Я тебе не враг

Когда я прихожу в себя, то не могу понять, где нахожусь. Перед глазами сплошная тьма, во рту жутко сухо, а в глотке першит. Голова ужасно сильно болит, буквально раскалывается на части. В области лба непонятное жжение и некое чувство, будто мою кожу что-то стягивает. Я заторможено моргаю, пытаюсь сфокусировать своё зрение, чтобы зацепиться за любые очертания во тьме, чтобы понять, где я нахожусь. Но вокруг слишком темно, словно в этом пространстве нет ни единого источника света, нет окон, словно здесь нет ничего. Всё тело кажется мне жутко тяжелым, малейшее движение отдаётся болевыми спазмами в каждой его части. Твою мать… Что произошло? Я помню прогулку по окраине леса Демиона. Помню…Помню пробирающий, до ужасающей дрожи во всём теле волчий вой. Волки… В Демионе нет волков. Нет. Их немногочисленные стаи перебили во время войны. После воя… Погоня. Я помню погоню. Помню удары массивных лап по земле. Помню клацанье острых зубов и рык дикого зверя. Падение. Я помню сильный удар и падение на холодную землю. Кажется волк догнал меня, и, судя по тому, что я сейчас здесь, и я всё ещё жива, он не стал убивать меня. Ему приказали отступить. И зверь послушался приказа. Я точно помню, как некий голос приказал животному отступить. Особый вид диких волков, которые обитают за границами Демиона, почти на всей территории Моароса, не поддаётся приручению и дрессировки. Для человека. Но если ты…Если ты оборотень, то целая стая диких волков может лечь к твоим ногам. Только зверь может контролировать и находить контакт с другим зверем. И если волк послушался приказа… Это значит лишь одно — на территорию Демиона ворвались оборотни. И сейчас, я у них в плену. Осознание этого факта ударяет по мне беспощадно, словно опрокинутая ёмкость с холодной водой. В сознании воет тревога, красная лампочка мигает, всё кричит об опасности. О приближении скорой смерти. Ведь каждый знает, что оборотни не щадят людей, точно так же, как и люди не щадят оборотней. Взаимная ненависть течёт в жилах обоих рас и отравляет сознание. Заставляет отбрасывать в сторону человечность и любые моральные устои. Она утягивает на дно, туда, в вязкий дурно пахнущий ил, туда, откуда нельзя выбраться. Ненависть прописывает в сознании каждого лишь одно кредо: «Увидел врага — убивай без жалости». В воздухе летает запах сырости, смешанный с запахом древесины. Давящая тишина позволяет мне услышать бурный ритм моего сердца, которое, кажется, норовит переломить мою грудную клетку. Страх. Он меня в свои цепи заковал, удавку на шею набросил и теперь душит. Я слышу своё шумное дыхание, которое эхом во тьме отдаётся. Мерзкое и ненавистное чувство беспомощности вновь просыпалось внутри меня. Нервно сглотнув, я опираюсь руками на что-то мягкое, скорее всего это матрас или нечто похожее на него, и привстаю. Тот факт, что я лежу на чем-то мягком, а не на холодном полу, уже большая удача. Это не успокаивает меня, нет, но это начинает наводить на определенные догадки. Я сажусь, шиплю от режущей боли в области лба, вытягиваю руки, при этом игнорируя ноющие мышцы, и пытаюсь нащупать другие предметы, что угодно, что могло бы мне помочь понять, где я нахожусь. Когда рука натыкается на нечто твердое и полукруглое, я понимаю, откуда взялся запах сырости и древесины. Стены этого помещения сделаны из дерева. Кончиками пальцев я провожу по стене и ощущаю характерную текстуру, присущую деревянным изделиям. Я помню ее с тех пор, как помогала отцу делать себе домик на дереве. С того момента прошло много лет, но воспоминания всё ещё были со мной. И сейчас они помогли мне. Но, увы, они не спасли меня. Нет. Клетка. Я чувствую себя, словно пойманная хищником жертва, которую отправили в клетку до наступления рокового момента, когда жертву в качестве десерта хищнику преподнесут. Паника подступила к горлу комом, я с трудом сглотнула, стараясь прогнать прочь мысли о долгих и мучительных пытках, и смерти. Я не привыкла молиться, но сейчас, я готова взывать к Квиллиан, чтобы она спасла меня. Или просто сохранила мне жизнь. Ведь… Ведь может случится так, что оборотни оставят меня в живых, чтобы сделать из меня прислугу или ещё хуже, чтобы медленно и мучительно пытать меня. Наслаждаться моей агонией… От огромного количества вопросов в моей голове, которые переплетаются между собой, образовывая одну большую вязкую жижу, мне хочется кричать. Подгоняемое страхом, чувство беспомощности начало расти в моей груди и захватывать сознание. Убийственная комбинация, накрывающая меня с головой, словно лавина. Знают ли мои родители о моём похищении? Выжил ли хоть кто-то из охраны? И профессор… Выжил ли профессор Клифвуд? Я надеюсь, что он выжил. И что сейчас он в безопасности. А я… Я не знаю почему я здесь, и для чего оборотни похитили меня, но факт остаётся фактом. Сейчас я не в Демионе, я за пределами стены, и единственный, кто может защитить меня — я сама. Не время сейчас поддаваться страху, если я хочу выжить и сбежать, я должна сохранять свой рассудок холодным. Внезапно тишину вокруг нарушил приглушенный звук шагов и скрип, больше похожий на скрип старых деревянных полов. Я напряглась, взывая к своему внутреннему чутью, я стала судорожно вспоминать тренировки с генералом Эндерсем. Прошло много времени с тех пор, как я тренировалась. Но я надеялась, что моё тело помнит хоть что-то, хоть какие-нибудь приёмы, которые помогут мне сбежать, или отсрочить смерть на некоторое время. Раздался звук защелки замка, я вздрогнула, приказывая пульсирующему внутри страху заткнуться, и резко закрыла глаза, когда внезапная вспышка яркого света ослепила меня. От резкой смены освещения в глазах неприятно резало, из-за чего я оказалась в уязвимом положении. Я выдыхаю сквозь сжатые зубы, чувствуя пульсирующую боль, которая под моей черепной коробкой долбится. Шрамы на бедре начали гореть, словно нечто пыталось прорвать рубцовую кожу и выйти наружу. Как же больно. — Пришла в себя? Отлично. Меньше возни с тобой будет, — раздался незнакомый мужской голос. И от этого голоса моя кожа мурашками покрывается. Грубый. Низкий. Неприятный. Я чувствую странный запах хвои и грецкого ореха. Волна дрожи проходит вдоль моей спины, страх в груди начинает сжимать меня в свои стальные объятия и в барабаны бить. Вся моя сущность буквально вопит от ужаса. Приоткрыв глаза, я вытягиваю правую руку в перед, закрываю ладонью источник яркого света, и моргнув несколько раз, открываю глаза. На то, чтобы приспособиться к ослепляющему свету, у меня ушло несколько минут. И в течение этих минут, наполненных забвенной тишиной, никто не спешил наброситься на меня или разорвать на куски. Нет. Мужчина словно ждал, пока я привыкну к свету. Спустя несколько минут, я наконец-то убираю руку и моргаю несколько раз, прежде чем поднять голову и увидеть то, где я нахожусь. Помещение, точнее небольшая комната, и правда сделана целиком из дерева. И здесь нет ни одного окна. Нет. Стены комнаты выглядят настолько старыми и ветхими, в нескольких местах я вижу плесень, что кажется, будто один громкий звук или толчок может снести эту комнату. Отвратительно. В комнате есть одна небольшая кровать, на которой я и оказалась, небольшой столик рядом, и старый, лопнутый умывальник на стене. Это помещение и правда похоже на клетку. Еще одна важная деталь, которая более менее успокоила меня — моя одежда, за исключением пальто, всё ещё на мне была. Мой взгляд натыкается на высокого мужчину, который стоит в дверях комнаты, с металлическим подносом в левой руке, другой рукой он опирается на дверной косяк. Я нервно сглатываю, когда мои глаза встречается с пронзительным, уничтожающим взглядом. Его глаза цвета гранита выглядят устрашающе, они наполовину скрыты нахмуренными темными бровями. Лицо мужчины имеет жестокие черты: квадратный подборок, острая линия челюсти и скул. Слегка вздёрнутый нос, достаточно тонкие линии губ, которые тот растягивает в зловещей ухмылке, демонстрируя мне белоснежные ряды зубов и удлиненные верхние клыки. Сине-чёрные удлинённые волосы спадают на лоб мужчины, и шею. Я вижу несколько шрамов на его лице: один начинается ото лба, огибая глаз, он заканчивается возле носа. Другой поперек рта. А третий возле виска. Шею мужчины, как и кисти рук, покрывает татуировка с неизвестными мне символами. Которые больше похожи на старые, давно забытые руны. На нём чёрная водолазка, без ворота, и идентичные по цвету штаны карго. Тело мужчины рельефно из-за огромного количества накаченных мышц. Весь его внешний вид буквально вопит о том, что он хищник. Зверь, готовый разорвать жертву голыми руками. Его аура настолько мощная, что из меня словно весь воздух выбивают. От него исходит черная тень, ненасытная и беспощадная. Видеть оборотня на картинках, читать о них в книгах и слушать рассказы одно, но видеть их своими глазами — совершенно другое. Я ошибалась. Они не похожи на людей. Нет. Их звериное начало слишком сильно бросается в глаза. Отец был прав. — На что смотришь? — ухмыляется мужчина, и эта ухмылка не предвещает мне ничего хорошего. Оттолкнувшись от проёма, он подходит ко мне и ставит на стол рядом с кроватью поднос, на котором лежат бинты, несколько шприцов, два ножа и ампулы с непонятной, черной жидкостью внутри. Застыв, я с ужасом понимаю, что сейчас, возможно, произойдёт нечто страшное. Неужели он будет пытать меня? Или вколет мне какой-то наркотик? Лишь от одного вида вещей, что лежат на подносе, мне хочется забиться в угол и кричать. От мужчины веет холодом. От него смертью пахнет. Моё сердце ускоряется настолько, что его ритм в моих ушах эхом отдаётся, оно так сильно бьётся, будто хочет проломить мои ребра. Чистый страх. Смерть тенью надо мной нависает и руки костлявые ко мне тянет. Если я не начну действовать сейчас, то могу погибнуть уже через несколько минут. Холодный ветер проникает сквозь открытую дверь, там, за ней, вероятно есть выход. Я слышу приглушенный шум снаружи, словно на улице идет мелкий дождь, а запах сырости лишь нарастать начинает, вместе с запахом хвои. Смотрю на открытую дверь, пытаюсь высчитать сколько шагов меня отделяют от свободы, затем перевожу свой взгляд на мужчину, и в моей голове тут же начинает назревать единственный план побега. Я не сомневаюсь в том, что ножи на подносе отнюдь не серебряные. Нет. Это не так. Никто не станет держать на виду у врага оружие, которое способно уничтожить тебя. Эти ножи не помогут мне. Но смогут затормозить зверя до тех пор, пока я не сбегу. Я должна попробовать. Попытаться. Да, мне страшно. Да мои колени дрожат, а разум предостерегает от глупых попыток. Но я лучше рискну жизнью в попытке получить свободу, нежели умру трусливой жертвой. Нет. Хватит этого бессилия. Я должна сделать это. Внезапный прилив адреналина, крохотный шанс на спасение, всё это объединяется и смешивается, предавая мне смелости. Временно приглушая барабанную дробь ужаса внутри. — Твоё сердце стучит так громко, ягненок, что под его ритм можно чечётку или стэп станцевать. От тебя разит запахом страха, запахом трусости. Жалкое зрелище. Впрочем, вы люди — ничтожные создания, — мужчина вновь усмехается, осматривая меня пренебрегающим взглядом, и внутри меня просыпается ярое желание врезать по этому наглому, самодовольному лицу. Я ненавижу этого ублюдка. С первого взгляда. С первого слова. Ненавижу. Я не отвечаю, лишь выдыхаю сквозь сжатые зубы, и показываю ему средний палец, на что он закатывает глаза и разворачивается в сторону двери. Спиной ко мне. Вот он. Мой шанс. Вскочив на ноги, я хватаю с подноса один из двух ножей, и приложив максимум усилий, вонзаю его в плечо оборотня, из-за чего тишину вокруг нарушает нечеловеческий звук. Пробирающий до костей рёв поднимает новую волну страха и паники внутри меня, и я подчиняюсь им. В голове лишь яростное «Беги» на повторе крутится. Не мешкаясь, я толкаю мужчину и бегу к двери, но внезапная, сильная хватка рук на моём предплечье останавливает меня. Резкий рывок назад, и я оказываюсь прижатой к стене. Из-за нечеловеческой силы, меня впечатывает в стену так сильно, что я вскрикиваю из-за дикой боли в спине и затылке. Воздух в лёгких резко кончается. Когтистая рука сжимает мою шею и приподнимает меня над полом. Я кричу от боли, от напряжения позвоночника и глотки. Он запросто может сломать мне шею. Горящие раскаленным жидким золотом глаза, в которых ярость и смерть пылают, в мои глаза впиваются. Яростный рык вырывается из глотки зверя. Смерть за его спиной мне улыбается. Мои руки сжимают его руку, в попытке сбросить её, вырваться. Но шансов нет. Он намертво вцепился в меня. Я дрожу от ужаса, от страха, слёзы срываются с моих ресниц и вниз по щекам бегут, пока ноги в воздухе дергаются, пытаясь найти твёрдую поверхность. Его хватка лишает меня воздуха. От недостатка кислорода мои лёгкие сжимаются и горят так, словно по ним течёт раскалённое железо. Жадно глотаю ртом воздух, пытаюсь сделать отчаянный вдох, но все попытки терпят поражение. Давление руки на моей шее лишь увеличивается в ответ на моё сопротивление, я чувствую как острые когти мужчины впиваются в тонкую кожу моей шеи и рвут ее. Я чувствую острые когти в своей плоти, чувствую, что смерть почти дотронулась до меня. Крик боли застревает посреди глотки, воздуха почти нет, я дрожу от острых болезненных ощущений и жжения в области шеи, от невыносимой агонии, которая под кожей моей пульсирует. А перед глазами лишь два, не естественно ярких глаза, пылающие ненавистью и злобой. В них жажда убийства океанами плещется. В них тьма. В них мой конец… Мой самый жуткий ночной кошмар стал реальностью. Свободной рукой мужчина вынимает из своего плеча нож, и откидывает его, даже не моргнув глазом, он сосредотачивает своё внимание на мне. Я хриплю, лёгкие судорожно сжимаются без воздуха, слёзы скатываются по моим щекам. Я не смогла. Я проиграла этот бой. Жизнь вновь выигрывает. Счёт неравный. — Как ты хочешь умереть? Быстро? Или медленно? Я хочу чтобы ты умирала медленно, мучительно. Я вскрою твою глотку, надрежу в особой точке, я сделаю так, чтобы ты истекала кровью, чтобы тебе было очень и очень больно. И пока ты будешь умирать, я буду стоять и наслаждаться этим зрелищем, сука, — мужчина утробно рычит, скалится, обнажает удлиненные верхние и нижние клыки. Леденящий душу ужас проходит вдоль моей спины и проникает под кожу, в кровь попадает и захватывает моё тело в свой плен. Моя кожа словно корочкой льда покрывается. Своими же руками, я на себя смерть навлекла. Воткнув нож в плечо зверя, я подписала себе смертный приговор. «Катись в ад» — остаётся на кончике моего языка, не имея сил, задыхаясь, я лишь своими глазами желала зверю, что душит меня, гореть в адском пламени. — Эксан, разве так мы поступаем с гостями? — внезапно раздался ещё один глубокий мужской голос со стороны двери. Перед моими глазами начинают мелькать чёрные тени, тьма сгущалась и приближалась ко мне слишком быстро, я почти ушла в неё. Всего мгновенье и я перейду эту черту небытия. — Эта мразь воткнула нож в моё плечо. По хорошему, я должен свернуть ей шею, а по плохому, я должен хорошенько развлечься ней, и лишь потом начать снимать с неё кожу, наслаждаясь криками. Почему я должен делать исключение ради неё? — Я сказал отпусти её. Сейчас же! Она нужна нам живой, — приказ, полный стали и доминирования, врывается в купол тишины мертвой, которая накрыла меня, и разбивает его. Хватка сильной руки, и ощущение царапающих кожу когтей, исчезают в один миг, я падаю на колени, и склонившись, начинаю давиться стремительными потоками воздуха, которые врываются в мои лёгкие и обжигают их. Хватаюсь рукой за горло, его ужасно дерёт, место, где когти проткнули кожу, кровоточит, но не сильно, кашель сотрясает меня, вместе с паникой и мощным выбросом адреналина. С ресниц новая порция слез срывается. Я всхлипываю. Не смогла. Я идиотка. Мой внезапный героизм почти что стоил мне жизни. Я видела смерть…я чувствовала её холод на своей коже, и она почти… Почти забрала меня. Меня трясет так сильно, будто я оказалась обнаженной на жутком морозе. Я слышу бешеный, громовой ритм своего сердца, никаких звуков из внешнего мира, нет, есть лишь я и факт того, что я едва не погибла. Он под моей черепной коробкой долбится, словно насмехается, говорит о том, что моя жизнь — лишь мгновение, которым могут распоряжаться кто угодно. Мои родители. Оборотни. Судьба. Но только не я. Лишь спустя несколько минут, когда дрожь наконец-то отпустила меня, как и вспышка адреналина наряду с потрясением, я наконец-то делаю спокойный вдох, и открываю глаза. — Черт, — хриплю и я сжимаю свободную руку на краях своего свитера. Деревянные полы подо мной скрипят. Жива. Жива. Жива. Что будет дальше? Шрамы на моём бедре вновь вспыхивают, они пульсируют и ужасно сильно зудят. Как и всё тело. После жесткого падения тело болит и стонет ещё сильнее, чем раньше. Кажется, будто мои кости и плоть ломаются и рвутся под напором чего-то сильного и уничтожающего. — После того, как ты побывал на грани смерти, прийти в себя всегда трудно, как и поверить в то, что ты ещё жив и дышишь. Мне знакомо это чувство, — глубокий мужской голос, с легкой ноткой незнакомого мне диалекта, разрезает тишину вокруг меня. Вздрогнув, я глубоко вздыхаю, и подняв голову, вижу совершенного другого мужчину, и он здесь совершенно один, моего палача в помещении нет. Но облегчения это не приносит. Нет. Потому что тот, кто стоит передо мной… Его словно сама тьма создала. В том, что мужчина перед моими глазами — оборотень, у меня нет никаких сомнений. Как и от предыдущего, от него исходит животная, темная аура, пропитанная неистовой древней силой. И этот мужчина… Его красота кажется мне чем-то невероятным и нереальным. Черт возьми. Я буду гореть в адском пламени за свои слова, но отрицать факт того, что враг напротив прекрасен — нет смысла. Такая красота убийственна и запретна. О таких как он пишут книги о любви, к их ногам бросают все благи мира. Мужчина достаточно высок. Черт возьми, неужели все оборотни настолько высоки? Рядом с ним я буду смотреться нелепо. Думаю макушка моей головы едва ли ему до кончика носа достанет. Его кожа аристократически бледна. Лицо имеет овальную форму: точёный подборок и линия челюсти. Заметные скулы. Прямой нос, глаза цвета пепла, обрамлены длинными ресницами. Черные брови сдвинуты к переносице, из-за чего на лбу образовалась складка. Линии губ не тонкие, но и не пухлые, нет, они в идеальном контрасте. На лице мужчины легкая щетина. Его удлинённые волосы цвета крыла ворона спадают по бокам на его лоб и виски, а остальные стянуты назад. Скорее всего, они собраны в хвост. Чёрт. Я вижу похожие чернильные рисунки на шее мужчины, и понимаю, что скорее всего, это какие-то обязательные символы, или марки, которые носят все оборотни. На нем чёрная рубашка, выгодно подчёркивающая невероятную мускулатуру, и идентичные по цвету штаны, которые облегают мощные накаченные ноги. На ногах обычные классические ботинки. В его глазах глубокая бездонная тьма. В его глазах океан черный. Холодный блеск убийцы мерцает во тьме. Непонятное чувство охватывает меня. И это не восхищение и не симпатия, нет. Нечто странное. Пугающее и тяжелое. Холодное и тихое. Словно кто-то пробудился в самых отдаленных глубинах моей души. И сейчас в упор на зверя перед собой смотрит. Страх и трепет сливаются воедино и бьют по мне. Беспощадно. Этот мужчина… Он мой враг. Но вместе с тем я никогда ещё не видела кого-то настолько невероятно прекрасного. — Всё рассмотрела? — выгибает брови незнакомец, и усмехается, из-за чего на его правой щеке появляется ямочка. — Было бы на что смотреть, — фыркаю я и выпрямляюсь. Я прислоняюсь спиной к стене и подтягиваю колени к груди. Никаких мыслей нет. Есть лишь жалость к себе и понимание того, что живой я отсюда не уйду. Да, та входная дверь все ещё открыта, но сбежать мне не дадут. Теперь уже точно. Да и кто знает, сколько ещё оборотней поджидает меня снаружи? Когда я вижу в нескольких метрах от себя окровавленный нож, то морщусь и отворачиваюсь, чувствуя внезапный рвотный позыв, резко скрутивший мой желудок. Нет, мне вовсе не жаль что я сделала это. Мне лишь жаль, что я не смогла сбежать. — Судя по тому, как ты разглядывала меня минуту назад, все-таки есть на что посмотреть, — мужчина хмыкает, и опирается руками на спинку кровати железной. — Твоё самолюбие не знает предела. Держу пари, что ты относишься к тому типу мужчин, которые целуют своё отражение в зеркале, — усмехаюсь я, не понимая откуда во мне взялась эта дерзость и острое желание ответить, отразить насмешку. Всячески отрицать правду. Я действительно смотрела на него. Что-то в этом незнакомце раздражает меня настолько, что моё внутреннее «я» желает дать отпор. Желает огрызнуться и словами, словно ножами острыми, в цель попасть. — А к какому типу девушек относишься ты? — Это всё так глупо, — смеюсь я, и запускаю пальцы правой руки в свои волосы. Нервный жест. — Что плохого в том, что мы разговариваем? — удивляется мужчина. — Что плохого? Что плохого?! Меня похитили мои враги, приволокли чёрт знает куда, и неизвестно чего, блять, от меня хотят! Действительно, что плохого в разговорах?! — я прищуриваю глаза, и продолжаю сквозь сжатые зубы: — Зубы мне заговорить пытаешься? Не выйдет. Что вам от меня нужно? И кто вы, блять, такие? Мужчина вновь усмехается, но усмешка его жестока и холодна. — Для начала, присядь на кровать. — А если я не присяду? — Тогда тебя ждёт два варианта. Либо тащишь свою задницу на кровать добровольно и я отвечаю на твои вопросы, при этом не причиняя тебе боли. Либо я насильно усажу тебя на кровать и причиню тебе максимум боли, чтобы узнать то, что мне необходимо. А ты так и останешься в неведении. — Я не верю ни единому твоему слову. Вы, оборотни, только и живёте за счёт того, что делаете нам больно. Вы убивайте нас, как скот на пастбище. — Осторожнее со словами, — гортанно рычит мужчина, сжимая пальцами металлическую спинку с такой силы, что та прогибаться и скрипеть начинает от нечеловеческой хватки. — Иначе ты не успеешь и пискнуть, как я вспорю тебе глотку. Ты ранила моего друга, а такое я никому не прощаю. Обычно за такое мои люди ломают шеи и бросают гнить в земле сырой. И я могу не делать для тебя исключений. Хочешь сдохнуть? Пожалуйста. Я легко могу устроить это. Я могу глумиться над твоим телом, мучить тебя, причинят боль, но удерживать твое сознание на тонкой грани, до тех пор, пока не убью. И поверь мне, ты не выдержишь и двух минут. Взрослые мужчины выдерживают около пяти минут, редко кто десять. А ты… Хрупкая девчонка, с длинным острым язычком, сломаешься сразу. Я нервно сглатываю, видя, как некогда серые глаза, вспыхивают ало-красным пламенем, и чувствую, будто невидимые когтистые руки дотрагиваются до моего лба и рвут кожу, стараясь пробраться внутрь. Страх вновь проволокой железной обвивает меня, стягивает концы и душит. В воздухе появляется удушливый запах… Запах крови. В этой давящей тишине я слышала лишь своё учащённое дыхание, наряду с громовым ритмом сердца. В горле резко пересохло, и всё мое тело словно оцепенело. Картинки прошлого… Самые ужасные воспоминания из детства вновь перед моими глазами всплыли. Утянули сознание на дно, туда, где нет света. Туда, где нет ничего. Есть только тьма. И два яростных багрово-красных глаза зверя, который пытался убить меня в ту ночь. Его глаза… Они такие же. Такие же безжалостные, кровожадные. Звери. Монстры. Вот их сущность. Они всегда были хищниками, охотниками, а мы их жертвами, и так будет всегда. Причинять нам боль, подавлять нашу волю и ломать жизни, вот их жизненное кредо. Я не должна забывать об этом. О том, что однажды они сделали со мной. Я встаю, лишь с огромным усилием мне удаётся устоять на дрожащих ногах и остановить горячую влагу, которая подступила к глазам и норовилась вниз сорваться. — Верни… — сбивчиво шепчу я, прижимая руки к груди, и посылая мужчине просьбу одним лишь взглядом. Пожалуйста. Прошу. Верни те глаза цвета пепла. — Сломать тебя оказалось весьма просто, это огорчает. Ты показалась мне неистовой вначале. Я даже был заинтригован. Думал, что наконец-то встретил достойного противника. Но на деле… Ты трусиха, которая лишь пытается казаться сильной. Но быть трусом… Это нормально, особенно для человека. На будущее, будь умной девочкой, и делай что тебе говорят, если не хочешь нарваться на неприятности, — мужчина ослабляет свою хватку на спинке, его глаза вновь пепельно серыми становятся. Он терпеливо ждет, когда я вернусь к кровати. Я сажусь как можно дальше от него, практически в стену вжимаюсь, лишь бы увеличить расстояние между нами. Меня всё ещё трясет от страха, от воспоминаний ужасных. Хочется закрыть глаза, и забыть всё это. Стереть из памяти. Лишь бы не проходить через эту агонию вновь. Лишь бы не чувствовать эту тяжесть в груди и не видеть эти ужасные кроваво-красные глаза. — Хорошо. Теперь, когда мы закончили церемониться, я должен сдержать свое слово, как и обещал, — мужчина обходит кровать, и садится рядом со мной, и я уверена, что он делает это нарочно. Он видел, что я боюсь его, видел, что я забилась в угол, и он сел почти что вплотную ко мне. Ублюдок. Сжав пальцы в кулаки, я отвечаю: — Зачем я здесь? — Мне нужна кое какая информация от тебя. И как только ты ответишь на мои вопросы, я отпущу тебя, — мужчина внимательный взгляд на меня кидает, словно пытается понять мои эмоции. Словно пытается читать меня. — Какая информация? — я хмурюсь, ничего не понимая. — Ты дочь президента Демиона, твоя семья занимает высшую ступень иерархии города, соответственно, ты обладаешь обширным доступом к тому, что мне необходимо. Ты мой ключ. Я горько смеюсь, перевожу взгляд на злополучный поднос, и всё ещё вижу шприцы, ампулы и нож. — Даже если бы я что-то знала, то не сказала. Ты ошибаешься, если думаешь, что угрозы смогут развязать мне язык. Я не предам Демион и его жителей. — Ох, Винтер, — моё имя срывается с его губ, и это заставляет меня задыхаться, и взгляд шокированный на него перевести. — На твоем месте, я бы хорошенько подумал, прежде чем вставлять палки мне в колеса. Твоя жалкая жизнь сейчас зависит лишь от того, насколько глупой идиоткой ты можешь быть. Будешь говорить — будешь свободна. Откажешь мне — будет больно. И не думай, что сможешь обмануть меня. Я с легкостью учую запах твоей лжи. Сейчас от тебя пахнет страхом. И этот запах услада для моего зверя. Мне нравится тот факт, что не смотря на страх, ты пытаешься показать свои коготки. Это забавляет меня. Но, Винтер, не бросай вызов врагу, который сильнее тебя, если не сможешь выстоять до конца. — Откуда…Откуда ты знаешь моё имя? — шепчу я и облизываю в миг пересохшие губы. — Я знаю о тебе всё, — дополняет мужчина. — Неужели ты думала, что мы бы стали рисковать своими шкурами и похищать случайного человека? Все далеко не так. Это была тщательно спланированная операция, мои люди долго и упорно шпионили за тобой, мы спланировали этот выезд за пределы твоего особняка, в котором тебя прячут родители. Мы перебили всю твою охрану, и сейчас, вряд ли кто-то знает, что ты находишься здесь. По крайне мере, пройдет ещё несколько часов, прежде чем твои родители забьют тревогу. Сейчас помощь не придет. Спасти себя можешь ли ты. Но судя по тому, как ты упираешься, сегодня полы и стены этого места окропятся твоей кровью. Я не люблю пытать девушек, с точки морали это отвратительно. Но если девушка передо мной — мой враг, который обладает необходимой мне информацией, и желает зла моим людям — я не задумываюсь о моральных ценностях. Я вздрагиваю, когда осознаю услышанное. Они знали… Они проникли за стену. Они внедрили своих людей в мою семью… Они постоянно смотрели. Они были рядом. Так близко. Всё это время. Профессор? Нет… Этого не может быть. Я бы поняла, я бы заметила… Охрана бы не пропустила его. Охрана бы разоблачила его, ведь эти люди обучены распознавать оборотней. Это невозможно. Нет. Я… Я не верю. Профессор Клифвуд, человек, который помогал мне в исследованиях, который спасал меня из клетки, который слушал меня. Он был моим другом… И я не верю, не верю в то, что он оборотень. Шпионом может оказаться кто угодно. Но если сопоставить услышанную информацию с тем что произошло в лесу… Всё сходится. Меня заманили в ловушку, как жертву на охоте. Профессор кинул мне наживку, приманку, кинул то, что я так отчаянно получить хочу — свободу. И я верила ему. Я пошла с ним. И вот к чему все это привело. Горький привкус предательства на кончике моего языка оседает. Всё мое нутро затопил мертвый холод. На какой-то миг я начала терять уверенность в том, что знаю свою семью и своё окружение так хорошо, как считаю. Стена не защитит Демион и его жителей. Уродливая реальность такова — оборотни спокойно проникают в город, убивают и внедряют своих агентов. Моя семья… Она больше не безопасный центр. Нет. А есть ли оно, безопасное место? Нет. Его нет. И, наверное, его никогда не было и не будет. Но я видела её. Я видела стену. Я видела её масштабы и защищенность. Неужели всё это напрасно? Все те убийства и слухи… Всё это правда. Какой же наивной идиоткой я была, когда верила, что оборотни не замешаны в них. Какой же дурой я была, когда верила в устойчивость стены. В ее несокрушимость. В ее безопасность. Ложь. Всё это ложь. Но, по крайней мере, я стала понимать, почему совет стал собираться так часто. Угроза от оборотней набирала обороты. И члены совета пытались решить вопросы безопасности Демиона. — Я ничего не знаю, — мой голос кажется хриплым от подступающих слёз. Я смотрю в глаза мужчины и вижу в них свою смерть. — Так ли это? — щурится он. — Кто ты? — Я не уверен в том, что моё имя даст тебе хоть что-то. Но, думаю, что не представиться, как минимум, не вежливо с моей стороны. Моё имя Сайрес. А кто я… Тебе не обязательно знать это. — Если ты, вернее твои шпионы, следили за мной, то тогда ты должен знать, что родители не посвящают меня в свои дела. У меня нет того, что ты так страстно жаждешь получить. Я ничего не знаю, даже подслушивать не пытаюсь, когда в нашем доме происходит Совет. У меня ничего нет. Ты ошибся, Сайрес, — я выпёвываю его имя с нотками отчаяния и отвращения в голосе. — Я бы не был так уверен в своих словах, Винтер, если бы не знал, что прямо сейчас, ты лжешь мне. Запах твоей лжи сладок, и я чую его очень хорошо. Я даю тебе ещё одну минуту. Подумай хорошенько. Я правда не хочу делать тебе больно, но я сделаю, если ты не начнешь говорить. На короткий миг Сайрес отворачивается, и я вновь решаю испытать судьбу, подойдя к черте отчаяния, мне уже не страшно. Резким движением я хватаю с подноса нож, и приставляю его к глотке мужчины. Тот медленно, словно марионетка, голову ко мне поворачивает. Наши взгляды встречаются. В моих злость и ярое желание спастись огнем пылают, в его глазах лишь бездна и тьма. Руки не дрожат, нет, мой страх и гнев, работают как слаженный механизм, они меня толкают к действиям, к тому, чтобы я боролась за свою жизнь. За свою свободу, которой, как выяснилось, на само деле нет. Даже в те моменты, когда я одна была — за мной следили. И если эта борьба за фальшивую свободу означает стать убийцей, что же… Я сделаю это. Пускай после… После всего я буду винить себя, кричать и плакать, но не сейчас. Сейчас мне необходимо выбраться из этих стен, чтобы узнать правду. Чтобы увидеть. Я больше не хочу быть в клетке. Только не опять. Я больше не хочу быть слепым котенком. Если стена не стабильна, то всем нам грозит смерть в ближайшее время. Всего лишь один надрез. Одно точное движение и острая сталь ножа вспорет горло оборотня. Зуд под рубцовой кожей шрамов на моём бедре усиливается с каждой минутой, причиняя мне еще больший дискомфорт. Чем ближе Сайрес ко мне, тем невыносимей становится боль. Словно… Мои шрамы словно реагирует на присутствие оборотней, они будто горят, пытаются сказать мне о чем-то. — Маленький волчонок вновь решил показать свои зубки? — усмехается Сайрес, выгибая брови и поднимая руки перед собой. Показывая что он не сопротивляется. В его глазах нет удивления. Нет паники. Нет ничего, что могло выдать страх о потери своей жизни. Нет. Вместо этого, в его пепельно-серых глазах блестит лишь безумное веселье, словно его более забавляет, нежели страшит происходящее. — Я тебе не волчонок. Не называй меня так. Мужчина тихо смеётся, на что я утробно рычу, смаргиваю одинокую хрустальную влагу с ресниц, и лишь сильнее надавливаю лезвием ножа на белоснежную кожу шеи, оставляя лёгкий надрез. — Спокойно, спокойно, волчонок. Я тебе не враг, — шипит Сайрес, и замирает, кажется понимая, что я настроена более чем серьезно. — Зачем вы убивайте людей в Демионе? Зачем приходите за стену и проливайте нашу кровь? Зачем вы делаете все это?! Последняя жертва… Это был ребёнок, вы, чертовы, ублюдки! Это был ребёнок! Если вы хотите войны, то нападайте в открытой форме, а не проникайте в открытые щели, и не действуйте как крысы! Скажи мне, Сайрес, что остановит меня от того, чтобы не перерезать твою глотку прямо сейчас? Что остановит меня от мести? Будет справедливо, если я отомщу за смерть того мальчика прямо сейчас. Кровь за кровь. Ваши жизни не намного ценнее жизней людей. Ярость и гнев прожигали меня настолько, что мои руки начали потеть. Пепельные глаза встретились с моими, они смотрели надменно, с толикой злобы и животного превосходства. Сайрес был диким голодным зверем, а я его жертвой, с которой он решил развлечься, перед тем как убить. Но внезапно, мужчина расхохотался, поднялся с кровати и одним чертовски быстрым движением он вырвал нож из моей руки. И утробно зарычал. Его грудь тяжело вздымалась, на руках и лбу проступили вены. Ярость и гнев отразились на его лице. Я вздрагиваю и замираю, ожидая свою участь. — Я думал, что люди не настолько глупы, чтобы впитывать в себя всё дерьмо, которое вам в уши заливают Дома Власти и твой отец. Но видимо я ошибался, — скалится Сайрес. — Вы невероятно жалкие ничтожества. Вы сидите за своей стеной, трясетесь от дуновения ветра и скрипа полов, вы думаете, что спрятались от монстров. Вы думаете что ваше правительство защищает вас, что стена — несокрушимый щит. Вы так ослеплены страхом перед нами, что не замечайте, что трупный запах гнилья и реальная опасность исходит не из-за пределов стены, а изнутри. — Мой отец и Дома Власти защищают Демион и его жителей! — вскрикиваю я. — Защищают от таких, как ты! Сайрес вновь безумно хохочет, и складывает руки на груди. — Защищают? Ты уверена в этом? Что ты подразумеваешь под защитой? Запугивание простых людей? Угрозы и шантаж? А может насилие, к которому частенько прибегают приспешники Дома Защиты? Утроба монстра всегда была в сердце вашего города. Они затуманили вам рассудок, дали иллюзию жизни и безопасности, и пока вы ослеплены этим, монстры пируют на своём пастбище! Спроси у отца, почему призыв на вашу стену увеличился в два раза. Спроси что происходит в бедных районах Демиона, где о людях низшего слоя никто не заботится. Аппетиты монстров, что стоят у власти Демиона, растут. Они заметают за собой следы, но восстания происходят всё чаще. Те, кто узнает правду, не могут прожить и двух часов. Их убирают, чтобы сохранить видимость защиты и правильности действий. — Я не могу изменить методы моего отца и Домов Власти, я знаю, что все наши законы жестоки и неправильны. Но я знаю, что все члены совета стремятся обеспечить нашу безопасность! — Тогда почему же ты сейчас здесь? — лукавая улыбка появляется на губах Сайреса, а в глазах его тьма сплошная. Я закрываю рот, так и не успев ответить, потому что он прав. Если бы защита стены была непробиваемой, я бы сейчас не сидела бы здесь. И никаких убийств в Демионе не было. Но я здесь. И это означает лишь то, что стена не устойчива. Что все громкие слова моего отца о неприступности и защищенности Демиона — ложь. — Нечего сказать на это, волчонок? — Сайрес не отступает, нет. Он продолжает насмехаться надо мной. Вызывая внутри меня ещё большую волну злости. — Замолчи! — огрызаюсь я, и с такой силы сжимаю полы своего свитера, что костяшки моих пальцев начали белеть. Сайрес головой качает, затем стремительно ко мне подходит, руками по обе стороны от меня в матрас упирается, склоняется и говорит: — Где они держат моего отца? — Я не понимаю о чем ты говоришь, — хмурюсь я, и откланяюсь назад, стараясь увеличить расстояние между нами. Он подошел близко. Слишком близко. Его пылкое дыхание ударяет в мои губы, отчего те моментально сухими становятся. В нос ударяет запах хвои и кардамона. Обстановка вокруг накаляется за миг: кажется, будто воздух стал тяжелее и горячее. Тишина давит со всех сторон, в ловушку загоняет. Моё сердце вновь учащенно бьётся, а шрамы на бедре левом пульсируют так, словно по ним острой бритвой провели, вскрыли рубцовую кожу и пустили кровь. Слишком близко. И интимно. Неправильно. — Где находится это место, Винтер? Скажи мне. Где эти выблядки держат моего отца! — Я ничего не знаю, я не знаю. Я говорю чистую правду, в этом, я абсолютно чиста и откровенна с ним. Сайрес издает утробный гневный рык, его глаза вновь ало-красными становятся, я чувствую его руку на своём бедре, и кричу, когда стальная хватка оборачивается вокруг него, сдавливает. Давление чудовищно. Боль пульсирует в моём бедре левом, нечеловеческая хватка сдавливает кожу и давит так сильно, что, кажется, вот вот переломит мне кость. — Отпусти меня! — визжу я. В этой агонии невыносимой боли, в руках зверя, я извиваюсь на кровати и бью его в грудь. Пытаюсь вырваться. Но его хватка подобна капкану. Как же больно. Слезы вновь срываются с моих ресниц, вместе с крупной дрожью, которая пробивает моё тело, наравне с жаром, который на лихорадку жидкую похож. — Где, блять, мой отец?! Твои родители и ублюдки из Совета держат его в секретном месте, и продолжают издеваться над ним! Смотри мне в глаза и отвечай, Винтер! — рычит Сайрес, вновь усиливая давление своей руки. — Я не знаю! — кричу я, смотря в два кроваво-красных омута. Мое зрение затуманивается, а из глотки скулеж тихий наружу вырывается. Холод оседает на моей коже, коркой льда её покрывает и проникает в вены. Ужас по венам течет и охватывает каждую клеточку. Агония становится невыносимой. Сейчас, я как никогда хочу забвения и тьмы. Лишь бы не чувствовать этой невыносимой боли. Лишь бы спастись. Все прекращается так же резко, как и начинается. Силуэт Сайреса исчезает, как и исчезает давление его руки. Но моя кожа и кости продолжают пульсировать болезненно, они словно всё ещё ощущают призрачную хватку. Левая нога трясется так сильно, что мой ботинок начинает отбивать нечеткий ритм. Я откидываюсь на матрас, всхлипываю, и шумно выдыхаю, не слыша ничего, кроме циркуляции крови внутри. Уши заложило. Голова туманная. — Я ничего не знаю, — как мантру продолжаю бубнить я, лишь бы избежать новой порции боли. И пока мир вокруг меня вращается, перед глазами красные огни в адском танце пляшут, а тело пробивает волна холодного пота, я пытаюсь собрать себя по частям с земли сырой. Пытаюсь склеить то, что ещё не разбилось, чтобы не потерять рассудок и не уйти на дно черного океана. Жизнь беспощадна ко мне. Из одной клетки в другую — вот что видимо мне уготовано. Мне крупно повезет, если сегодня я останусь жива. Я не знаю сколько ещё боли мне предстоит пережить, какие испытания и пытки мне предстоят. Я будущего своего не вижу, нет. Оно туманно и призрачно. Я лишь знаю… Знаю, что в очередной раз подвела себя. Я обещала себе быть сильной. Но боль вновь меня заживо ломает. Из этого поединка я вышла проигравшей. Ненависть к оборотням распускалась во мне, словно ядовитый цветок. Я желала им смерти. Всем. Каждому. За всё, что они сделали с людьми. За меня. За мои ночные кошмары и скованность. Я была идиоткой раз думала, что оборотни могут быть не причастны к убийствам. Что они не такие, как рассказывается в старых учебниках и летописях. Какая-то частичка меня отчаянно хотела верить, что они почти такие же, как и мы. И эта частика сегодня раскололась с надрывным треском в моей груди. Прочувствовав на себе их гнев, увидев то, какие они на самом деле — я лишь могу ненавистью своей давится. И желать им всего самого ужасного. Спустя несколько минут, когда мир вокруг наконец-то перестал вращаться, я смаргиваю пелену с глаз, и шумно выдыхаю. Реальность тут же ударяет по мне беспощадно, возвращается этот запах хвои и сырости, возвращается пульсирующая боль в бедре левом, и пульсация во лбу. Я лежу неподвижно, боюсь даже вдох сделать, и прислушиваюсь к тому, что происходит вокруг. Я слышу голос самого первого мужчины, и голос Сайреса. — Хочешь сказать, что всё это было напрасно? — Определённо нет. — Но мы ни черта от неё не узнали. Мы даже не на один, блять, шаг не приблизились к информации о том, где они держат твоего отца. До Кровавой луны осталось меньше трёх месяцев, Сайрес. Если мы не вернём твоего отца, то главой… Главой клана останется эта сука. Или ещё хуже. Если Лука придёт к власти, то война неизбежна. Ты прекрасно знаешь, как он относится к ним. — Время еще есть, Эксан. Свяжись с Брук и Минхо, скажи чтобы не высовывались, после того, что мы провернули, патрули усилятся. Пускай на дно залягут и действуют только в крайних случаях. С Айзом я свяжусь сам. — Что с ней делать будем? — Поиграем. Но не так, как ты, похотливая псина, подумал. Мы отпустим её. Не смотря на то, что мы ровным счётом ничего не узнали об отце, я дал ей слишком много пищи для размышления. — Думаешь это сработает? — Определенно. Она думала, что сможет играть с моим разумом, но всё это время, я игрался с её рассудком. Она захочет узнать правдивы ли мои слова. И когда она узнает… Будет интересно посмотреть, как быстро она сломается. — Не боишься, что она расскажет совету всё о чем мы сейчас говорим? — Она не расскажет. На несколько минут повисает тишина. — У нас осталось мало времени. Её наверняка уже ищут. Приграничье находится недалеко, если мы хотим уйти бесследно, то надо идти сейчас. — Хорошо, — вздыхает Сайрес. — Скажи парням собираться. Выходим через пять минут. В помещении повисает удушливая тишина. Я слышу шаги в свою сторону и пытаюсь встать, но тело отказывается меня слушать. После оглушительной боли, оно не то что двигаться не хотело, оно существовать не хотело. Левая нога всё ещё судорожно дрожала, хоть и не так сильно. Боль в голове лишь усилилась, а слабость волнами на меня накатывала. И каждая волна сильнее предыдущей была. Я запомню каждое слово, которое услышала. Я запомню всё, чтобы выяснить где правда, а где ложь. Если все слова Сайреса — ложь, я присоединюсь к Дому Власти и лично буду выслеживать его, чтобы убить. А если его слова правдой горькой будут… То я просто-напросто умру. Может не физически, нет, но ментально я знаю, что я буду мертва. Это уничтожит меня. Потому что осознавать, что всю свою жизнь ты жил бок о бок с чудовищами, которые растили тебя — невыносимо. Кто знает, смогли ли они, как змеи, на ухо мне шептать, науськивать, навязывать своё мировоззрение? Кто знает какие ядовитые цветы они внутри меня посеяли. Кто знает, такое же ли я чудовище, как и они? Когда надо мной нависает Сайрес, я медленно моргаю и хмурюсь. — Вставай, — глаза мужчины вновь цвета пепла, и я могу поклясться, что на долю секунды они блеснули яркой вспышкой. Я не удосуживаюсь ответить ему, лишь молча поднимаюсь и сжимаю зубы, стон боли свой проглатываю, когда левую ногу пронзает острая вспышка боли. По крайней мере, я могу ходить, пускай и хромая, но могу. Но утверждать, что перелома нет, я не могу. Но сейчас всё это не главное. Нет. Нужно выбираться отсюда. Моё нежелание проводить в этой клетке ещё хоть пару минут, растет с такой прогрессией, что в какой-то миг боль в ноге начинает притупляться. — Что дальше? — я скрещиваю руки на груди, на Сайреса сердитый взгляд кидаю. — Ты же прекрасно слышала, о чем мы говорили, волчонок, — Сайрес удивленно брови поднимает, и руки в карманы брюк убирает. Он направляется к двери, и я, прихрамывая, безмолвной тенью за ним следую. Когда мы выходим из комнаты, то попадаем в достаточно небольшую комнату с большим столом в центре, и двумя лавочками по бокам. На стенах висели старые облезлые ящики и оленьи рога. Здесь было всего одно крошечное окно, сквозь которое я смогла разглядеть лес. В помещении тускло горела лампочка. Должно быть это какой-то старый охотничий дом. Тогда теперь понятно почему здесь пахнет сырым деревом и плесенью. Скорее всего этот дом уже давным-давно никто не использует. И черт возьми, здесь был выход. Сбоку от себя я замечаю странный отблеск, повернув голову, я вижу зеркало. И то, что отражается в нем мне совершенно не нравится. Ещё никогда в жизни моё отражение не было столь уродливым. Моя кожа была бледна, бледнее чем обычно, и испачкана в некоторых частях лица. Нос опух, под ним залегла красная грязь, скорее всего это кровь. Уголки моих губ потрескались, один из них был разбит. Глаза опухли и раскраснелись от пролитых слёз. А на лбу красовалась полоса лейкопластыря. И теперь, по крайне мере, мне понятно то странное чувство стянутости в области лба, как и причина головных болей. Выглядела слабой. Уязвимой. Я выглядела жалко. «Посмотри на себя ничтожество. Это твоя расплата за то, что ты недостаточно сильна» — вторит мой внутренний голос. И я ненавижу себя в этот миг. Руки так тянутся к отражению зеркало, чтобы разбить и не видеть больше никогда. Я обнимаю себя за плечи, и отворачиваюсь. Я вижу, как Сайрес останавливается возле стола, берёт что-то с лавочки, а затем одевает своё пальто цвета угля. Он оборачивается, и я замечаю в его руках своё пальто. Грязное, порванное пальто. Просто прекрасно. — Отдай мне мою вещь, — требую я. — Это вещью назвать сложно, — Сайрес вытягивает руки, удерживает некогда хорошую вещь перед моим лицом. — Мне и этого хватит, — я буквально вырываю свое пальто из его рук, и морщусь, когда одеваю его. Потому что оно оказывается не только порванным и грязным, нет, оно ещё и сырым оказывается. Внезапный холод пробивает меня насквозь, стремительно моё тело в своих ледяных объятиях сковывая. — Я могу дать тебе своё пальто. — Я лучше замерзну. — Какая безрадостная перспектива, — фыркает Сайрес. — Уверена, что не хочешь принять моё предложение? — Можешь засунуть своё предложение глубоко себе в задницу. — Принимать что-либо в задницу не моя прерогатива, волчонок. Я актив в области использования своего члена, я любитель женских тел. — Надеюсь, что однажды какая-нибудь проститутка отгрызет его, — я пожимаю плечам, и морщусь, когда Сайрес начинает хохотать. — Я вынужден взять свои слова обратно, волчонок. Ты меня интригуешь. Теперь я очень заинтересован, — лукаво улыбается мужчина, и склоняет голову на бок. — Я тебе не волчонок! Сайрес вновь усмехается, и оставив меня без ответа, направляется к двери. Я следую за ним. Первое, что бросается мне в глаза, когда я выхожу из старого домика — это полукруг из одетых в одинаковые одежды мужчин, с оружием в руках. Все они высоки и накачены. Все они оборотни, кажется их количество вокруг меня зашкаливает. Слишком много монстров на одну душу человека. Подле двух мужчин с краю, сидел большой волк белоснежного цвета. Крупный самец или самка, с почти что чистой, белоснежной шерстью, и глазами цвета нефрита. Он доходил почти до середины бедра мужчинам. Значит… Именно этот волк гнался за мной. Зверь внимательным взглядом на меня смотрит, и от этого взгляда мне становится не по себе. Тревожно. Я отворачиваюсь. В нос ударяет запах сырой земли и травы. Запах хвои. Влажность витает в воздухе. Небо всё еще закрывали серые тучи, но отголоски грозы и грома слышались в дали. Сколько же времени я пробыла здесь? Я слышу шум воды сбоку, а когда голову поворачиваю, то вижу бурный поток. Река Слёз — граница между землями людей и оборотней. Я не знаю почему эта река носит такое название, и если честно, это мало меня заботило. По обе стороны от реки раскинулся густой хвойный лес. А этот домик стоял в этой зоне, словно последний рубеж перед границей. Словно последний шанс остаться в безопасности. Я вздрагиваю от резкого порыва ветра, что проникает под распахнутые полы моего пальто. Кое как запахнув их, я скрещиваю руки на груди, и игнорирую многочисленные мужские взгляды в свою сторону. — Твой дом находится в этой стороне. Иди по тропе, и она приведет тебя к проходу в стене. Дальше, снова пойдешь по тропе и как раз выйдешь на пляж, — Сайрес кивком указывает на лес по левую сторону от меня, в сторону узкой вытоптанной тропы среди травы. — Ты… Ты же не станешь гнаться за мной? — я делаю шаг в сторону тропы, и настороженный взгляд на собравшихся вокруг Сайреса оборотней смотрю. — А ты хочешь? — едва ли не мурлычет Сайрес, он демонстративно губы свои облизывает, прикусывает их удлиненными клыками. — Нет, — я трясу головой от ужаса, ощущая себя словно дичью на охоте. — Вот и отлично. Может быть однажды, мы устроим такую забаву. Но не сейчас. Иди. Пока еще не стемнело. Хоть в этих лесах тебе ничего не угрожает… Всё равно лучше вернуться до темна. Я фыркаю, и развернувшись, всё ещё прихрамывая, иду по трапе, но перед тем, как зайти в лес, я слышу: — И Винтер, просто позволь мне сказать. Любящий родитель всегда спросит у своего ребенка, особенно тот, который потерялся и нашелся, как он себя чувствует и всё ли с ним в порядке. — Что это, чёрт возьми, значит? — шепчу я, но когда оборачиваюсь, то вижу лишь удаляющиеся спины мужчин. Мои родители любят меня. И она наверняка уже ищут меня! Этот ублюдок пытается запутать меня. Задурманить моё сознание, но у него не выйдет. И я докажу ему это. Докажу себе, что все его слова ложь. Просто игра со мной. Просто уловка.

***

Спустя два часа, полностью продрогшая, я наконец-то переступила за стену Демиона. Сумерки сгущались, тьма окутывала лес. Холод усиливался и свирепствовал. Мои пальцы онемели настолько, что я едва могла чувствовать их. Тело била крупная дрожь, зубы стучали друг о друга, а с губ срывался клубок пара. Холод притупил даже боль в моей ноге. Чему я была рада. Я заметно расслабилась, когда вступила за стену. Обратно в Демион. Размер прохода в стене поразил меня. Он был огромным. Достаточно огромным чтобы в Демион проникла группа оборотней. Неужели мои родители о нём не знали? Они же… Они же не могли нарочно оставить этот проход? Нет. Это бред. Возможно это новая дыра, и о ней мало кто знает? В любом случае, я должна рассказать о нём. Но стоит ли рассказывать о том, что случилось за пределами стены? О том, что я услышала от Сайреса? Он яростно утверждал, что мои родители и члены совета удерживают в Демионе его отца. Но если это было бы так, об этом кто-то бы да проговорился. Он назвал членов совета монстрами. Он утверждал, что именно они самая настоящая угроза для жителей Демиона. Но ведь это же бред. Совет защищает нас. Возможно, что все это ложь. Очередная выдумка, чтобы завербовать меня. Чтобы поселить внутри меня семя сомнения. Какая-то часть меня считала эту мысль верной, правильной. Но другая часть…тень сомнений и недоверия закралась в ней. Засела там словно паразит. Нет. Я должна доказать себе, что все слова Сайреса обман. Я выясню правду. И первое, что будет правдой, то что я докажу себе — слова моих родителей. Они любят меня. И обязательно обнимут, и спросят, в порядке ли я. Я ускоряю шаг, когда слышу многочисленное эхо голосов, которые зовут меня по имени. Я вижу в дали светящиеся точки фонарей, и чуть ли не бегу к ним. Слёзы облегчения подходят к моим глазам, я всхлипываю, когда слышу своё имя всё четче и четче. — Я здесь! — кричу я, продолжая идти на свет фонарей. А когда их яркий свет ударяет в мои глаза, я слегка улыбаюсь, и благодарю мужчину, который снимает с меня мое рванное пальто, и отдает свою куртку. Вокруг меня поднимается суматоха. Меня окружает плотное кольцо охраны и ведет к дороге. Мы выходим к дороге через несколько минут, и я вижу многочисленные внедорожники с включенными фарами, несколько машин Дома Безопасности, многочисленную процессию людей. Я вижу в дали машину профессора Клифвуда и машину охраны. Но их самих нигде нет. Я не сомневаюсь, что охрана мертва. Но профессор… Надеюсь, что он жив и мои подозрения о его шпионаже не подтвердятся. — Мы нашли её! Сворачиваем поиски, — кричит незнакомый мне мужчина, который идет впереди меня. — Винтер! — доносится до меня голос мамы. Я замираю, охрана расступается, и я вижу, что мои родители уже спешат ко мне. Предательская влага срывается с моих глаз, руки сами к маме тянутся, и я хочу броситься к ней, обнять крепко, разрыдаться и рассказать, что случилось. Моё сердце сжимается, в груди всё горит, мне нужно это. Мне нужны минуты этой близости с самыми родными людьми. Мне нужно убедиться, что я дома. В безопасности. Мама и отец подходят ко мне, но вместо объятий, они оглядывают меня внимательным взглядом, держаться на расстоянии. И я хмурюсь, не понимая, почему они просто не могут обнять меня? Дать мне то самое родное тепло, в котором я так остро нуждаюсь. Неожиданно мама хватает меня за плечи, и с лицом, не выражающим никаких эмоций, говорит: — Они брали твою кровь, Винтер? Я застываю, чувствуя, будто ноги вросли в землю. Что-то невыносимое, уничтожающее, холодное сдавливает мою грудную клетку, когда с диким треском внутри меня по швам идёт то самое хрупкое и ценное. С оглушающим звуком, стена в моей груди взрывается и осколками в лёгких оседает. Тишина накрывает меня словно лавина. Сердце болит, словно по нему острыми ножами проводят. Оно кровоточит. Моя душу кричит. Я словно оцепенела внутри, стало так пусто и тоскливо, будто все радостные эмоции канули в бездну. И пока в сознании эхом отдавались совершенно не те слова моей матери, которые я хотела б услышать, я не могла думать ни о чем. Нет. Я лишь смотрела в зеленые глаза матери, и пыталась найти в них хоть капельку волнения. Но нет. В них лишь холод и мертвое спокойствие.