Видения Гедеона

      Любовь - это парадокс. Сложный в своей простоте. Она не вписывается в правила, не сгибается, не скручивается, не ломается... скорее, она просто существует. Безответная или нет - просто есть. Вечно живая, вечно тоскующая, вечно жаждущая. Вечно трагичная. Его любовь цвела внутри тела. Она скрывалась в глубине его души, которая страдала и корчилась от отчаяния, ожидая, что ее увидят и услышат. Но вместо этого он молчал, не желая произносить ни слова. Не то чтобы Казутора не любил Такемичи, скорее, понимал, что, возможно, они еще не совсем готовы. Такемичи был лжецом, а Казутора - мимиком. Такемичи говорил, а Казутора повторял слова, как заезженная пластинка, слишком трусливый, чтобы спросить правду. Он не забывчив. Всю жизнь прожил рядом с лжецами, и сам был одним из них - свернувшись калачиком на полу, повторял сладкую ложь, чтобы избавиться от чувства вины. Для него в этом не было ничего нового, но иногда... в тишине дня он чувствовал себя разочарованным. Слегка горчило. Он обещал Такемичи, что будет ждать, и все же... все же его сердце болело: его бросили и отвергли, словно он недостоин правды. А может, и нет. Такемичи ничего ему не должен. Ни своими секретами, ни доверием. Но Кисаки знал. Кисаки, барьер предзнаменований и дурных намерений, знал. Казутора был уверен, что знал. Кисаки оборачивался к Казуторе, и его взгляд задерживался, разрываясь между жалостью и тревогой. В его глазах был тот самый взгляд, полный душевной боли и ужаса. Словно он знал что-то, чего не знал Казутора. Что-то, чего он никогда не узнает. Пока он не спросит. А Казутора никогда не спрашивал. Возможно, он боялся правды. Или, может,... он боялся, что ему солгут. Снова. Как всегда. Тот же Такемичи, который вздрагивал при одном только виде Кисаки, напрягал плечи и отводил взгляд, теперь казался умиротворенным. Он гулял с Кисаки и приходил домой с таким видом, будто с его сердца сняли огромную ношу. Его глаза, как обычно, были мокрыми, в них блестели слезы, но взгляд был твердым и решительным, он больше не колебался от нерешимости. Это был взгляд принятия, будто Такемичи наконец-то выбрался из темного омута, в котором оказался заперт. Словно он нашел путь. Обрел ясность. Но в этом-то и была проблема, не правда ли? Потому что, хотя Такемичи и казалось, что ему стало лучше, похвастаться было нечем. Иногда Казутора рассуждал о своем будущем, о стремлениях и желаниях. А Такемичи лишь хмыкал в ответ, успокаиваясь, но ничего не добавляя к их разговору. Неужели у него не было никаких планов на самого себя? Неужели у него не осталось желания существовать, не считая простых мыслей, случайно приходящих в голову? Такемичи не верил, что у него есть будущее... или же просто полностью отказался от него? Казутора не знал. И не спрашивал. Такемичи такой: он запирается в своей комнате на несколько дней подряд и с улыбкой на лице возвращается, лишь опухшие красные глаза выдавали произошедшее. Затем он принимался за уборку всего беспорядка, который устроил в комнате, и тащил Казутору в то место, которое смог вспомнить из своих предыдущих временных линий. Они стали существовать по мгновениям - и каждое из них не сильно отличалось от другого - жизнь превратилась в рутину. Это стало своеобразным якорем, приковавшим его к настоящему миру. Снова и снова. Снова и снова... снова и снова... снова и снова. Но в последнее время... время между этими падениями и взлетами стало растягиваться. Такемичи терялся. Его глаза стекленели, словно на самом деле его нет... и он просто сидел, не моргая. Это было, во всех смыслах этого слова, ужасающе. Казутора, как бы ни любил утверждать Кисаки, не был глупцом. Он видел то же самое у своего отца, который состарился и забыл обо всем, что натворил. Всю боль, которую причинил. Но это... это была другая история. Рана, которую он не мог залечить. Она просто будет существовать - непрощенная и вечно горькая. Он начал соединять точки, медленно, но верно. Такемичи забывал события своих предыдущих временных линий, его память рассеивалась и терялась.       'А что, если я не смогу?' всхлипывал Такемичи. 'Что, если не смогу рассказать...' Он понимал последствия. Если жить столько раз, в столь разных временных линиях, то неудивительно, что границы между памятью и временем стали смешиваться, образуя единое целое. В каком-то смысле он думал, что это разум Такемичи пытался защитить себя, закрывая двери в прошлое. Иногда Такемичи просыпался от истошных криков и судорожного дыхания.       "Ты хочешь поговорить об этом?"       "Я не знаю... я не знаю, что это было..." Такемичи заикался, дрожа. "Майки выстрелил в меня. Я знаю, это звучит странно, я не знаю, почему я... я испугался".       "Это просто кошмар", - прошептал Казутора. " Дурной сон." И это успокаивало Такемичи, словно он и вправду верил в его слова. Как будто это были не его воспоминания, повторяющиеся во сне, а просто далекий кошмар. И он знал...знал, что это эгоистично - чувствовать себя обиженным. Чувствовать себя... отверженным. Это Такемичи лишили воспоминаний, а Казутора чувствовал себя так, словно о нем забыли.

***

"Такемичи." "Да?" "Если..." Казутора на секунду остановился, неуверенный и испуганный. "Если бы что-то было не так, ты бы сказал мне, так?" Такемичи замешкался и растерянно огляделся. Прошло мгновение, прежде чем он ответил. "Конечно." Это было почти искренне. Как жестоко, подумал Казутора. Доверять и полагаться в одиночку. Но он обещал ждать, даже если это будет значить ждать, пока эта любовь, которую он хранит, не станет одинокой и опустошенной. Они вместе зажигали звезды, ждали и смотрели, как под ночным небом оживает каждая по очереди. Он в состоянии подождать. Он может быть терпеливым. Он сможет понять. И если придет время, когда останется последняя звезда, сияющая любовью, но по-прежнему одинокая, он сам выжжет ее. Возможно, любовь не так вечна, как он думал. Может быть, как и звезды ночью, она коротка и непостоянна. Возможно, это последствие, которое остается на всю жизнь. Вечность боли и горько-сладких воспоминаний, близких и недосягаемых. Разве это настолько эгоистично, что он хотел бы оставить такую боль и в Такемичи? В том самом Такемичи, которого все забыли и который любил безо всяких сомнений. Не обращая внимания на боль, которую он оставит после себя, когда все его воспоминания будут окончательно стерты. Вспомнит ли он причину, по которой пригласил Казутору к себе домой? Вспомнит ли он, что Казутора проецировал смерть Шиничиро на его суицидальные наклонности? А если нет... то будет ли Казутора, которого он запомнит, тем самым, которого он знал? Тем, кого он полюбил? Отпустить, напоминал себе Казутора, не значит быть нелюбимым. Такемичи был слишком привязан к его душе. И если Такемичи забудет о своем прошлом. Если он забудет о темном и извращенном прошлом Казуторы, обо всех его ошибках и недостатках, обо всей его ненависти и всех его горестях - тогда Казутора просто позволит Такемичи узнать его заново. Позволит перечитать все его шрамы и раны. Расскажет обо всех своих радостях и желаниях. А до тех пор он будет хранить эту любовь в своем сердце, неслышную и невысказанную. И когда придет время, когда они оба будут готовы (доверять и любить), тогда... только тогда...

***

(Примечания автора не влезли в комментарий после части, поэтому Психика оставляет его тут) Примечания Автора: Итак... прошло некоторое время. Я думала, что закончу эту историю за лето, но у меня начался небольшой рецидив, и написание этой истории временами навевало на меня грусть Т-Т, даже если это... в некотором роде катарсис? Я не уверена, мне просто нужен был перерыв, и он был долгим. Однако, читать комментарии всех к предыдущим главам очень ободряюще! И вы все такие добрые и поддерживаете меня. Я прошу прощения за то, что не отвечала, мне не хватало энергии, чтобы отвечать или даже пытаться писать. Это было так... как будто я давно не писала. По крайней мере, не так часто. Я пыталась написать другой фик или продолжить работу над своим ориджидалом, но даже тогда у меня не получалось много писать. Но сейчас мне немного лучше, поэтому я решила продолжить эту историю! Эта глава не длинная, немного сумбурная, но я надеюсь, что вам всем понравилось! В любом случае, я отвечу на все ваши комментарии. А пока я пойду спать, сезон экзаменов так выматывает. Спасибо всем за поддержку этой истории до сих пор! В этой главе есть еще кое-что, что я решила удалить. Я думаю немного изменить сюжет, чтобы избавить всех от нервотрепки. Изначально я думала сделать из этого трагический конец, но я думаю, что немного надежды - это хорошо. И надежда на то, что все может наладиться и улучшиться, - это не то, что я хочу утратить в этой истории. Кисаки может стать лучше, Такемичи может научиться быть счастливым, а Казутора может научиться прощать себя. У каждого из них должна быть возможность и потенциал для перемен, поэтому я не хочу разрушать это печальным концом. Я дам этой истории правильный и более счастливый конец. Итак, мы движемся к хорошему концу :D Будет чуть хуже... но потом станет лучше.