Все теперь без меня

Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. …Мы были всякими. Но, мучась, Мы понимали: в наши дни Нам выпала такая участь, Что пусть завидуют они. …И пусть я покажусь им узким И их всесветность оскорблю, Я - патриот. Я воздух русский, Я землю русскую люблю, Я верю, что нигде на свете Второй такой не отыскать, Чтоб так пахнуло на рассвете, Чтоб дымный ветер на песках... И где еще найдешь такие Березы, как в моем краю! Я б сдох как пес от ностальгии В любом кокосовом раю. Павел Коган Я возненавидел богатство, так как полюбил людей, так как я вижу, я чувствую всеми струнами своей души, что сегодня люди поклоняются золотому тельцу, который превратил человеческие души в скотские и изгнал из сердец людей любовь. Феликс Дзержинский Мы ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда (2 Пет. 3, 13) - Вы хоть семью-то успели повидать, или из Сибири сразу к нам? Здорова ли Софья Сигизмундовна, как Ясь? - Здоровы, благодарю вас. Сынишка немного подрос, как и ваша Таня. Зося привыкла, она знала, за кого выходила замуж. Нам с вами очень повезло с женами, Михаил Васильевич, - улыбнулся Дзержинский. Разговор происходил в ставке главкома Украины и Крыма в Харькове. - В полной мере я это оценил недавно, понаблюдав семейную жизнь товарища, которому не повезло, - ответил Михаил и тоже улыбнулся – больше своим мыслям, чем собеседнику. Встреча с женой после трех месяцев разлуки была достаточно бурной: на днях Софья сообщила ему, что беременна. - А знаете, в Москве я успел не только семью повидать, но и пригласить для беседы философа-идеалиста Бердяева, - донесся до него голос собеседника. - Бердяева?.. Простите, задумался. Это тот, который выводит коммунизм из христианства? - Он, он! – красивые, чуть раскосые глаза Дзержинского заблестели от удовольствия при воспоминании об интересном знакомстве. – Светлая голова, поговорили – как медку попили, засиделись аж до третьих петухов. Но в итоге сошлись на том, что здесь ему будет не житье, пусть лучше уезжает за границу. - Отчего же? Разве он таких же каннибальских взглядов, как Ильин? - Да нет, травоядный. Просто Россия сейчас – как человек, переболевший тифом и ослабленный настолько, что обычная простуда может свести его в могилу. В такой момент любые завиральные идеи опасны. Мы принуждены будем заставить его замолчать – а зачем? Пусть едет в Европу и там проповедует, это более гуманно. Фрунзе задумчиво кивнул, соглашаясь. - А я к вам с просьбой, Михаил Васильевич, - продолжал Дзержинский, - помогите мне отыскать одного человека. Инженера Ливеровского. Его следы теряются после Мацесты, где у него дача, - он там какое-то время жил и работал подсобным рабочим. Судя по всему, перебрался в Крым. - Помогу, - живо откликнулся Фрунзе, - Александр Васильевич действительно в Крыму, трудится на строительстве Черноморской железной дороги. Я знаю об этом, поскольку без моей рекомендации его не брали на работу. - Ну, еще бы – министр Временного правительства! - Между прочим, Александр Васильевич упоминал о знакомстве с вами. - Да, мы с ним старые приятели, - добродушно усмехнулся Дзержинский. Михаил взглянул на него с любопытством. - Если не секрет, как же вы познакомились? При каких обстоятельствах? - Случайно. Меня преследовали жандармы, я вбежал в гостиницу и постучался в первый попавшийся номер. Открыл незнакомец в мундире инженера-путейца, впустил меня, а жандармов не впустил. Они узнали, что перед ними крупный чиновник, и побоялись связываться. Одной из основных черт характера Феликса Дзержинского была благодарность. Он никогда не забывал добра. Однажды он отпустил арестованного жандармского офицера, которого знал лично, со словами: «Вы исполняли свой долг, но сверх служебных обязанностей никому не делали зла и были гуманным и честным человеком, за прошлое Советская власть не имеет к вам претензий. Хотите – мы дадим вам паек и работу, не хотите – уезжайте из России, только не воюйте с нами. Во второй раз я не смогу вас защитить». - Хотите, чтобы я попросил Ливеровского приехать в Харьков? – спросил Фрунзе. - Ну, что вы, не надо, - возразил Дзержинский, - ведь это он мне нужен, а не я ему. Я сам к нему поеду. Даже не знаю, смогу ли его уговорить работать в наркомате путей сообщения? Я ведь еще в Петрограде предлагал ему работу, он отказался. А он мне очень нужен, лучшего строителя железных дорог не только в России - пожалуй, что и в Европе нет. - А вы привезите его сюда, я попрошу моего друга Романа Хлудова с ним побеседовать. Он найдет доводы, он видит те стороны, которых не видим мы. Наверно, они видны только тем, кто, как он, пришел к нам с той стороны, долгим и кружным путем, - задумчиво проговорил Фрунзе. - А он согласится? - Полагаю, что даже обрадуется, - ответил Фрунзе и пояснил: - Мне кажется, Хлудов сделал из этого что-то вроде миссии. Возвращать России людей, которые еще могут ей послужить. Он хватается за любую возможность принести пользу, ему от этого делается легче, и я забочусь о том, чтобы он чувствовал себя полезным всегда. - Я вижу, вы заботитесь о нем, - проницательно заметил Дзержинский. - У меня есть на то причины. В Самсуне в меня стрелял белогвардейский террорист, Роман заслонил меня собой от пули, чудом остался жив. Взвесив все, мы скрыли этот факт, чтобы избежать дипломатического скандала. Роман не получил никакой награды. Но я никогда не забуду, что он не колеблясь ни секунды подставил за меня свою жизнь. - Вот оно как… - протянул Дзержинский и надолго умолк, погрузившись в размышления. Вот оно как… Подвиг бывшего белого генерала остался без награды, но на самом деле свою награду он получил, и более ценную, чем мог надеяться: дружба такого человека, как Михаил Фрунзе, - дар Божий. - А это не Хлудов предупредил меня о покушении? - Да, он. Как же вы догадались? - У человека с такой биографией должны быть особые отношения со смертью. Мы, Дзержинские, как и Достоевские, - не из коронных польских земель, а из белорусско-литовских, там много купринских Олесь и очень мало скептиков и атеистов… Да и в Сибири я, как и вы, побывал. - Понимаю. А почему все-таки Ливеровский отказывался сотрудничать? Он что-то имеет против нас? - Мне он тогда сказал, что должен убедиться, что мы не какая-то кучка авантюристов, случайно захватившая власть, и что наша цель – возрождение России. Упрямец!.. Михаил вспомнил свою единственную встречу с Ливеровским и кивнул. Пронизывающий взгляд из-под мохнатых нависших бровей, пышные усы – внешне бывший министр напоминал знаменитого американского шерифа Уайта Эрпа. И упрямства человеку, заступившему путь вооруженным полицейским, определенно было не занимать.