Встань в угол

- Арс, встань в угол, ты наказан, - в ответ на попытку его обнять Антон невозмутимо снимает руки Попова со своей шеи и отступает на шаг назад, внимательно глядя тому в глаза. Арсений непонимающе смотрит, застыв на месте – нифига себе, встретились после концерта… - Антон… - Ты не слышал? В угол! – Антон скрещивает руки на груди и прислоняется к косяку в коридоре. - Да что я сделал-то? – возмущается Попов, но послушно снимает с плеча сумку и разувается. Проходит в гостиную под пристальным взглядом Шастуна и устало опускается в кресло – вымотан до одури. Понимает, правда, что отдохнуть ему вряд ли сейчас дадут – у парня явно назрел к нему какой-то вопрос. Арсений прокручивает в голове произошедшее на концерте и пытается понять, где он мог так сильно проебаться, что его даже целовать сейчас не стали. Антон, между тем, зайдя следом, молча подходит к креслу и, оперевшись на подлокотники по обе стороны от Арсения, медленно и тихо интересуется: - У кого-то здесь проблемы со слухом или восприятием? Арсения морозит от такого его тона, он начинает елозить на сидении и пытается на всякий случай дотянуться до антоновых губ, притягивая его за шею. Но Антон внезапно перехватывает его руки и, выпрямившись, подтягивает Арсения наверх, сдёргивая его с кресла одним движением. Не разжимая рук, волочет за собой в самый дальний конец комнаты, в закуток за шкафом, и на самом деле ставит носом к стене. Властно держит за плечи, когда Арсений пытается повернуться: - Если сделаешь хоть одну попытку выйти или оглянуться, пожалеешь, - опаляет ухо горячим дыханием и неожиданно перехватывает рукой за горло, заставляя Арсения откинуть голову назад и притираясь к нему всем телом сзади. Судя по камнем стоящему члену, упирающемуся в Попова сквозь брюки, он понимает, что Антон не шутит. Что ж его так переебало-то? - Ты из-за тех фото? – хрипит, пытаясь прислониться головой к Антону, но тот внезапно отпускает Арсения и отходит. Арсений стоит, не шелохнувшись, боясь ослушаться приказа и спровоцировать Антона на что-то жёсткое. Нет, он сам такое любит, но сейчас настроение Шастуна его слегка пугает – непонятно, что вызвало такую его реакцию и где сейчас проходит грань между игрой и сатисфакцией. Сзади раздаётся звук пододвигаемого кресла и Попов пытается скосить взгляд, чтобы понять, что происходит. - Не вертись! – сразу же слышит голос Шастуна, - Чтоб ты понимал, я сижу прямо за твоей спиной и готов тебя слушать. Арсений вздыхает: - Антон, он просто подошёл и предложил сделать пару фотографий, пока был перерыв в съемках. Я согласился, чтобы убить время, и не понимаю, почему ты злишься. - То есть, обниматься с полузнакомым человеком, по-твоему, нормально… - доносится из-за спины. Арсений складывает руки на груди и начинает нетерпеливо перекатываться с пятки на носок – ноги начинают затекать: - Я его не трогал, это он начал хватать меня перед камерой, а я ж не девочка, чтоб отбиваться – пришлось тоже положить ему руку на плечо… - На грудь. Ты положил руку ему на грудь, Арс. - Да, господи, я не смотрел, просто опёрся! – Арсений просовывает руки в карманы брюк и смотрит на потолок, - Ты меня теперь здесь вечно держать будешь? - Рубашку сними, - слышится сзади. - Что? - Медленно сними с себя рубашку, Арсений, я повторять не стану, - голос Антона звучит глухо. Арсений начинает расстёгивать одну за другой пуговицы и слышит сдавленный вздох. Неторопливо спускает рубашку с плеч – лёгкая ткань струится по напряжённой спине и стекает на пол, падая с руки. Арсений потягивается, поднимая руки вверх и играя мышцами спины, прекрасно зная, что на него сейчас неотрывно смотрят. - И ремень, - тянет Антон низко. Арсений мстительно улыбается и берётся за пряжку, расставляя ноги шире. Вытягивает ремень из шлёвок и, отведя руку в сторону, разжимает пальцы, отпуская его на пол с глухим стуком. Берётся за пуговицу на брюках, расстёгивает молнию и начинает медленно тянуть вниз пояс, двигая бёдрами и откидывая голову назад. Но сзади внезапно так тяжело дышат, что Арсений останавливается: - У тебя там всё хорошо? - Пиздец, как, Арсений, - Попов моментально узнаёт этот тон и покрывается приятными мурашками: - Эй, ты там дрочишь? - О, да, мой хороший, и ты не представляешь, до чего я себя уже довёл… Арсений прикрывает глаза и тянется к собственному члену, уже давно болезненно натягивающему ткань одежды. - Не смей! – слышит вдруг строгий окрик. Продолжает ласкать себя через бельё, не в силах сдерживаться. - Попов, руки на стену! – Антон больше не тонет в неге, и возбуждённая хрипотца в его голосе сменяется на металлические нотки. Арсений нехотя отрывается от себя и упирается обеими руками в стену, подняв их чуть выше уровня плеч. Он злится: ему устроили допрос, держат в углу, не разрешают касаться – и всё на пустом месте, из-за каких-то дурацких снимков с коллегой по съёмочной площадке. - Ты сам вечно жмёшься ко всем, Шаст, - шипит сквозь зубы, - и фотографий, где ты в обнимку с кем-то, у тебя гораздо больше моих. - Ты всех их знаешь – тех, с кем я обнимаюсь, - Антон встаёт с кресла и подходит к Арсению, опуская ладонь на его обнажённую спину и заставляя вздрогнуть, - и знаешь, что они просто друзья или коллеги, с которыми мы сто лет вместе работаем, - ведёт ладонью вперёд и добирается до груди, нащупывает правый сосок и больно прихватывает пальцами, вырывая из Арсения болезненный всхлип, - и ты не найдёшь у меня ни одного снимка, на котором я бы трогал кого-то незнакомого за твоей спиной ТАК, - обхватывает его внезапно второй рукой, прижимаясь сзади. Арсений торопеет и начинает мелко дрожать, ощущая прикосновение обнажённой кожи – когда Антон успел полностью раздеться, он не заметил, вернее, не услышал. И теперь неосознанно подаётся назад, желая почувствовать этот контакт сильнее. Антон больше не убегает от него, наоборот, обняв руками поперёк груди, вжимается всем телом, вполне откровенно намекая, чего ему хочется. Ведёт носом по загривку, спускаясь от шеи к плечам и больно закусывая кожу – он всё-таки сильно задет. Арсений руки со стены убирает и перекидывает за шею Антону, притягивая, разрешая кусать больше, сильнее, везде. Но Антон лишь нежно гладит его грудь, снова находя чувствительные места и теребя их пальцами. Арсений стонет тихонько и ищет губами Антона, но целовать его не спешат. Вместо этого расцепляют и перекладывают руки снова на стену, и Арсений чувствует, как правая ладонь Антона теперь скользит вниз, останавливаясь в районе пупка и начиная оглаживать живот. Арсений чувствует, что капитулирует – стояк в штанах просто каменный, а от блуждающих по нему рук Антона и его дыхания где-то над ухом тело просто пылает. - Антон, всё вышло спонтанно, прости, - шепчет Арсений и чувствует, как левая рука Антона тут же устремляется вниз и лёгкими касаниями ластится к его члену. Арсений начинает порывисто дышать и зажмуривает глаза, - если бы я знал, что на тебя это так подействует… Начавшая было обхватывать его член ладонь тут же исчезает, а его самого тут же впечатывают в стену грудью. - А ты думал, я буду биться в восторге?! – рычит Антон на ухо, перехватывая его руки и не давая пошевелиться, - знаешь ведь, как меня кроет, когда я вижу на тебе все эти вожделенные взгляды каждый день! - Шаст… - Молчи! – Антон одной рукой удерживает руки Арсения высоко надо головой, а вторую опускает вниз, начиная стаскивать с вжатого в стену тела брюки. Те у Попова вечно узкие, и даже с расстёгнутой молнией сползают плохо – приходится отпустить ладони Арсения и уже пальцами обеих рук рвать пояс вниз. Арсений начинает снова трепыхаться, и Антон больно закусывает основание шеи - держит зубами, пока не пройдены бёдра, дальше идёт легче и Антон падает на колени, стягивая следом боксеры и по очереди вынимая ноги Попова из штанин. Арсений так и стоит с поднятыми вверх руками, вжимаясь щекой в рельеф обоев, но подумать о том, что останутся следы, не успевает, потому что Антон цепочкой коротких поцелуев начинает подниматься от его икр к ягодицам. Арсений скулит, когда чувствует, как, чуть оторвав от стены его бёдра, Антон сжимает в ладони его исходящий смазкой член. - И всё равно выложил специально, - говорит Шастун и целует Арсения в поясницу, начинает медленно двигать рукой – Арсений охает и прислоняется к стене горящим лбом, сжимая пальцы в кулаки и царапая по обоям короткими ногтями, - Знал, что буду с ума сходить, и всё равно сделал это, - движения Антона медленные, плавные – у Арсения голова начинает кружиться от сдерживаемого внизу жара, во рту пересохло, и нет никаких сил прекратить эту пытку – он даже бёдрами не может подмахнуть, потому что Шастун уже поднялся на ноги и крепко держит теперь их, обхватив. Арсений не может просить, он понимает это, поэтому в какой-то момент просто отпускает ситуацию, расслабляясь в руках Антона. Он не думает больше, какие слова подобрать, чтобы успокоить своего ревнивца, не переживает, что ещё чуть-чуть, и его разорвёт к чертям от ощущений внизу живота, не чувствует боли и напряжения в ногах и всём теле – натянутые струнами нервы будто мягко опадают где-то внутри него. И неожиданно это даёт обратный эффект: сейчас же звенящая пустота начинает заполняться жаром – тело трясёт в предвкушении разрядки, и Арсений привычно приподнимается на носочках, будто бы пытаясь придержать подбирающуюся к паху волну. И тут же удар боли отдаёт по всему телу – на секунду темнеет в глазах и перехватывает дыхание – Антон пережал член Арсения у основания и держит, глядя, как того корёжит, сброшенного почти с самого пика удовольствия обратно вниз, в темноту. - Шаст… сука… - вырывается отчаянным криком вместе с навернувшимися на глаза слезами. Арсений бессильно лупит кулаком по стене, так и не отрывая от неё лба. - Чш-ш-ш, не волнуйся, я дам тебе кончить, - руки Антона успокаивающе гладят по плечам и затылку, - но сначала ты объяснишь мне, зачем так делаешь. Спавшее возбуждение возвращает голове способность мыслить, и Арсений начинает вспоминать, сколько подобных фотографий есть на его странице. Оказывается, много. Арсению приятно внимание других людей. Его яркая внешность и природное умение себя подать – наверное, единственная компенсация за все остальные «подарки», доставшиеся не по собственной воле: слишком проницательный ум, способный различать фальшь в людях с первых минут знакомства, неуёмное желание лицедействовать на сцене и вне её и неподдающаяся никаким объяснениям внезапно сильная и непреодолимая тяга к Шастуну. За всё это Попов получает от судьбы по полной – друзей у него крайне мало, как и искренности в этой жизни, таланты обычно тянут его против течения, создавая больше ненужной возни и внушая несбыточные зачастую надежды, а любовь всей его жизни окружён толпой восхищённых коллег и поклонников, живёт с девушкой и даже руки его прилюдно коснуться не может, чтобы эхом во все стороны тут же не понеслось: геи, геи, геи… Арсению приятно внимание других людей - не только Шастуна могут рвать на части. Это внушает Попову хоть какую-то уверенность в собственных силах и даёт надежду, что Антон его не бросит. Ведь если Арсений стольким нужен, может, будет нужен и Шастуну? И Арсений включает все свои актёрские способности для достижения цели – знакомится со всё новыми людьми, сияя и очаровывая белозубой улыбкой, вписывается в непонятные проекты, чтобы вращаться в разных сферах общения, бродит с фотографами по улицам, выискивая новые образы для своего инстаграма, и натягивает маску абсолютного счастья в обнимку со случайными коллегами по фильму… - Я боюсь потерять тебя, Антон, и хочу доказать самому себе, что могу быть желанным. Ну, и немножко тебе тоже… Голос Арсения звучит неожиданно твёрдо, хоть и тихо. Ладони Антона замирают на его лопатках. - Повернись ко мне. Арсений стоит, застыв в той же позе, только руки подложил под голову, чтобы не так твёрдо было. - Арс… Арсений отрицательно качает головой, решив не смотреть на Антона ни за какие коврижки. Но Антон мягко берёт его за плечи и, целуя куда-то за ухо, медленно разворачивает к себе – у Арсения совершенно не осталось сил сопротивляться. Антон видит абсолютно потерянные глаза и привлекает Арсения к себе: - То есть, это не банальное желание вызвать во мне ревность и показать, насколько ты охуительнее меня? – спрашивает недоверчиво. Арс мотает головой – «нет» - и утыкается лицом в плечо Антона, наконец, тоже обнимая его руками. - Почему ты никогда не делился со мной своими переживаниями? Думаешь, твои страхи могли бы оттолкнуть меня после всего, что мы пережили? Арс продолжает молчать. Это подозрительно. Антон с трудом отрывает его от себя и видит, как по лицу того бегут слёзы, а сам он заходится в беззвучных рыданиях, закостенев в его руках. - Господи, - Антон берёт его лицо в ладони и начинает нежно зацеловывать мокрые щёки и подбородок, - ты всё-таки не представляешь, как сильно я тебя люблю, Кот! Как можно было так загнаться? Ведь я не давал тебе повода? – тут же волнуется, отрываясь и глядя Арсению в глаза. Тот снова отрицательно машет головой и, прижавшись к Антону всем телом, начинает рыдать уже в голос. Антон гладит его по волосам и повторяет «Чш-ш-ш», пока Арсения трясёт и изламывает от выходящей наружу боли, не облачённой вовремя в слова. Они так и стоят в углу, будто наказанные оба – один за молчание, другой за слепоту. - Пойдём в спальню? – осторожно предлагает Антон, когда Арсения начинает отпускать, и он беззвучно всхлипывает, уже практически вися на Антоне. Но тот качает головой: - Я наказан. Антон опускается вдоль стены и усаживается на пол, подгребая под себя кучу из брюк и рубашки Арсения и утягивая того себе на колени за руку: - Ну, значит, будем отбывать твой срок вместе, - усмехается, - Рассказывай. Арсений прижимается боком к груди Антона, укладывая голову ему на плечо, и начинает говорить. Это, вообще, очень странно для него – открываться кому-то, и Арсений волнуется. Время от времени останавливается, по привычке боясь обсуждать свои переживания и не умея правильно подобрать слова – у него нет проблем со словарным запасом, но он никогда раньше не говорил о своих чувствах, не делился эмоциями. Антон вдруг оказывается отличным слушателем – он молчит. Не пытается вмешаться в процесс интересующими его вопросами или влезть с ненужными сейчас Арсению комментариями – он просто впитывает в себя арсову боль и постоянно касается его волос, плеч, лица – в этом Антон себе отказать не может. Когда Арсений замолкает, в растерянности понимая, что, оказывается, червоточный сосуд из его сомнений, неуверенности в себе, боли, лжи и страхов можно опустошить, Антон проводит указательным пальцем по его щеке: - А теперь, когда мы оставили всё самое плохое здесь, в этом углу, ты пойдёшь со мной в спальню, и я покажу тебе свою картину мира, - и, видя, что Арсений напряжённо думает, продолжает, - Попов, у меня затекло всё тело, но, видит бог, у меня хватит сил утащить туда тебя силой. Арсений кивает, внезапно понимая, что всё это время давил на Антона всеми своими восемьюдесятью килограммами массы. - Ты из меня делаешь какую-то легкомысленную пустышку, ей-богу, - сетует Антон, расцепляя объятья, в которых вёл Арсения до спальни, боясь, что тот сбежит по дороге, передумав. Смахивает на пол покрывало и откидывает кромку одеяла, вынуждая того забраться на постель. - Мне бы в душ, - ноет Попов, сразу же зарываясь поглубже в подушки и с наслаждением вытягивая ноги, укрываясь до подбородка. - Потом сходим, - отмахивается Антон, - так вот – или ты признаёшь, что я немного глубже обеденной ложки и все мои чувства к тебе имеют весомую ценность, или мы делаем заключение, что, выбрав меня, такого недалёкого, ты показал свою полную некомпетентность в умении чувствовать людей. Арсений теряется, загнанный в угол такими аргументами. Коварный Шастун за последние годы нахватался от Арсения его способностей к логическому обоснованию и софизму. И ими же бьёт карты учителя, поросёнок. - Но ведь ты же у нас охрененно умный, Попов, - тянет Антон, забираясь под одеяло и обхватывая руками голое тело, - ты же не допустишь, чтобы тебя обвинили в слабом уме и плохой проницательности, м? – закидывает под одеялом на Арсения ногу, а потом, подумав, забирается сверху, опираясь на локти. Арсений не готов к тому, что вместо обещанного разговора его сейчас целуют, и брыкается, пытаясь стряхнуть Антона с себя. - Арс, чего ты психуешь? – Антон на секунду отрывается, облизываясь, - я обещал показать тебе свою картину мира, и я показываю. Смотри, это всё, что мне нужно – крепко держать тебя в своих объятьях, чтобы ты не удрал куда-нибудь, когда тебе в голову придёт очередная блажь – а мы знаем, что такое бывало, правда, Арсений? – Антон снова целует, улыбаясь. И теперь уже Арсений отвечает, потому что правда. Он та ещё истеричка, и часто срывается на Антона снихуя, просто следуя за своими внутренними бесами. Возвращается потом, конечно, как побитый тузик, виляя хвостом и раззадоривая Шастуна своей покорностью – а тот пользуется положением и творит с Арсением в постели, что хочет… Когда Попову перестаёт хватать воздуха, Антон отпускает его и скатывается набок, утыкаясь лицом тому в шею и говоря в неё же: - Чем больше я узнаю тебя, Арсюх, тем больше меня разматывает от осознания, что ты выбрал меня – такого несуразного, лопоухого, худого. Вот скажи, Кот, нахрен я тебе сдался такой? - Я тебе въебу сейчас за такие разговоры, - ворчит Арсений недовольно. Шастун ребёнок ещё совсем, несмотря на то, что тридцать разменял – всё какими-то глупостями задаётся, - Говорил ведь сто раз, что у тебя дико заниженная самооценка. Что странно, вообще-то, при таких-то маме с бабушкой и дяде Олеге. Но, думаю, это твои подростковые загоны вместе с тобой так выросли и уйти не захотели, - смеётся, - но мы над этим успешно работаем, да, Тох? - Когда ты постоянно меня хвалишь и расписываешь перед всеми, как тут не начать к себе присматриваться, - отвечает, - ну, и внешне я просто возмужал в последнее время, проекты свои появились, вот лучше себя и стал чувствовать. Стоп. Арсений понимает, что теперь уже он успокаивает Антона, а не тот его. - Ты тоже боишься? – спрашивает, находя под одеялом его руку и целуя пальцы. - Каждый день, Арс. До дрожи. Ты, может, несмотря на свои выступления, фильмы и фотосессии, до сих пор не видишь себя со стороны, но ты пиздец красивый. И умный, и харизматичный, и необычный очень – я таких не встречал никогда. И секса в тебе столько, что полный рот слюны, поверь, - Антон замолкает на секунду, - А только я люблю тебя за то, что вижу в тебе маленького тревожного мальчика, который, несмотря на свои успехи, почему-то до сих пор сомневается в себе, пытается что-то доказать этому миру и не верит, что его можно любить только за то, что он такой на планете один. У Арсения что-то больно сжимается в солнечном сплетении и отдаёт куда-то под рёбра. Дышать тяжело, а в глазах опять скребёт. - Антон, прошу тебя, если не хочешь повторения истерики, замолчи, - просит. - Нет, Арс, не замолчу, сейчас моё время и имею право, - Антон неожиданно серьёзен и настойчив, - Ты нашёл в себе силы рассказать о своих страхах мне, вот и я попробую. Уж если ты, охуенно красивый бэдбой с вечно висящими на тебе по обе стороны моделями, чего-то боишься, можно, буду и я – бывший воронежский студент-кэвээнщик, из примечательностей которого – только рост? Да, это сейчас, по прошествии стольких лет у нас есть слава, деньги, имена, а каково мне было тогда, восемь лет назад, осознавать, что каждый раз теку от тебя, от твоего присутствия, шуток, идей, знаний, но должен держать это в тайне, ну, потому что у тебя жена, ребёнок и положение, а я кто? Знаешь, как меня вело каждый раз, когда ты задерживал на мне взгляд дольше обычного? Знаешь, как колбасило под одеялом ночами, даже когда там появилась Ирина? Знаешь, как руки тряслись перед концертами, потому что знал, что поставят в пару, и ты только со мной будешь говорить, только на меня смотреть и только меня трогать… Арсений не дышит уже несколько минут. Боль переместилась куда-то в грудь. А ещё член снова встал, и это сильно отвлекает. Антон совсем близко, от него вкусно пахнет кожей, немного парфюмом и ментоловыми сигаретами – Арсений знает, что совсем скоро перестанет следить за темой разговора – ну, просто каждый раз так происходит, когда пахнет Антоном… - И знаешь, что самое главное, - всё-таки отвлекает его от размышлений Антон, - что ничего не поменялось с тех пор. Я всё так же загоняюсь и трушу, теряюсь от твоего присутствия и воспринимаю тебя рядом, как подарок судьбы, ничем не заслуженный. И поэтому даже помыслить не могу, чтобы заставить тебя сомневаться во мне. Арсений закрывает лицо руками, пытаясь унять пожар, рвущийся наружу сквозь глаза и губы. Стонет тихо от безысходности – интернет ничего не возвращает обратно, как бы он сейчас не преисполнился желанием уничтожить любые фото не с его мальчишкой. Антон легонько отнимает ладони – и когда успел забраться на него обратно? Спрашивает: - Я могу в цвете показать? – и не дожидаясь ответа, целует, полностью укладываясь на Арсения и проникая в рот того языком. - Не предавай наши чувства друг к другу своими сомнениями, ладно? – спрашивает на вдохе, оторвавшись на секунду. Затем ныряет под одеяло и быстро сползает вниз, тут же находя губами член Арсения и захватывая его почти целиком. Арсений давится от неожиданности – он думал, что возбуждение ушло вместе с варварски остановленным Антоном сексом там, в углу. Но, оказывается, оно просто дремало, набираясь новых сил, и сейчас накрывает Арсения лавинообразной волной, заставляя изгибаться и хватать воздух ртом, как рыба. Антон двигается мягко и уверенно, то насаживаясь ртом, то перехватывая член Арсения в ладошку и только посасывая головку, толкаясь в уретру кончиком языка. Арсения уже давно колотит всего, он стонет в голос, широко раскинув ноги и упираясь пятками в постель, под кожей зуд постепенно разрастается – он знает, что это предвестник скорого взрыва. Но теперь уже сам останавливает Антона, руками находя наощупь его губы и снимая со своей плоти. - Антон, - откидывает одеяло. Тот взъерошенный, раскрасневшийся в духоте, смотрит на него преданно и удивлённо. - Я хочу с тобой до конца, - Арсений нечаянно вкладывает в свои слова ненужно глубокий смысл и теряется на секунду, но Антон понимает всё правильно и карабкается по нему наверх, чтобы добраться до губ: - Как скажешь, любимый, - лезет за смазкой и презервативами. - Арс, я выбрал тебя. Я раньше никого не выбирал – просто принимал и допускал. А тебя выбрал, - говорит, поливая свои пальцы гелеобразной жидкостью, - Обещания в этом мире ничего не стоят, но уверить тебя в моих намерениях и в том, что чувствую, я хочу, - целует, проникая первым пальцем неглубоко. Арсений рассыпан сейчас тысячью мелких осколков – он в смятении, ему невероятно хорошо, он встревожен и слегка зажат там, где хозяйничает сейчас Антон – но это точно не сердце. Там-то как раз всё предельно ясно и правильно. Арсений тянется губами в поцелуй, сминая пальцами простынь в момент, когда Антон проталкивает палец глубже и подключает второй. - Я люблю тебя, Кот, - шепчет Антон, склоняясь над лицом Арсения и продолжая двигать рукой, - люблю до кончиков твоих пальцев и самого дурного твоего загона. Люблю тебя с твоими истериками и криком, люблю, как ты вертишься, в жопу ужаленный, или наоборот, уткнувшись в айфон сидишь, никого не видишь. Люблю, как смотришь на меня и лупишь иногда на концертах, люблю твою тревожность и искренность – редкую и дарованную единицам. Люблю всё в тебе – какой ты снаружи и что у тебя в голове. Арс, - говорит, - вытаскивая из Попова уже три пальца и начиная раскатывать по себе презерватив, - я выбрал тебя навсегда, понимаешь? – входит плавно, мягкими толчками. Арсению собрать себя не удаётся нисколько, наоборот, после сказанного Антоном он впадает в какую-то прострацию, расслабляясь и позволяя вести себя, куда угодно. А ведёт их сейчас Антон только в одном направлении. Когда начинают задыхаться, Арсений обхватывает шею Антона, заставляя прильнуть к себе и шепчет в ухо, срываясь от накатывающих спазмов: - Твоя картина мира такая прекрасная… Можно мне в ней остаться? Но Антона уже начинает бить током, и всё, что он может, это прижаться к губам Арсения, зажмурившись, и стонать ему в рот, соглашаясь. Арсения накрывает спустя две секунды и сначала ему кажется, что он умирает – всё тело рвёт на части, а внизу живота будто лопается, разливаясь, пузырь с горячей жидкостью – сначала невыносимо больно, а потом обжигающим наслаждением разбегается вместе с кровью по самым отдалённым уголкам организма, заставляя мелко дрожать и шептать что-то нечленораздельное. Когда зрение и слух возвращаются, Арсений чувствует тяжесть распластавшегося на нём Антона – ему тоже всё далось нелегко. До душа им сейчас не дойти, ежу понятно, но хотя бы вытереть их Арсений обязан. Тянется, стараясь не разбудить, к салфеткам на тумбочке, и, опрокинув пачку на кровать, вытаскивает и обтирает себя и Антона, перевернув его на спину. Снимает с Антона презерватив - тот, раскинувшись, бормочет только что-то и пытается сграбастать Арса, но Арсений не даётся, пока не убеждается, что всё чисто. Тогда укрывает их обоих одеялом и жмётся к Антону, укладывая голову ему на грудь и закидывая на него руку и ногу. - Ты мой, Тох, я люблю тебя, как никогда и никого. И обещаю больше не ебланить, - коротко целует в скулу и тут же проваливается в сон. Утром просыпается от влаги и холодного воздуха. Это Антон лижет широкими мазками его щёки, нос, шею и тут же дует, заставляя кожу покрываться мурашками. - Антошка, - сонно отмахивается Арсений. - Попов, давай трахаться, - жарко шепчет ему Шастун и недвусмысленно тычется бёдрами, показывая, как он сильно хочет, - я вчера быстро сдулся, извини – устал очень после концерта и, ну, после всего остального. - Слушай, - Арсений перехватывает Антона и укладывается на него сверху, - а почему ты сразу не сказал мне о тех фотографиях? Я ведь видел, что ты весь концерт не в себе был… - Не знаю, не хотел сбивать тебе настрой перед выступлением, - пожимает плечами Антон, - решил отложить разговор на вечер. Арсения такая чуткость моментально обезоруживает. Он тягуче, с чувством, целует Антона, распахивая его губы своим языком и бесстыдно проникая глубоко внутрь. Антон стонет и делает попытки подвернуть Арсения под себя, но тот садится верхом и гладит Антона по животу: - Не барахтайся, ты мой, я вчера говорил, но ты не… - И ты обещал не ебланить, - смеётся Антон, слегка подмахивая бёдрами, отчего Арсения подбрасывает, как на лошади. - Паршивец, ты слышал! – Попов наклоняется, целуя. - Арс, то, что вчера мы сказали друг другу… что открылись впервые за такой долгий срок… в общем, для меня это так много значит, - Антон вдруг становится серьёзным, - я так рад, что мы поговорили, Кот, - сжимает руку Арсения и тут же внезапно улыбается, вздыхая, - Но мне жаль, что бездуховной ебли в новых локациях не получилось. От утренней сонливости не остаётся и следа. -Что?! – вскидывается Арсений, - так ты для этого всё затеял?! -Ну… вообще-то меня, правда, задели те фото. Но ты же не думал, что я всерьёз могу зажать тебя за них в углу и грубо отыметь? – волнуется Антон. Арсений молча нависает над гадким мальчишкой - паршивец делает с ним что-то – член снова стоит и пульсирует. - Шаст, богом клянусь, беги как можно быстрее, потому что я-то как-раз планирую сейчас это сделать. Глаза Арсения не предвещают ничего хорошего, и Антон торопится выпутаться из-под него и одеяла, но не успевает и дёрнуться, как его сгребают в охапку и волокут в гостиную, к той же самой стене. Арсений прижимает его руки так же, как Антон делал накануне, и разводит его ноги на ширину плеч. Антон не шевелится – знает свои же правила. Арсений, отступив на шаг, любуется открывшимся видом. Шастун произведение красоты, что бы он там себе ни думал – длинные стройные ноги, красивый торс с узкой талией, выпирающие лопатки и тонкая шея. Кожа светлая и нежная, кое-где с его, арсовыми, отметинами – в последнее время они часто видятся, и следы не успевают сходить. Арсений опускает взгляд на зад Антона и не может сдержать восхищённого вздоха – вот его погибель. Не сдерживается, ласково гладит рукой упругие ягодицы и тут же шлёпает разомлевшего было Антона. Пятится к креслу, всё так же стоящему напротив, садится, сжимая в руках напряжённый член, и, закинув ногу на ногу, говорит, улыбаясь: - А теперь поговорим о необходимости присутствия в твоей жизни Кузнецовой…