Все теперь без меня

Не пора ли застрелиться, Господин штабс-капитан? (А.Розенбаум) Ничего личного Ноябрь 1921 года, бухта Золотой Рог, яхта «Лукулл», которая служит резиденцией главнокомандующему разбитой Белой армии барону Врангелю. Кают-компания, убранная скромно и дорого. Врангель в неизменной черкеске с газырями ходит и ходит по периметру, как тигр в клетке. Начальник штаба Шатилов – Павлуша, как ласково называл его Врангель – положил перед ним свежую французскую газету. Передовица гласила: «СЕНСАЦИЯ: БЕЛЫЙ ГЕНЕРАЛ СДАЛСЯ БОЛЬШЕВИКАМ» и была дополнена большой групповой фотографией. - Это совещание командиров в ставке главкома Украины и Крыма. Повестка – ликвидация бандитизма на Украине. Смотрите, Петр Николаевич, вот этот бритый здоровяк – Котовский, усач – Буденный, рядом Ворошилов, это Кутяков, Эйдеман, Авксентьевский, а это - сам Фрунзе. А это - он?! - Без сомнения, - сквозь зубы процедил Врангель. – «И ходят их головы кругом: князь Курбский нам сделался другом!» Вдруг он хватил кулаком по столу: - Почему, черт возьми, они его не расстреляли?! - Он еще покажет им себя, - попытался успокоить друга Шатилов. – Хлебнут лиха с этим сокровищем, которое не догадались вовремя закопать. - Мда, в очередной раз удивили «товарищи». Не перестают удивлять. - Один особенно, - заметил Шатилов. – Фрунзе. «Монитор» пишет, что он лично ходатайствовал перед Совнаркомом об амнистии. - Рыцарь. И самое-то смешное, Павлуша, что он на самом деле таков. Сэр Галахад Семиреченский. Врангель вновь стремительно зашагал по кают-компании, полы черкески развевались. - Павлуша, нужно принять меры к дискредитации нашего «друга». Ничего личного. Большевики используют его в пропагандистских целях, наш долг этому помешать. - А в чем, кроме бессудных расправ с большевиками и сочувствующими, его можно обвинить, Петр Николаевич? В частной жизни он безупречен. Не поверят. - Я же не предлагаю приписать ему оргии или казнокрадство. Нужно организовать ряд публикаций в прессе, из которых следовало бы, что он давно психически болен и к красным перебежал, будучи сумасшедшим. Намекнуть на морфий, кокаин… И знаешь что, Павлуша? Разыщи в Константинополе Чарноту, эти два дебошира были друзьями. Пообещай ему возвращение генеральского звания за встречу с журналистами, которую я организую. Пусть засвидетельствует, что Хлудов кокаинист... или морфинист… ну неважно. Тяжелое ранение, нестерпимые боли. Никакого осуждения, только искреннее сожаление о печальной участи когда-то образцового офицера. Врангель долго всматривался в снимок. И чего этот Фрунзе улыбается как идиот, когда остальные надувают щеки? Хотя, с другой стороны, что ему, плакать, что ли? Победитель… Физиономия Хлудова на фото была непроницаемой, но Петр Николаевич знал бывшего подчиненного достаточно хорошо, чтобы понять – тот малость не в себе от происходящего и с трудом осознает, на каком он свете. Главнокомандующего снова охватил гнев. - Сукина КрымЧека! Такие же бездари, как моя контрразведка! Не могли его шлепнуть прежде, чем вмешался этот заигравшийся в рыцарство большевистский Скобелев! - Россиюшка, - развел руками начштаба. – Никто работать не хочет!