if you loved me

      Мне было пятнадцать, когда я впервые увидел ее. Я до сих пор помню утро того дня: улицы нашего небольшого городка обволок низкий туман, сквозь который с трудом пробивались лучи солнца. Казалось, их можно было даже потрогать, и я вытянул руку перед собой, второй придерживая рюкзак за спиной. Теплый воздух ласкал кожу, и я вдохнул полной грудью, направившись в сторону школы. Был вторник, и тренер попросил прийти меня раньше, потому что клубного времени нам, бывало, не хватало, а через два месяца должны были состояться межшкольные соревнования по кендо. Я участвовал, как и в прошлом году, и по плану ближайшее время мы должны были тренироваться перед уроками. В тот день, направляясь в сторону школы, я не обратил внимание, но отчего-то ноги несли меня быстрее, чем обычно, хотя обычно я бы потратил на дорогу больше времени, наслаждаясь тихими улицами и кивая малочисленным соседям и знакомым, которые вышли на утреннюю пробежку или выгуливали собак.       Солнце встало немного выше, когда, оказавшись у дверей малого спортивного зала, я стал ждать учителя. Из-за прибавленного в начале шага до нашей встречи оставалось около двадцати минут. Ключи мне никто так просто не даст, потому было принято решение пройти к автоматам с напитками. Забросив монетку, в умиротворенной тишине я услышал, как она звонко катится по автомату. Тогда, достав банку с газировкой и с характерным шипящим звуком ее открыв, я не рассчитал, что до этого она катилась вниз. Как итог: руки, залитые прозрачным напитком, сразу слегка прилипли к жестянке из-за количества сахара. Помнится, тогда я себя даже немного корил за это, но сейчас вспоминаю и думаю: то было к лучшему, ведь иначе я бы не увидел ее.       Фонтанчики с питьевой водой находились рядом с открытой спортивной площадкой, как и обычные умывальники. Взглянув на время, я решил быстро сходить ополоснуть руки. Тогда, обойдя здание, я потратил несколько минут. Сперва даже не заметил, что в такое раннее время на корте кто-то был, так что уже собирался уходить, как отмою газировку, но тишину, нарушающую только тихое пение нескольких птиц где-то сверху на линиях электропередачи, прервал глухой кашель где-то за спиной.       Я повернул голову, ожидая увидеть учителя или уборщицу, но незаметно для себя замер. Почти на минуту, опустив в руках баночку с оставшимся в ней напитком, и задержал дыхание. Она стояла далеко от меня, но достаточно близко, чтобы можно было как-то рассмотреть лицо. Ее руки, такие маленькие и на первый вид слабые, крепко сжимали лук. Она натянула тетиву, поднеся стрелу к лицу, и несколько секунд глядела на мишень в другом конце спортивной площадки. Тогда я замер, потому что казалось, что любой шорох отвлечет ее от цели, что она уловит даже малейшее мое дыхание. Она легко отпускает тетиву и несколько прядей, что выбились из тугого хвоста на затылке, колышутся от лёгкого ветерка, созданного стрелой, которая устремляется прямо в цель. Тогда я, словно мне дали разрешение, выдохнул, и перевел взгляд на мишень, в самом центре которой красовалось три стрелы.        — Т/И, — тогда впервые услышал ее имя. Она словно вышла из оцепенения, опустила лук, и лицо расслабилась, губы изогнулись в лёгкой полуулыбке, а морщинка на переносице от того, что девочка хмурилась, пропала. Т/И повернулась к учителю (как я его только не заметил?), который стоял за ее спиной. — Хороший выстрел, но тебе стоит обратить внимание на… — я дальше не сильно улавливал, о чем они говорят. Тренер показывал ей, как лучше прицелиться и держать лук, кивнув на потёртости на защитных нарукавниках от трения.       — Я попробую ещё раз, — ее голос звучал мягко и уверенно, так приятно, словно те самые лучи солнца, пробивающиеся сквозь туман над землёй. Подобно тому, как в это утро я будто смог прикоснуться к солнцу, показалось, я видел само его воплощение. Сейчас я понимаю, что не ошибся: столь же согревающее, касающееся кожи так нежно, но опасное, если не знать, как вести себя рядом, сжигающее и испепеляющее, но даже так — лишь спасающее, создающее жизнь, заставляющее цвести и радоваться. Тогда она вдруг обратила свое внимание на меня, словно прочитала мысли. Либо просто заметила, что я уже несколько минут на нее глядел: повернула голову, всего на несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы заставить мое детское сердце сперва застучать, как сумасшедшее, а после едва ли не пропустить несколько ударов, когда она, разорвав зрительный контакт, отвернулась и направилась к мишеням, чтобы вынуть стрелы.       Я быстро вышел из оцепенения, стоило ощутить внезапную вибрацию в кармане. Учитель написал, что уже пришел и открыл зал, и я взглянул на время. Опаздываю на несколько минут. Взглянув на нее в последний раз, аккуратно сжимающую стрелы, мои губы тронула лёгкая улыбка. Тогда я ещё не понимал этого, но сейчас мне очевиднее некуда. Пусть любовь была для меня чем-то неизведанным, пусть в чувства, возникающие с первого взгляда, я не верил, она стала самым главным исключением в моей жизни.       Я видел ее несколько раз в школе в учебное время: Т/И училась в моей параллели, но мы никогда не разговаривали, несколько раз мы пересекались глазами на утренних тренировках, и лишь однажды встретились у фонтанчиков с питьевой водой. Она тоже тренировалась после уроков, но даже в тот день я был слишком робок, чтобы начать разговор, а она не выглядела сильно заинтересованной: лишь глянула на меня перед тем, как наклониться к воде, пока я стоял в нескольких метрах, собирая волосы, чтобы не намочить. Но почему-то, закончив пить, она не ушла сразу, а остановилась, будто ожидая меня. Вытерев губы, мы вдруг встретить глазами, и я заметил, что Т/И протянула мне руку, в которой лежал батончик.       — Возьми, — было первой ее фразой, обращённой конкретно ко мне. Я взглянул на ладонь в спортивной перчатке для стрельбы. — Я купила два, они оказались апельсиновые, а мне не понравилось. Ты вроде тоже готовишься к соревнованиям до вечера? — я, помедлив несколько секунд, кивнул. — Будешь брать или как?       — А, — я пришел в себя и непроизвольно взял в руки батончик, а потом чуть склонился. — Спасибо.       — Не за что, — легко произнесла она, поднимая с земли спортивную сумку. — Удачи.       — А, тебе тоже! — уже вдогонку кинул я, замечая лишь лёгкую улыбку, которая она мне подарила, стоя в полоборота, а потом быстро зашагала в сторону выхода из школы.        Это был наш первый диалог. После того вечера я ещё много раз прокручивал его в голове, коря себя за немногословность. «Надо было спросить у нее что-нибудь», — долго крутилось в голове ещё несколько дней, но несмотря на это наши редкие переглядывания в школе во время уроков и тренировок стали походить на способ поздороваться, нежели немое отчуждение. Мне нравилось так думать, хотя тогда Т/И даже не знала мое имя. Возможно, даже не догадывалась, что я знаю ее́. Как-то я думал отплатить ей за тот батончик, но никогда не вылавливал в нужное время, хотя сердце по-прежнему ускоряло свой ритм, когда я глядел на нее, покидая тренировку или приходя на нее.       Месяц спустя настало время межшкольных соревнований, из-за чего ни она, ни я неделю не ходили на уроки. В этом году они организовались в школе в соседнем городе. Одна только мысль, что мы, наверняка, вместе поедем на автобусе, четко вбила в мою голову идею все-таки вернуть ей должок. Я лишь помнил, что Т/И не понравился апельсиновый батончик, так что знал, что то́чно покупать не надо, но одна только мысль, что я угощу ее чем-то, что ей тоже не придется по вкусу, удручала. Сейчас это вызывает улыбку на моём лице. Я все же прислушался к своему вкусу и взял свои любимые ягодные мюсли, думая, что́ лучше сказать, когда стану спрашивать разрешения сесть рядом с ней на пути в соседний город. Но все мои варианты развеялись в пух и прах, когда место рядом с ней оказалось уже занято — парень из школьного клуба по лёгкой атлетике о чем-то оживлённо беседовал с девушкой, а Т/И казалась слегка уставшей, но несмотря на это отвечала активно, улыбалась и поддерживала диалог. На моих губах лишь возникла лёгкая улыбка, хотя плечи поникли: на что я только надеялся? Проходя мимо них в самый конец автобуса, мы пересеклись взглядами, и Т/И едва кивнула в знак приветствия, немного проведя взглядом. Неприятное чувство зависти и ревности забралось под кожу, прогрызая путь к сердцу, игнорируя мои тщетные попытки отвлечься на пейзаж за окном. Впервые он не доставлял мне никакого удовольствия. Почему я был так уверен в собственных надеждах? Мы ведь с ней даже не знакомы, так что она могла и отказать мне. Хотя, получить отказ было бы куда приятнее, чем знать, что она сидит там впереди с этим парнем. Он ведь на год нас старше?       — Кадзуха, чего притих? — раздался голос Томо над ухом. Я вздрогнул, высунув наушник, что был ближе к нему, из уха. Мой единственный друг, который, как я думал, будет сидеть вместе со своим клубом по волейболу, отлучился от компании ради меня, пнув локтем в бок. — Какой-то ты грустный.       — Разве? — я улыбнулся в ответ, выдохнув.       — Ага, ещё более молчаливый, чем обычно, — он скрестил руки на груди, откинувшись на сидение. Несмотря на то, что ближе него в школе у меня никого не было, имя Т/И в разговоре никогда не поднималось, так что он даже не знал о моих детских терзаниях из-за подростковой влюбленности.       — Переживаю из-за соревнований, — соврал я, отводя тему в другое русло.       Я следил, как тот самый парень с улыбкой до ушей помогает Т/И нести ее вещи, и не спуская глаз с их пары. Тогда та, что завладела всеми моими мыслями, любезно отвечала на его вопросы, даря улыбку, которую так хотел получить я в свою сторону. После инструктажа на территории чужой школы, нам рассказали расписание проведения соревнований, и учитель попросил присутствовать хотя бы на каких-то секциях, чтобы поддерживать школьных друзей. Опускаю взгляд на списки. Соревнования по лёгкой атлетике в одно время с кендо. С губ срывается нервный и слегка обречённый смешок. Глупость какая-то. Т/И стояла сбоку, также изучая расписание, но буквально через секунду ушла в сторону учителя по стрельбе, и мы разбрелись по своим руководителям. Я не знал, что мне нужно сделать, чтобы выкинуть ее из головы хотя бы на сегодня, но демон и ангел словно боролись на плечах, как в глупых фильмах. «Пригласи ее посмотреть, скажи раньше, пока не успел этот атлет», «Не нужно ее отвлекать, не навязывайся, она уже, должно быть, все решила». Это что, два демона? Где обнадеживающий вариант? Хватаюсь за голову, проведя по волосам рукой.       — Т/И, придешь посмотреть на наш забег? — доносится до слуха откуда-то сбоку.       — Я не успею, извини, — произносит голос в ответ, и я ошарашенно опускаю глаза на расписание. Точно ведь, прямо после нашей секции, она будет готовиться. Глупо, но на губах возникает довольная улыбка. Значит, не только мне не достанется ее внимание.       Но я ошибся. Разминаясь за десять минут до начала, мы получили порядок соревнований. Изучая список будущих соперников в случае выигрыша, даже не заметил, как со спины кто-то тихо подкрался. Макушка возникла откуда-то сбоку, также склонившись над листком, и я вздрогнул от неожиданности, переведя взгляд. Т/И удивлённо вскинула брови, хлопнув глазами.       — Привет, — спустя несколько секунд озадаченно произнесла она.       — Привет, — в миг опомнился я. Надо было первым поздороваться, что ж такое… — У тебя разве не сразу после нас соревнования?       — А, — мне показалось, что она стала придумывать оправдания, хотя, возможно, я сам хотел так думать. Она замолчала лишь на секунду, указав большим пальцем на дверь. — Наш корт рядом с вами, а вот стадион с другой стороны школы. Я привела остальных ребят из секции по стрельбе, мы посмотрим, сколько сможем, и пойдем…       — Понятно, — киваю, притупив взгляд. Возникает неловкая пауза, но Т/И через несколько секунд разворачивается.       — Я тогда пойду займу место. Удачи, Кадзуха, — произносит она, прежде чем немного быстрым для себя шагом направляется в сторону трибун, возвышающихся над залом на несколько уровней.       — Спасибо, — прогоняю негромко вдогонку, как через несколько секунд приходит осознание, что она назвала меня по имени.       Назвала. По. Имени. Я резко отворачиваюсь к стене, прикрывая рот рукой, и ощущаю, как уши предательски краснеют, а с губ не сползает улыбка. Даже если дело только в том, что наш корт ближе к ее, даже если она мельком где-то услышала мое имя, я…       — Вперёд, Кадзуха!!! Ю-ху!!! — доносится сверху голос Томо, который ещё и команду по волейболу притащил с собой, что заставляет повернуться. Т/И садится на уровень ниже моего друга, но коротко запрокидывает голову, чтобы взглянуть, и, на удивление, они с другом о чем-то коротко говорят, после чего губы девушки слегка ползут вверх, и она устраивается на месте.       Мысль, что она все-таки пришла посмотреть и поддержать, грела больше, чем солнце в тот день, когда я впервые увидел ее. Я не знаю, что происходило на трибунах, но Томо с хитрой улыбкой мне поведал, что «та девочка впереди него» то и дело поворачивалась к нему, чтобы узнать что-то о правилах кендо, и что «ее спина выглядела очень напряжённо». Узнал я это уже на трибунах на уличном корте, где проходили соревнования по стрельбе. Т/И пришлось уйти за десять минут до окончания, так что она ещё не знала, что мне удалось занять второе место. Конечно, это значило, что на региональные мне не попасть, но результат для второго года в клубе очень хороший. Томо то и дело хихикал, подтрунивая, оттого ли я в автобусе был меланхоличен, что не удалось сесть с «девчонкой из стрелкового клуба». В мои отнекивания он не верил, то и дело закатывая глаза. Но меня мало волновало: взгляд был устремлён только на Т/И, которая внимательно осматривала стрелы, проверяла натяжение тетивы и даже не глядела на трибуны. Она была полностью сосредоточена на своем деле, не отвлекаясь ровным счётом ни на что, и это вызывало у меня чувство настоящего уважения. Редко удавалось встретить человека, настолько отданного собственному делу. Ее стрелы поражали цель с предельной точностью, а уверенность в глазах казалась пугающей, словно она была готова положить жизнь на алтарь своего мастерства. Это породило странную мысль, что пустила ростки внутри моего сознания: достоин ли я вообще ее? Достоин того, чтобы любить и восхищаться? Не только наблюдать со стороны — это другое, даже Томо с удивлённым восторгом глядел, как Т/И выступает, — но и быть рядом, желать этого так, как я. Результаты оглашали не сразу, потому в момент ожидания мы встретились с ней взглядами. Т/И подняла на меня глаза, и я преободряюще улыбнулся. Казалось, она только осознала, что мы наблюдали все это время, и смущённо отвела взгляд, но губы чуть дрогнули. Я волновался, пожалуй, даже больше, чем за себя, но когда после первого места прозвучало знакомое имя, Томо вдруг разразился криками и хлопками, подпрыгнув с места. Команда волейбола, которую он утащил с нами, подхватила его, но отчего-то мне показалось — нет, я был в этом уверен, — в первую очередь после оглашенной победы она посмотрела на меня. Ее глаза загорелись счастьем, а улыбка, до самых ушей, была обращена мне и только и мне, и я не сдержался, резко встал с места, поднес к губам ладони, чтобы подальше послать голос, и выкрикнул по слогам ее имя, которое тут же подхватил Томо и команда по волейболу, и наши поддерживающие крики перекрыли любые другие поздравления. Т/И не переставала улыбаться, почти вприпрыжку подбежала на вручение медали, и тогда я отбросил любые мысли, достоин ли я ее. Достоин ли того, чтобы она с такой же радостью летела в мои объятия, как к учителю, который тренировал ее, как к друзьям из клуба. Даже если нет, я точно собирался стать тем, кто будет достоин.       Место рядом со мной пустовало. По крайней мере, я помнил его пустым, когда опустился в автобусе и прикрыл от усталости глаза. За окном уже темнело, и мне показалось, прошло несколько минут, пока я не ощутил лёгкое тормошение за плечо. Т/И стояла рядом в проходе, сжимая на плече рюкзак.       — Здесь не занято? — возможно, от возбуждения после победы ее щеки ещё были слегка красными, и я поспешно вытащил из ушей наушники.       — Нет, — качнул головой, как девушка сразу кинула вещи на полку над нами, а потом присела рядом, шумно выдохнув.       — Мне сказали, что ты занял второе место, — она улыбнулась, — так что поздравляю.       — Уж кто достоин поздравлений, так это ты, — я усмехнулся, — ты поедешь на региональные.       — Стрельба с самого детства — часть моей жизни, так что я стремилась к тому, чтобы туда попасть, — она повернула голову, — ты тоже уделял много времени тренировкам.       — У меня кендо тоже почти что семейный вид спорта, — на секунду задумался, — кстати, мы, вроде, так толком и не знакомы…       — Ты ведь Кадзуха? — с ее лица все ещё не пропадал лёгкий румянец, — хотя, я больше удивлена, что ты знаешь мое имя, — она едва запустила руку в волосы. Я хотел сказать то же самое, но не успел. — Мне в автомате выпала лишняя газировка. Хочешь? — она привстала и вытянула рюкзак. Казалось, Т/И специально избегает моего взгляда, когда я глядел на нее почти в упор. Может, ей неловко из-за этого? — Есть персиковая и клубничная.       Я едва замешкался, а потом, почти не думая, произнес:       — Забавно, мне в автомате тоже выпал лишний батончик.       Мне было семнадцать, когда я набрался смелости признаться ей в своих чувствах. С тех соревнований прошло два года. Я не теряю самообладания рядом с ней, как это было раньше, и позиция хорошего друга меня устраивала. Это позволяло быть рядом с Т/И больше остальных, и я даже не сдерживал победной улыбки, обращая ее к Томоке, тому самому парню из атлетического клуба, когда она предпочитала мое общество. Несмотря на нашу близость, Т/И скорее можно было приписать к тому слою учеников, которые крутятся в «популярных» кругах. Она многим нравилась, один только проход по школе привлекал много внимания, пока она со всеми знакомыми перездоровается и обменяется парой фраз, перемена проходила. Но Т/И продолжала предпочитать нашу с Томо компанию во время обеда. Она нравилась всем, и я не был удивлен. Если поначалу меня прожигало мерзкое чувство ревности, оно пропало почти сразу, стоило нам правда сблизиться. Мне льстило, что день за днём она отклоняла предложения провести ее до дома от других парней, говоря, что «ее друг о ней позаботится», указывая на меня; что она ждала меня полчаса после тренировки, хотя за это время уже могла вернуться домой; что постоянно приносила лишние онигири, как бы случайно. Мы сблизились довольно быстро, но из-за столь же быстрой ее нарастающей популярности я переживал, что также скоро она отдалится. Не понимаю, это я в нее вцепился мертвой хваткой, или она в меня, но этого не произошло.       В тот день мы поменялись ролями. Ее задержали в стрелковом клубе, и я сидел у питьевых фонтанчиков, прикрыв глаза. Ветер мягко ласкал мое лицо, а закатное летнее солнце опускалось все ниже, пряча последние лучи за зданием школы. Через несколько минут рядом послышались шаги, и я открыл глаза, заметив, что Т/И чуть склонилась надо мной. Она немного ошарашенно похлопала глазами, а потом выпрямилась, немного смеясь:       — Я думала, ты уснул.       — Куда приятнее просто сидеть с закрытыми глазами, — я улыбнулся, взял из ее рук сумку со спортивной формой и пошел в сторону выхода. — Тебя сегодня сильно задержали.       — Ага. Извини, что пришлось ждать так долго, — с долей вины процедила она.       — Не извиняйся, я закончил не так давно, — соврал я, протягивая ей баночку с газировкой. — Готовишься к региональным?       — Ага, — выйдя за пределы школы, мы пошли вниз по улице. Кстати, забавный факт, о котором я узнал, когда мы стали ходить вместе со школы: дом Т/И не так далеко от моего, всего несколькими улицами выше. — Последнее время приходится много тренироваться.       Она поднимает руку, убирает волосы, и я замечаю краем глаза красную мозоль на внутренней стороне руки.       — Что это? — на секунду останавливаюсь, кивая на руку. Она хлопает глазами, а потом их же закатывает.       — Моя защита порвалась в начале тренировки, и, как назло, в конце тетива слегка задела, ничего смертельного, — она отмахивается, чуть потянув меня пальцами за рукав, чтобы продолжить идти. И я продолжил, но через несколько минут завернул на пустую детскую площадку. Т/И удивлённо похлопал глазами. — Что такое?       Сажусь на лавочку, туда же ставлю все наши сумки и киваю, чтобы она тоже села. Девушка это и делает, внимательно следя, как я роюсь в своей тренировочной сумке, а потом достаю мазь для заживления и пластырь.       — О мозолях лучше позаботиться сразу, чтобы они в будущем не беспокоили, — я тянусь к ее руке, и Т/И не отнекивается. Лишь слегка краснеет, улыбаясь.       — Мы почти дошли до дома, я могла сделать это сама, — хотя, мне показалось, она говорила это не для того, чтобы я остановился. Я с улыбкой хмыкнул, и, кажется, она все поняла: я делал это потому, что хотел о ней позаботиться. Т/И была чересчур самостоятельной временами, была готова мне помочь, но сама от помощи отказывалась. Всегда, но почему-то не сейчас.       Я выдавил немного мази на пальцы, а второй ладонью мягко взял ее руку, проведя по покрасневшей коже. Это и в самом деле была абсолютно незначительная травма, даже не было волдыря, просто покрасневшая линия на коже, которая, пожалуй, Т/И даже не тревожила болью. Она с лёгкой улыбкой глядела, но глядела не на свою руку, а на меня. А я… Я по-настоящему смущался поднять взгляд, потому сосредоточился на своем деле, будто у нее на руке не покраснение, а перелом. Казалось, Т/И даже была готова в любой момент рассмеяться, но вот я аккуратно заклеиваю ее руку пластырем, а после сразу отворачиваюсь, пряча отчего-то покрасневшие щеки. В тот момент она в самом деле тихо хихикает, потом немного наклоняется, улыбаясь:       — Кадзуха, — честно говоря, иногда я, как дурак, все ещё немного смущался, когда она произносит мое имя. Только тогда, когда это звучало иначе, чем в обычном разговоре.       — А? — я не поворачиваюсь, чтобы избежать ее взгляда.       — Я тебе нравлюсь? — звучит в тишине вопрос, от которого живот скручивает в узел.       — Конечно, нравишься, — набравшись смелости, отвечаю я, переводя это не в тот смысл, который она, пожалуй, подразумевала. Я хочу было встать, но она вдруг перехватывает мою руку.       — Нет же, ты меня не понял, — настойчиво произносит Т/И, — я тебе нравлюсь?       И вновь мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Несмотря на то, что я совладал со своими чувствами, принял статус хорошего друга и парня, которого она выбирает чаще, чем остальных, но лишь потому, что… Ощущаю, как кровь приливает к лицу от собственных мыслей, которые заполонили глупые оправдания моего странного смирения с тем, чем я в теории должен довольствоваться, но почему-то раз за разом понимаю, что мне этого мало. И в такие моменты мне кажется, что стоило хоть немного поучиться настойчивости у Томо, который сразу говорит все в лицо, но в ту же секунду приходит очевидная мысль: я не мог быть настойчивым, ведь, в случае отказа, я мог потерять то, что терять было бы больнее всего.       Потому, вопреки здравому смыслу, поворачиваюсь к Т/И и произношу:       — Нравишься, — и ее лицо в самом деле немного меняется. Ее улыбка становится чуть больше, хотя лицо краснеет. — Но я не хотел так это говорить.       — А как хотел?       — Не знаю, но не сейчас.       — А когда?       — Позже.       — А когда это «позже» наступит, я тебе не разонравлюсь?       — Нет.       — Точно?       — Точно.       — Тогда я подожду, пока ты решишь сказать это.       Наш диалог перетекает в странный поток абсурдных, до невозможного нелогичных фраз и умозаключений, и головой я понимаю, что уже, считай, признался во всем, но ее улыбка, обращённая снова только мне и мне одному, словно говорит: «в таком случае, пока все будет, как раньше». Т/И оглядывает свою руку, а через несколько секунд поднимается с места, закидывает свою сумку на плечо и глядит так выжидающе.       — Идём, уже темнеет.       Я гляжу на ее невозмутимое лицо снизу вверх, потом застегиваю молнию на рюкзаке и встаю с места. Т/И разворачивается в сторону улицы, с которой мы свернули, и я едва заметно хлопаю себя по щекам, стараясь всеми силами выкинуть из головы разговор, который произошел только что. Но все попытки, вплоть до самого дома, оказались настолько тщетными, что, лишь переступив порог, я понял, что в самом деле ей признался.       Сейчас мне девятнадцать. Мои ноги слегка затекли от того, что на них уже около двадцати минут покоится голова, чьи волосы я лениво перебираю, прислонившись спиной к широкому стволу дерева. Но меня это мало волнует, все же это неудобство абсолютно ничтожно в сравнении с тем покоем, что окутывает каждую клеточку моего тела. Лучи закатного солнца совсем чуть-чуть греют лицо, дают волю заслуженным минутам лени. И все же я приоткрываю один глаз, опускаю взгляд на сомкнутые веки девушки на коленях. На покрывале рядом две пустые банки от газировки и, на удивление, два фантика от апельсинового батончика. Прошло целых четыре года, прежде чем она призналась, что персиковая газировка выпала не случайно, а мюсли с цитрусом она любит не меньше всех остальных.