Все теперь без меня

Пока ты плывешь при благоприятном ветре, подавай руку терпящему кораблекрушение; пока ты здоров и богат, помогай бедствующему. Святитель Григорий Богослов В мае 1922 года Михаил Фрунзе был причислен к Генеральному штабу РККА. Тогда же встал вопрос о его назначении на пост начальника штаба РККА, и не было сомнений, что назначение состоится. Этого желали как партийцы, не доверявшие царским генералам, так и генералы, опасавшиеся, что этот пост займет какой-нибудь вспыльчивый народный герой с четырьмя классами ЦПШ. Рядовых партийцев, далеких от кремлевской подковерной борьбы, исподволь приучали к бюллетеням о болезни Троцкого – дабы не слишком удивились снятию его со всех постов. Троцкий наружно смирился с поражением. Однако на майское заседание Политбюро он приволок граммофон, и, когда вошел Фрунзе, приветствовал его звуками «Триумфа Радамеса». Михаил усмехнулся в усы, верно истолковав намек – кончил-то Радамес совсем не триумфально. Группа Ольского продолжала следствие по делу террористов, плененных в ходе операции «Монастырь», и их сообщников, арестованных в Харькове. Семен Буденный и глава Ростовского ОГПУ Федор Зявкин готовились арестовать участников заговора Ухтомского. Феликс Дзержинский, если и был удивлен предупреждением Фрунзе, ничем своего удивления не показал. Сотрудник Викжеля, поставивший ему на стол отравленную воду, сознался во всем. Началось следствие, следы покушения вели к высокопоставленным чекистам, и надо ли говорить, что все они принадлежали к троцкистской оппозиции. *** Вечером Роману позвонил дежурный из вестибюля: - Товарищ Хлудов, тут к вам хлопец рвется. Говорит, знакомый. - Сейчас спущусь. Лицо белобрысого подростка и впрямь было знакомым. Он тут же представился: - Оленчук я, Андрей. Меня к вам отец прислал. - Что он велел передать? - На словах, наизусть выучить велел, как стихи. «Слушай Божью волю. Человек, о котором ты спрашивал, ничего не боится и не бежит ни от какой опасности. Но чтобы не умереть молодым, он должен раз в жизни убежать от ножа». - Ножа?.. Что это значит? - Отец никогда не объясняет свои слова, - покачал вихрастой головой парень. Хлудов снял часы-браслет, купленные уже в Харькове (карманные золотые были проданы в Константинополе), и протянул парнишке: - Держи, это тебе. А Ивану Иванычу я денег переводом пошлю. - Не возьмет он. Дурного дела ни за деньги, ни без денег делать не надо, а за доброе Господь наградит, - так отец говорит. - Ну, себе не возьмет – пусть нуждающимся отдаст. Вернувшись к себе, Роман вскипятил на примусе чайник, размышляя, о каком ноже идет речь. Предсказания по большей части туманны, и понимать их следует то ли как ребусы, то ли как метафоры. Вспомнилась история, которую он прочел еще кадетом: мальчику-пажу цыганка нагадала, что он умрет, окруженный королевской роскошью. Родители обрадовались, решив, что сын проживет долгую жизнь, сделает карьеру, будет богат. А мальчишку во время королевской охоты понесла и убила лошадь. И бедняга умер пятнадцати лет от роду, в пыли, под копытами, но не поспоришь – действительно окруженный роскошью королевского кортежа, среди разряженных дам и пышных вельмож… …Нож ведь может быть не только финкой бандита, но и скальпелем хирурга… *** А на утро главком Украины и Крыма, его адъютант и начоперод дружно опоздали на службу, поскольку по дороге поймали и отвезли в детский дом беспризорника. Пацан лет двенадцати козлетоном распевал на паперти «Отца убили злые чехи, а мать живьем в костре сожгли», а у проезжавших военных попросил закурить. Закурить ему не дали, вместо этого вышедший из машины Фрунзе сгреб его, как щенка, за химон и закинул на заднее сиденье, к Сиротинскому. К счастью, очки у того были в кармане и не разбились, когда мальчишка ткнул его грязным кулаком в нос. Брызнула кровь. Фрунзе, уже занявший место за рулем, обернувшись, отвесил пацану подзатыльник: - Ты еще лапами махать? Свяжу! - Все равно сбегу! – тявкнул мальчишка. - Куда, обалдуй? – вытирая кровь, гнусаво из-за расквашенного носа спросил Сергей. – Кому ты на хрен нужен? Или с голоду помрешь, или свяжешься с уголовниками и сядешь в тюрьму. А в детдоме - учиться будешь, человеком станешь. - А я и так человек! - И не мечтай, - отрезал Сиротинский, - человек тот, кто пользу приносит, а от тебя пока что пользы как от козла молока. - Дети наше будущее, - иронически заметил Хлудов. Ловлю беспризорников силами высшего комсостава он в целом не одобрял. - Такое? – хмыкнул Сиротинский. – Хорошо бы не дожить! - Да где ему учиться, - неожиданно вмешался Фрунзе, - он, наверно, дефективный. Христарадничать умишка хватает, учебники читать – нет. - Ничего я не дефективный! – обиделся пацан. - Был бы нормальный – хотел бы учиться. Откуда, кстати, чехи-то взялись? Не было их здесь. - А я нездешний. Из Самары на крыше теплушки приехал. Там-то о прошлом годе вовсе голодуха была, а здесь ничего, жить можно. - Родители где? Парнишка засопел. - Мамка померла, - ответил он, шмыгнув носом, - она посудомойкой служила у барыни Курлиной, в ейном доме белочехи контрразведку устроили. В подвале у них пытошная была, там людей к отопительному котлу привязывали и живьем жарили. Барыня-то Курлина, видя такое дело, бросила все и давай Бог ноги! - Знаю про нее, в Москве она. Так что с матерью? - А шлепнули ее контрразведчики, когда наши наступать стали. Всю прислугу, какая оставалась в доме, перебили. Чтобы, значит, опознать их не могли. - А отец? - Воюет, наверно, ежели не убитый, - передернул острыми плечами пацан. – Батя с красными ушел, когда в Самаре Комуч сделался. Мамка, дура, осталась – думала, добрая барыня Курлина ее в обиду не даст. - Имя, фамилию отца помнишь? - Извековы мы. Батю Василием крестили, а я Борька. - Найдем отца, если жив. - А я вас знаю, - вдруг заявил Борька. – Это вы белочехов из Самары вышибли. И жили в домишке – как собачья будка, а могли бы любой особняк на Дворянской занять. А вы взаправду будете моего батьку искать? Или вы это только так сказали, чтобы я из детдома не убег? - Буду искать и найду, живого или мертвого. - Тогда ладно, - вздохнул мальчишка, - везите в детдом. Ну как батя живой, может, даже партейный, а я тут - шпана шпаной. Зачем ему такой сын. *** - Союзнички переплюнули Осваг, - заметил Хлудов, помахивая французской газетой «Аэроплан». Передовица под заголовком «Новый русский вождь», украшенная большой фотографией Фрунзе, точно простреленная, пестрела кроваво-красными отчеркиваниями. Главком, вычитывавший верстку своей статьи для «Правды» о введении единоначалия в армии, поднял голову и моргнул от изумления: - Это я, что ли, новый русский вождь? Что за дичь? - Читай, читай! Пробегая глазами текст, Фрунзе пробормотал: - «Звезда Троцкого клонится к закату…». Гм… Уже разнюхали, нехорошо! Затем глаза у него округлились. - Здесь в самом деле так написано, или я перестал понимать французский? - С твоим французским все в порядке, - прикусив губу, чтобы не прыснуть со смеху, успокоил его Хлудов. – А вот с самими французами… На третьей минуте чтения грянул хохот. - Это уж даже не кокаин! Что там у них за вещества? В статье речь шла о том, что гениальная одаренность красного полководца объясняется его происхождением: отец – молдаванин, то есть прямой потомок древних римлян, а мать – воронежская крестьянка, наверняка не без примеси крови донских казаков. Так и было написано – «не без примеси»! - Коллекционная вещь, вырежу – и в рамочку, на стену! – ржал, именно ржал, помянутый полководец. Хлудов долго крепился, потом фыркнул – и тоже засмеялся. Михаил подумал, что за полгода знакомства видит его смеющимся впервые. *** - В конце мая у меня образуется несколько дней отпуска, - сказал Михаил, - поскольку Софья вернется не раньше середины июня, я планирую съездить в Ростов. Семен жеребят обещал показать, да и с арестованными по делу Ухтомского лично побеседовать не помешает. Поедешь со мной, попросим Семена свести тебя с владыкой Арсением. - Спасибо. Фрунзе, помолчав, спросил: - Я бы хотел яснее понимать твои намерения. Ты хочешь оставить службу? - Нет!.. Не хочу и не оставлю, - Хлудов запнулся и пристально посмотрел на собеседника, - …если только этого не потребуют интересы дела. Фрунзе удивленно взглянул на него: - Я же говорил тебе, что у меня полно проблем, но с тобой это никак не связано. - Говорил, но обстоятельства могут измениться. Может, до сих пор мое присутствие в твоем окружении было терпимо, а когда ты станешь третьим лицом в РККА – будет неприемлемо. Скажи, ты считаешь меня разумным человеком? - Нет, конечно, - с досадой ответил Фрунзе, - я дал допуск к секретной информации дурачку. Вероятно, потому что сам идиот. - Если ситуация сложится таким образом, дай мне знать. Я к этому готов. - Не то ты говоришь, - поморщился Михаил. - Не пытайся забрать у меня право выбора, я этого не люблю. - Ты сможешь принести огромную пользу России. Ради этого нужно жертвовать личным. И ты не имеешь отношения к тому, что я человек клейменый. Это моя вина. - Ты постоянно держишь это в голове? – с невольным ужасом спросил Фрунзе. - Есть вещи, забывать о которых еще хуже, чем делать их, – ответил Хлудов. – Я был бы худшим из негодяев, если бы не держал это в голове. Михаилу вдруг живо вспомнилось, как мать в прошлый визит Романа обняла его голову и спросила ласково: - Ромочка, дитятко, трудно тебе живется? - Нет, ничего, - пробормотал тот растерянно и как-то беспомощно, выражение его лица на миг стало совсем детским. Ворошилов часто смешил их с Семеном детскими гримасами – то губы надует, сам того не замечая, то рот приоткроет, то сделает брови домиком, - но чтобы Хлудов?.. В эту минуту он понял, отчего Роман заметно волновался каждый раз, приходя к ним в гости, - надо полагать, думал, не станет ли этот вечер в дружеском доме последним. И еще ему стало ясно, что Хлудов действительно живет с готовностью выйти вон отовсюду, каждую минуту готов отказаться от всего, что стало смыслом и содержанием его жизни, и сделает это без упреков и просьб, может, даже с благодарностью. Точно в ответ на его мысли, Роман сказал: - Я буду вечно благодарен тебе, никто другой не стал бы со мной возиться. Людей, проделавших тернистый путь от полного краха к новой жизни – и готовых вновь потерять все, что с таким трудом обрели, - считанные единицы. Ведь это – как, едва отстроившись после пожара, своими руками спалить новый дом. И какое самообладание! Какой поразительный человек! - Ну, Роман, с тобой не соскучишься, - сердито проговорил он вслух. – Что у тебя в голове? Хлудов ухмыльнулся: - Буденный мне как-то сказал: «Характер у тебя говно! Плюнут в рожу – дерешься, не плюнут – обижаешься!» - Очень образная и емкая характеристика. Дерись или обижайся, в любом порядке, но дезертировать я тебе не позволю. Фрунзе, прихрамывая, прошел от окна к письменному столу и обратно. - Насчет того, что надо жертвовать личным, - конечно, надо, но не так, как ты это понимаешь. Дзержинский спас сотни детских жизней, а его собственный сын скоро будет его спрашивать «Дяденька, вы кто?» - вот это и называется жертвовать личным. А тот, кто отказался от друга, предаст и свое знамя, и Родину. Такие поступки меняют человека, перекраивают его на очень глубоком, сущностном уровне, и он становится непригодным ни для какого доброго дела. Если я отравлю себя такой штукой, как предательство, яд проникнет во все, что я делаю. Хлудов промолчал. - Вернемся к текущим делам. Я утвердил твой список на награждение. Жилина-Дунайского представил к ордену Красного Знамени, - он, кстати, здесь, в госпитале, идет на поправку, потом поедет долечиваться в Крым. Политрук Амелин награждается именными часами, оперуполномоченный Бойко – бухарской шашкой, оперуполномоченная Фортус – верховой лошадью… - Михаил сделал паузу, - и ты, за успешное руководство операцией «Монастырь» и личную храбрость, проявленную в бою с белогвардейскими диверсантами, моим приказом награжден именным оружием – пистолетом «Вальтер» с памятной надписью. Награждение состоится завтра. Хлудов моргнул – с таким лицом переспрашивают: «Чо?» «Чокать», разумеется, он не стал – воспитание не позволило. Моргнул снова - и произнес, отчеканивая каждый слог, ясным твердым голосом: - Служу трудовому народу!