Свет окна напротив

«Новая эра любви, новая жизнь, Выбери ты что-то родное до боли, но мы не знакомы. Хочу целовать тебя снова и снова! Эти уютные дни, падают хлопья и с ними мы. Медленно тают, как наш поцелуй, Медленно тают все наши мечты...»

      — Хан Джисон! — раздалось за окном, а после, в стеклину второго этажа, прилетел огромный снежок, — Хан! Джисон!       Джисон соскочил с кровати, мчась к окну. В свете вечернего фонаря, он увидел силуэт Минхо, который в очередной раз наклонился, чтобы собрать в руки новый снаряд из снега. На его лице в миг вспыхнула улыбка счастья. Это Рождество, всё же, пройдет вместе с ним.       Минхо, набрав, на этот раз побольше снега, замахнулся, для третьего броска, но, заприметив в свете окна лицо Хана, остановился. Уголки губ сами поползли вверх.       — Что ты творишь? — приоткрыв одну из рам, спросил Джисон.       — С Рождеством, Хани! — сильнее расплывался в улыбке Минхо, — Кстати, я в твоих носках, — указал он варежкой на ботинки, — Так вот, Чан мой друг, и между нами ничего этой ночью не было. Так что, вторые носочки он не получит, на каких основаниях?       Джисон смущённо опустил взгляд на подоконник. Он всё не так понял.       — Зайдёшь?       — Я и зашёл за тобой. Собирайся, пойдём смотреть на рождественское небо и загадывать желания. Хватит дома тосковать, праздник же, — подмигнул старший и направился к двери: не стоять же на холоде, в ожидании.       Джисон спешно захлопнул окно и побежал ко входу, скользя в носках по ступенькам. Первый звонок и дверь распахнулась, а за ней, уже такой родной человек, в своей белой тёплой куртке и любимых синтепоновых штанах.       — С Рождеством! — поздравил Джисон и, шагнув ближе, прижался к зашедшему с холода Минхо. От него повеяло запахом улицы, кондиционера для белья и бальзамом для губ, с ароматом апельсина: такой тёплый, хоть и с мороза.       — Я скучал, — тихо сказал Минхо в ответ на объятия, прижимая домашнего Джисона к себе. Этих дней было достаточно, чтобы понять, что он ему небезразличен.       — Я, кажется, тоже, — отстраняясь и смотря в глаза, признался Хан.       — Так и будем стоять?       — Ты хочешь не просто объятия?       — Нет, я хочу, чтобы ты собрался и мы пошли гулять. Скоро совсем стемнеет и будет холодно, — улыбнулся Минхо.       Джисон оделся быстро, впихивая свои конечности в такие же тёплые брюки. В тот день, когда он выбирал подарок для Минхо, то накупил себе максимально толстые вещи, беря пример с соседа.       Живя с двенадцати лет в Штатах, уже и отвык от таких холодов, поэтому, когда приехал, у него не было даже шапки. Теперь, имея знакомства с таким теплолюбивым человеком, как Хо, Джисон начал понимать, что внешний вид совсем не главное. Главное — тепло.       Они молча шли по дороге вдоль домов, к озеру, пряча руки в карманах своих курток. Джисону так хотелось прикоснуться к ладони Хо, даже через перчатку. Минхо вышагивал с мыслью о том, что нужно было надеть перчатки, а не эти неудобные варежки, в них и за руку взять невозможно.       Озеро, куда следовали двое, вскоре показалось из-за высокой сухой травы. Вокруг было совершенно тихо: только со стороны домов доносились отголоски музыки, хлопушек и смеха жителей. На склонах водоема, чернели стволы деревьев и кустов, а в тёмно-синем зимнем небе, уже загорались первые огоньки звёзд. Они даже не заметили, как сверху посыпали хлопья снега.       Минхо остановился, задрав голову к небу, вглядываясь в его темноту. Джисон, стоявший совсем рядом, пристально глядел на него, изучая каждую деталь на лице.       — Не пялься ты так, смущает, — повернулся Минхо.       — Прости, — помедлив, — Прости за то утро. Я… Я боюсь, что ли. Боялся. Дело в брате… — Хан тяжело выдохнул и повернув лицо к озеру, начал свою историю, которой очень хотел поделиться с Минхо.       — Мне было десять, когда Феликс появился в нашей семье. Мама, после того, как родила меня, до мурашек мечтала, чтобы у меня был брат. Но сколько бы они с отцом не пытались, мама так и не забеременела. Даже, будучи беременной мной, врачи говорили, что ребёнок не выживет. У неё отрицательный резус фактор крови, но как видишь, я чудом родился.       Однажды утром, мама сообщила, что по телевизору показывали мальчика, который нуждается в семье. Ему десять лет и зовут его Феликс. Я удивился тогда, что имя такое необычное для Кореи. Мама так загорелась идеей его усыновить, что папа, конечно же, согласился. Я никогда не видел маму такой счастливой, как в тот день, когда Феликса привезли в дом.       Он был солнечный малый, добрый, наивный, я таким не являюсь. Мы с ним очень сдружились. Но однажды, кто-то разболтал в его новой школе, что он приёмный и над ним начались издевательства. Я частенько приезжал на велосипеде в его школу: наказывал тех, кто бил его, совсем ненормальным становился. Мне нужно было его защищать, но Феликс не справился с давлением со стороны одноклассников.       И тогда, моей матери пришла гениальная идея, переехать туда, где о нашей семье ничего не знают. Отец как-то раз проговорился, что неплохим вариантом были бы Штаты. Мои родители… Я их не понимаю до сих пор. Они так пеклись о комфорте брата, что совсем забыли обо мне. Они не спрашивали моего мнения.       Мы переехали, и поначалу всё было хорошо: новая школа, знакомства, увлечения. Но Феликс… Первое, что во мне перевернуло мнение о брате, то что он начал встречаться с парнем, нашим соседом. Во мне было столько противоречий. Я не понимал, как это… Меня всё это пугало, а Феликс говорил, то без ума от него и хочет быть с ним, пусть это и неправильно. И я понял его чувства лишь тогда, когда смотрел на тебя в клубе…       Когда нам было восемнадцать лет, я узнал, что он употребляет наркотики. Подсадил на них его же парень. Я испугался и рассказал матери. Мама не верила мне, говорила, что я наговариваю на брата, а мне просто хотелось ему помочь.       Позже мы поступили в колледж: в разные, но в одном городе. Часто виделись, говорили друг с другом, но встречи заканчивались одинаково — он опять просил у меня денег.       Хан задрожал. Минхо, сняв варежку, взял его руку, переплетая пальцы, и убрал в свой карман, всё так же крепко держа. Джисон не отрывал взгляда от чёрной глади озера.       — Это случилось в прошлом декабре, — сглотнул он, давящий ком слёз в горле, — Мне позвонили друзья Феликса и сказали, что видели его в одном из клубов, совершенно невменяемым: пьяным и под наркотиками. Я поехал туда. Я не просто ехал — летел. Он просадил все деньги, что дала мама на покупку вещей.       Мне впервые было противно, что он мой брат, пусть и не родной. Я так разозлился на него, что был готов пробить ему голову. Пребывая в таком состоянии, решил, что прекратить это можно только, вернув его в родительский дом. Затащил его в машину и повёз.       Через час дороги, он очнулся и начал скандалить, вырывал у меня руль и кричал, что я не должен с ним так поступать. А потом, — Джисон замолчал, опустив взгляд к носкам ботинок, — Нам на встречу вылетела машина. А я, сука, так был увлечён разборками с Феликсом и борьбой за этот руль, что я не успел. Это я виноват, Минхо. Я! — Хана затрясло сильнее, он уже начал просто кричать, — Почему я не погиб с ним! Это я убил его! И этот шрам на руке теперь всегда будет напоминать о том дне!       Минхо схватил за плечи крепкой хваткой, прижимая дрожащее тело Джисона к своему. Хан продолжал кричать, слёзы из его глаз потоком лились и льдинками застывали на белой куртке старшего. И лишь продолжал твердить «Это я убил его!»       — Хани… — тихо начал Минхо, поглаживая его спину, — Загадывай желание...       — Что? — шмыгая носом, спросил Джисон.       — Рождественское желание, — уточнил Минхо.       Он убрал свои руки с чужих плеч и, сняв обе варежки, роняя их на снег, заключил пухлые, опухшие от слёз, щёки Хана, — Ты не виноват в том, что произошло год назад. Как и не виноват в том, что твоего брата больше нет. Хани, ты просто хотел помочь. И если так было угодно судьбе, ты бы ничего не исправил. Феликс когда-то сделал свой выбор — ты, в тот вечер, сделал свой. И никто в ту ночь не знал, насколько выбранное решение верно. Поэтому, умоляю тебя, Хани, не вини себя. А сейчас загадай то, что ты хотел бы больше всего.       — Я хочу простить себя и жить свободно, — дрожащим голосом, прошептал Джисон, глотая холодные слёзы, — А твоё?       — Мммм, моё? Я хочу больше никогда не мёрзнуть рядом с человеком, которого люблю. И быть нужным, — Минхо гладил горячие щёки Хана, своими замёршими руками и смотрел в красные от слёз глаза. И сейчас он ощущал только тепло и это тепло грелось глубоко в сердце.       — Я не дам тебе замёрзнуть, обещаю, — крепко смыкая руки на талии старшего, ответил Хан, — Я обещаю исполнить твоё желание, но у меня есть ещё одно. Поцелуй меня…       — А если не смогу остановиться?       — Тогда я попрошу больше...