на самом деле. Вот так вот смотреть на самолеты, слушать Epilogue: Young Forever, а также поддаваться иллюзиям о лучшей жизни. Представлять, как Чонгук, схватив мальчишку за руку, бежит вперед вместе с другими участниками Третьяковки, как Хлою держит Нам и они все вместе летят вперед все быстрее и быстрее. Обгоняя друг друга, несмотря под ноги и понимая, что за горизонтом ничего нет кроме там. Волку от таких картинок перед глазами спокойно и одновременно тревожно.       Если бы были таблетки, которые позволяют чувствовать тебя, я бы убился этой химией, но не хотел бы покидать тебя.       — В Корею к Намджуну, — усмехнулась она и Мин фыркнул от абсурдности слов. — А ты?       — А я к Чонгуку… — вздыхает будто все, что сейчас происходит вокруг него не имеет смысла только гребаное там за горизонт и осталось.       Они сидят в тишине минуты пока не слышат приближающихся людей, что спотыкаются, толкают друг друга, кричат и готовят камеры. Толпа, куча, неуправляемая волна.       — Что происходит?       Хлоя лениво соскакивает со скамейки и потягивается. Выглядит чересчур спокойной, но какой-то одновременно довольной что ли будто знает секрет, знает что-то важное, но не соизволила поделится, рассказать об этом Юнги.       — Скоро должна приехать «Третьяковка», у них тут концерт, — и у Юна зрачки расширяются, слегка кружится голова от пары слов. Что? — Тридцатого марта.       — А сегодня?       — Двадцать пятое…       Юнги заламывает брови и поспешно поднимается на ноги. Почему-то внутри волк скулит и волнуется, его неестественно трясет и он, схватив за руку подругу, бежит, спотыкаясь о собственные ноги, летит к дверям аэропорта, обгоняя людей, протискиваясь сквозь плотную стену народу. Прыгает, скачет зайцем, пролетая через щель между двух мужчин и оказывается в первых рядах, где только журналисты перед которыми пару охранников. Хлоя его дергает за рукав, что-то шепчет, а мальчишка наконец поворачивает голову в сторону и сердце замирает. Дыхание спирает, шум прекращается и все как в замедленной съемки. Один кадр, один момент, что длится секунды…       Чонгук среди всех выглядит будто на него единственного светит солнце, все лампы аэропорта направлены на искусство. На нем черная шляпка и такая же маска, руки спрятаны в плюшевую объемную куртку, а на плече висит рюкзак. Его челка лезет в глаза, но все равно видно как он улыбается ими. Парень снимает маску, встает в линию к остальным рядом с Намджуном и БанХеном, посерединке и машет. Эти ладони, эти пальцы, что касались щек. Поцелуй. Я просил тебя так не делать. Обними. У меня мало времени. Спой. Ты не умеешь, замолчи. Мне нужна твоя поддержка. Исчезни из моей жизни. Твоя улыбка… Я сумасшедший по отношению к тебе, потому что, когда я рядом с тобой сразу теряю голову. Наизусть перечислю твои улыбки, что дарил ты мне всю мою жизнь. Я люблю тебя! ненавижу… ненавижу… ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу… я ненавижу тебя себя!       Толпа двигается вместе с тем, как парни продвигаются к машинам. Все кричат, сходят с ума и Юн пугается, когда рука с рукава исчезает сзади. Подруга остается стоять в неизвестности, а его толкают все дальше и дальше от спасительного островка к обрыву вселенной. Мин задевает кого-то локтем, ему наступают на ботинки и в конце концов, когда они выходят из дверей, то спотыкаясь Юнги летит вперед. Удивительно его ничего не задерживает и даже люди, которые стоят по бокам не обращают внимания как он падает. С громким «Ой» он валится на асфальт около лужи с грязными остатками снега прямо в метре от Чона. Как он мог так облажаться…       Парень задерживается перед машиной, сообщает что-то Джею, еще одному участнику группы и сразу же разворачивается, смотрит на толпу осуждающе, а затем протягивает руку.

***

Flashback

      — Что с твоими коленями? Где ты вообще был? — хмурится Чонгук, протирая ватным диском большую царапину на коленке. Ругается на малыша, а тот немного хихикает, ойкает и под строгим взглядом дуется.       — Я бежал и чувствовал, что свободен, — признается неловко Юн и глядит на черную макушку, склонившегося мальчишки. Пыхтит, аккуратно ведёт ватой с противной жидкостью, что щиплется, но вдобавок дует, облегчая боль.       Это нравится Юнги. Он всегда любит, когда после очередной неудачной встречи с асфальтом мальчишка заботится о нем, с такой нежностью и любовью словно старший брат, но на самом деле намного больше.       — Расскажешь? — просит, потому что хочет узнать подробности. И вот куда его недотрогу снова занесло?       — Мама и папа опять ругались, я, не выдержав, вылетел на улицу и, увидев ромашки, ринулся к полю, — взмахивает ручками и шипит от того, когда Чон неосторожно проводит по ранке. — Я бежал и не видел ничего, не думал, порхал и запнувшись упал. Почти до леса добежал, — поднимая подбородок, гордо произносит. — А потом я лег на землю и смотрел на небо.       Юнги задумывается на мгновение, а потом выдает:       — Мы должны повторить это вместе.       — Что?       — Целоваться под звёздным небом в ромашковом поле.       Чонгук прекращает обрабатывать ранки, заматывает все бинтом, проверяя не сильно ли затянул, и смеётся, так светло и ласково. Заглядывает в глаза, ловя там, в глубине зрачков озорные искорки, взрывающиеся огоньки, и, пододвигаясь ближе, расцеловывает щеки, нос, лоб и глаза. Гладит по телу и, прижимая к себе, шепчет, что они обязательно это исполнят, когда подрастут. Юнги, опираясь на сильные плечи, лужецей растекается довольно мурча. Они сделаю это вместе. Обязательно…

Конец flashback

***

      Юнги неловко. Он не кривит душой, хочет прикоснуться и принимает руку. Поднимается, опираясь на сильные плечи, смущенно глядит в родные глаза и на эмоции, которые сменяются с улыбки моментально на шок, неверие и отвращение.       Прости, прости, прости меня за все.       — Спасибо, — шепчет еле слышно в спину убегающего, чего-то испугавшегося Чонгука, что запрыгивает в машину, хлопая дверцей и она тут же срывается с места.       В этот раз тишина оглушает. Люди расходятся, камеры выключаются, а следы от шин затаптываются, а Мин продолжает сжимать ладошки и смотреть вдаль куда уехал Чонгук и остальные. Ему до одури душно в запачканной куртке, больно от содранных до крови рук и безумно хорошо от легких касаний личного демона искусителя. Волк молчит, не скулит, не истерит и не бьется в грудной клетке, позволяя насладится моментом.       Солнце освещает первыми лучами сообщая о рассвете и нежно касаясь юнговых щек, как и рука Хлои, что ложится успокаивающе на плечо.       — Ты нашел его, — слегка улыбается, прижимаясь к боку друга.       И он обреченно вздыхает:       — Не я — он, приехавший добить мою чертову душу…

***

      Наше там тонет в дыме погаснувших свечей, но я все ещё люблю тебя. Смотрю на горизонт и люблю.       Дома тепло. Они расстались с Хлоей пару минут назад, но ему уже не хватает поддержки, руки, что каждый раз сжимает его рукав, не давая провалится в бездну. Куртку пришлось застирать, руки, шипя, долго промывать под водой, а после клеить пластыри, ведь ему больше никто не забинтует коленки, не обработает ранки, не поцелует. Юнги вроде бы смирился, но животное внутри нет.       Юнги, лежа на диване, вспоминает. Он увидел его даже задел, унижаясь и валяясь в грязи, марая куртку, штаны и обдирая руки, но Чонгук… Он был рядом, хоть и смотрел с презрением, неверием и отвращением. Какая сейчас уже разница. Мину холодно и больно от этих карих глаз, но одновременно греет душу то, что он сейчас с ним в одном городе. Да порознь, да не вместе, но они дышат одним воздухом, ходят по одной земле и его Чон коснулся. Это ли не счастье?       Мальчишке кажется, что Чонгук специально, пораньше прилетел из Кореи, чтобы увидеть недотрогу, но ведь глупости. Мечты малыша, который как в сказке ждёт своего принца на белом коне и кажется, что история начинает исполнятся, наполнятся новыми красками, но обесцвечивается суровой реальностью. Прекрати мечтать, ты убиваешь себя!       Юн скучает по тем временам, когда было по-другому. Он скучает по тому, как они вдвоём плескались в реке, играли в догонялки, придумывали новые слова и жесты, чтобы понимать только друг друга. Как Юн разыгрывал концерты, вынуждая Саймона корчится от боли в ушах, сбегал каждый раз от дракона, чтобы попасть в объятия рыцаря, нет, его собственного любящего короля. Не хватало короны, дорогой одежды, но приевшаяся для глаз серая майка, потрепанные кеды и свободные штаны держащееся на одних лишь завязках запомнились на долгие года и до сих пор всплывали бесценными воспоминаниями.       Я соскучился.       Юн скучает по тем временам, когда было по-другому. Без новых проколов, татуировок. Ему не нравится на губе пирсинг, не нравится в этом месте настолько сильно, что хочется лично подойти и попросить снять чёртово украшение. И хоть фанаты многие говорили, что это божественно, прекрасно, невероятно — мальчишка подумал — перегнул. Это честно казалось чем-то лишнем на чоновом лице, но ведь главное не вид, повторял себе частенько Мин, главное, то, что человеку, которого ты любишь это нравится, а значит и должно тебе. Это выбор Чонгука и Юнги уважал его. От этого любовь не уменьшилась, не стала угасать, не появилось отвращение, а значит все в порядке.       Но мне так больно сейчас не из-за этого.       У Юнги невыносимо болит под ребрами, невыносимо ломает там от того, как он посмотрел на него. Хлоя говорила, болтала что-то рядом, а он отвечал словно на автомате, не Юн даже не волк, а какая-то другая сущность, другое я, не знакомое до этого мальчишке. Хотя… Может быть это и был тот самый голос Юнги, который постоянно хотел порезать вены, запить таблетки алкоголем и утопиться в ванной уставленной розовыми причудлиыми свечками, что ни один нормальный человек не купил бы в магазине. Глупости… Простая обида и непонимание того, что может быть как-то иначе. Не все желания сбываются, не все, что мы хотим исполняется так и тут.       Юнги однажды сказал себе — его видео на мой самый ужасный момент в жизни, плохой день, чтобы ты порадовал меня. Обычно его называют чёрным, но этот цвет ещё темнее, ещё страшнее. В этом дне все идёт, наоборот, искажается. Там страдают дети, светит красное солнце и кровавые следы мажутся по дорогам. Такой вот день у Юнги самый-самый чёрный, но если признаться честно драматизм вредит жизни и здоровью.       Естественно, когда пиздец в жизни, мальчишке нужно посмотреть оставленное видео. Открыть трансляцию, припрятанную в закладках, включить и услышать чонгуков голос. Сразу проблемы забываются и становится легче от его родных карих глаз, дышится по новому. Только волк частенько просит, умоляет, перед хозяином морду преклоняет, но Мин ему никогда не позволяет, одергивает глупое животное. Сегодняшний день исключение.       Давние записи гласили: «Надеюсь я не прогадал, хотя знаешь… Если и прогадал, значит самое дерьмо уже пережил сам. Значит стал сильнее ещё больше, и я буду благодарен не себе, а тебе за то, что ты был рядом, оставался в видео не просмотренным, не позволял думать, что жизнь отстой. Но ведь она такой и являлась в тот самый момент, когда я умирал снова и снова. Люблю тебя. Я так тебя люблю. Очень и очень сильно…».       Юнги после встречи с ним не смог. Хлоя не успокоила, волк, прибыв домой, протяжно завыл и, кажется, почти умер, метаясь в мальчишеской груди.       В темной комнате раздалось радостное «Анен».