J1437K~

      Юнги, завернувшись в плед, сидит и смотрит краем глаза на фотографию, лежащую на коленях. На ней синеволосый Чонгук с яркой улыбкой, в полосатой кофте, черном комбинезоне и такими родными глазами. Лицо не замазано слоем косметики, проглядывается та самая родинка. Хочется умереть, смотря на нее… Эту фотку они распечатали сегодня. Вместо покупки плакатов побежали в фотосалон и наделали штук десять или двадцать греющих душу фотокарточек с одним лишь Чонгуком, потратив последние карманные деньги Хлои. Юнги был безумно благодарен ей, хотя покупку мог оплатить и сам.       Придя домой, тот аккуратно открыл конверт, пересчитал каждую, получая в сумме ровно пятнадцать различных Чонгуков и спрятал в шкаф, разложит позднее. Хлоя копошилась сначала в его комнате, выискивая футболку и шорты, чтобы переодеться в удобное, а потом ускакала на кухню. Юнги подхватывает телефон и на ходу начинает писать свои мысли, уходя в гостиную и устраиваясь на диване.       Заметки снова гласят «Знаешь, у меня всегда так было и будет. Я как Чонгук. Он проиграл и расстроился. Для него это потрясение. Для меня тоже… Для меня это удар в самое сердце, в мое самолюбие и уничтожение моих способностей. Я всегда низкого мнения о себе. Ничтожество. Ничего не могу, ничего не знаю и никогда не стану лучше, потому что сколько бы ты знаний не впитал в себя ты никогда не поднимешься на самую верхушку. Нет конечного результата. Никогда не верил в бесконечность, в безграничность. Но знания бесконечны, а ты всего лишь в самом начале», — он снова любовно осматривает фото, улыбается сквозь слезы, что неожиданно для самого мальчишки показались на глазах и продолжает с давящим в груди непонятным чувством писать. — «На тебя влияет все, не только общество, но и другие факторы. Знаешь, так тяжело, тяжело осознавать, что именно люди и тянут тебя вниз, не дают развиваться и быть личностью. Они подавляют тебя. Ты имеешь собственное мнение — плохо. Мысли — закрой. Ты сам ошибка! Мне бы дотерпеть. Ты говоришь мне не сдаваться, не выпадать из ритма своей устоявшейся жизни, чтобы никто не влиял на твое настроение и эмоции. Я верю тебе, честно, но понимаешь именно эмоциональность мешает. Она тоже минус, она тоже уничтожает, сжирает заживо, губит. Говоришь сам себе замолчать, сразу же становится отвратительно плохо, сразу увядаешь. Начинаешь говорить и тебя затыкают. Золотой середины нет. Нет ничего идеального. Нет в этом мире идеала! Только ты. Только ты мой идеал, мой демон и икона, а остальное… А остальное дно даже я…»       — Я реально не понимаю тебя, пошли его нахуй раз так надоел, — раздается с кухни голос Хлои, и она выходит с бутылкой вина и двумя бокалами. — Зачем ты терпишь этого чурбана?       — Он заботится по-своему, возит на машине, дает деньги и обеспечивает дорогими подарками, это ли не счастье? — откладывает телефон Мин, прокашливается и выхватывает бутылку, разливая по бокалам.       Хлоя садится, поправляет пушистую тепленькую пижаму и закидывает ногу на ногу. Неожиданно притрагивается, стирая со щек одинокую слезу так, что Юн дергается и испуганно смотрит, когда она поджимает губы, качая головой. Юнги отвешивает себе подзатыльник за то, что реакция его тела играет с ним в игры будто издевается, пытается каждый раз выиграть и сделать из мальчишки одно сплошное посмешище. Черт, нужно научиться не пугаться внезапных касаний или хотя бы не вздрагивать так сильно. Контроль эмоций и тела — так учил себя Юнги.       — Ты ангел, малыш, и делаешь больно себе, когда обнимаешь другого, беспокоишься через силу о другом и терпишь его существование, — он смотрит затуманено на подругу, подает ей вино и садится сам. — Перестань насиловать себя, делаешь хуже. И только попробуй порезать руки, заживо сожру!       Юнги вздрагивает, кивает, проглатывает залпом жидкость и прикрывает глаза. Он уже это сделал. Не специально, конечно. Резал салат, а нож вместо второго огурца прошелся лезвием по ноге. Ну с кем не бывает, руки не из того места растут вот и роняют всякие предметы, как, к примеру ручки, телефоны, а тут всего лишь малюсенький ножичек. Юн сразу же обработал царапину, но есть перехотел. Вместо этого снова заказал доставкой пиццу, спрайт и бутылку вина. Последнее оказалось нужнее всех, а на тот момент еще и правильнее.       Они сидят в полной тишине минуты, иногда переговариваются на тему учебы или просто болтают ерунду. Юн достаточно выпил, чтобы забыться. Забыться, что есть реальный мир. Он бы создал еще одну запись, но перед подругой не очень удобно. Она забавно морщит носик, смакует вкус и откидывает голову. Волк Юнги совершенно измотан, а теперь достаточно опьянев чувствует легкость, свободу эмоций. Ему хочется радоваться, скакать, прыгать в разные стороны, нестись куда-то далеко-далеко только вот хозяин не позволяет, заставляет снова прижаться и сидеть около клетки, ожидая своего смертного приговора.       — Любишь, — не спрашивает, утверждает, смотрит в миновские глаза. Она покраснела от вина, разделась до белья и лежала, укрыв только грудь пледом.       Юнги не сомневается, знает о ком она говорит и улыбается искренне, воображая. Все его тело разгорячилось от алкоголя, в боксерах тесно и хочется расслабиться с ним, но единственное, что дозволено — сходить под струи холодного душа. Он слегка толи стонет, толи скулит от картинок в его голове и вот ощущение будто Чонгук сейчас постучится в дверь. Приедет с работы, откроет квартиру и, подхватив бегущего к нему Юна, расцелует в щеки, счастливо смеясь и купаясь в миновских объятьях. Только вот беда, реальный мир и его там не совместимы, поэтому приходится раскрыть резко глаза, проморгаться и взглянуть на раздетую Хлою, чтобы хоть как-нибудь унять желание. Он ведь по мальчикам, поэтому девушка может хоть голой ходить перед ним, не стесняясь и не боясь насилия со стороны друга, а вот у нее предпочтения к парням такие же как и у Мина. Она, как и Юнги, влюблена в одного участника из Третьяковки.       Юн посвятил ее в свои предпочтения в музыке, познакомил с этой группой и она внезапно стала все больше и больше говорить о рэпере Намджуне. Ким был такой широкоплечий, мускулистый, огромный как шкаф, но с доброй улыбкой, слегка неуклюжий и вечно что-то ломающий. За Хлоей первое время оказалось забавно наблюдать, а потом, когда мальчишка поглядел на себя, то ужаснулся, ведь он был сумасшедшее ее в этом плане. Подруга любила Нама за все и даже практиковала езду на велосипеде, хотя и не умела кататься. Забавно, как человек начинает меняться ради другого человека в которого влюблен.       — Зависим, — хрипло выдыхает, откидывает чонову фотографию и, задевая бутылку, проливает на нее вино. Она становится еще красивее в этом красноватом пятне.       Засыпают по разные стороны дивана. Хлоя в обнимку с Микаэллой — мягким слоном из икеи, что прикупил себе Мин на свой день рождение, а Юнги с именем Чонгука на губах. Как и всегда.       На самом деле так жить проще. Вот смотришь с утра на Чонгука, есть совершенно не хочется, насиловать себя едой, тем более вталкивать чуть ли не блевать от того, что она просится обратно, но один взгляд на мужчину и как-то тарелка сама собой пустеет. Или домашнее задание, избавление от бессонницы и кошмаров, занятие спортом — все Чонгук. Его личная мотивация, стимул, стремление к правильной жизни. Если бы не любимый кумир, Мин и по сей день прогуливал бы физру, потому что бегать по понедельникам и средам первой парой казалось глупостью. А сейчас эта пара всего лишь маленькая галочка из огромного списка на день. Действительно, все стало легче и лучше в жизни Юна после появления вокалиста из Третьяковки.       Утро противное, больное и такое нежданное. Мальчишка просыпается посреди хаоса, берет телефон и, смотря на «Элиот-водитель», стонет. Это невозможно. Юнги всегда просыпается от будильника с чоновым серьезным голосом «Эй, так делать нельзя, проспишь блинчики и поцелуи», смотрит на его фото на заставке, протирает глаза кулачками, зевая, а только уже потом встает. Сейчас же с противным звонком, ненавистным именем и этой музыкой, что играет постоянно в блядской рекламе, раздражая. Да и к чертям надо было отключить звук, потому что если уж пьешь со среды на четверг каждую неделю, ждешь сушняк, головную боль и отмену всех пар лично от себя, соизволь последовать традиции.       — «Не скули, зайчонок», — возникает в голове голос, внутри зверь Юна воет и рассыпается в истерике.       Юн всегда так себе говорит, а еще любимое, что он произносит себе, стоя перед зеркалом «Ты не красивый, когда плачешь» и сразу же загоняет всю влагу назад. Натренировал себя как животное, как собаку, что подчиняется хозяину, выполняя команды. Он такой же, выполняющий команды внутреннего голоса, что каждый раз приказывает — встать, вытереть свои сопли и пойти работать над собой дальше. Не важно в каком ты состоянии, не важно, что чувствуешь внутри — есть цель и препятствия, что Мин обязан обойти, преодолеть, молча, стиснув зубы, не произнеся ни звука. Такое вот наказание самому себе, а может быть вселенная специально создала его, чтобы вот так вот издеваться, мучить миновского волка, дрессировать и заставлять играть роль на публике, всем улыбаясь и смеясь, а дома, в ночи, прижимаясь лицом к подушке, орать что есть мочи, всхлипывать и истерить неизвестно от чего. Юнги никогда не перестанет думать про свое персональное наказание. Это как в стихотворение, который придумал Мин одной бессонной ночью.       «Моя душа кричит, срывает связки горла,       Уже не может и хрипит,       А я стою на людях даже очень скромно.       Всем улыбаюсь и смеюсь,       Хихикаю так глупо       И не стесняясь выдаю, что мне с тобою очень круто…       А приходя домой, я выпускаю душу.       Я бьюсь в истерике, рыдаю, тебя прийти я умоляю.       Но ты не слышишь, ты оставил и, может быть, вернёшься вновь.       Ну, а пока я буду помнить, что сука — чёртова любовь!»       Любовь такая сука. Не может существовать без боли и Юн чувствует себя настолько паршиво, что в груди ломит, страшно болит и разрывается. Он хочет домой. И, казалось бы, мальчишка в своей квартире, в тепле и все прекрасно, но дом там, где Чонгук. Чертов Чон и есть его самое родное и уютное место на планете, во всей вселенной.       — Алло? — голос мальчишки сонный, хриплый и разбитый.       — Все в порядке? Ты не на парах, — спокойный, подозрительно сладкий, отвратительный ранним утром или уже не ранним, потому что часы на стене оглашают обед. — Если ты только проснулся, то доброе утро, — и Юнги представляет эту улыбку, от которой коробит. Элиот всегда принимает все юнговские привычки, приветы и изменения, а потом почему-то сам же и указывает на неправильность, беспечность, безалаберность. Вот чтобы в самую душу, в самое сердце плюнуть, измазать чернотой, изничтожить. — Ты придешь?       — Нет, — холодно бросает, отключается, на заставке высвечивается лицо Чона, счастливое, светящееся. Голова трещит и Мин кидает гаджет на ковер, проводя рукой по лицу.       Как же все заебало.       Он поднимается, подтягивает футболку и проходит в ванную. Легким движением включает свет и рассматривает отражение в зеркале. Огромные круги под глазами, заплывшее слегка опухшее лицо из-за сна и не смытая косметика. Ужасный, грязный, неприбранный. Приходится наскоро умыться, долго оттирать фиолетовую подводку и втирать крем для упругой и гладкой кожи. Стало лучше, но в зеркале все еще отражался маленький, измученный мальчик с лицом словно увидел приведение, при этом сразу же отдав душу. Я хочу изменить себя. Я хочу отпустить прошлое. Начать жить с чистого листа. Я не могу. Слабый. Замкнутый. Отвратительный.       — Опять грызешь себя? — возникает голос из ниоткуда. Юнги вздыхает, поворачивает голову, хмурится и разглядывает Хлою, что, облокотившись о косяк, стоит и, прищурив глаза, смотрит на него. Кудряшки превратились в нечто пушистое, похожее на шерсть барашка, грудь вылезла из лифчика, а в трусах была его футболка. — Заводит?       — Отводит, — фыркает и, пропуская девушку в душ, идет готовить кофе. Та только заливисто смеется на его утренний бубнеж.       Раз пары пропустили, завтракают, убираются и смотрят фильмы. У них одинаковые вкусы. Мин однажды предложил посмотреть боевик, а та взахлеб стала тараторить, какие любимые у нее сериалы с такой тематикой, и они обязаны будут посмотреть все подряд без разбора и не отрываясь на сон. Устроить киномарафон с чипсами и газировкой. Сейчас Юнги и правда считал, что Хлоя самая лучшая девушка в мире, да и похожи они на самом деле чем-то будто брат и сестра, близнецы по душе, только внешность немного различна.       Позднее подруга предлагает сыграть в карты, а вернее погадать и вытаскивает черные больные, означающие пустоту, грусть и тоску в душе, голове и сердце Юнги. Тот вздыхает и смотрит на облитую вином фотку Чонгука. Волк скребётся и не понимает почему мальчишка не может прямо сейчас увидеть этого человека. Прижаться, почувствовать его запах… Сказка, хватит! Мин качает головой и тянется к телефону, нужно перестать думать.       — Расскажешь какой он?       И Юнги рассказывает, так тихо-тихо шепчет, как увидел его в рекламе какого-то приложения, а затем пропал в этих глазах и улыбке после слов одноклассницы, не придал в первый раз значения, а потом влюбился снова будто в первый раз. С Чонгуком всегда как в первый раз. Он не может так, открывает заметки и читает сразу же, улыбаясь «Когда у тебя на любое слово — Чонгук. Татуировки? Смех? Сила? Танцы? Голос? Скороговорки? Черные футболки? Венистые руки? Золото? Креативность? Идеальный мужчина? Это Чонгук.       У меня любовь, остальное не важно.       Я рассмотрел в нём просто отличные черты. Он сильный, смелый, умный, красивый, может все, пытается учить английский и другие языки, у него последний пояс тхэквондо. Поет шикарно, танцует, стреляет из лука, плавает, играет на барабанах, пианино и гитаре. Чонгук идеал для меня, потому что такие люди всегда были примером. Они не смотрят на других, просто идут и берут от жизни все, каждый день, минуту и секунду.       Он сказал:       — Жизнь без страсти подобна смерти.       И я нарисовал это у себя на руке, потому что для меня его слова значат много будто «Давай Юнги, ты всего добьёшься».       Странно становится, когда я смотрю на Чонгука. Разглядываю губы, нос, глаза, представляю его улыбку. Глупо воображать себе что-то, но я так привязался. Я не могу и дня представить без него. Не посмотреть, не услышать его голоса, не вдохнуть. Это медленно перерастает в зависимость.       Сначала я просто улыбался, затем начал пищать. Сейчас смотрю с таким восторгом, мурашки бегут, я плачу и улыбаюсь, повторяю его имя. А вдруг это зависимость и от нее уже не избавиться? Он рядом. Он всегда рядом. Когда я говорю с его фигурой это выглядит так естественно. Я люблю тебя, Чон Чонгук, хотя может быть это громко, но я так привязался…»       Прекращает читать, смотрит на сосредоточенное лицо лежащей на спине подруги, прямо в глаза и не видит ни намека на смех, на жалость, не чувствует в ее обществе себя безумцем, сумасшедшим, ненормальным или неправильным. Нет осуждения другой любви. Она, наоборот, будто дает шанс выговорится, понять себя, оценить предел дозволенного и продолжать, продолжать делать так, как кричит, просит, умоляет внутренняя сущность, его волк. А он молит не прекращать говорить, выговаривать о своей любви все и, не прося одобрения, просто быть свободным, спокойным в данный момент, в эти редкие минуты.       — Я… — хочет оправдать свои слова, ведь любовь — слабость, да и кто он такой, чтобы стать достойным быть любимым, любить в ответ и ощущать себя самым счастливым.       — Знаешь, я хочу парня, который будет смотреть на меня как ты на Чонгука, — заявляет Хлоя и мечтательно вздыхает.       Мин усмехается. Он никогда не замечал пока подруга не сказала ему об этом. Эти влюблённые глазки бусинки, эта улыбка до ушей и щеки — еще немного и в один прекрасный момент могут точно треснуть. Он смотрит на Чона, ничего не замечая вокруг себя, замедляя часы, время, людей, планеты. Останавливая все на своем пути будто находясь в куполе, смотрит только на свою вселенную, не отзываясь на имя, фамилию, забываясь и вглядываясь в неживые карие глаза на фотокарточках. Юнги готов смотреть в них вечно и бесконечно. Для Хлои Чонгук простой парень, для Элиота урод и безделушка, а для Мина самый важный человек в мире с этой улыбкой, глазами с икорками в них и длинными пальцами.       Я говорил о Вселенной, но, когда я говорю о ней, я говорю о тебе.       — А дальше? — спрашивает девушка и Юн ласково улыбается сам себе.       — Хочешь? — переспрашивает, удостоверяется, потому что чаще всего люди слушают от того, что некуда деваться и им приходится пропускать через себя это нытье. Но Хлоя все чаще не вписывается, плюет на стандарты. Она задумчиво смотрит в потолок и понимает абсолютно все эмоции Юна, не осуждает и просит довериться, когда остальные только и делали, что перебивали кричащего о помощи миновского волка.       — Само собой! — возмущается по-детски будто мальчишка забрал у нее любимых покемоном с вопросом «А хочешь ли ты их назад?».       И Юнги продолжает «Почему я плачу? Возможно, я влюбляюсь в образ, но представляю его настоящего. Только его. Понимаю, что он может быть другой, но для меня все тот же. Обещал не плакать по пустякам, но влюбился. Влюбился в этого мужчину. Просто до боли в груди. Я весь вспотел сейчас. Когда читаю, смотрю на него — дыхание сбивается. Стал замечать, что дышать тяжело. Обжигаюсь. Все твердят одно и тоже, а мне все равно. Хочется ласки и любви. Хочется быть маленьким мальчиком в его руках. Хочется быть его. И мысль переспать с ним, а потом он может бросить меня уже не страшит. Плевать. Я просто растаял в нем. Я, кажется, перешел ту черту, ту тонкую грань. Я стал зависим от него. Я влюбился в него полностью и окончательно…»       — После этого я понял, что пропал, — глаза устремляет в пол, шепчет, а Хлоя разваливается на полу, раскидывая руки в стороны, и вздыхает так легко и мечтательно что ли.       — Знаешь, если бы вы встретились были бы идеальной парой и мое чертово сердце наконец-то стало бы счастливым, — она взметнула руки вверх, помахала в разные стороны и перевернувшись приподнялась на локтях, пододвигаясь и смотря в глаза Юнги. — Попробуй.       — Что?       — Найти его, — смеется она и Юн, прикусывая губу, укладывается рядом с Хлоей.