24 тетрадных листа

Инк наконец-то впервые пришёл на учёбу. Первой парой была психология. Для Художника все занятия были крайне важны, ведь он собирался стать, наверное, лучшим в своей профессии. На перерыве с Инком постарались познакомиться. — Привет. — Окликнули Кисточку. — Привет. — Не знаю с чего заводить знакомства… — А ты уже пытался? — Слегка неудобно перебил парня Инк. — Ну, да… С одним весьма злым выпускником. — О, мне наоборот, повезло с тем, кто закончил учёбы. — А как его зовут? — Найтмер. — Кхм!!! — Студент чуть не выплюнул свой язык. — Что? Стоп, только не говори что ты сумел с ним поругаться! Он же такой душка! — Возможно… — Так, ладно, мы как-то начали обсуждать других, не познакомившись. Как тебя звать то? — Эх, я Эррор. А ты? — Инк. Приятно познакомиться. — Ага. И всё-таки я искренне не понимаю, как ты умудрился поладить с этим комком негатива. — Да ладно, я просто ему про себя рассказывал, он мне про себя и как-то всё. — Ну, понятно. Ладно, уйдём от этой темы. Чем вообще, кроме учёбы занимаешься, а? — В глазах Эррора проблеснула какая-то непонятная эмоция. — Да так, рисую. А ты? — Не поверишь. Вяжу. — Вполне нормальное хобби, ничего такого не вижу. — Мне все говорят, что оно мне не подходит… — Да и придурки они тогда, что сказать. — Хорошо, спасибо. Что про себя ещё расскажешь. Пока парни болтали, Художник подмечал внешность собеседника. Слегка смугловатая кожа, ярко-жёлтые глаза и какие-то подтёки под ними. Шатен, длинные ресницы и неплохое телосложение. — А что это у тебя под глазами? — Неожиданно посреди разговора спросил Инк. — Это? — Спросил собеседник, показывая на шрамы. — Из-за этого меня начали называть Ошибкой. — Что? — Часто лазил по деревьям и, соответственно, падал. А по жаргону моих родителей, баловаться — «совершать ошибки». А я непослушный ребёнок, хах. — Повезло тебе с родителями… — Саркастично подметил Творец. — Да не то слово. Беседа продолжалась, пока один из них не обратил внимания на время. — У нас осталось всего минута! Бежим! Весь остальной день Инка прошёл без каких-либо происшествий. Он спокойно зашёл домой и прошёл на кухню. Там блондин быстро прошерстил глазами холодильник и тумбочки и из найденных продуктов начал быстренько готовить какую-то стряпню. В этой однокомнатке чудом на кухне оказался телевизор, хотя в комнате его не оказалось. Художник включил музыку и тихонько подпевал. Вскоре последняя конфорка была выключена и суп полностью приготовился, а сковородка начала остывать. Наложив себе поесть, Кисточка услышал открывающуюся дверь. В коридоре показался Найтмер. — Привет! — Привет. Ты готовишь? — Нет, уже всё сделал. Есть сразу будешь? — Инк словил себя на мысли, что они общаются как друзья, живущие вместе более года. Хотя, это было частично правда. Не год, а три месяца. — Ага. — Кстати, я и не думал, что такой конфликтный, ха-ха. — Ты про что? — Кошмар был немного сконфужен. — Я про Эррора. — А! Да так, неполадили и потом поругались. И всё. — Ладно. Переодевайся и иди ешь, а то всё остынет. — Грх. — Коротко прорычал Найт. Он всё никак не мог привыкнуть к строгим правилам Кисточки в доме. Когда ты делаешь что-то неправильно или неряшливо, Инк мгновенно отчеканивал замечание. Негатив скинул куртку и пошёл переодеваться. Его дресс-код на работе составлял только деловую одежду, в частности пиджак с миллионом застёжек, все из которых должны, нет, обязаны быть застёгнуты. Вскоре Брюнет пришёл на кухню и уже приготовился есть, но почему-то обратил внимание на очки Художника, которые никогда не покидали его лица. — Ты их всегда носишь? — Что? А. Ну… Да. Не вижу смысла снимать, когда мне в них комфортно. — У тебя что, слепота? — Да нет, просто близорукость. Но привык носить и всё. — Хорошо. Мда… Никогда не думал, что когда-либо спрошу кого-нибудь про его изъян. — А они являются таковым? — Вроде обычно, но с неким флиртом спросил Инк. — Эмм… Да нет, лично тебе идут. Я же обобщил. — А я что, особенный? — Чернильница как-будто не замечал некого подтекста в собственных словах. — Нет, просто из перечня знакомых мне людей, ты — единственный, кому идут очки. — Хах, спасибо. — Да ладно… — Найтмер уже собирался начать есть. — Кстати, спасибо что не оставляешь мои проблемы на мне же. — Ой, мне не сложно приготовить кому-нибудь поесть, особенно если меня после этого похвалят. — Ну, спасибо в любом случае. Тогда уж по очереди горбатиться над домашними делами будем, а то не хочу, чтобы ты стал какой-то домохозяйкой. — Печёшься обо мне? — Снова этот странный полу-флирт. — Можно сказать и так. Художник лишь ярко улыбнулся и продолжил уплетать свой обед. — Кстати, как там твоя тетрадь? — Неожиданно спросил Кошмар. — А? — Удивлённо спросил Инк. — А! Я совсем про неё забыл! Спасибо что напомнил, вскоре начну вести тогда уж. — Я до сих пор поражаюсь, как ты можешь вечно всё забывать. — Нет предела совершенству, хах. — С этими словами Кисточка пожал плечами и снова улыбнулся. Улыбки Чернильного казались Негатива какими-то особенными. Каждая привлекала его взор и не позволяла отвести взгляд. Но это ощущение срабатывало, казалось, только на Найтмера, никто другой не засматривался так явно на лицо Инка. Кошмар дёрнулся и наконец-то начал есть, успокаивая свои мысли. После еды, Художник пошёл в комнату, где занял себе небольшой кусочек места под рисования, и начал сразу же размышлять над новыми картинами. Брюнет просто сидел и размышлял над разными вещами на работе. Там был иногда просто настоящий производственный ад. И там самому Найту приходиться разбирать проблемы. Конечно, ему за это ничего не платят, но иначе просто работать невозможно. Кипящий мозг никогда не добавлял мотивации. Но Кошмар пытался отвлечься сейчас от проблем, занимаясь чем-нибудь другим. Мысли о красоте Кисточки снова навещают несчастную голову Негатива, но сейчас он от них отмахиваться не собирается. В последнее время он замечал, что это — единственное, что помогает ему отойти от проблем. А Инк думал, что бы нарисовать или написать в тетрадке. На первой странице он решил начать с банального. Деньги и удача. Удача полне осязаемая. Проблема в том, что Художник ну очень сильно любил азарт. Слава яйцам, никакого казино, но ставки частенько расстраивали или многократно увеличивали настроение Чернильному. Это не было какой-то манией, просто выужденной необходимостью.