Слизеринская учтивость или «плохая гриффиндорка»

Так глупо она себя не чувствовала с тех самых пор, как оказалась в библиотеке Хогвартса, всё же не до последней строчки вызубрив все внутренние распорядки. Так что Гарри был не единственным, на кого когда-то наорала книга. Впрочем, сейчас Гермиона предпочла бы орущий фолиант, чем собственную угловатую неловкость от незнания, куда ей сесть. В столовой Министерства шумно, а все столы заняты. Непривычно оставленная Гарри и Роном по срочному вызову куда-то в Гилдфорд, Гермиона ощущает себя потерянным плюшевым зайцем. Она сказала бы, что брошенным на скамейке, но и той нет, потому что героиня войны продолжает бродить меж рядов столов, рассыпаясь в вежливых отказах от предложений присоединиться. В конце концов, Гермионе совсем не хочется сидеть ни с незнакомцами, ни с коллегами, потому что поддерживать купол из дежурных фраз, кочующих из отдела в отдел сплетен у неё совершенно нет сил. Наверное, она бы так и бродила до конца обеденного перерыва, не раздайся в какой-то момент (видимо, момент отчаяния) за спиной цоканье. Гермиона оборачивается. Достаточно аккуратно, чтобы не расплескать свой суп. — Малфой? — выходит вопросительно-утверждающе, и ей точно не нравится такая интонация. И, собственно, как развивается ситуация ей тоже не особо нравится. Сидящий в гордом одиночестве за столом Малфой невозмутимо переворачивает страницу газеты. — Грейнджер, — он бросает на неё короткий взгляд, делает глоток кофе и возвращается к чтению. — Долго будешь всем аппетит сбивать? — Только тебе. — Ты уже преуспела. Пожалуй, такого приглашения присоединиться к обеду она ещё не получала. Хотя в случае с Малфоем всё случается впервые. Вражда, ещё большая вражда, внезапные союзы с врагами на фоне войны, а также то, что после её окончания Драко Малфой оказался в Отделе магического правопорядка. Рон не устаёт повторять, что он устроился туда только для того, чтобы у него самого развилась язва на фоне постоянного бешенства. Гермиона, в свою очередь, махнула рукой и прекратила попытки переубедить друга, что Малфою вообще нет до него дела. Не то чтобы её саму не удивляло чужое решение. Но, в конце концов, война меняет всех. Хотя снобизм не выбить никакой войной, и Гермиона знает, что кофе Малфой пьёт только из своей чашки. Она присаживается напротив, сгружая поднос и ощущая, как затекли руки. С кучей набранной еды она самой себе кажется редкой обжорой, но, в конце концов, у неё тяжёлый день. — Почему ты один? — Гермиона придвигает к себе тарелку с супом, не поднимая головы, слишком занятая преждевременным поеданием собственного обеда глазами. Вернее было бы спросить «почему ты вообще здесь?», но настолько портить себе аппетит последующим ответом Гермиона точно не хочет. — Аура бывшего Пожирателя хорошо отгоняет людей. Благо, она не давится. И вот теперь смотрит на Малфоя, запоздало опустив ложку. Малфой — Драко он, Драко, и был им на войне, но как же тяжело привыкнуть — встречается с ней глазами поверх газеты. Серебро в них блестит почти лукаво. — Не смешно, — Гермиона качает головой, одёргивая себя, чтобы не покоситься на его руку. Пускай не видно ни пятнышка, надёжно укрытого рукавом, они оба знают — метка всё ещё там, бугрится тёмными линиями на коже. Просто татуировка, ведь змея мертва и никто более не взовёт к своим соратникам, но от того менее зловещей она не становится. — Как посмотреть, — он пожимает плечами. — На самом деле, все знают, что в обед лучше меня не трогать. Гермиона украдкой бросает взгляд в сторону. На них никто не смотрит, хотя она уверена — перешёптывания уже начались. Ну и что, что Драко Малфой сражался на их стороне против Волдеморта, сидел в одних и тех же окопах, отправлялся на такие же самоубийственные вылазки, как и все? Ярлыки никуда не деваются. «Главная умница Хогвартса», «лучшая подруга Гарри Поттера» в противовес «Пожирателю Смерти» и «предателю». Пожалуй, Малфой прав. — Значит, я нарушила твоё правило? — она щурит глаза. Кажется, что Малфой специально не опускает свою газету больше нужного, потому что Гермиона уверена: он вовсю ухмыляется. — Кто бы мог подумать, Грейнджер? — звучит почти мурлыканьем. — Плохая гриффиндорка, — добавляет он, и вот теперь, пожалуй, стоит давиться супом, но тут Малфой складывает газету, достаёт палочку, и та, как и пустая чашка из-под кофе, исчезают. Сам он поднимается на ноги. Как всегда идеально-выверенный каждым швом и блестящими носками туфель. Самое то для коллекционирования древних артефактов, распития чая в своём огромном поместье перед очередным портретом в галерее и ещё чего-нибудь изысканно-тошнотворного. Гермиона-на-войне решилась бы спросить у Драко-на-войне, почему он избрал такую дорогу. Но ныне вновь воздвигнуты стены условностей и так легко не сунешься в чужую душу, открыв дверь нараспашку. — Приятного, Грейнджер, — говорит Малфой, всё ещё наслаждаясь чужим замешательством. И, полнясь своим воистину слизеринским самодовольством, уходит. Гермиона так и смотрит ему в спину, не уверенная, не могут ли её брови переломаться под такими немыслимо загнутыми углами. Это что сейчас, именем Мерлина, было? Он с ней, что, флиртовал? Гермиона отодвигает от себя злосчастную супницу. День из тяжёлого одной неосторожной фразой превратился в немыслимо-тяжёлый. *** На следующий день Гарри и Рона с ней снова нет. Гермиона не решается вновь плутать меж коллег, как потерянный ребёнок. На самом деле, робко покашливая подле всё того же стола, Гермиона ждёт, что теперь её точно пошлют. Но Малфой, не отрываясь от заполнения прихваченных документов, взмахивает рукой в сторону свободного стула. На соседнем висит его пальто, и в голову лезет странная мысль, что обед в стенах Министерства не совсем вписывался в его планы. За всё время он не говорит ни слова, только периодически покусывает кончик пера, задумавшись. Гермиона всеми силами старается молчать, чтобы не лезть с советами. В конце концов, ей куда важнее перезагрузиться, чтобы вынести двухчасовое совещание, ожидающее её после перерыва. — Ты сейчас лопнешь, — раздаётся голос Малфоя. Гермиона вздрагивает. — Что? Тот укладывает бумаги в папку, затягивает ту ремнями. — Я же чувствую, как тебе хочется сделать три десятка замечаний. Она насупивается. — Вовсе нет. — А вот и да. — Малфой! — Ты, кажется, опаздываешь. Гермиона смотрит на свою руку, перекручивает часы и чертыхается совсем не как пристало леди. Она совсем не заметила, как пролетело время. — Мы не закончили, — говорит Малфою, сгребая сумку, мантию и уносясь из столовой прежде, чем он успевает ей ответить. *** Это продолжается почти неделю. Ладно, две. И за такой короткий срок происходящее становится слишком привычным, чтобы Гермиона с какой-то тоской подумала о том, что вскоре её друзья закончат с Гилдфордом, а вместе с этим закончатся и её совместные обеды с Малфоем. Подумать только. С Малфоем. *** — Что ты здесь делаешь? Пожалуй, теперь это вполне закономерный вопрос, потому что Гермиона явилась к дому жалобщика по отписанному ей делу, а застать там Малфоя она никак не ожидала. Ровно как и напарника последнего с истцом, орущих друг на друга на крыльце. Малфой поправляет шарф. Расположился он на скамье напротив, выглядя так, будто готов прождать ещё хоть вечность. — Мы явились к свидетелю, но, — он усмехается, — как видишь. А ты что тут делаешь, Грейнджер? Гермиона подавляет желание поправить кепи, пальто, шарф и всё, что на ней надето, и вместо этого трясёт папкой. — У меня жалоба на то, что, цитирую, «проклятый гиппогриф живёт у меня на крыше и не даёт по ночам спать». Малфой поднимает одну бровь. — Гиппогриф. — Да. — На крыше. — Несомненно. Малфой закашливается в собственный кулак, но как легко угадать, что на деле он смеётся. Редкий в своей искренности звук. Она практически краснеет и, чтобы Малфой этого не увидел, оглядывается вокруг: одна из улиц спального района целомудренно пуста, даже письма не летают. И только аврор Найджел с ярым жалобщиком продолжают нарушать всякое спокойствие своей руганью. — Ты ничего не хочешь сделать? — Я и делаю, — отвечает Малфой. — Жду. Гермиона вздыхает. Вздыхает ещё раз и садится рядом, аккуратно укладывая папку на колени. Смотрит на часы и кривится. У неё с самого утра и крошки во рту не было, до обеда остаётся сорок минут, а ей, честно говоря, и самой не хочется встревать в чужой конфликт. Кто бы мог подумать, но работа в Министерстве Магии высасывает куда больше сил, чем все пережитые ею, Роном и Гарри приключения до того. Или просто она стареет. Или... — Тут на углу есть неплохой паб, — вдруг говорит Малфой. Гермиона медлит, прежде чем переводит на него взгляд. Прокашливается, маскируя собственное смущение. (Плохо получается.) — Ты зовёшь меня на обед, Малфой? Что это, слизеринская учтивость? — А ты всё ещё желаешь нарушать мои правила? «Плохая гриффиндорка». — И ты же должна мне высказать ещё три десятка замечаний, — добавляет Малфой, поднимаясь. Гермиона смотрит на него снизу, закусив губу и понимая, что данный ею ответ будет касаться не только обедов, замечаний и учтивости. Что ж, думает она. Ну и пусть. И встаёт следом.