Into it

— Медведева, — стуча зубами, недовольно процедила Тутберидзе выкидывая сигарету в, стоящую рядом, урну, — я вообще-то, сказа… — женщина не успела договорить, как влажные девчачьи губы накрыли сухие её. Опешив от такой стремительной нежности, Этери не сразу опомнилась. Салюты взрывались на каждом углу, оглушая своими залпами, радостные людские крики раздражали, а «собачий» холод злил ещё больше. — С Новым годом, любимая, — оторвавшись, прошептала в губы Женька, счастливыми глазами, смотря в карие. Тутберидзе театрально закатила глаза, но все же поддавшись вперед и, дерзко взяв за подбородок девушку двумя ледяными пальцами, сама поцеловала розоватые губы. Встречать новый год в компании этой несносной брюнетки не вышло, но разделить ночь и первые дни было заманчивой идеей. Этери Георгиевна как любящая и ужасно скучающая мать разделила встречу Нового Года со своей дочерью и Глебом, а Женя почему-то наотрез отказалась оставлять маму в канун самого нового года и осталась с ней. Этери не возражала. Отмечать глупые праздники для неё было лишь поводом встретиться с любимой дочерью. — Целоваться на улице, Медведева, — качает головой, — ну обсуждали уже и при чем несколько раз, — говоря все это, женщина достала из кармана ключи, разворачиваясь к своему подъезду. — Этери, сейчас четыре часа утра, Новый год, — восторженно проговорила девушка, пропуская Тутберидзе в подъезд, — неужели ты думаешь, что кому-то захочется насолить нам, даже, если кто-то, что-то увидит, — заскочив на пару ступенек выше, девушка укладывает раскрытые ладони на женские плечи, счастливо улыбаясь. — Какая ты ещё глупая и маленькая, Медведева, — как-то невесело усмехается Тутберидзе, а затем притягивает к себе ближе брюнетку, сдавливая в своих объятиях, — все, что я делаю, я делаю только для того, чтобы защитить тебя, понимаешь? Защитить нас, — чуть тише добавляет, сильнее обнимая. Женя ничего не отвечает, лишь уткнувшись в макушку Этери губами, кивает. — А ты мне, Женя, своими интервью, рассказами про бывших вставляешь палки в колеса, — резко отстранившись, закинула голову женщина, смотря на расстроенные карие девчачьи пуговки, которые неестественно блестели даже в слабо освещенном подъезде. — Я не, … — Женя не успела договорить, как открылась тяжелая подъездная дверь и счастливая компания ввалилась в здание, принося с собой холод и шум. Толкнув фигуристку в сторону запасной лестницы, Этери сама ушла в тень, глянув из-за плеча на веселую компанию. Чувство легкой зависти поселилось в её груди. Они молоды, свободны и могут открыто целоваться, воспитывать детей, посещать различные мероприятия, не бояться активного внимания к себе. У них может быть все то, что у них с Женей никогда не будет. — Зато у нас есть то, что никогда не будет у них, — вдруг тихо прошептала Евгения, остановившись на лестничном пролете, внимательно наблюдая, как смотрит на счастливых людей Тутберидзе. Еле заметно вздрогнув от голоса Женьки, она развернулась, оперевшись на грязноватую стену. — Что ты имеешь в виду? — У них будут дети с поломанной психикой, измены, крики, скандалы, семейные вечера вместе с пьянками и руганью, надоедливые родственники, но не будет самого главного, — она протянула руку, — любви, Этери, — легкая улыбка коснулась губ Жени, — зачем все это нужно, если нет главного? Зачем нужна лживая свобода, если ты не можешь любить того, кого действительно любишь. — У нас с тобой драмы покруче их, Жень, — как-то грустно усмехнулась женщина, оторвавшись от стены и пройдя вверх по лестнице на пару ступенек. — Но и в сексе страсти больше, — подметила громче, чем позволяли приличия, Женька. — Ну, что за срам, девушка! — появившись, казалось бы, ниоткуда, недовольно сделала замечание пожилая женщина, — ну вы бы хоть дочери объяснили, что такие слова нельзя говорить, — она качала головой, прихрамывая. — Да, мамочка, — подскочила Медведева к Этери, — накажи меня, — прорычала прямо в ухо, обдавая горячим дыханием оголенную шею, слегка прикусывая нежную кожу. — Медведева, — шлепнув по заднице, пытаясь держаться серьезной, сказала Тутберидзе. — И я, — она обернулась снова, целуя вырывавшуюся женщину, — и я, — ещё один поцелуй, — и я тебя люблю, — последний поцелуй пришелся в аккуратный женский нос, — а раньше твой нос, — она не успела договорить, заметив нарастающее возмущение в глазах Этери. — Обязательно скажу Жанне, что тебе нельзя пить, Жень, — покачала головой Тутберидзе. Пару минут они поднимались абсолютно молча, затем Женя завернув за угол и остановившись около нужной квартиры, задумалась в ожидании женщины. — Хватит ворчать, ты как бабка, Тери, — развернувшись, абсолютно стеклянными глазами глянув из-под ресниц, недовольно сказала Женька. — Я и так бабка, — засмеялась, глянув на девушку, а потом недоверчиво прищурилась, —  Кошмар, Медведева, — Тутберидзе подняла подбородок брюнетки двумя пальцами, получше заглядывая в глаза, — ты по дороге успела где-то наклюкаться? Или мать все-таки спаивает? — усмехнулась, отпуская девушку и возвращаясь к входной двери. — Меня опьяняет твоя любовь, — кокетливо отразила девушка, вваливаясь в коридор пустой и темной квартиры. Щелкнув выключателем коридор осветился на секунду ослепляя брюнетку, что от неожиданности и резкости присела на пуфик, стоящий в коридоре, потирая сонные глаза. — Мда, — глянув на девушку, прокомментировала Этери. Оставив сапоги, женщина прошла в комнату и зажгла все огоньки на елке, на стенах, делая гостиную и прилегающую к ней кухню по-настоящему волшебными. Обернувшись, Этери закатила глаза: Женька так и сидела оперившись в собственные колени локтями, совершенно не реагируя на «магию» в гостиной. В кухне женщина налила стакан воды и вернулась в коридор. Подняв на Этери свои карие глаза, Женя чуть заметно улыбнулась. Отдав ей стакан с водой, Тутберидзе принялась расшнуровывать ботинки фигуристке . — Тери, — поймав её пальцы, девушка сжала их. — Жень, я хочу спать, давай быстрее справимся с ботинками и пойдем в кровать, — недовольно сказала она, посмотрев на брюнетку. — Я тебя люблю, — вот так просто призналась в который раз Женька, ничего не требуя взамен. Свободная, молодая, влюбленная до бабочек в животе девчонка, что не скажешь об Этери, которая не могла позволить себе говорить такие громкие слова без действий, которые бы всякий раз доказывали самой Жене серьезность намерения, а она не могла. Не могла, потому что в первую очередь тренер, потому что сама мать, потому что возраст, потому что этих «потому что» было слишком много для того, чтобы можно было рядом, вместе свободно дышать. — Жень, — устало протянула женщина, убирая девчачьи пальцы в сторону, — пойдем быстрее в кровать. Девушка что-то промычала, откидываясь чуть назад, упираясь затылком в стену. — Тери, — вдруг чуть встревоженно проговорила девушка. — Ну, что ещё, я уже слышала, что ты меня любишь, — отмахнулась она, но рука на плече, что сдавила кофту и кожу, заставили рывком поднять голову. — Меня сейчас стошнит, — закрывая рот ладонью, Медведева подскочила с пуфика, на ходу скидывая ботинок. — Что ж ты пьешь, Медведева, если пить не умеешь, — страдальчески закрыв лицо ладонями, она покачала головой. Поднявшись на ноги Этери захватила нетронутый стакан с водой, достала из сумки белый активированный уголь, бегло читая сообщение Дианы о том, что они уже дома с Глебом, у них все хорошо. Зайдя в ванную, она присела и заботливо собрала темные волосы Женьки, стянув их резинкой, что валялась на одной из полок. Девушка положила голову на ободок унитаза, растянув губы в грустной, извиняющейся улыбке. Этери отразила её настроение, но мягко коснулась ладони, переплетая их пальцы, дав понять, что это настолько естественная и нормальная реакция организма и стыдиться тут абсолютно нечего. Каждая ситуация делала их только ближе. — Давай ты выпьешь таблетку и тебе станет лучше, — выдавив уголь, Тутберидзе протянула Женьке. Та благодарно кивнула, выпивая таблетку, а затем укладываясь головой на женские колени. Теплая улыбка коснулась сухих губ Этери. Она запустила свои пальцы в темные волосы, мягко перебирая их у самых корней, размышляя о том, что несмотря на то, что она нуждается порой в защите, любви и сильном мужском плече, маленькая, совсем ещё юная, но безумно сильная Женька дает ей безусловную любовь, которую действительно редко встретишь сейчас у обычных пар, друзей, да даже родителей и детей. А безусловная любовь защищает и согревает сильнее всего. Она дает надежду на что-то прекрасное и волшебное, что-то настоящее. Этери грела мысль, что Женя любит её по-настоящему без фальши и лжи, без медалей, без подарков, без каждодневных смс и встреч, она просто любит всем сердцем. Не жертвует собой, не подстраивается, не унижается, а просто любит и своей любовью освещает душе Этери путь домой. Распахнув свои большие глаза Женя поддалась к унитазу, перегибаясь через него. Воспользовавшись «свободой» Этери включила подогрев у пола, сделала новую воду с лимоном, горячий чай и пришла обратно. На полу свернувшись калачиком сопела Женька. — Так, ну начинать новый год в туалете идея плохая, Медведева, — потрепав её слегка по плечу, усмехнулась Этери. — Любить тебя, Тери, идея плохая, — сквозь сон, проговорилась Женя, не разлепляя век. Ошарашенно уставившись на девушку женщина медленно присела на корточки, размышляя над сказанными словами. Как там говорят: «Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме». Перспектива не радужная. Её пальцы медленно перебирали темные волосы, а взгляд был абсолютно пустым и туманным. Женщина вспоминала как впервые Женька поцеловала её, как это стало некой традицией после выигранных соревнований, как они вместе часто гуляли и проводили время вместе. Любить друг друга никогда не было плохой идей, а вот насчет кровати и превращения химии в физику следовало подумать лучше, в первую очередь Этери, которая прожила жизнь и понимала, что рано или поздно, что-то да случится. — Женя, пойдем, — спустя какое-то время, опомнилась женщина. Этери подняла девушку на ноги, помогая умыться сначала ледяной водой, а потом и настояла, чтобы та приняла освежающий душ, проконтролировав, чтобы вода не была горячей или теплой. — Тери, выйди, — присев на бортик ванной, спиной к женщине, попросила оголенная брюнетка. — Что я там не видела, — цокнула Тутберидзе, подпирая стену плечом, — ты давай лучше резче, а то замерзнешь, Жень и простудишься. — Ну, Этери Георгиевна, выйдите, пожалуйста, — не унималась девушка, поглядывая на женщину, поливая свои ноги водой. — Ну-ка, — недоверчиво протянула она, подходя к Жене, которая резко потянулась к крану, — сейчас как дам по рукам, — разозлилась, — Жень, нельзя под горячей водой сидеть, когда ты пьяная! — выхватила у неё душ, выворачивая в противоположную сторону кран, — давай садись, — несильно пихнув её, Этери присела на край ванны, поливая прохладной водой тело девушки. — Глаз да глаз за ней нужен, невозможно уже, как маленький ребенок, честное слово, — причитала женщина, — тебе же самой будет легче сейчас, я вот знаешь… — женщина не успела договорить, как Женя перебила её. — У меня бабушка умерла. Вот так просто огорошила Женя женщину, что на секунду лишилась дара речи, от услышанной новости. Она как никто понимала, какую наиважнейшую роль сыграла бабушка в росте как личности, спортсменки и просто Женьки. Тутберидзе хотела спросить подробность, отчитать, что та не сказала сразу, поддержать, выразить соболезнования, но все это не закрыло бы ту пустоту в Женьке, которая образовалась с этой потерей, поэтому она просто молчала, пытаясь совладать со своими чувствами. На какие-то мгновения женщина вспоминает какую боль испытывала при собственной потере, как стучала кровь в висках, как руки дрожали, как хотелось уничтожить весь несправедливый мир, а потом обволакивающая пустота и непрекращающаяся боль… — Мне холодно, — тихо протянула девушка, всхлипнув. И Диане тогда было холодно. Опомнившись, Этери отогнала от себя воспоминания и отложив душ, достала огромное, махровое полотенце. Накинув на оголенные, слегка подрагивающие плечи, Тутберидзе грустно улыбнулась, растирая руки. Жене нужны не слова поддержки, а необходимо ощущение любви и тепла. — Вытирайся, а я сейчас принесу тебе чистую одежду, — женщина почти вышла, но обернулась, заглянув в вопросительные, огромные карие глаза, — И да, Жень, — она стремительно подошла ближе и прижала её к себе, целуя в макушку, — мне очень жаль, если вам будет нужна какая-то помощь, ты говори, малыш, — Женя благодарно улыбалась в объятиях, ощущая тепло от одного из самых близких людей, — боль не пройдет никогда, но она всегда будет гордиться тобой и любить тебя. Она воспитала настоящую чемпионку. У тебя есть я, ты всегда можешь прийти ко мне, — она убрала с лица несколько влажных прядей. — Тери, — подняв голову и уставившись во все глаза, тихо позвала девушка. — Что, Жень? — также тихо ответила Этери, рассматривая уставшее лицо брюнетки, поглаживая кожу на розоватых щеках большими пальцами. Все внутри трепетало от такого важного и наверное одного из самых ценных моментов в их сближении. — Просто будь, — ответила Женя и прижалась к женщине, что ничего не ответила, но уже давно отдала своё сердце. Через пару минут Этери положила на полочку длинную футболку, теплые носочки, и засмотревшись на девушку, не сразу добавила: — Обязательно надень сверху мой теплый, махровый халат, — потрепав ткань, висевшую около полотенец, женщина вышла. Сделав горячий чай с лимоном для фигуристки, Этери сидела в гостиной, наблюдая за разноцветными огоньками на елке. Все-таки красиво. — Ты так красиво тут украсила, — присев на диван, с улыбкой сказала Женька, — спасибо, — взяв чашку с горячей жидкостью, поблагодарила, — а говорила, что не украшаешь квартиру, — подметила Женя, протягивая ноги, через ноги Этери. Та с удовольствием прижала голени ближе к себе, поглаживая подушечками пальцев гладкую кожу, поглядывая на довольную Женьку, что совсем расслабилась. — Говорила же, что от холодного душа станет легче, а то совсем в кисель превратилась как с холода пришли, — прокомментировала состояние девушки, заметив смущенную улыбку, — мы как с тобой договорились, что после того, как отметим с семьями приедем сюда, мне захотелось сделать что-то красивое и новогоднее для тебя, ты же любишь, — Женя поддалась вперед и впечаталась в любимые губы требовательным поцелуем. — С чего такие страсти? — усмехнулась женщина, отстранившись от брюнетки, которая и не собиралась успокаиваться, — тебя заводит то, что сделано для тебя? — Меня заводит то, что ты делаешь то, что я люблю только для меня, — она выгнулась к полу, оставила там чашку с недопитым чаем и вернув руки на женские плечи, уселась на бедра, поерзав. Полы уютного халата раскрылись, оголяя худые ноги брюнетки. Тутберидзе опустила глаза, непроизвольно задержав дыхание от такой соблазнительной картины. — Как не стыдно, Евгения Армановна, — смеясь, недовольно отозвалась Этери, проводя раскрытыми ладонями по голым бедрам вверх, перемещаясь к ягодицам, — хоть бы оделась… — Чем богаты, тем и рады, Этери Георгиевна, — на выдохе горячо прошептала Женька прямо в губы. В полумраке, освещенные лишь разноцветными огнями они неторопливо целовались, позволяя страсти постепенно нарастать. Пальцы Жени путались в кудрявых волосах, она приникла к шее, вдыхая неповторимый сладкий аромат духов и, вероятно, геля для душа, которым каждое утро пользовалась женщина. Женя оставила влажный поцелуй на пульсирующей венке, опуская руки на женскую талию, чуть сдавливая. — Жень, я устала, может не сегодня, — выдохнула Этери ей прямо в ухо, пряча игривую улыбку в темных волосах. — Чего?! — резко подняла голову Медведева, непонимающе скривившись. Она потянула женщину в сторону, укладывая вдоль на диване. Нависая сверху, Женя недовольно поморщилась, размышляя действительно ли стоит остановиться или это такая своеобразная, ни разу не смешная игра. Подметив, ухмылку блондинки, Медведева, не разрывая зрительного контакта, расстегнула пуговицу на джинсах, проникая под белье. — Черт, — резко выдохнула женщина, закрыв глаза. — Я вижу, как ты устала, — двигаясь быстрее, прошептала Женька, наклонившись к любимому лицу, — но я могу прекратить, — остановившись невинно пролепетала фигуристка. Уже собираясь отстраниться, крепкая хватка Тутберидзе остановила её, сдавив тонкое запястье. — Не в твоих правилах так быстро сдаваться, Евгения Армановна, — тяжело дыша с улыбкой напомнила женщина. — Как прекрасно, — сделав резкий толчок, она приблизилась к лицу, — что вы это помните, Этери Георгиевна, — широкая улыбка коснулась девичьего лица. Этери обхватила смеющееся лицо обеими руками, покрывая нежные щеки, губы короткими поцелуями. Может быть действительно это было лишним поворотом в их судьбах, может действительно это все настолько неправильно, что требуется немедленного изменения, но что тогда правильно? Что можно считать истинной, если не счастливые улыбки, быстро бьющиеся сердца в унисон, необходимые объятия как воздух, и нескончаемая вера в то, что удастся сохранить самое дорогое — безусловную любовь.