Грехи наших отцов

— Альдо, задержись, — рука Ланзо останавливает Брауна младшего, прерывая его попытку выйти за остальными, — Останешься убрать. Куно, идущий последним, оборачивается, окидывая Брауна удовлетворённым взглядом (кому как ни Альдо убирать весь этот бардак), а потом аккуратно прикрывает за собой дверь. Мягкий щелчок знаменует то, что в кабинете остались лишь трое: Ланзо, Рой и… …ещё не остывшее тело Криса. — Ну вот. Ты не сглупил, а сдержал слово. Теперь — моя очередь. Сейчас мы унесём тело, вымоем стол и паркет, а потом займу остальных делом, и ты сможешь уйти. Осталось совсем чуть-чуть. Ланзо говорит так буднично, словно сегодня — самый обычный день из жизни сынов Ланге. Будто он никого и не прирезал собственными руками буквально десять минут наз… — Начнём с тела. Нужно его упаковать. Господи… дай мне сил. Ланзо достаёт серый мешок и делает шаг в сторону Гиммлера. — Подожди… — сам не ожидая от себя, хрипло выдыхает Рой, — Можно мне… пару минут?.. Я всё-таки прожил с ним двенадцать лет. — Валяй, — рыжий бесстрастно бросает мешок у ног Криса и направляется за чистящими средствами. Рой же делает глубокий вдох и подходит к сидящему на стуле телу, которое десять минут назад всё ещё было его даже-не-братом. Сейчас он скорее… больше-не-брат. И даже-не-Крис. И уж-тем-более-не-Гиммлер. Его так нетипично взъерошенная голова откинута назад, остекленевшие карие глаза смотрят вверх, а рот приоткрыт в таком удивлении, словно он что-то видит там, наверху. Не удержавшись, Браун пытается проследить взгляд Криса, но — ожидаемо — упирается в белоснежный потолок. Да, рай так просто не разглядишь. Снова глядя на Гиммлера, Браун морщится: если бы не зияющая алая рана, едва ли не выворачивающая горло Криса наизнанку, он вполне сошёл бы за живого. Но за какого-то… другого Криса. Такого, которого Рой сегодня видел впервые в жизни. Он вёл себя как Крис, у которого есть яйца. С таким Крисом можно было бы даже… дружить? Смаргивая ударившие в глаза слёзы, Браун мягко проводит подрагивающей ладонью по карим глазам, прикрывая их. Всё ещё тёплый. Эх, чёрт бы побрал твою откровенность. — Ты сказал, что больше ничего не боишься, — шёпот Роя удивляет его самого. — А вот я теперь… боюсь. Понятия не имею, что делать дальше. Но ладно, это потом… А тебе… надеюсь, стало легче. Понимая, что бороться со слезами бесполезно, и они уже предательски капают на футболку Гиммлера, Браун снова смотрит в потолок. Боковое зрение подмечает, как Ланзо совершенно бесстрастно начищает содой стол, на первый взгляд, совершенно не интересуясь, чем там занят уже-не-Альдо. Уйти от Гиммлера прямо сейчас — значит, больше никогда не увидеть его снова. Значит, выйти на «свободу», которая теперь пугает. Значит, набраться смелости посмотреть Конни в глаза. Поток пугающих мыслей прерывает золотистый блеск. Не колеблясь ни секунды, Рой вытаскивает из нагрудного кармана её. Золотую ручку Криса. — Эй. Я черкну тебе ещё. На тот свет… — убирая её в собственный карман, Браун хлопает тело Криса по плечу, — Чтобы поблагодарить… за то, что спас мою задницу. Кто знает… может, скоро увидимся. — Закончил? — почти управившись с пятнами на столе, Ланзо бросает многозначительный взгляд на серый мешок. — Упаковывай. И будем уносить. — Да, — дрожащие руки Брауна выполняют приказ, накрывая мешком голову Криса. Спустя пару мгновений там же скрывается его грудь и стиснутые наручниками руки. Потом руки Брауна обнимают верхнюю часть туловища и аккуратно кладут тело уже-не-брата на пол, натягивая мешок до самых ног. — Оттащи пока к двери, я сейчас, — Ланзо смывает предусмотрительно заготовленной водой остатки соды, а затем стягивает перчатки, отправляя их в ближайшую урну. Всё это так странно… И чудовищно неестественно. Рыжий отдаёт команды так непринуждённо, словно сейчас, после того, как они унесут тело Криса, они как обычно пойдут тренироваться, а потом и вовсе поужинают за одним столом. Да, Ланзо, он такой. Умеет натянуть на себя маску «Как ни в чём не бывало». Только принцу удалось её сорвать, приоткрыв завесу истинного рыжего. На памяти Роя — это точно первый раз. Спуская вместе с Ланзо пакет с телом Криса в подвал, Рой внутренне сжимается, проходя мимо камеры Конни: её сдавленные рыдания ни на секунду не затихают. Вместе с ней там и Ник, но отчего-то они не разговаривают. Дурной знак. Спустя несколько душераздирающих минут Рой снова в кабинете Ланге. Ползает на коленях, оттирая глянцевый паркет от крови Криса и остатков собственной блевотины. Ланзо неторопливо курит в приоткрытое окно. Его внезапный вопрос заставляет Брауна замереть прямо с тряпкой в руках: — Эй, Браун. Не передумал?.. — В… в смысле?.. — Ну, может, всё же надумал остаться. Как я понимаю, у тебя нет плана, что делать дальше. И сегодня ты вёл себя так хорошо, что мне даже показалось… — Тебе показалось, — сквозь зубы рычит Рой, оттирая рвоту с такой силой, что тряпка вот-вот протрёт паркет насквозь, — Мы уходим. Точка. — Так и знал, что не передумаешь. Этим ты мне нравишься. Но Браун, — рыжий оборачивается, прищурившись, — Пути назад не будет. В следующий раз, если мы, конечно, встретимся… Я без колебаний тебя убью. Усёк? Бросив тряпку и выпрямившись на коленях, Браун встречает холод янтарных глаз. Шмыгнув носом, заявляет: — Это взаимно. Я и сам собираюсь тебя убить. Если, конечно, встретимся. Не удержавшись, Ланзо… начинает хохотать. Тлеющая сигарета так сильно трясётся в тонких пальцах, что щёки Брауна становятся пунцовыми. Сомневаешься в моих способностях?.. Рыжий мудила. — Признайся, Браун, — ухмылка перекашивает тонкие губы, — В этом «забеге» ты мне проиграл. Просто признай это. И можешь идти на финиш. — Да это и дураку ясно. Давай уже завязывай с издёвками… от моего терпения и так уже почти ничего не осталось. Ближе к делу: когда я выйду отсюда? — Ладно. К делу — так к делу. Расклад такой, — Ланзо тушит окурок в пепельнице и собственной пятернёй зализывает рыжую чёлку назад, — Минут через пятнадцать полковник уедет. Возьми пока свою сумку. Ту, с которой пришёл. Если надо, бери и вещи девчонки, я не возражаю. Затем, когда Ланге уедет, заберёшь её из камеры, и уйдёте отсюда на своих двоих. Часовые вас выпустят, не переживай. — И всё?.. Я уйду вот так просто? — И всё. Вот так просто ты и уйдёшь. Если вопросов нет, можешь идти в свою комнату. Помни, Браун: через пятнадцать минут. Пятнадцать минут длиною в целую вечность. На этот раз никто не запирает дверь, и, ворвавшись в свою комнату, Рой рывком распахивает шкаф. Швыряет так и не разобранную чёрную сумку на кровать, а сам роется в стопках сложенных трусов и рубашек дальше, в поисках своей «заначки». Есть! Кажется, всё на месте. В руках Брауна подрагивает серая котомка. Ему ни за что не удалось бы спрятать оружие (оно под строгим учётом), но в собственной аптечке никто не смог бы ему отказать. Даже если там есть кое-что запретное. В конце концов, откуда его «братьям» и даже Ланзо знать, что инъекции стимулирующего вещества (представляющие собой ядрёную смесь бодрящего и обезболивающего) окажутся не в крови Альдо, а в его кармане. Отложенные на потом. Ровно три штуки, и каждая из них открывает второе дыхание. Рой знает: оно будет длиться до той поры, пока не остановится сердце. Иметь такие бустеры под рукой и сознательно отказываться от них — это пиздец как не просто. Этой ночью Рой боролся с соблазном уколоться, но, поразмыслив, передумал: стимуляторы — путь слабаков. Поэтому оставил все три на «потом». Ох как не зря. Теперь он уверен, как никогда: они ему точно понадобятся. Помимо инъекций, в серой котомке можно найти предметы для первой помощи: бинты, антисептик, обезболивающее, жаропонижающее, нашатырь, пластыри и прочие мелочи. Забавно, что где-то среди этого медицинского хлама затесались даже пара косяков, которыми баловался Куно, и по начальной щедрости пару раз предлагал «Альдо». Щедрость быстро сошла на нет, так как близнецы так же «щедро» капали ему в уши, настраивая против Брауна. Засовывая аптечку в чёрную сумку, Рой никак не может унять ноющее сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди от страха и неопределённости. Ведь он так и не придумал, куда им с Конни пойти и что им делать дальше. Осталось три минуты. А самое сложное… оказаться с ней наедине. Можно ли сделать так, чтобы она снова ему доверяла? Хрен с ним с восхищением и уж тем более уважением. Ему нужно только доверие. На большее и рассчитывать нечего. Две минуты. На улице слышно мурлыканье полковника: уезжая, он всегда болтает с часовыми, задавая тупорылые, ни к чему не обязывающие вопросы или хвастаясь собственными успехами. Хлопает дверца машины. Минута. Рой уже стоит на ногах. Слыша урчание двигателя, понимает: Совсем скоро. Испепелив секундную стрелку настенных часов (разве что не продырявив их насквозь), Браун открывает дверь комнаты и… … выходит в коридор. Словно в каком-то сне он проходит мимо спален «братьев» и ванной комнаты, затем спускается вниз, на первый этаж — первым делом нужно взять её рюкзак. Рой узнаёт его без труда: розовый и какой-то жалкий, он сразу выбивается из кучи сумок, среди которых затесался и рюкзак Гиммлера. Сглатывая ком в горле, Браун закидывает розовую лямку за плечо и идёт вниз. Когда до двери камеры Конни остаётся пара метров, Браун замирает. То ли от страха, то ли… от чего-то ещё. На гвозде рядом с дверью висят ключи: тот, что побольше, явно от камеры, а маленький — от наручников. Ланзо держит слово. Дрожащие руки тут же хватают оба ключа и начинают сражаться с замком. Сквозь решётку можно глянуть, что там внутри, но замок поддаётся очень быстро, избавляя от этой необходимости. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Браун толкает дверь. От того, как она себя ведёт, ему спирает дыхание. Стиснув запястье израненной руки, Конни Леонхарт забивается в угол подземелья, стоит ей завидеть его. Её ноги проскальзывают по отсыревшим доскам, а спина упирается в прохладу стены. Выглядит словно… затравленный зверёк. — Уходи … — шипит она. — Пошёл прочь, не приближайся ко мне!.. Сглотнув, Рой делает осторожный шаг в её сторону: — Конни, я… — Я сказала: НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ!!! Предатель, убийца… Ненавижу тебя… ненавижу… — Конни… — в глаза тут же бросается, что её дела плохи. Пятно крови между мизинцем и средним пальцем достигло уже нескольких сантиметров и, Рой почти уверен: у неё температура. — Конни, я пришёл, чтобы тебя забрать. Я принёс твой рюкзак. Хочешь переодеться? — стараясь звучать как можно миролюбивее, Браун осторожно ставит розовый рюкзак к её ногам. — Что?!.. Забрать, говоришь?! — если бы у Конни были силы кричать, она орала бы изо всех сил, — Забери лучше ВОТ ЭТО! И проваливай! — чуть ли не разорвав рюкзак левой рукой, Конни что-то яростно швыряет в его сторону, и это что-то оставляет косой порез на его щеке. Прямо под правым глазом. Что за?.. Пытаясь разглядеть, чем это она в него запустила, Браун поднимает с пола… …собственный альбом для рисования. До него доходит: Она видела все рисунки… Даже не пытаясь скрыть дрожь в своих руках, Рой хлопает себя по карманам, пытаясь нащупать пачку сигарет. Бесполезно. Курева нет, а значит… придётся это пережить своими силами. Осознание того, что Конни запустила в него собственными рисунками, которых он стеснялся и не показывал ни одной душе (кроме того злосчастного раза с отцом), заставляет его в бессилии опуститься на корточки. Кажется, только что порвалась последняя ниточка… случайно (или нарочно?) оставленная им в доме бывших опекунов. — Прости, — сидя на корточках, выдыхает Рой, чувствуя, как его затылок сам собой бьётся о каменную стену, — Ты имеешь право меня ненавидеть. Но я пришёл сюда по собственным причинам. Я… хрен с ним, скажу, как есть… Я не хотел вас подставлять… Я просто хотел быть… сильным. Словно не веря своим ушам, Конни Леонхарт вглядывается в лицо Брауна. Её искривлённые губы дрожат, а глаза, распахнутые в крайнем удивлении, буравят сидящий на корточках силуэт. Не в силах выдерживать этот взгляд, Браун опускает глаза в пол. Тут Конни внезапно… начинает хохотать. Её смех, так похожий на смех рыжего, разъедает ему кишки. Только бы не сошла с ума. — Какой же ты дура-ак… — сквозь смех протягивает она. Истерические нотки в её голосе дают понять, что вот сейчас-то она и отомстит ему за все слова про ненависть. И Рой готовится к тому, чтобы услышать тысячу проклятий, но вместо этого слышит нечто иное. — Рой Браун. Я и не думала… что ты такой тупорылый кретин. Стать сильным, говоришь? ДА ТЫ ВСЕГДА БЫЛ СЛИШКОМ СИЛЬНЫМ! Неужели… ты и правда так думала… — Ты был сильнее нас всех вместе взятых. Сильнее моего отца, сильнее матери, сильнее Криса, и уж, конечно, сильнее меня. Мы могли справиться с тобой… лишь все вместе. Это был единственный способ выжить. Для нас. С какой лёгкостью ты уничтожал всё, чего бы ни касался. А сегодня… поздравляю тебя, сволочь! Сегодня ты уничтожил Криса, да и почти — меня. Вот только никакой ты не сильный… Будто в опьянении Конни опирается на стену и поднимается на ноги. Чтобы бросить самые страшные слова с такой привычной для него позиции: позиции силы. Скривив влажные от слёз губы, Конни Леонхарт изрекает: — Ты слабак, Рой Браун. … Я… слабак. Она только что это сказала. … — Ты оказался самым слабым из нас. Спрятался за предательской формой… и для чего? Чтобы безнаказанно продолжать разрушать чужие жизни? Криса убили. Ты счастлив? Через пять дней убьют и моего отца… — Конни морщится и медленно оседает обратно в угол, — … Кем бы он раньше не был… его убьют из-за тебя. И от меня уже точно… ничего не останется. — Я не сдавал твоих родителей, — выпаливает Рой. Ему отчаянно хочется защититься, но он осознаёт, что Конни права. Она только что, вслед за Ланзо, открыла для него очередную истину: Последние полтора месяца он был слабаком. Но раньше… неужели он и правда казался ей… сильным?.. Подумать только… — Конни? Ты слышала, что я сказал?.. — Браун подрывается к девушке и стоит перед ней на коленях. Она не отвечает, и, кажется, температура отнимает её последние силы. В попытке проверить тревожную догадку, Браун касается ладонью её лба. Он невероятно горячий: Конни срочно надо сбить жар. Минута, и Браун зубами открывает упаковку жаропонижающего, рукой при этом хлопая девушку по щекам: — Эй, выпей это… — он с лёгкостью приоткрывает её рот и вкладывает туда таблетку, поднося к губам флягу с водой. — Пошёл… к чёрту… — выдыхает Конни, но всё же делает глоток. Силы покидают её полностью: она закрывает глаза и свешивает голову перед собой. Злясь оттого, что потерял столько времени, Рой цепляет свою сумку и розовый рюкзак, с лёгкостью закидывает Конни на плечо, выпрямляется и с удивлением замечает лежащего на верхней наре Ника. Его стеклянный взгляд не предвещает ничего хорошего, но Браун всё же сдирает с него изоленту: — Прости, парень, но Ланзо разрешил забрать только её, — отчего-то оправдывается Браун. — Мне… уже неважно, — шепчут бледные губы, — Я всё равно пришёл сюда умирать. Поехавший. — Ясно. Тогда прощай, — перехватывая Конни поудобнее, Браун делает шаг в сторону открытой двери. — Постой… — голос принца заставляет его обернуться, — Тебя зовут Рой Браун, так? — Да, — вопрос принца застаёт врасплох. К чему это он клонит? — Скажи мне, Рой Браун… чего ты хочешь?.. Власти… или свободы? Да тут и думать нечего. — Ясен хрен — свободы. Почему спрашиваешь? — Это хорошо. А ты знаешь, где её найти?.. Эту свободу? — Без понятия. Честно говоря… я даже не знаю, где нам спрятаться от всего этого, — сам не зная зачем, признаётся Рой. — Я знаю. Отведи её в дом номер двадцать два. Он совсем недалеко отсюда. Ключ… в кармане её рюкзака, — слова принца изумляют… и настораживают. — Спасибо, но зачем?.. Зачем ты мне помогаешь? — мозг сам собой ищет ловушку. — Благодари не меня. А своего отца… ведь это он построил этот дом. Иди уже… пока Леон не передумал вас отпускать. От слов принца в ногах появляются новые силы. Миновав совершенно пустой подвал и первый этаж, Рой Браун наконец-то выходит наружу. Часовых на посту нет, а значит, путь свободен. И, поудобнее перехватив бредящую Конни обеими руками, Рой Браун несёт её в дом своего отца. В то место, где для неё всё началось, а для него — возможно — закончится.