Все теперь без меня

Мне зелено вино, братцы, на ум нейдет. Мне Россия – сильно царство, братцы, с ума нейдет. (Песня) Соблюдающий правду и милость найдет жизнь, правду и славу (Притч. 21, 23) Заседание Политбюро, посвященное подготовке к международной конференции в Генуе, прошло в штатном режиме, не считая Троцкого, демонстративно читавшего французский роман и приветствовавшего Фрунзе словами «А вот и наш мистер Дешевая Популярность». В перерыве к Михаилу подошел Сталин. - Ну, дорогой, как тебе совет нечестивых? – спросил он, понизив голос. Его лукавые умные глаза смеялись. - Так уж и нечестивых! Пятьдесят на пятьдесят. Отличный процент, учитывая, что речь о большой политике. - А ты замечательно умеешь смотреть на людей как на завтрашних покойников. Посмотрел – будто мерку для гроба снял. - Ну, не мог же я сказать «Сам дурак». Сталин усмехнулся и сразу же погасил усмешку. - Мы же с Феликсом говорили тебе, что это уже невозможно терпеть. Ты просто не видишь это сокровище изо дня в день, как мы. А его давно пора закопать. - Насчет закопать - уговора не было, - возразил Михаил. - Да я фигурально. - Не люблю я фигуральных-то выражений. И категорически возражаю против «закопать». Кроме шуток, Коба, такие поступки отнимают удачу. - Капризная дамочка эта твоя удача. Моя не столь привередлива. Ну, не будем спорить, дорогой, поговорим после второго акта. Мы с Феликсом будем ждать тебя, твой шофер знает адрес. *** Конспиративная квартира была другая, на Пречистенке, а обстановка та же – и точь-в-точь такой же кувшин с вином на столе. Дзержинский, на сей раз не в штатском, а в привычной и очень шедшей к нему военной форме, начал с преамбулы: - Товарищи, мы не дети и отдаем себе отчет, что… - Устроили небольшой заговор, - усмехнулся Фрунзе. - Создали коалицию, - укоризненно поправил его Дзержинский. - Триумвират! – веско уточнил Сталин. Он по-хозяйски расположился в кресле с бокалом в одной руке и дымящейся трубкой в другой, что выглядело презабавно: точно царь со скипетром и державой. - Словом, мы пришли к соглашению, что будем совместно принимать решения и проводить их через Подитбюро, ЦК и СНК, используя полномочия и рычаги власти, которыми располагаем. Прежде чем мы перейдем к вопросу, ради которого, собственно, и собрались, предлагаю проверить нашу способность договариваться. - Возражений нет, - ответил Фрунзе. - Что ж, давайте порепетируем, - согласился Сталин. - Хорошо. Итак, вопрос касается арестованного патриарха Тихона. В настоящий момент, как вы знаете, он содержится под домашним арестом в Донском монастыре. На этот счет есть разные мнения. Существует точка зрения, что избранная мера пресечения слишком гуманна. Есть и другая, причем в недрах моего собственного ведомства, - освободить Тихона, и без охраны чекистов его моментально уберут агенты Савинкова или Кутепова, чтобы подставить нас. Одно покушение уже было, застрелили его келейника через окно, перепутав одного монаха с другим, и клянусь – это не наша работа. - Не сомневаюсь – слишком грязно, слишком топорно и к тому же безрезультатно. Полагаю, в вашем ведомстве есть специалисты по «несчастным случаям» и «естественным кончинам», - флегматично заметил Фрунзе. – И работают они так, чтоб два раза не ходить. - Ни одна контрразведка в мире не носит лайковых перчаток, - так же спокойно ответил Феликс. - Так вот, о Тихоне, - я буду настаивать на сохранении статус-кво. Только под охраной лично отобранных мной оперативников патриарх в относительной безопасности, а тюремное заключение может его убить, учитывая возраст, и это грозит нам серьезными репутационными потерями. Однако сторонники более жестких мер могут обратиться за поддержкой к Владимиру Ильичу, который крайне негативно настроен по отношению к реакционному духовенству. Прошу высказываться, товарищи. - Архиерей, призывающий паству воевать против собственного народа, находится в жестокой прелести*, - сказал Сталин, - и это признак полного расстройства духовной жизни и такого искажения нравственности, которое делает невозможным богообщение. - Если принять рабочую гипотезу, что Бог есть, - с тонкой улыбкой сказал Дзержинский. - Разведданные этого не подтверждают, но недостаточны и для противоположного вывода, - улыбнулся и Фрунзе. - Словом, подобный служитель Божий не вправе никого учить и ничего проповедовать. К пастве не выпускать, пускай, во-первых, посидит, во-вторых, тихо. А где именно посидит – тебе виднее, исходи из состояния здоровья и удобства обеспечения безопасности. - А ваше мнение, Михаил Васильевич? – обратился Дзержинский к Фрунзе. - Я против тюремного заключения, это негуманно, да и нецелесообразно по ряду причин. - В тюрьму не сажать, а что с ним делать? - Полагаю, ничего не делать, - пожал плечами Михаил, - сохранять статус-кво, как вы и сказали, Феликс Эдмундович. Дать Тихону «дозреть». Думаю, скоро он признает Советскую власть. Не безумец же он, чтобы отрицать действительность. - Безумец – не безумец, а молиться «о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея» по-прежнему отказывается наотрез, - усмехнулся Сталин. – Чем очень смущает верующих. - Это его личное мнение, не совпадающее с мнением товарища Иисуса Х., - в тон ему ответил Фрунзе. – Товарищ Иисус зрит в корень и не обижается на хулиганские выходки шкодливых комсомольцев. - Тогда переходим к повестке дня, - взглянув на часы-браслет, сказал Дзержинский. – А повестка такова… Михаил Васильевич, вам удобно? Не упадите со стула, мы-то с товарищем Сталиным уже… - Ох…ли, а потом частично вых…ли обратно, - неожиданно перебил его Сталин. – Не полностью. Ругался он редко. - Две недели назад мы накрыли в Москве подпольную троцкистскую типографию. А вот, извольте радоваться, - сказал Феликс, открыв какую-то папку, - вот что пишет в ЦК гражданин – он нам уже не товарищ - Антонов-Овсеенко: «Если вы замахнетесь на Троцкого, за него встанет вся Красная армия и призовет к порядку зарвавшихся вождей». Это же прямая угроза военного переворота. - Ну, он немного преувеличивает, - сухо ответил Фрунзе. – Бившие со мной Колчака, басмачей, Врангеля и Махно – пойдут за мной, а это больше половины. Буденного «братишками»** не испугаешь. - Но какова наглость! – на впалых щеках Дзержинского выступил гневный румянец. - Наглость не всегда второе счастье. Иногда, напротив, большое несчастье и большая глупость, - спокойно заметил Сталин. – Благодаря этой глупости мы знаем, что медлить нельзя, нужно действовать. В конце текущего года ты станешь заместителем Троцкого в наркомате и РВСР***, а в следующем – займешь его место. - А Склянского куда девать? Мы же договорились никого не закапывать. Дзержинский и Сталин переглянулись. - Да он сам себя закопал, сука. Проворовался, причем в бриллианты лапу запустил, в Гохран, - сказал Сталин. - Гохран – это серьезно, - ответил Фрунзе, хмуря брови. - Но это нужно доказать. - Вот, ознакомьтесь, - Дзержинский положил на стол пухлую папку с грифом «Сов. секретно». В течение четверти часа Фрунзе просматривал содержимое папки. По его лицу ничего нельзя было прочесть, и знавшие его сказали бы, что это вернейший признак бешеного гнева. Что ж, - проговорил он наконец, и его глаза словно выцвели, превратившись в два острых осколка льда. - Снимаю все возражения по поводу Склянского. Исчислен, исчислен, взвешен, найден слишком легким****. - Тогда вношу предложение, - сказал Сталин. - Бриллиантовый вор в числе первых лиц государства – это скандал; арест, суд и огласка невыгодны для нас. Сделаем так. Я подброшу Склянскому информацию о готовящемся аресте, а ты, Феликс, дашь ему сбежать. И пустишь по следу скорохватов, с приказом бесшумно удавить гниду где-нибудь в Швейцарии*****. - Согласен, - кивнул Дзержинский. Сквозь утонченный облик шляхтича на миг снова проступил татарский мурза, сделавшиеся узкими и раскосыми глаза опасно блеснули. - Согласен, - твердо сказал Фрунзе. Сталин с любопытством взглянул на него: - Кто поймет тебя, дорогой? Что за мысли в твоей голове, когда ты говоришь «Пусть умрет» или «Пусть живет»? - Нетрудно понять, - усмехнулся Михаил. – Я спрашиваю себя, готов ли сам убить, потому что жить такое не должно? И если да, готов – подписываю приговор или отдаю устный приказ без номера… Однако, товарищи, мы с вами считаем без хозяина. Склянского Владимир Ильич защищать не станет, а за Троцкого, может быть, и вступится. Как быть с этим? - Не беспокойтесь, - сказал Дзержинский. – Эффектно свергать Троцкого никто не собирается. Как только вы примете дела, мы его выдавим, изолируем, отстраним, например, под предлогом болезни. А через полгода снятие со всех постов станет просто констатацией фактического положения дел. - Болезни?.. Да на нем пахать можно. Мне бы такое здоровье. Дзержинский выразительно развел руками, как бы намекая, что здоровье военного министра – дело государственное. - Троцкий истерик, он хорошо чувствует себя только в центре всеобщего внимания. Если изолировать его, он будет морально уничтожен. - А лучше бы физически, - с сожалением покачал головой Сталин. - Твой ответ по-прежнему «нет»? - Нет. Я в спину не бью. - Все это прекрасно, благородство и все такое, - сказал Сталин, раскуривая трубку. – Но, надеюсь, ты понимаешь, что он-то попробует убить нас всех? - Мы же не дети, как выразился присутствующий здесь товарищ Дзержинский, - невозмутимо ответил Фрунзе. - Причем специалисты по «несчастным случаям» у него тоже найдутся. В том числе и в твоем ведомстве, Феликс. - Без сомнения, - сухо подтвердил тот. – Я знаю этих людей, наблюдаю за ними, но вычистить не могу, пока их покровитель у власти. - Да, чистка понадобится. В армии этого дерьма тоже хватает, - угрюмо согласился Михаил. И мельком глянул на часы – Туманский просил вылететь до полуночи, поскольку утром над Харьковом ожидалась болтанка. - Так что же остается, братья? – с веселой злостью в глазах спросил Сталин - и сам же ответил, тряхнув кудрявой головой: - Пройти через огонь, сразиться и победить! - Мы пройдем через огонь, - сказал председатель ОГПУ и принял у него бокал. – Мы знаем, ради чего все это. - Теперь уже некуда отступать, - согласился Фрунзе и взял другой. - Мы сделаем это вместе, - сказал Сталин. - Вы когда-нибудь переходили вброд горную речку на стремнине? Ее можно перейти только цепью, держась за руки, – иначе течение собьет с ног. *** Дзержинский остался на конспиративной квартире, где, по-видимому, собирался встретиться с кем-то еще. Сталин поехал провожать Михаила на аэродром. Когда «форд» остановился у белеющей в сумерках громады «Ильи Муромца», Сталин прозрачно намекнул Максиму, что у него десять минут на перекур. Когда юноша, понятливо усмехнувшись, вышел из машины, он сказал: - Феликс давно советовал присмотреться к тебе, говорил – вот тот, кто нам нужен. А я сомневался: один Бонапарт у нас уже есть, не приобрести бы второго. И знаешь, когда я с Феликсом согласился? Когда ты выбрал себе награду. Было очевидно, дорогой, что золотое оружие за Врангеля – это несерьезно. Спасение социалистического Отечества от еще одной военной зимы заслуживает большего. Мне было интересно, чего ты попросишь. Императорский дворец в Ливадии в личное пользование? Поместье Фальц-Фейна с зебрами и антилопами в качестве дачи? - Мне что, делать нечего? – прервал его изумленный Фрунзе. - Ты попросил о жизни противника. Это было достойно. Я подумал: какой же ты союзник, если такой враг?.. *Прелесть - богословский термин, обозначающий самообман, которому человек поддается не без участия демонических сил. **матросы, которые охраняли Троцкого. ***В моей альтернативной реальности ключевые события происходят с опережением примерно на год: покаяние патриарха Тихона - в 1922-м, а не в 1923-м, смещение Троцкого со всех постов - в 1923-м, а не в 1924-м, и разгром троцкистов большевиками-государственниками - еще при жизни Ленина, не позднее 1923-24 годов. Вследствие этого - и того, что Фрунзе и Дзержинский образуют со Сталиным фактический триумвират - история СССР развивается иначе, с меньшим количеством тяжелых кризисов: нет выхода из-под контроля ОГПУ-НКВД, как это произошло в нашей реальности из-за смерти Дзержинского и убийства Менжинского, РККА возглавляет гениальный Фрунзе, а не "крепкий середнячок" Ворошилов, меньше злоупотреблений при коллективизации, совершенно другое начало Великой Отечественной войны, без отступления до Москвы, Киевской и Ржевской катастроф. В общем, я так долго агитировала подругу-писательницу написать альтернативную историю по этому сценарию, что написала ее сама. ****Мене, мене, текел, упарсин - огненные слова, начертанные рукой ангела и предрекшие смерть царю Валтасару. *****Склянского утопили. В Америке.