Игорь, ты мне нужен!

Он подставляет пальцы под удар, игнорируя возможность перелома. К счастью, у Игоря хорошая реакция, фаланги остаются целыми. Этот равнодушный взгляд убивает Кирилла. Кровь приливает к голове, перед глазами плывет. — Если хочешь что-то сказать, говори. Или же уходи. Мне завтра рано вставать. Хорошо бы что-то сказать, да только Кирилл понятия не имеет, что говорить! По щекам текут ручьи горьких слез. Дышать становится тяжело. Однажды ему уже дали такой выбор, двадцать лет назад, когда мама спрашивала, хочет ли он остаться с ней или с отцом. Трехлетний мальчик очень хотел остаться с мамой, уже тогда отец проявлял задатки садиста, но под пристальным взором Гречкина-старшего, покачал головой. Они провожали женщину на вокзал, и маленький ребенок много чего хотел сказать, но не смог. Его мать погибла следующим утром, когда поезд сошел с рельс… Ему уже двадцать три. Какого черта, он не может связать и двух слов? Какого черта просто стоит и наблюдает, как умирают их не идеальные, возможно заведомо обреченные, но такие нужные ему, отношения. Его любовь умирает. А он просто стоит и молчит. — Кирилл, убери руку с косяка. Парень испуганно мотает головой. — Кирилл, я закрываю дверь. Его мама, заходя в вагон, оглянулась. Побеги Кирилл к ней, осталась бы она с ним? Проклятый поезд уехал бы без нее? Он мог спасти ее, но не спас? — Гречкин, я последний раз повторяю. Вали. Иначе я сломаю тебе пальцы. Твой папаша тебя заждался. Отец его не любил. Оплачивал штрафы, выполнял все прихоти, но не любил. Видимо, тоже винил сына в смерти жены, с которой не хотел разводится. Он ведь отсудил сына в надежде, что женщина передумает уходить. Всеволод боялся поднимать на отрока руку. Это могло плохо кончится, как тогда в детстве, когда маленький Кирилл от оплеухи отца улетел в другой конец комнаты, разбив себе голову и впоследствии получив проблемы со слухом. Ради репутации, мужчина терпел мерзкого выродка, не забывая при этом каждый день напоминать о том, какое он- дерьмо и ничтожество. Кирилл никогда никого не любил. Никто не любил его. Так повелось со дня смерти матери. Он привык к плевкам и ударам, на которые отвечал не меньшим, но не был готов к раскрытой ладони. Это случилось год назад. Гречкин едва не погиб по своей же глупости. Машину занесло. Бампер опасно накренился над пропастью. Дорогущий спорткар не был приучен к заледенелым поворотам питерских дорог. Благо капот зацепился за ограду. Подъехавшим ментам Кирилл впихнул эту глупую девчонку, что всю дорогу визжала как сумасшедшая. Парень был готов умереть, от толчка машина поехала вниз. И только один умник додумался сигануть на нее сверху! Игорь вырвал остатки крепления двери и потянулся за мажором. Тот отпрянул, не ожидая, что этот человек захочет помочь ему. Уж явно не после того, как Грому пришел огромный штраф после одного из задержаний! Игорь же просто сцапал его за шиворот, по глазам было видно все то, что он думает о зажравшемся мальчишке. А зажравшийся мальчишка вдруг почувствовал страх. Страх за никчемную жизнь, дикий стыд и неописуемую благодарность. К месту происшествия уже подкатывали журналисты, о эти крысы везде найдут повод поснимать, а Кирилла не было сил даже на один шаг. Его затрясло. Он покачнулся и уткнулся носом в холодную куртку Грома. Парень заплакал. Затрясся. Гром, тут же поняв ситуацию, быстро увел его от прессы, выслушивая всю его биографию с самого рождения. На нервяках, мажор выдал ему все! С того дня, многое изменилось. Доверие Игоря вкупе с неумением Кирилла жить и разъяснятся как нормальные люди превращали их отношения в коктейль Молотова. Игорь был первым, кто предложил закончить их. Гречкин стоял перед дверью с трясущимися коленями. На левой ноге штанина была порвана, он чебурахнулся на льду. Почему весь пи*дец в его жизни происходит зимой? Глаза его говорили- ломай! Ломай! Не жалей! Раскромсай на кусочки, но не гони меня. Игорь начал закрывать дверь. И тогда клапан был сорван. Кирилл кинулся к нему с воплем, полным тоскливой боли и животного отчаянья. Парень уткнулся лицом в его колени, сжимая их так, будто утопающий сжимает последнюю соломинку, что держит его на плаву. «Ну же…скажи, что он нужен тебе…скажи…скажи!» — но у него ничего не выходит, кроме как задыхаться от слез и кашля. Кирилл не помнит, как Игорь закрыл дверь, невзирая на худощавое, болезненное тело у его колен. Они были в ссоре неделю, и, господи, как же тяжело Гречкин сносил эту ссору. — Сейчас всех соседей перебудишь. Гром устал. Устал от закидонов этого мальчишки. Устал от собственного страха быть преданным. Да и просто устал. — Заканчивай этот балаган. — Игорь, ты нужен мне!!! Этот хриплый вопль выплескивается с остатками воли и сил. Блондин обмякает. Он все-таки сделал это. — Кирилл? — Не прогоняй меня, не оставляй… — А куда мне деваться? Только с тобой. — Я… люблю тебя. Игорь подхватывает его на руки. Он укрывает его мягким пледом кофейной расцветки. — Специально купил. Для одного баловня! Хорошо бы было промыть рану, но Кирилл слишком взволнован, и мужчина сидит с ним и держит за руку. Лишь спустя полчаса Гречкин разрешает ему отойти в ближайшую аптеку за бинтами. Все это время, пока Игоря нет, он боится, что тот не вернется. После заваренного успокоительного, Кирилла клонит в сон. Блондин не может с этим бороться. Тем более, поразмыслив немного, парень приходит к выводу, что из своей квартиры Игорь точно не сбежит. Гречкин засыпает. Игорь еще долго смотрит на иссохшее от переживаний личико мажора. Убирает прядку с лица, невольно касаясь крохотной татуировки на щеке. А потом наклоняясь целует раскрасневшийся от слез носик. Он может и хочет, особенно читая новости, хорошенько так треснуть этому недальновидному придурку без инстинкта самосохранения. Может он и грозит, выгнать того взашей за очередное хамство, но никогда на самом деле так не сделает. «Дурачок, ты мне тоже нужен!»