Победительница

      — Эйлин, пожалуйста, поговори со мной, — в панике продолжила уговоры Вика.       Эйлин молчала и не поддавалась на уговоры. А мужчина уже уверенно заходил в палату, казалось, растерянное состояние дочери его абсолютно не смущает. Он был абсолютно спокоен и решительно настроен на разговор.       — Здравствуй, дочь. Привет, Северус, — поздоровался он.       — Здравствуй, — неуверенно произнесла девушка, не зная, что же ей делать, куда бежать и как реагировать. Но боль в теле постепенно стала нарастать, а в глазах на секунду потемнело. Стало страшно.       — Привет, дедушка, — вторил ей Северус.       — Как твоё самочувствие?       — Нормально, — прошептала Вика, не доверяя собственному голосу.       Она не могла понять, что пугало её больше: сама ситуация или этот мужчина. Голова закружилась, а все ощущения обострились, ей снова показалось, что боль пыталась захватить её тело. Сердце то и дело пыталось выскочить из груди, паника и ужас буквально захлестнули её. Вдох сделать было физически больно, а когда от близ стоящего прибора раздался писк, ей показалось, что он пытался разорвать её барабанные перепонки. Буквально через секунду после того, как раздался звук, в палату вбежал целитель.       — Что здесь происходит? — взволновано спросил он, взмахивая палочкой над задыхающейся Викой. — Так, навещающие, немедленно покиньте палату.       — Что-то серьезное? — обеспокоено спросил мужчина.       — Пока нет. Но ей нельзя волноваться. Сейчас я выполню необходимые процедуры и выйду к вам. Подождите, пожалуйста, за дверью.       Мужчина с Северусом нехотя вышли, а рыжеволосый целитель еще несколько раз взмахнул палочкой, и дышать стало легче.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил целитель. — Прости, я предупреждал Лукрецию, что это плохая идея, но ты же знаешь, с ней порой невозможно спорить.       — Не знаю, — тихо произнесла девушка, понимая, что боль все еще усиливается.       — Так, сейчас я еще раз наложу мазь, и можешь отдохнуть. Как я понимаю, Северуса и Октавиуса пока лучше не пускать?       — Да. Спасибо.       Спустя несколько минут, когда целитель провел необходимые процедуры, наложил мазь и дал выпить зелья, Вика почувствовала себя лучше и наконец-то осталась одна с Эйлин.       — Эйлин, куда ты пропала? Поговори со мной, пожалуйста… — жалобно попросила Вика.       — Что ты хочешь? — уже более спокойно, но тем не менее недовольно спросила Эйлин.       — Узнать правду.       — Зачем?       — Не знаю. Может, не зря я попала в твое тело, может, во всем есть смысл?       — И какой в этом может быть смысл? — раздраженно спросила Эйлин.       — Не знаю, но ты сама слышала, что мы должны что-то осознать. Может, мы сможем помочь друг другу?       — И как ты можешь мне помочь? Ты ведь ничего не знаешь, не понимаешь... — уже не так уверенно спросила Эйлин, чувствовалось, что она задумалась над мысленными словами Вики.       — А ты расскажи. Вдруг я тебе помогу, может, я не просто так смогла тебя услышать.       — Возможно, — сказала Эйлин и замолчала.       Вика же тяжело вздохнула, понимая, что теперь от неё ничего не зависит. Эйлин сама должна решиться на разговор. Она ведь по большому счету за полгода так особо ничего и не узнала об Эйлин. Она знакома только с её сыном, мужем, ну и, как она уже успела догадаться, отцом и кузинами. Но причины, почему та поддерживает отношения с Лукрецией и Калистой, при этом не желая знать отца, она даже не подозревала. Вообще она словила себя на мысли, что она безумно устала. В голове то и дело мелькала знакомая с детства песенка: «Говорят, под Новый год что ни пожелается — всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается» и мысль, что нужно что-то понять. Вот только что? Что изменилось в её жизни перед тем, как она попала сюда, в этот странный мир. И ничего не приходило в голову, единственное — это расставание с Виктором. Но она ведь все сделала правильно, она отпустила дорого человека, позволив ему быть счастливым, найти хорошую девушку, которая сможет стать матерью Алисы. Она смогла преодолеть собственные чувства и сделать так, как будет лучше всем. Она ведь поступила правильно. А правильно ли? Или она поддалась собственным страхам? Впервые она задала себе этот вопрос и не смогла уверенно на него ответить.       Эйлин в это время предавалась тем же размышлением. Удивительно, но девушки могли слышать друг друга, только когда обращались к своей соседке. Вернее, Вика могла слышать Эйлин только в таком варианте, Эйлин слышала Вику всегда, но девушка думала на русском языке, и понять её мысли ей было довольно проблематично. Через некоторое время Эйлин прервала размышления Вики и все-таки решилась поведать девушке свою историю в надежде, что, возможно, это сможет избавить её от мешающего ей поселенца, да и управление телом все еще у Вики, так что хочешь не хочешь, а договариваться и взаимодействовать с ней ей в любом бы случае пришлось.       — Ну ладно, я подумала и решила, что ты должна знать, что происходит. Ты мне не нравишься, но в целом я вынуждена признать, ты здорово облегчила мою жизнь, еще бы зелья варила нормально — и цены бы тебе не было.       — Прости, но все ведь было к лучшему.       — К лучшему. Ну да ладно. Начну сначала. Я единственный ребенок в семье Принц. Моего отца ты уже видела, а моя мама умерла, когда мне было пятнадцать. Отношения с отцом у нас всегда были сложные, мы никогда не понимали друг друга, и он всегда мечтал о сыне, а родилась я. Слишком увлеченная зельями, наукой, слишком похожа на него. Но он очень любил мою маму, а она любила меня, поэтому последним её желанием было позволить мне самой выбрать супруга и не давить на меня с этим вопросом. Клятву он сдержал, но выбором был недоволен, мы сильно поругались, и я ушла, громко хлопнув дверью, — кратко поведала историю своей жизни Эйлин, вот только Вика чувствовала, что рассказали ей явно не всё и даже не половину. Да и отношение к отцу было неоднозначное, и после этого небольшого рассказа вопросов было больше, чем ответов.       — Но почему именно Тоби? — задала самый очевидный вопрос Вика.       — Тебе как: полную версию или сокращенную?       — Полную.       — Ну тогда все началось в день рождения Калисты, в день летнего солнцестояния 21 июня 1926 года, почти за три года до моего рождения.       — Стоп, а при чем Калиста к Тоби?       — Так, не перебивай. Я или рассказываю, или отвечаю на твои глупые вопросы.       — Прости.       — Моя мама, мама Калисты и Лукреции с Орионом были не просто сестрами — они были самой настоящей магической тройней. Поэтому даже замужество не смогло их разлучить, и росли мы все вместе, и наши матери никогда не делали между нами различий. Лис родилась недоношенной и безумно слабой, любое переохлаждение заканчивалось для нее простудой, любой крик — сорванным горлом. Колдомедики не были уверены, что она доживет до года. Потом долгое время сомневались, что она вообще сможет овладеть магией. Лукреция родилась абсолютно здоровой, а вот Лис… Моя мама была безумно напугана, и идеальную дату зачатия для моего рождения рассчитывала пятью разными методами. Да и потом, мы с детства знали, что выбирать супруга нужно очень внимательно, поскольку близкое смешение кровей может привести к большим проблемам. Нет, Лис — она хорошая, безумно добрая и светлая, её магия всегда была другой. Она видела больше, чем остальные, но простая магия давалась ей значительно сложнее, любое перенапряжение могло вызвать у неё магическое истощение. Она была будто не из этого мира, она была безумно слабой, что физически, что психологически, что магически. Несмотря на то, что она старше, и я, и Орион, и тем более Лукреция всегда оберегали её и старались оградить от всех волнений. Родители вообще тряслись над ней как над хрустальной вазой, поскольку в Мунго она была чаще, чем мы все вместе взятые, и она постоянно пила укрепляющие зелья. Я до сих пор удивляюсь, как нам удалось убедить родителей отправить её в Хогвартс.       — И как болезнь Калисты связана с твоим отцом и мужем? — все-таки не удержалась и уточнила Вика.       — Так, что о вырождении и последствиях близкородственных браков мы знали не понаслышке, — уверенно продолжила Эйлин, а потом, подумав, продолжила рассказ: — Так вот, Лис всегда была особенной, и мы с детства знали о вырождении. А потом девочки отправились в Хогвартс, где сразу в поезде познакомились с очаровательным мальчиком Томом, который, несмотря на свою нечистокровность, был сильнее многих своих ровесников. Лис всегда чувствовала людей, их магию и силу. Он её сразу чем-то очаровал, хотя, возможно, она просто слишком сильно хотела разглядеть его светлую сторону. В этом плане она всегда была странной. Лу не особо стремилась общаться с маглорожденным, но порой Лис бывает упрямой. Еще в поезде Лис с Томом разговорились, и по итогу все вместе попали на Слизерин. И тут тоже мальчик выделился: большую часть времени он проводил в библиотеке, был умным, вежливым, безумно обаятельным. К концу первого курса он смог растопить сердца всех своих учителей и однокурсников. А девочки были решительно настроены узнать его биографию, справедливо решив, что мальчик — полукровка. Но, перелистав все справочники чистокровных волшебников и расспросив родителей, мы выяснили, что волшебников с фамилией Реддл никогда не существовало. Мы тогда приняли решение поискать в магловском мире. И буквально сразу нашли Тома Реддла, живущего в деревушке Литтл-Хэнглтон. Убедив домовушку перенести нас туда, мы поняли, что это пусть и слабенькое, но место силы. Расспросили местных кумушек, и нам удалось узнать, что двенадцать лет назад был скандал, и Том Реддл сбежал с местной дурнушкой Меропой Гонт и вернулся спустя год. Что случилось, никто не знал. Мы решили познакомиться с семьей Реддлов, чтение мыслей мне всегда давалось легко, поэтому о том, как он под влиянием зелья сбежал с Меропой, а потом бросил беременную девушку, удалось выяснить без проблем. А еще они оказались сквибами. Гонты были знакомой фамилией, у родителей мы выяснили, что у них и правда была дочь Меропа, но в результате близкородственных связей с каждым поколением дети рождались все слабее и слабее. Меропа даже не попала в Хогвартс, будучи чересчур слабой волшебницей, да и её отец с братом не обладали большой силой и к тому же были не совсем адекватными. Тогда я впервые задумалась: как так получилось, что у слабой ведьмы и сквиба родился такой сильный ребенок? Я начала изучать литературу, я прочитала все, что смогла найти по этой теме, ведь с каждым годом Том становился все сильнее и умнее. Он располагал к себе все больше и больше учителей, к нему начинали прислушиваться сокурсники. Но близким другом для него остаётся только Лис. Я даже сейчас не могу представить, что было у них общего.       — И что было потом?       — А потом началась война. И весь Лондон поглотил хаос. Практически все учителя забирали маглорожденных на лето, не отпускали их на Рождественские каникулы. Забирали их близких в магические кварталы. Все, кроме Дамблдора.       — А при чем тут профессора? И Дамблдор? — с недоумением спросила Вика. Она, конечно, не бралась судить, но, насколько она помнила, учителя не несли никакой ответственности за детей, когда те покидали Хогвартс, по крайней мере, в контексте Гермионы и Гарри никаких действий они не предпринимали. Они только могли погостить у Уизли, но как это решалось на уровне взрослых, девушка абсолютно не знала, так что этот момент очень заинтересовал её.       — В наше время к каждому профессору Хогвартса прикреплялся один или несколько учеников в зависимости от того, сколько маглорожденных поступало в Хогвартс, тогда никто не знал, на какой факультет попадет студент, и все решала такая себе магическая лотерея. Если твой студент выпустился, то тебе прикреплялся новый. Чаще всего учителя приходили к этому ученику, объясняли ему и его родителям о магическом мире, помогали собраться в Хогвартс, давали базовые знания, некоторые даже забирали детей из неблагополучных семей себе. По большому счету, вместе они проводили всего несколько месяцев, и за это профессорам неплохо доплачивали из Попечительского совета, также старшие ученики, о которых хорошо заботились и которые неплохо устроились, в дальнейшем помогали своим профессорам или их юным подопечным. Плюс если ребенок не мог жить в магическом мире, а декан не мог забирать его на лето, это предлагалось сделать любой чистокровной семье, предпочтение отдавалось тем людям с детьми, с которыми дружен ребенок. Решение принимал опекун. И худшим опекуном был Дамблдор, я не знаю, кем надо быть, чтобы отправить подростка в приют, который находился в зоне боевых действий? Хотя и родители Лукреции — он неплохо ладил с Орионом и Абраксасом, который в то время активно ухаживал за Лис — подавали прошение забрать мальчика себе на лето. После Рождества 1943, в котором Дамблдор отправил Реддла в приют, тот изменился. Он стал жёстче, злее, он сказал, что он впервые увидел смерть и это страшно, он рассказал, что на его глазах разорвало человека. Сам же он чудом выжил. И даже тогда Дамблдор запретил ему ехать к кому-то из однокурсников на лето. Я тогда впервые увидела, чтобы Лис к кому-то испытывала столь сильную антипатию, до этого я была уверена, что она не способна на такие эмоции.       — Вот козел, это ужасно, — не выдержав, возмутилась Вика.       — Ужасно не это. Мы потом наводили справки: за время нашей учебы у Дамблдора было семь подопечных. Из них закончило Хогвартс только двое. Один из них — Том, а вторая — девочка, на четыре года меня старше, заключила помолвку в пятнадцать и благодаря этому получила освобождение от его опеки и право не возвращаться домой. Сведения об остальных мы не нашли, по магловским документам двое погибли, двое пропали без вести, о последней девушке ничего не известно.       — Пипец, — не сдержавшись, выругалась Вика. Такая информация не укладывалась в её голове, ей казалось, что это глупости и бред. Дамблдор же был добрым и умным дедушкой, как он мог посылать на верную смерть детей? А главное, зачем? Ответов на эти вопросы, увы, не было.       — Ну ладно, я отвлеклась от темы. Но именно тогда я обратила внимание, что есть полукровки, сила которых превосходит чистокровных. Я стала изучать закономерность и все-таки нашла её. Ключевое — есть место силы, в котором должен расти ребенок, и наличие отца-сквиба, который тоже вырос в таком месте. Лис вышла замуж за Абраксаса, который вопреки всему выбрал ее. Лу заключила помолвку с Пруэттом, а я поняла, что идеальную магическую совместимость имею только с Томом, который уже начал проявлять жестокость, и Лис предполагала, что именно из-за его неосторожности погибла Миртл, да и на женский пол он не обращал внимания. Тогда я перестала обращать внимание на магов и стала искать места силы. Коукворт подходил идеально. Но как найти сквиба и женить его на себе? Метод Меропы мне не нравился от слова совсем, да и показал он свою неэффективность. Но мне помог случай: в один прекрасный день, гуляя в местном парке, я познакомилась с Тоби. Он был галантен, обходителен, и я ему сразу понравилась, что немаловажно. Он был сквибом и идеально подходил для моего замысла. Я рассказала о своих планах девочкам и отцу. Лу с Лис меня поддержали, а вот отец был недоволен. Мы сильно поссорились. Я ушла из дома, пришла к Тоби вся в слезах, сказала, что отец против наших отношений, и в сердцах призналась, что ведьма. Он отреагировал вполне спокойно, сказал, что любит меня, несмотря на это, только взял обещание, что я никогда не применю магию против него. Мы поженились, и через девять месяцев родился Северус. Он был идеален, помогал мне разобраться с бытом, учил готовить, следить за домом. Мы хорошо жили, правда, я даже успела полюбить его. А потом... — Эйлин на секунду замялась, не зная, стоит ли продолжать или нет.       — Что было потом? — спросила Вика, уже примерно предполагая, что потом будет грустная история о том, что все изменилось. Вике было интересно, в какой момент все пошло не так. В её семье все изменилось после увольнения отца, тут же вроде Тобиас и сейчас имеет стабильную работу, да и вообще — его поведение не поддавалось никаким объяснениям. Да и после рассказа Северуса понятнее ничего не стало.       — А потом, когда Северусу было около трех, все резко изменилось. Он пришел сам не свой, наорал за бардак, за недосоленный ужин. Ругался, что я ведьма, — тяжело вздохнув, мысленно сказала Эйлин и уже с грустью продолжила: — Я так и не поняла, что произошло, списала всё на плохое настроение. Через неделю все повторилось, я проверила его на наличие зелий или еще чего, но не сработало. Мне показалось, будто его подменили. А вход в его мысли почему-то всегда был для меня закрыт.       — Это странно, но ты так и не объяснила, как вести себя с твоим отцом?       — Да никак, я не хочу его видеть.       — Но почему? — не поняла Вика: ничего из того, что поведала ей Эйлин, не делало его демоном, которого стоило ненавидеть. Не ей, конечно, судить, она с родителями не виделась больше пятнадцати лет. Она знала, что брат поддерживает с ними отношения, что отец недавно прошел реабилитацию, нашел работу. Она знала, что они хотят с ней встретиться, но она была против. Ей нечего было им сказать, она не могла и — самое плохое — не хотела. Она вычеркнула их из своей жизни.       — Потому что, — уверенно заявила Эйлин, давая понять, что разговор окончен.       Вика словила себя на мысли, что ей что-то не договаривают, но не знала, как добраться до правды, ей и так поведали много, и глупо требовать от Эйлин сразу всего.       За разговорами Вика не заметила, как стемнело. Домовушка уже успела принести ей зелья и ужин. Потом в палату снова заглянул целитель, который спас её от разговора с отцом. Эйлин мысленно подтвердила подозрения Вики, что этот рыжеволосый целитель Игнатиус Пруэтт — супруг её кузины Лукреции. Он снова помахал над ней волшебной палочкой и довольно посмотрел на девушку.       — Как твоё самочувствие?       — Спасибо, уже лучше.       — Это хорошо, я думаю, через пару дней смогу отпустить тебя домой.       — Спасибо.       — Твой отец, кстати, всё еще ждет в коридоре. Я обещал, что после осмотра я разрешу ему к тебе зайти, но, если ты плохо себя чувствуешь или еще не готова к разговору, я могу его не пускать. Если интересно моё мнение, то мне кажется, лучше поговорить с ним сейчас, всё равно скоро часы приема посетителей заканчиваются, и я выгоню его минут через пятнадцать. В любом случае, выбор за тобой. Пускать? — спросил Пруэтт. Эйлин в голове настойчиво советовала отказаться, а Вика была не так уверена, все-таки он в любом случае настроен на разговор, а пятнадцать минут — это не так уж много. Но готова ли она к этому разговору?