Руками человека

Свет в просторной комнате, сочетающей в себе спальню и кабинет, был уже приглушен. Окно лишь отражало размытые силуэты домашней обстановки. Шум портового города стих, был слышен только изредка завывающий ветер. Ли Юэ спал. В этом теплом свете ламп Чжун Ли склонился над столом и был полностью поглощен осмотром небольших осколков полуночного нефрита. Он перебирал их в руках, тщательно сравнивал на весах, с интересом рассматривал под крупной лупой, не упуская ни единой трещины или царапины. Чжун Ли всегда ответственно и скрупулезно подходил к выполнению рабочих обязанностей, используя все свои знания, потому, несмотря на внушительные траты, всегда ценился на своем месте. Немного поодаль от стола, за которым расположился Чжун Ли, в постели, нелепо укутавшись в одеяло, лежал Тарталья. И все его расписание было занято кучей поручений. Несмотря на легкость, было их не мало, а изрядная простота и однообразие лишь сильнее раздражали Предвестника, который предпочел бы куда более серьезные и масштабные миссии. – Почему не идешь спать? Уже достаточно поздно, – Тарталья поднялся на локтях, пытаясь сфокусироваться на Чжун Ли сонными глазами, – ты с этими камнями действительно как дракон над сокровищами. – Мне необходимо закончить с оценкой этих осколков нефрита до конца недели. Требуются образцы высочайшего качества для использования в оформлении одного из текущих заказов, – он оторвался от работы и посмотрел в сторону кровати. – В любом случае, я не испытываю нужды во сне. Тарталья с недовольным цоканьем отвернулся, еще сильнее закрывшись одеялом. – А вот тебе стоило бы уже спать. Завтра у тебя ранний подъем, ведь дел все еще много, и они не терпят отлагательств. Помимо этого, сегодня ты явно не жалел себя и сделал сверх меры, а значит тебе необходим отдых. – Не хочу решать эти дела, – язык его заплетался, сонливость отражалась уже и в голосе, – хочу просто остаться. «Он же сейчас просто капризничает?» – Вот бы время просто остановилось... Чжун Ли отвлекся от своего занятия, откладывая драгоценные камни. Он подошел к кровати и, сев на ее край, заботливо погладил Тарталью по спине через одеяло. – Не стоит бояться хода времени. Человеку необходима его личная летопись. И, пока ты мне позволяешь, я буду рядом до самого конца. – Чьего конца? Пусть ответ и был очевиден, но это прозвучало так прямо, что Чжун Ли пребывал в растерянности и не мог ничего сказать. – Не совсем понимаю, что ты... – не найдя слов начал он, понимая, что пауза слишком затянулась. Но тут же замолчал, услышав мирное сопение. «Хах, – выдохнул он с легким облегчением. – Уже уснул». Чайльд мирно спал. По его позе нельзя было разглядеть в нем солдата на чужбине: уж слишком он расслаблен и неосторожен, а сон чересчур крепок. «Неужели нахождение со мной дает ему такой комфорт?» Чжун Ли не растерял тяги к жизни за столько тысячелетий. Не к своей, а к чужой. Как завораживает тихое наблюдение за буйством коротких жизненных циклов смертных, которые без остановки сменяются один за другим. Одни создают небольшие уютные истории, другие – монументальные романы. А порой даже легенды, которые останутся на устах людей на целые века. Какую же историю оставит в памяти Чжун Ли этот юноша?

***

Тучи укрыли небо. Прохладные капли, отбивая новый ритм, упали на землю. Как и подобает весеннему дождю, он будто бы радостно пел, смеясь над тем, что забрал у людей солнце, но при этом обещая вскоре вернуть его теплые лучи. Аккуратно пытаясь обходить лужи, Чжун Ли шел к оговоренному месту. Эта встреча была спланирована и имела деловую подоплеку, но мужчина все равно испытал приятный восторг, когда заметил небольшую фигуру, стоящую под зонтом. Подойдя ближе к Ху Тао, он услышал, что та, качаясь с пятки на носок, тихо, закрыв глаза, напевала знакомую мелодию. И под аккомпанемент из дождя, песня эта звучала так невинно и меланхолично, что мужчине потребовалась некоторая, как ему показалось, наглость, чтобы прервать девушку. – Госпожа Ху Тао, нам пора. Тишина, а затем улыбка и простой ответ. И вот они уже вместе идут, находя укрытие от холодных капель под зонтами. Заниматься делами похоронного бюро невероятно хлопотно. Но даже среди этих дел находятся такие, которые радостно отзываются в сердце Чжун Ли. К примеру – эти еженедельные походы с Ху Тао по городу. Дело в том, что госпожа Ху Тао доверяет окончательную проверку поставщиков только себе, а Чжун Ли берёт за компанию, а также для того, чтобы он со всей своей тщательностью и дотошностью рассматривал предлагаемые купцами товары и материалы. В Ли Юэ о Чжун Ли ходит неплохая слава, а значит риск Ху Тао быть обманутой сводится к минимуму. Зачастую на этих встречах они затевают философские споры, соревнуются в мастерстве слова, и иногда проверка поставщиков уходит на второй план. Вот и сейчас Чжун Ли замечает, как Ху Тао морщит нос – верный признак того, что она хочет что-то сказать. Что же, лучше приготовиться. – Наша работа связана со смертью. И наша обязанность не только проводить в его последний путь, но и дать спокойствие близким, которые безвозвратно потеряли дорого человека. Как же найти утешение для этих людей? – Главное не встреча с почившим. Ведь то лишь для краткого личного успокоения. Куда ценнее осознанное принятие опыта предков, которые старались на благо будущего и с гордостью нести их достояние. Чтобы уже после себя оставить красивый отпечаток истории, свои мудрость и достижения. – А что остается мне? Даже зная о возможности встречи на пересечении миров живых и мертвых, мне не удалось увидеться с дорогим человеком. Чжун Ли хотел было ответить, но вдруг заметил, что Ху Тао уже начала погружаться в себя, а лицо ее стало неестественно серьезным. Да, она любила философские размышления, но все же оставалась ребенком. И чтобы развеять образовавшееся смятение, он предложил девушке петь дальше. – Я был бы признателен, продолжи вы свою песню. Методичный напев звучал до первых солнечных лучей, прерванный радостным восклицанием Ху Тао: – Какая красота! Она указала куда-то в небо. Проследив за ее рукой, Чжун Ли увидел, как яркой аркой на уже чистом небе простиралась радуга. Земля притягивала к себе блестящие капли и те послушно скатывались с крыш и приземистых растений, рассыпаясь тихим всплеском. Ху Тао неряшливыми размашистыми движениями отряхивала свой зонт. Выглядело это так, будто для нее это было необычайно веселым занятием. В воздухе пахло свежестью, а шум воды сменился щебетанием птиц. Дождь закончился.

***

Очередные мелкие банковские дела привели Тарталью в Ли Юэ. Желая поприветствовать Чжун Ли, он направился прямиком в Ритуально Бюро. Но там его он не застал, а лишь узнал от подозрительно приветливой хозяйки, что у консультанта взят отгул и искать его стоит в личной мастерской, расположение которой она точно так же любезно сообщила. Про себя Тарталья удивился такому исходу событий, учитывая, что по словам самого Чжун Ли, тому не требовался отдых, а значит и брать отгулы было незачем. С другой стороны, учитывая его же высказывания о том, что он предпочитает праздный образ жизни, внезапные порывы к развлечениям в середине рабочей недели не должны быть чем-то необычным. Мастерская представляла из себя небольшой прямоугольный домик, дверь которого часто оставлялась открытой. На улице у входа в самодельных горшках различной формы были посажены цветы, и вид их сразу говорил о тщательном хозяйском уходе. – А ты не скучаешь, – ведомый любопытством, Тарталья вошел внутрь. Чжун Ли был занят проверкой своего инструментария: расставлял краски и кисти, промывал инструменты. Гончарное дело стало одним из его множественных миролюбивых хобби, которыми он обзавелся после своей своевольной отставки. – Ох, ты уже прибыл в город? – не отрываясь от процесса сказал Чжун Ли. – Мне следовало тебя встретить. Тарталья проигнорировал эту фразу и принялся разглядывать многочисленные детали мастерской. Габаритная печь для обжига была частично украшена росписью. Очевидно, что предстоит еще долгая работа по ее оформлению. В углу рядом с ней он заметил невысокий стеллаж с уже готовыми работами, которые заинтересовали его больше всего. Мастерская была совсем мала, потому он без труда за пару шагов достиг своей цели. Изделия поражали вниманием к деталям и общим изяществом исполнения. Даже совершенно не разбираясь в гончарном деле, можно было назвать это работой настоящего мастера. И во всем роскошном разнообразии, за небольшим чайничком, он приметил небольшую стайку птичек-свистков, сделанных скорее всего забавы ради, а не с целью оттачивания мастерства. Они были выполнены искусно, но безусловно уступали в помпезности богато украшенным росписью вазам и сервизным наборам. Кроме того, в этой компании рябых керамических пернатых был совершенно не вписывающийся элемент: свисток в форме кита, покрытый темно-синей краской. Тарталья, желая тщательнее осмотреть, потянулся к нему, аккуратно обхватывая пальцами. Несмотря на всю осторожность, фигурка предательски выскользнула из рук и, ударившись о выступ печи, разбилась, разлетаясь по деревянному полу. – Я… – начал было оправдываться Чайлд, словно нашкодивший ребенок. Он быстро поднял осколки с пола, неумело стараясь приладить один срез к другому, будто это могло бы ее восстановить. Чжун Ли на секунду отвлекся от инструментов, посмотрел на разбитую фигурку и усмехнулся. – Положи на место, – он продолжил заниматься инструментами, никак не беспокоясь об утрате. – Кстати, не хотел бы сам попробовать? – Лепить? Не думаю, что у меня что-то выйдет, – Тарталья вернул остатки фигурки на полку и неловко провел рукой по волосам. – Как ты понял, я не очень ловок в делах, требующих кропотливой работы руками. – Не надо думать о том, что выйдет. Никто не создаст идеальный сервиз с первого раза. Обращай внимание на процесс, – Чжун Ли закончил с мытьем инструментов и повернулся. – У меня есть подготовленный кусок глины. – Порой ты чересчур настойчив. Чжун Ли лишь улыбнулся, указав на фартуки, висящие у входа, пройдя через мастерскую к гончарному кругу. Он взял заготовку и грубым движением разместил на рабочей поверхности. – Садись, я все покажу, – Чжун Ли в полной расслабленности занял свое место, похлопывая боком своей ладони по ноге, стараясь не сильно пачкать свой фартук. Такая аккуратность по идее не имела особого смысла, ведь фартук на то и нужен, чтобы можно было его замарать. Тарталья туго завязал один из сменных фартуков и подошел к Чжун Ли, устраиваясь на стуле между его ног. Поза эта не то, чтобы приносила дискомфорт, но совершенно точно смущала. – Думай об этом как о медитации, расслабься, – произнес Чжун Ли почти в самое ухо, а затем покрыл чужие ладони своими, берясь за глину. – Вот так, давай начинать. Самое начало работы состояло из постоянного преобразования непонятной массы, на ощупь напоминающей Тарталье обычную мокрую грязь, из формы в форму, добиваясь «той самой» консистенции, о которой все твердил Чжун Ли. «Материал и руки мастера должны быть…» – Чжун Ли почти шептал, голос его казался все более далеким, сконцентрироваться и воспринимать множественные наставления становилось все сложнее. «…только из правильного, во всех отношениях, союза воды и глины получится…» – Чжун Ли особенно сильно надавил на руки Чайльда, стараясь скорректировать будущее изделие. Манипуляции с руками Тартальи со стороны консультанта, с постоянными фиксацией, надавливанием, захватами и прочими мелкими направлениями движений под очередным предлогом обучения, имели совершенно обратный эффект. – Не держи руки на весу, не первый раз повторяю же. И может стоит закатать рукава еще выше? Чтобы не пачкать рубашку. – Нет, – Чайльд слегка отклонился от Чжун Ли, пытаясь смахнуть его руки; его пребывание в тягучем забвении резко прервалось. – Что случилось? Я лишь забочусь о твоем костюме. Понимаю, для тебя испачкаться — пара пустяков, но зачем создавать себе лишние хлопоты? – Не в этом дело. Тарталья вновь дергает рукой, и Чжун Ли замечает короткую, длинною всего в пару сантиметров, белесую полоску. И все становится ясно. – Шрамы — это не то, чего воины обычно стесняются. – Да, но они подчеркивают мою нерасторопность в битвах. Каждая такая отметина — мой зримый недостаток мастерства. Перед тобой и твоим идеальным телом без единого изъяна, эти отметины — настоящий позор для меня как солдата. – Гончарное дело уже достаточно давно меня увлекает. И помимо создания чего-то нового, зачастую требуется нечто и восстановить. Однажды мне понадобилось реставрировать дорогую моему сердцу небольшую вещицу. Изучая различные техники, я узнал о существовании в Инадзуме искусства «золотого ремонта». В этом способе используется золотой порошок, который лишь обращает внимание на образованные трещины. – И как создание золотых заплаток на разбитой посуде связано с моими шрамами? – Философия этого искусства заключается в том, что трещины и прочие изъяны, отражают индивидуальную историю предмета, потому являются его неотъемлемой частью и не должны скрываться. – Чжун Ли провел пальцами по тонким полосам на руках Тартальи. – Наоборот, это следует подчеркивать и гордиться. Забавно, что нечто восхваляющее изменчивость жизни, зародилось на Родине Вечности. В мрачных глазах отразилась уверенность. Они просидели так больше часа, и к концу работы Тарталья понял, что не особо то и обращал внимание на процесс лепки, постоянно отвлекаясь на самого Чжун Ли. Вылепить что-то дельное не удалось. И в чем тогда был смысл? – Мне кажется, что я лишь перевел тебе материал, – Тарталья разочарованно вглядывался в получившуюся посудину. – Не так уж и плохо, – Чжун Ли же наоборот выглядел довольным. – Теперь осталось лишь засушить, замыть, залощить, обжечь в два подхода… – но заметив, как взгляд «соавтора» все больше становился туманным и растерянным, он быстро исправился, – это уже возьму на себя и не буду более мучать. – Ты должно быть шутишь... И теперь это нелепое изваяние, пытающееся быть не то вазой, не то горшком, гордо стояло на полке вместе с изящными изделиями, вышедшими из-под рук Чжун Ли.

***

Накрывая задремавшую за рабочим местом Ху Тао теплым шерстяным пледом, Чжун Ли ясно увидел в ней одинокого ребенка, который вынужден был слишком рано повзрослеть. Такое наивное и трогательное чувство к осиротевшему подростку. И такое человечное. Потом он с легкой улыбкой выслушивал шуточные возмущения гробовщицы о том, как же она терпеть не может колючие вещи, и как нахально он поступил, вторгаясь в личное пространство юной девушки. Но легкий румянец выдавал то, насколько ей приятна и важна эта забота. Желание защищать окутало его сердце. Но если раньше оно распространялось на целый народ, отныне было зациклено на определенных людях. На тех, кого Чжун Ли лично знал. Их голос можно услышать, к ним можно прикоснуться. О них хотелось заботиться. За них хотелось отдать жизнь. Или же достаточно ее просто прожить с ними? Он был молчаливым созидателем. Олицетворением гаранта покоя и надежности для Ли Юэ. Сейчас же он был той самой небольшой жизнью, одной из множества, за которыми он раньше отдаленно наблюдал. Слишком близко подошел к людям. Ему захотелось начать стареть. Чувствовать смертность в своем лживом теле. Он пожелал себе умереть в один день. Горячий чай из любимых трав, выпитый за прослушиванием сказителя. Затяжные беседы о прошлом с людьми, которые это самое прошлое никогда не видели. Приятная теплота от прикосновений, дразнящая кожу, когда ты спишь в обнимку с любимым человеком. Само его существо как Архонта с каждым днем растворялось в шумной толпе. С каждым прикосновением и показанной эмоцией божественное присутствие тихо покидало гавань уже окончательно, по-настоящему освобождая ее из пелены надзора. И у всех историй было свое завершение. И Чжун Ли избрал свой счастливый финал.