Камин

*

Рэки стягивает мокрые перчатки и шапку. Долго возится с шарфом и едва снимает с себя обувь — в таком толстом слое одежды двигаться некомфортно, и он чувствует себя неуклюжим и неповоротливым. Суровые канадские зимы, черт бы их побрал. Ланга раздевается гораздо быстрее, успевает повесить их вещи сушиться и подкинуть дров в камин. Выходит в коридор и, оперевшись бедром на арку между комнатами, наблюдает за потугами Кяна. Тот наконец справляется с обувью и стягивает с себя болоневые штаны. Остается только в термобелье, облегающем, что выглядит слишком непривычно — Рэки ж вечно носит эти свои безразмерные толстовки всевозможных цветов. В огромной куртке, не по размеру, он вообще выглядел раза в полтора больше, да и по-дурацки так, что улыбаться хотелось при одном взгляде на него, так что его толстовки — еще не страшно. — Замерз? — спрашивает Ланга мягким тоном, сквозящим заботой и нежностью. Он просто не мог иначе, его любовь к Рэки и желание сделать его бесконечно счастливым невозможно описать словами — ни в одном из языков мира их не хватит. Рэки трет нос задумчиво, как бы прислушиваясь к ощущениям (хотя Ланга видит, что и думать тут особо нечего, — стоит, чуть сгорбившись, будто пытается меньше стать), и кивает. — Я подбросил дров в камин, скоро станет теплее, — и пожимает плечами; придется потерпеть, Рэки «не-выношу-холод» Кян. Даже забавно становится от того, что его бойфренд так не подготовлен к холодной погоде. Согреть хочется. Ну, романтика там, все дела. — Пойдем пока плед возьмем. У Рэки светятся глаза, и он напрочь забывает про всякий холод — почти вешается Хасэгаве на шею с этим своим щенячьим радостным взглядом. — А горячий шоколад сделаем? Ланга вздыхает. Конечно сделаем, что за вопросы такие глупые. Он оставляет Рэки на диване в гостиной, напротив камина и исходящего от него жара. Кяну нравится смотреть на пламя — такое яркое, безопасное — приручили же, вон, горит в какой-то кирпичной коробочке, радуя глаз. Ланге нравится смотреть на то, как в глазах Рэки танцует пламя, и как его лицо и волосы светятся мягкими, приглушенными оранжевым и желтым. Завернутый в плед и без банданы он кажется таким невероятно домашним и спокойным, что хочется просто встать неподалеку — и смотреть-смотреть-смотреть. Чтобы такой вот Рэки, как всегда красивый и невероятный, запомнился, остался в подкорке мозга и отпечатался на обратной стороне век. А еще сильнее, конечно, хочется сесть рядом, близко-близко, чтобы Кян мягко опустил голову ему на плечо, накрыться одним пледом и говорить ни о чем и обо всем одновременно. Пока Рэки ждет, Ланга готовит обещанный горячий шоколад — по папиному рецепту, с маршмеллоу; сладко до ужаса просто, но Рэки — тот еще сладкоежка. А может ему просто нравится факт того, что Ланга что-то для него готовит — кто знает? Заходит в гостиную с подносом. Диван оказывается пуст. Вот черт. Показательно кашляет пару раз: — Я говорил тебе сидеть на диване, а не на полу? Простыть захотел? Рэки испуганно дергается (хочется испустить смешок, но Хасэгава правда держится), оборачивается медленно, с виноватым видом; капюшон из пледа спадает с его головы, и злиться больше не хочется. Ланга все-таки хихикает, мол, ладно, сиди уже, но если что — тебя предупреждали. Он ставит поднос на пол, рядом с Кяном, и сам опускается рядом. На брошенном диване, буквально полметра — руку протяни и достанешь, валяется второй плед, но Ланга, конечно, залезает к Рэки в кокон — такой шанс упускать нельзя! Кян прижимается близко-близко, потому что Ланга — горячий, как печка, хотя вроде канадец и, типа, воплощение всего ледяного и снежного. Но Рэки знает: для него Ланга — самый теплый человек в мире, и это греет душу (и просто так тоже греет; у Хасэгавы не температура ли?). Опускает голову своему горячему-холодному парню на плечо и прикрывает глаза, расслабляясь; хочется выпить горячий шоколад поскорее, но Рэки выбирает запихнуть руки Ланге под джемпер и остаться так. Горячий шоколад подождет. Рыжие волосы — пахнут корицей и цитрусами, кстати, и Хасэгаве очень-очень нравится, если это, конечно, было не очевидно, — щекочут Ланге лицо, но он не хочет двигаться — такое чувство, что Рэки, словно маленький пугливый котенок, отпрянет от него и больше не будет ластиться. Такого, конечно же, не произойдет; если Рэки и смахивал чем-то на кота, то только на хитрого, рыжего такого и наглого абсолютно. Такой не пугается ласки и не волнуется о том, как хозяин отреагирует, — привык уже. Они прошли этот «красный-от-смущения-и-неловкости» этап в отношениях и просто наслаждаются друг другом, потому что, ну, знаете, им и бесконечности не хватит. — Тебе понравилось, Рэки? — Еще спрашиваешь! — к Кяну как будто возвращается (в двойном объеме, Бог ты мой) израсходованная на заснеженных канадских склонах энергия, и он в своей манере собирается начать активно махать руками, но все-таки предпочитает оставить их под чужим джемпером. Ланга едва удерживает разочарованный вдох, потому что голову Рэки, напротив, отрывает от его плеча. — Это было очень классно, чувак! Типа, как скейт, только совсем по-другому! Ну, может не совсем… Короче, это было классно. И в снег так мягко падать! Кян весело хихикает, и у Ланги щемит в груди — смех у Рэки такой звонкий и приятный на слух, что хочется слушать вечно. Осознание того, что Рэки думает о нем абсолютно так же, заставляет улыбнуться. По-дебильному, но иначе — никак. — Но, знаешь, — зевок разбивает предложение, — я бы, конечно, посидел и отдохнул. Это так утомляет! Ну знаешь, чувак, постоянно падать? Нет, я, типа, и со скейта часто падаю, но походу побил свой рекорд. Ланга кивает. Конечно, ничего не дается с первого раза, и Рэки понимает это как никто другой. Он очень-очень горд за него — Рэки Кян — лучший человек в мире, и Ланга готов драться с каждым, кто не согласен с этим. Это аксиома — доказывать не надо. Разве что самому Рэки иногда, но с этим они справятся вместе. — У тебя так глаза от камина красиво блестят, — заявляет внезапно сонным голосом, поднимая свой щенячий восторженный взгляд вверх (и когда это он успел обратно на него улечься?), и Хасэгава, растроганный абсолютно, — потому что быть таким хорошим-красивым-очаровательным законно вообще? — оставляет поцелуй у Рэки на лбу. Его волосы, конечно, на вкус не такие клевые, как на запах, но тоже ничего. Кян снова зевает и уже закрывает глаза — уснет вот-вот, но находит в себе силы едва слышно спросить, глотая звуки: — А мы же… заведем в нашем доме камин, да? — и засыпает. Ланга кивает — конечно заведем, на Окинаве камин просто необходим, дорогой. Смотрит на своего парня все тем же полным трепета и нежности взглядом и сам прикрывает глаза. Если они иногда будут делать так, как сейчас, в отпуске в холодной снежной Канаде, то камин — самая важная вещь из тех, что им нужно будет купить для их общего дома.