Слуга Тени и дочь Мораны. Койот

Около 400 лет назад

      Мужчина вытянулся на траве, беспечно и спокойно задремав под тенью деревьев. Маска Морока прикрывала лицо, пряча от солнечных лучей. Он дышал спокойно. Размеренно. Впитывал летнюю свежесть с каждым вдохом и выдохом. Блаженный покой не нарушало ничего.       Ну… или почти ничего. Но две юные Мары, нависшие над ним и о чем-то едва слышным шепотом переговаривающиеся, несильно прогоняли дремоту.       — Девочки, я вас слышу, — хрипловато оповестил Морок, открывая глаза. Валерия и Сильвия, самые младшие из служительниц Мораны на данный момент — одной не исполнилось и тринадцати, а вторая стала Марой только в этом году. Старательные и внимательные, но шаловливые, девочки уже так подкрадывались к мужчине пару раз, нисколько не страшась и угрызений совести не испытывая.       Сильвия округлила глаза, невинные и большие. Валерия, не ожидавшая реакции спящего Морока, коротко вскрикнула и отпрыгнула. Заливисто засмеялась. Пояснила:       — Ну Морок, ну нам же интересно. Надо же нам маску посмотреть! А то мы все понять не можем, кто ты.       — Сомневаюсь, что понимание, кто я, поможет вам лучше справляться с нечистью, — полушутливо и занудно заметил мужчина, вздыхая и садясь на земле. Не даст ему покоя в этой жизни подрастающее поколение, точно не даст.       — Я все еще убеждена, что это волк! — не слушая закономерный упрек, уверенно объявила Валерия, обходя мужчину и приближаясь к младшей из своих сестер. Сильвия поджала губки и заупрямилась, кивнув на Морока:       — Нет, ну какой же волк? Посмотри, это же шакал! Или койот. Но точно не волк!       — Какая разница? — уточнил объект обсуждения, удерживая себя от почти смешного желания пойти и посмотреться в зеркало, дабы понять, кто прав. Девочки хором порадовали:       — Очень большая!       Валерия звонко добавила, упирая руки в бока:       — Вдруг нам нужно будет срочно-срочно тебя позвать, а поблизости будет еще один Морок? По имени нельзя, просто «Морок» в таком случае — тоже нельзя. А маски у вас разные! Чтобы ты точно знал, кого именно мы зовем.       Ситуация, описанная девочками, была практически нереальной. Последним и единственным Мороком, с которым он сталкивался, был его наставник, и это многое говорило о вероятности встретить двух и более слуг Тени в одном месте. Близость Морока к Храму и к Марам (а особенно к одной, самой прекрасной и самой любимой Маре) они коллективно скрывали, дабы не вызвать у простых людей страха еще и перед дочерьми Мораны. В тайну, что Морок для Даны является практически мужем, были посвящены только хранительницы и другие Мары.       А в тайну, кем является Радмир, темно-русый мужчина около тридцати лет, в этом Храме периодически появляющийся, — только Мары.       Однако конкретно эти две девочки уже давно бдительно в несчастную маску вглядывались, и мужчине было проще с ними согласиться. «Никакого уважения к старшим», — мелькнуло шуточное, иронично-ворчливое в голове.       Уважение было. По-настоящему, как со стороны старших сестер, так и со стороны младших. Просто не было страха. Первые годы Морок, привыкший, что от него в маске шарахается все человечество, достаточно много времени потратил на то, чтобы доказать Марам: я не чудовище, я не враг. Я брат, который охотнее уничтожит мир за один только волос, упавший с головы одной из вас, чем причинит вред своим сестрам.       Прошло почти десять лет. То, что раньше было ужасом, медленно превратилось в опаску. Потом осталось только уважительное отношение. Тяжелее всего, конечно, было этим двум крохам — маленькие Мары, выросшие в кругу людей, боящихся Мороков, оказались с ним в одном Храме, в одном мире. Однако уверенность и любовь со стороны старших сестер была заразительна, и вот Валерия — бесстрашно, Сильвия — чуть более аккуратно уже не боялись будить задремавшего слугу Тени, чтобы порассуждать, что там у него на маске нарисовано.       Мужчина покачал головой. Хмыкнул и улыбнулся:       — Богиня, хорошо. Сойдемся на Койоте. Меня кто-то звал, или вам просто весело?       — Да, звала Дана. — Сильвия кивнула с ответственным видом, поправив сбившийся на плече алый плащ. — Они с Кариной и Ангелией отправляются в деревню ближе к Серату.       — Понял, иду собираться, — Койот спокойно встал, чисто машинально отряхиваясь, однако Валерия улыбнулась и почти виновато заметила:       — Они говорили, что сами пойдут. Нас попросили передать, чтобы ты побыл с Вацлавом.       Морок озадаченно повернулся на девочек. Похлопал глазами, но, понимая, что они все равно этого не увидят, качнул головой.       «Кажется, моя Мара решила сбросить меня со счетов», — удивленно подумал Радмир и, проверив, что в зоне видимости никого не было, стянул маску с головы. Черный плащ и кожаная броня растаяли тенью, оставляя только знакомого уже высокого темно-русого человека, и девочки уверенно и безмятежно зацепились за его руки с обеих сторон. Койот спокойно заметил:       — Хорошо. Надеюсь, она знает, что я буду немного протестовать.       — Мы будем болеть за тебя, — шепотом доверительно пообещала Валерия, почти повиснув у него на локте, и рассмеялась, пугая этим высоким смехом птиц.

***

      Была у Даны абсолютно дурацкая, с учетом ее и без того хорошей памяти, привычка. Выходя на помощь и точно зная, что разбираться придется, скажем, с утопленниками, она считала своим святым долгом перечитать в книгах раздел про утопленников. Зная все в деталях на зубок, прекрасно расправляясь со спонтанно встречающейся нечистью, молодая женщина с поражающей стабильностью перед отправлением проводила какое-то количество времени в библиотеке.       Собственно, поэтому у Радмира не возникло вопросов, где она.       Мужчина, хищно-настроенный и весьма заинтересованный, с чего это его любовь решила его бросить, он невозмутимо и бесшумно закрыл дверь и подкрался со спины. Дана, деловито стоящая у стола и пробегающаяся глазами по строчкам, не оглядываясь невозмутимо уточнила:       — Ты же не крадешься ко мне с целью испугать, правда?       — Что ты, — Радмир сощурился, вкрадчиво и уверенно обнимая свою женщину за талию со спины. Зарылся лицом в черные волосы, откровенно наслаждаясь запахом, наклонился, угрожающе-ласково заметил на ухо: — Я крадусь с целью поймать тебя и не выпустить.       — У меня не так много времени и не дочитан раздел.       — Если бы ты только знала, насколько мне без разницы.       — Мне нужно дочитать про утопленников.       — Я знаю материал про утопленников на зубок. Ты сможешь в любой момент со мной проконсультироваться, пока будем ехать, — парировал мужчина, невесомо и до мурашек ласково задевая губами уязвимую шею. Дана выдохнула, теряя контроль над мыслями, и сдалась — по крайней мере, физически. Прижалась к его груди спиной, откинула голову, позволяя целовать. Произнесла серьезно, на выдохе:       — Радмир, мы поедем с сестрами. Уверена, Валерия и Сильвия тебе это передали.       — Почему? Разве тебе неприятно мое общество? — легонько и игриво мужчина ткнулся в щеку носом. Усмехнулся. Мара выдохнула, беззлобно прикрыла глаза ладонью в посыле «ну какой же ты все-таки дурак».       — Мы ненадолго. И мы справимся сами. А ты нужен нашему ребенку. — Женщина помолчала, пригревшись в руках любимого человека, и недовольно пробормотала: — Тебя не было несколько дней, ты только позавчера вернулся. Хочешь опять уехать?.. Вацлав скучает.       Радмир помолчал, прижавшись щекой к макушке любимой Мары. Вздохнул. Покачал головой и признался серьезно:       — Отпускать не хочу.       — И не надо. Мы туда и обратно. А ты зато с сыном время проведешь. — Дана чуть отстранилась, разворачиваясь в объятиях и поднимая на мужчину проницательный взгляд. Мягко коснулась его щек ладонями, прикрыла глаза, позволяя Радмиру слабо качнуть головой и прислониться переносицей к ее лбу. Поцеловал без спроса. Медленно. Жадно. Выражая не просто любовь, но неясную какую-то тоску. Пряча у себя на руках свою бесценную Мару, внутренне желая укрыть ее от всего мира… Или хотя бы следовать за ней, точно верная тень.       Дверь открылась где-то в стороне. Женщина, едва заметно смутившись, попыталась отстраниться, но мужчина бессовестно притянул ее обратно к себе, по-хозяйски устроив подбородок на ее макушке. Вошедшая захлопнула дверь у себя за спиной. Скрестила руки на груди и явно хотела пошутить, что Мара и Морок сейчас до безобразия похожи на влюбленных голубей, однако Дана как могла вежливо перебила:       — Ангелия, сестра, привет.       — Ни стыда, ни совести, — скорбно и иронично отозвалась она.       — Ничего лишнего, — насмешливо улыбнулся Радмир.       Ангелия — наверное, самая дерзкая и самоироничная из Мар. Если между Валерией и Сильвией разница составляла пару лет, то Ангелия и Дана оказались выбраны в один год. Тогда им было по десять, в схватке с нечистью Мары потеряли сразу двух сестер, и две избранные малышки стали чем-то единым в незнакомом им мире.       Дана являла собой спокойствие, усидчивость и терпение. Она часами сидела в библиотеке, по-настоящему наслаждаясь теоретической стороной вопроса. Тренировки любила меньше, но точно выполняла все указания. Четкая. Сдержанная. Уверенная.       Ангелия же… Тренировки были для нее отдушиной, дарили краски жизни, тогда как изучение и заучивание по нескольку часов эта бунтарка категорически не переваривала. Впрочем, ей и не нужно было это заучивание по нескольку часов. Цепкий ум и потрясающая память позволяли прекрасно ориентироваться в материале, не прилагая никаких усилий. В первые, наверно, пару лет ее наставница постоянно ругала за отсутствие должной старательности. Потом смирилась.       Спокойно справляясь самостоятельно, в дуэте Ангелия и Дана работали просто невероятно. Девушкам даже обсуждать ничего не нужно было. Пока Дана была логикой, Ангелия — интуицией. Пока Ангелия отвечала за силу, Дана — за расчет. Работали единым организмом.       Так что, если из всех шестерых сестер Дана и могла выделить какую-то одну, то, что ж…       — У вас, между прочим, сын проснулся. И он ждет возможности обнять маму и забрать папу. Нет, я могу, конечно, сказать, что мама и папа заняты обниманием друг друга, но, боюсь, ребенок приревнует и обидится, — невинно и убежденно подытожила Ангелия, смотря на влюбленных тепло и снисходительно. Помахала рукой на Радмира. — Давай-давай, любимый брат. Тебя все равно с собой не возьмут, придется с этим смириться.       — Да ты сама тактичность, — Койот хмыкнул, но оспаривать правоту не стал. Наклонился, легонько и уже целомудренно целуя в лоб любимую Мару и серьезно шепнул ей: — Возвращайте скорее. Мы с Вацлавом тебя ждем.       — День-два. Проводы дольше длятся, — мягко укорила Дана, успокаивающе погладив мужчину по плечу. Морок вздохнул, понимая, что аргументы закончились. А где-то на краю сознания крутилось мрачное, неоформленное, беспокойное:       «Отпускать не хочу».       «Моя воля, никогда бы не отпустил».       «Ты спасла мою жизнь. Я не прощу себе, если однажды не смогу защитить твою».

***

      Морок, уже с маской, в броне и плаще, вышел вместе с сыном, чтобы проводить Мар. Вацлаву тогда было почти восемь. Оттенок волос этот ребенок, вопреки генетике, унаследовал от отца. Зато глаза у него мамины, зеленые-зеленые, мерцающие каким-то хвойным оттенком, и на солнце его радужки смотрелись удивительно. Ребенок вздохнул, негромко расстроенно ворча:       — Когда вы с мамой вместе дома будете? Хотя бы недельку?       Радмир виновато улыбнулся. Запоздало поймал себя на мысли, что под маской мальчик этого не увидит, и сдвинул ее на лоб. Дана, бросившая Ангелии пару слов, отошла к родным мужчинам и опустилась на корточки, чтобы взять сына за руки. Вацлав смотрел внимательно, ответственно слушая все слова мамы, и почему-то от этой серьезности Койот почувствовал нечто, напоминающее умиление.       — Солнце, мы через пару дней уже вернемся. Разберемся с утопленниками и сразу назад. А папа…       — Утопленниками? — брови мальчишки поползли вверх. Ангелия, стоящая рядом, шутливо ткнула ее в плечо пальцами.       — Не говори ребенку такие вещи. А то заинтересуется.       — Я не ребенок, — шустро и почти обиженно отреагировал Вацлав. Дана вздохнула, поднимаясь, а Радмир рассмеялся, негромко и привычно. Подхватил сына на руки, прижал к себе. Спокойно ткнулся в макушку губами. Мальчик вскинул голову, мол, пап, ну подтверди, однако Койот уже вернул маску на место и невыразительно, но значимо кивнул Марам. Дана успокоила мягко:       — Не ребенок. Но папа за тобой все-таки присмотрит. А ты — за ним. Хорошо?       Вацлав оглянулся на маму. Бдительно сощурился сначала на нее, потом на Ангелию (та кивнула с самым ироничным видом), подумал и все-таки буркнул негромкое: «Хорошо».       — Это за вами, мои дорогие, нужно присматривать, — протянул Морок показательно уязвленно. Девушки засмеялись. Вацлав сочувствующе погладил отца ладошкой по капюшону на голове.

***

      Все произошло в тот день, когда Мары должны были вернуться.       Радмир после обеда взял сына на короткую прогулку до озера, что располагалось невдалеке, ближе к Серату. Сквозь листья просвечивали солнечные лучи, и мужчина был уверен, что сейчас там особенно красиво. Предупредил сестер, что они придут с Вацлавом максимум через час.       — Вечером вернется Дана, не можем же мы с ним приезд мамы пропустить?       Но прошло уже часа два. Отец и сын даже не думали возвращаться. И, казалось бы, мелочь, ну захотелось им задержаться на озере, что ж сразу панику разводить? Однако по неведомой причине тревога накрыла всех. И именно в таком состоянии застали сестер Дана, Ангелия и Карина.       — Радмир с Вацлавом на прогулку ушли, — сбивчиво и честно пояснила Валерия, сцепившись в руку своей наставницы — Ангелии. Женщина, машинально успокаивающе накрыв пальцы девочки ладонью, нахмурилась и недоуменно уточнила:       — Ладно, и?       Старшие Мары, стоящие рядом, неуверенно переглянулись. Рука одной из них осторожно коснулась плеча Даны. Женщины смотрели серьёзно, и это пугало больше, чем паника Валерии.       — Они должны были вернуться уже.       Мать ощутила необъяснимый комок в горле. Хлопнула ресницами, невидяще увела глаза. «Ничего не случилось», — эхом в голове, отчаянно и упрямо. Беспочвенное давление в этой ничего не предвещающей, по большому счёту, ситуации сжимало спазмом легкие, мешая дышать. Спросила решительно, глухо:       — Может, и вернулись? Просто уже в Храме, вот вы и не столкнулись с ними.       — Дана… — старшая покачала головой, однако Ангелия подняла на нее глаза, цепкие и требовательные. Лучшая подруга слишком ясно считала состояние Даны сейчас. Перебила:       — Или уже приближаются. Дан, я проверю, хорошо?       — Да, — она выдохнула, инстинктивно цепляясь за эту поддержку, за надежду, которую ей дали. — Да, спасибо. А я комнаты.       — Девочки, прошу вас, — шустро заметила их старательно заглушаемый страх Карина, взяв обеих сестер за руки и посмотрев сначала на одну, потом на вторую. — Он же Морок. Уверена, они просто не рассчитали время. Не нервничайте так, хорошо?       Сказать легко. А сделать…       Дана стянула капюшон с головы и быстро прошла к входу в храм. Несмотря на все доводы разума, в горле бешено колотилось сердце. Конечно, с ними ничего не случилось. Конечно, Радмир и Вацлав в полном порядке. Что с ними могло произойти? Лес практически чист от нечисти, люди навредить не посмеют, да и… Право слово, этот мужчина — Морок! Мороки практически непобедимы.       Ангелия же двинулась в лес. Напряженная, как струна, не хуже сестры. Сжимающая в руках по кинжалу. Уже готовая язвить, шутить и огрызаться, мол, вы, двое дурачков, нас перепугали до ужаса! В следующий раз, если захотите задержаться у озера, стоит хотя бы предупредить. Давайте, идите, успокаивайте маму, а то мы там дружно словили панику, а вам теперь…       Воздух закончился. Крик у этой смелой, дерзкой девицы застрял поперек горла, когда она увидела две фигуры на берегу.       Вацлав свернулся калачиком у отца на груди, крепко вцепившись в плащ и броню кулачками. Радмир же лежал на земле. Приобнимал ребенка одной рукой. И картинка могла бы выглядеть безмятежно, если бы не мертвая тварь, труп которой был скрыт озерной водой наполовину. Если бы не кровь. Везде — на одежде Морока, на руках и лице Вацлава... если бы не красная, страшная лужа под ними.       Тело мальчишки подрагивало, точно от холода. Отец же лежал неподвижно, уснув навсегда.       …когда они уезжали от Храма, сразу после прощания с Мороком и малышом, Дана спокойно иронизировала: «При всей моей любви к этому мужчине, Богини ради, иногда мне кажется, что он боится, будто нас разлучат насовсем. Нет, помощь Морока, конечно, неоценима, но честное слово. Это просто утопленники. Радмир думает, мы не справимся и утопленником станет кто-то из нас?»       Смерть подкрадывается внезапно. Она отбирает тогда, когда ты меньше всего ждешь. Это в ней самое страшное.       Смертны не только Мары. Морок тоже может умереть. Даже с учетом права отправлять в Тень, даже с учетом физической подготовленности. Морок может умереть по глупости. Из-за численного перевеса… Или может отдать жизнь, чтобы спасти своего маленького ребенка.       Ангелия никогда не слышала, чтобы Дана кричала так отчаянно.       Никогда до этого.

***

      Она не дожила даже до похорон.       В тот день Ангелия зашла к сестре, борясь со ставшим до тошноты пугающим ощущением тревоги в горле. Обнаружила черноволосую девушку в ее постели. Красивую. Нежную. Уничтоженную горем.       И непоправимо мертвую.       Самым обидным было очевидное понимание: за эту гибель некому мстить. Не человек. Не тварь, как в случае с Радмиром. Не какая-то ошибка лекарей. Дана банально умерла во сне.       Ангелия не помнила, что конкретно было потом, только обрывки. Несколько пар печальных глаз, слезы младших девочек. Невидящий взгляд Вацлава прежде, чем мальчишка сбежал куда-то вглубь Храма. Боль в груди — тупая и тяжелая. Тихий, надтреснутый голос Карины, ее предположение, что Морана сжалилась над своей дочерью. Не стала обрекать ее на страдания одиночества после смерти ее Морока.       Кажется, Ангелия дала сестре пощечину, накричала на нее и заперлась в библиотеке изнутри.       Мальчик обнаружился там же. Слез в его глазах больше не было. Слов — тоже. Они с Ангелией сидели вдвоем в тишине. Прислонившись спиной к стене, смотря в пустоту перед собой мертвыми воспаленными глазами. С растоптанными душами и глубокими трещинами в сердцах.       Неделю назад воздух пах летом. Травой, листвой, дикими цветами. Храм пах прохладным камнем, библиотека — книгами. Сейчас единственным запахом осталась обреченность. Она была на улице, в помещении. В легких.       Обреченность — и непроглядная тоска.       Ангелия не могла назвать себя хорошей тетей. Нет, несомненно, она бы могла претендовать на звание самой любимой из теть — потому что с ней можно было хулиганить, нарушать правила, с ней они обсуждали страшные и не очень истории про нечисть, а еще она была полной противоположностью родителям, сдержанным и спокойным. Но девушка слишком хорошо понимала, что не сможет со своим диковатым характером воспитать ребенка. Она сама великовозрастный ребенок…       Мара бросила взгляд на мальчишку рядом с собой. Следов крови не осталось — мальчишка не воспринимал реальность, когда его вчера привели домой, когда помогли смыть красное с лица и рук, когда привели в порядок. Просто подчинялся, позволяя управлять, как куклой. А потом замкнулся, забился в какой-то угол, закрылся от мира, не слыша, не видя, не желая никого знать.       Ангелия смотрела — и не видела больше в Вацлаве обычного ребенка восьми лет. Она видела человека, на руках которого умер его отец. Человека, мама которого не проснулась на следующий день. Человека, у которого вырвали детство, разорвав душу к бесовой матери. Человека, боль от скорби в котором застыла навсегда, оставив отпечаток куда страшнее, чем любой видимый.       В тот момент, когда они сидели в библиотеке, вот так — заперевшись, в тишине, — решение было принято.       Будь Ангелия хоть тысячу раз плохой. Резковатой, дерзкой, своенравной. Плохой тетей, плохой матерью, плохим примером.       Но этот ребенок не станет сиротой. Не пока она жива.

***

      — С днем рождения, солнце.       — Богини ради, Ангелия, прекрати меня так называть. Мне не пять лет.       — Ну… да. Тебе десять. С высоты моих тридцати с хвостиком… Невелика разница.       Вацлав хмыкнул. Грустно улыбнулся. Обнял тетю, прячась у нее на руках, позволил поерошить свои волосы и чуть сморщил нос, отстраняясь от заботливой ладони, в точности как делала Дана.       Он повзрослел и переболел за эти два с половиной года. Немного подрос. Уже почти перестал зависать, глядя в одну точку и мысленно возвращаясь к самым страшным дням в своей жизни. Стал чаще улыбаться, пусть и так — немного печально, иногда вымученно. Молчаливый. Спокойный. Тихий, как неспешно падающие с неба снежинки.       Свет в глазах померк. Приглушенная хвоя — нет.       — Ангелия.       — Чего тебе, не ребенок? — снисходительно улыбнулась Мара, оглянувшись через плечо.       А вот она не сильно изменилась. Разве что стала значительно ответственнее, практически усыновив этого «не ребенка». Порой более жесткая и бескомпромиссная, более уверенная и отчаянная. Ей было за что бороться. И пусть, конечно, Ангелия была у этого мальчишки далеко не единственной семьей, и все же под тенью ее плаща покой ему был гарантирован.       Вацлав невесело усмехнулся. Покачал головой, но не стал поправлять. Нахмурился, внимательно вглядываясь в знакомые черты лица, в синеву глаз, в спокойную ироничную усмешку. Заметил серьезно:       — Я люблю тебя. Правда. Спасибо, что ты у меня есть.       Сердце женщины упало в груди, гулко ударившись о ребра. Однако она лишь шуточно отмахнулась от него, пробурчав что-то: «Не надо мне подлизываться, от тренировки все равно не отмажу», и скрылась за дверью. Накинула капюшон, защищаясь от снегопада. Признание сбило с толку — мальчик очень редко говорил что-то подобное.       А еще омерзительно-знакомая тревога царапнула что-то внутри. Уж слишком эти слова были похожи на нечаянное прощание.

***

      — Наставница! — звонко позвала Ангелию одна из младших Мар. Женщина притормозила, оглядываясь на Валерию и ожидая, когда та поднимется к ней по ступенькам. Озорная девчушка к своим пятнадцати значительно похорошела, практически расцвела, и сестры иногда переглядывались, восхищаясь и улыбаясь предположениям, насколько красивой она станет к завершению обучения. Сама она за собой этого, кажется, не замечала. Остановилась рядом с наставницей и выдала недоуменное: — Я Вацлава не могу найти. Он ничего не говорил?       — Да нет вроде как, — Ангелия проницательно прищурилась, скрещивая на груди руки. Поджала губы в задумчивости, прикидывая что-то в голове, и спросила: — А когда ты его последний раз видела?       — На улице, относительно недавно. Я подходить не стала, но он просто стоял, молчал, смотрел на лес… Ну, в своем духе. А теперь вот, делся куда-то…       — Ладно, найду. Мне ему что-то передать?       — Да не то чтобы, мне просто книга нужна, а я ее найти не могу. В библиотеке нет. Спросила у Сильвии — она не брала, младшей рано пока, а старшие и без того все наизусть знают. Вот и хотела уточнить, не взял ли он.       — Богиня, Валерия, — Ангелия хмыкнула, шутливо щипнув подопечную за нос. Она смешно фыркнула. — Привычка откладывать изучение теории на последний день тебя погубит.       — Я не изучаю! Я… только повторить… — однако то, как Валерия смутилась, многое за нее сказало. Старшая Мара снисходительно махнула на нее рукой.       — Иди. Найду я нашего именинника.

***

      Сначала женщина убедилась, что в самом Храме Вацлава нет. Потом скрепя сердце выторговала у своей интуиции самоуспокаивающее заверение, что он максимум в лес недалеко зашел. Просто прогуляться. Далеко наверняка сбежать не успел, он же предупрежден.       Ангелия поняла, что не найдет ничего хорошего, когда определила, куда ведут следы.       Сердце билось где-то в горле. Тревога душила. Кинжалы в руках не дрожали ни на волос. Женщина продвигалась бесшумно и быстро, сжимая пальцы на рукоятях и морально готовая ударить любую тень.       Мара уже не проклинала весь мир, не ругалась себе под нос. Она молилась.       Когда вдали показалось проклятое озеро, Ангелия непроизвольно ускорила шаг. Да, тварь, убившая Радмира, загремела на это озеро тогда практически случайно, да, вся округа была капитально очищена от нечисти любого вида, потому что Мары слишком боялись за ребенка под своей опекой. Но сознание само рисовало картинки, как невесть откуда пришедший призрак своим касанием свел мальчишку с ума, или как утопленник перехватил и утащил на дно, или как упырь, или бес, или…       На озере никого не было. На следы животных женщина внимания не обратила — если бы на Вацлава напал условный волк, здесь осталась бы кровь. Крови не было. А вот отпечатки сапог мальчишки на снегу, к ужасу Мары, терялись у края берега. Ледяная корка же сохранила целостность, не треснула под человеческим весом.       Где этот проклятый ребенок? Он что, улетел?!       — Вацлав! — рявкнула так, что задремавший на ветке снегирь перепугался и едва не рухнул. Дрожащая от напряжения, Ангелия оглядывалась, цепко и одержимо прошаривая взглядом каждый метр вокруг себя. — Вацлав, Богиней клянусь, выходи или я…!       Голос оборвался и затих.       Она его увидела. И это был больше не Вацлав.       Невдалеке из-за кустов заснеженной клюквы выполз обрывок самой Тени. Не волк, не пес, как ей сначала показалось. Это был молодой еще койот. Хрупкий, маленький, он еле переставлял лапы, дрожа от холода — или от слабости. Шерсть черная, как ночное небо. Глазки блестящие, какие-то больные, абсолютно потерянные и невидящие.       Она не смогла бы объяснить, как поняла, что этот монстр — ее ребенок. Просто почувствовала, и чувство это было сравнимо с ощущением, словно проваливаешься на этом самом озере под лед.       Койот покачнулся, жалкий, непонимающий. Худой настолько, что, казалось, может сломаться от одного взгляда. Черные глаза животного как в тумане остановились на женщине. Вацлав ее не узнал.       Ангелия не понимала, в какой момент она настолько недоглядела.

***

      — Сестра, не глупи. Отправимся вместе. Пожалуйста.       Карина стояла рядом, пока Мара лихорадочно собирала сумку. Пыталась убедить, отговорить, успокоить, хоть как-то привлечь внимание. Утешить. Разжечь огонь внутри… Что-нибудь сделать.       Потому что состояние Ангелии вызывало страх пополам с сочувствием.       Женщину трясло изнутри. Холодели руки. Когда Мара вернулась в Храм, подрагивающая от шока, ужаса и боли, психологически перемолотая, сестры перепугались, не в силах почти ничего от нее добиться. С помертвевшим лицом она вошла в строение, обернулась на одну из старших и механически попросила присмотреть за Валерией во время ее отсутствия.       То, что Вацлав исчез, поняли все. На перепуганное предположение самой Валерии, что мальчик мертв, Ангелия обернулась на нее с дикими глазами и отрезала: «Он жив. Он просто…»       И осеклась, не зная, как объяснить всё.       Он просто… превратился… в койота.       Смятение, охватившее в ту ночь храм, нельзя было описать никакими словами.       — Он опасен?       — Нет.       — Он напал на тебя?       — Нет.       — Он сохранил разум?       — Нет.       И все. Одно сплошное «нет», оставляющее за собой больше вопросов, чем ответов.       Самым страшным было то, что она его упустила. Ангелия не смогла этого неведомого зверя ни привести в Храм, ни задержать на месте, ни… обезвредить.       Слово «убить» в адрес существа, которое когда-то было Вацлавом, не допускалось даже в мыслях.       И теперь женщина упрямо собирала вещи, чтобы отправиться за ним. Прочесать всю доступную территорию, перекопать и Серат, и Аракен, сделать все что угодно, но вернуть паршивца домой. Она не знала, куда он ушел. Зацепок не было. Когда Мара шагнула к животному, койот просто напугано и одурманено дрогнул, отступая назад, и… растаял в тени. Буквально.       Марам потребовалось несколько минут, чтобы достучаться до Ангелии и объяснить, что она одна на этой бесконечной территории не найдет ничего. Да, она проводила с Вацлавом больше времени, чем кто бы то ни было, особенно в последние два с половиной года, но это не отменяло того факта, что человек не может быть везде одновременно. Поскрипев зубами, но женщина согласилась.       «Но пусть младшие трое и кто-то из старших останутся в Храме. Он может сам вернуться домой. Остальные… Давайте сделаем все, чтобы его найти».       По этому требованию в поиски оказались вовлечены Карина, одна из старших Мар — Диана, единственная в истории служительница Мораны с другим, русым, оттенком волос, — и сама Ангелия.       И Карина искренне боялась за рассудок своей сестры. Потому что она с непередаваемой опасностью предупредила: «Привести домой. Не убить. Не смейте вредить ему, иначе…»       — Я не нуждаюсь в няньке, — перебила грубо, чересчур грубо, застегивая на себе кафтан. Карина покачала головой, укорила мягко:       — Ангелия…       — Нас и так всего трое, — оборвала Мара, оборачиваясь на сестру. В глазах читалась не злость, но отчаяние. — Вы сами сказали, чем больше будет искать, тем лучше. Если вы так боитесь, что я снова его упущу, то не переживайте — сразу, как увижу, посажу мерзавца на поводок, пока не расколдуем…       — Ангелия, — осторожно, но твердо заметила Карина, шагнув к ней и коснувшись плеч руками. Вгляделась в синие радужки, заметила серьезно, виновато: — Я боюсь, что он нападет. Мы не знаем, что случилось. Быть может, в нем ничего не осталось от нашего ребенка…       — Он не ребенок, — взъерошилась Мара, в контраст всему своему отторжению уткнувшись в плечо девушки и вцепившись в нее, как в последнюю опору.       — Если он нападет на тебя… — игнорируя придирку, свойственную больше самому Вацлаву, девушка вздохнула. Укрыла сестру в объятиях. Призналась сломлено, тихо-тихо: — Я не могу потерять еще одну сестру так скоро. Дай слово, пожалуйста, если он — это уже не он… Ты защитишь себя. Пожалуйста, Ангелия.       Мара промолчала.       Сейчас она не могла это пообещать.